.  Конечно, им  неведомо  огнестрельное
оружие, и если мы будем начеку, то бояться нечего. Предлагаю разрешать выход
в джунгли только усиленными группами.
     -- Я как раз отдал приказ, запрещающий  выходить в джунгли, -- произнес
полковник.  --  Сегодня один  из  ваших тигров  напал на  капитана Боултона,
доктора Крауча и мистера Райт-Смита.
     XVIII
     В  течение последующих шести недель жизнь в лагере протекала размеренно
и  без происшествий. За  это время Патриция Ли-Бердон научила  Ицл Ча многим
английским словам и выражениям  с  тем,  чтобы юная девушка  из племени майя
могла  по крайней  мере хоть  как-то  общаться с  остальными, а  Тарзан  тем
временем уделял много внимания изучению языка майя, консультируясь с Ицл Ча.
Он  был  единственным  из всего лагеря,  кто  время  от времени  отваживался
отправляться в  джунгли, и из  этих  вылазок  зачастую возвращался  с  дикой
свиньей.
     Всякий раз, когда Тарзан отсутствовал, Пенелопа Ли закипала от гнева.
     --  Он  дерзкий  и  своевольный,  --  жаловалась  она мужу.  --  Ты  же
категорически  запретил  всем  ходить  в  джунгли,  а  он  нарочно  тебя  не
слушается. Его нужно наказать.
     --  И  как  ты предлагаешь  с  ним  поступить,  дорогая?  --  спрашивал
полковник. --  Вздернуть на  дыбе,  четвертовать  или просто  расстрелять на
рассвете?
     --  Не  пытайся  острить, Уильям, тебе  это не идет. Просто  ты  обязан
настоять на том, чтобы он подчинялся установленным тобою предписаниям.
     -- И лишиться свежей свинины? -- спросил полковник.
     -- Не нравится мне свинина, -- ответила миссис Ли. --  Кроме  того, мне
не нравятся  лагерные шуры-муры. Мистер де Гроот чересчур интимничает с этой
француженкой, а дикарь вечно липнет к этой туземке. Вот и сейчас, смотри, --
опять они болтают. Могу представить, что он ей говорит.
     -- Он хочет выучить ее язык, -- объяснил полковник, -- и  это может нам
здорово   пригодиться,  если   придется   когда-нибудь  иметь  дело   с   ее
соплеменниками.
     --  Хм!  Прекрасный  предлог,  -- возмутилась миссис  Ли. --  А как они
одеты! Если я найду что-нибудь подходящее среди вещей с корабля, то сошью ей
балахон,  а что  касается его -- ты должен что-то предпринять. Гляди! Вот-те
раз.  Теперь к ним  подошла Патриция.  Они  разговаривают. Уильям, ты должен
прекратить это безобразие -- это неприлично.
     Полковник Уильям  Сесил Хью  Персиваль  Ли  вздохнул.  Ему и  без  того
приходилось  несладко. Люди начали проявлять недовольство, были и такие, кто
стал  подвергать  сомнению его право  командовать.  Да  и  он сам  задавался
вопросом, имеет ли он на это право, однако сознавал, что без командира жизнь
превратится в  сплошной  кошмар. Алджи, Боултон, Тиббет и Крауч, разумеется,
поддерживали  его,  а также де  Гротт  и  Тарзан.  Из  них  он больше  всего
полагался на Тарзана,  ибо понимал, что это  тот человек,  который в  случае
бунта сохранит хладнокровие и трезвый рассудок. А теперь  вот  жена требует,
чтобы  он  заставил  полудикого  человека  надеть  брюки.  Полковник   снова
вздохнул. Патриция подсела к Тарзану и Ицл Ча.
     -- Как ваши занятия? -- спросила она.
     -- Ицл Ча говорит, что у меня прекрасно получается, -- ответил Тарзан.
     -- А Ицл Ча неплохо овладевает английским, -- сказала Патриция. -- Мы с
ней  уже  можем разговаривать на довольно  сложные темы. Она рассказала  мне
очень интересные вещи. Вам известно, почему ее хотели принести в жертву?
     --  Чтобы умилостивить  какого-нибудь  бога,  наверное, --  предположил
Тарзан.
     --  Да, бога по имени Че -- Повелителя леса,  чтобы умилостивить его за
оскорбление, нанесенное ему человеком, который заявил, что Че -- это вы. Ицл
Ча, понятно,  уверена в  том, что ее спас не кто  иной, как Че -- Повелитель
леса. По ее словам, многие из ее племени также верят в это. Она говорит, что
в истории ее народа  это первый  случай, когда бог спустился и забрал  живым
предназначенное  ему  жертвоприношение.  Это  произвело   на  нее   глубокое
впечатление, и никто никогда не сможет переубедить ее в  том, что вы  не Че.
Ее  собственный  отец  предложил  принести   ее  в  жертву,  чтобы  добиться
благосклонности богов, -- продолжала Патриция. -- Какой ужас, но такие у них
нравы.  Ицл  Ча говорит, что родители  часто  так поступают,  хотя  обычно в
жертву приносят рабов или военнопленных.
     -- Она рассказала мне много интересных  вещей о своем народе и острове,
--  сказал Тарзан. --  Остров называется Аксмол,  в честь города на Юкатане,
откуда сотни лет тому назад прибыл ее народ.
     -- Тогда они -- майя, -- заметила Патриция.
     -- Это очень интересно, -- произнес  подошедший к ним доктор  Крауч. --
Из того, что вы рассказали нам о своем пребывании в их городе и что поведала
Ицл Ча,  напрашивается вывод, что они сохранили свою религию и свою культуру
почти  нетронутыми на протяжении веков после переселения.  Какая благодатная
почва для  антрополога и археолога.  Если бы вам удалось  установить  с ними
дружеские отношения, то мы смогли бы расшифровать письмена на  их колоннах и
храмах в Центральной и Южной Америке.
     --  Но  поскольку  все говорит  за то, что мы  останемся здесь до конца
наших дней, -- напомнила ему Патриция, -- то наши знания принесут миру очень
мало пользы.
     -- Не могу поверить, чтобы нас когда-нибудь не спасли, -- сказал доктор
Крауч.  -- Кстати, Тарзан,  та  деревня,  которую  вы  посетили, на  острове
единственная?
     --  Этого  я не  знаю,  -- ответил человек-обезьяна, -- но  майя --  не
единственные люди  на острове. На  северной оконечности есть селение  "очень
плохих людей", как их  называет  Ицл Ча.  История  острова,  передаваемая  в
основном  из   уст   в   уста,   гласит,  что   уцелевшие  жертвы  какого-то
кораблекрушения  смешались  путем  браков  с  туземцами,  и  в  том  селении
проживают их потомки, но они не общаются с туземцами, живущими в центральной
части острова.
     -- Вы хотите сказать, что здесь есть туземцы? -- спросил доктор Крауч.
     -- Да, и наш лагерь разбит прямо на юго-западной границе их территории.
В своих вылазках я далеко  не заходил и поэтому никого из  них не видел,  но
Ицл Ча говорит, что они очень жестокие каннибалы.
     -- Какое чудесное местечко уготовила нам судьба, --  заметила Патриция,
-- и, разумеется, чтобы оно было совсем чудесным, вы выпустили на волю массу
тигров и львов.
     Тарзан улыбнулся.
     -- По крайней мере, от скуки не помрем, -- промолвила Джанетт Лейон.
     Подошли полковник Ли, Алджи и Боултон, чуть  позже  к ним присоединился
де Гроот.
     -- Со мной только что разговаривали матросы, -- сказал голландец,  -- и
просили узнать у вас, полковник, можно  ли им попытаться разобрать  "Сайгон"
на  доски и построить  лодку, чтобы выбраться отсюда. Они сказали, что лучше
погибнут в море, чем проведут здесь оставшуюся жизнь.
     -- Я  их вполне понимаю,  -- согласился  полковник.  --  Что вы об этом
думаете, Боултон?
     -- Попытаться можно, -- ответил капитан.
     -- К тому же у них появится занятие, -- сказал полковник, -- и если оно
придется им по душе, они перестанут беспрестанно ворчать и жаловаться.
     --  Вопрос  в том, где им  строить лодку, --  продолжал Боултон. --  На
рифе,  естественно, невозможно, а на берегу не имеет смысла,  так как лагуна
слишком мелка, и лодка сядет на мель.
     --  В  миле отсюда, к  северу,  есть  бухта с глубокой водой, -- сказал
Тарзан, -- и без рифов.
     --  К  тому времени, как эти  лоботрясы разберут "Сайгон"  на части, --
заметил  Алджи, --  и перенесут на милю по суше, они  так вымотаются, что не
смогут построить лодку.
     -- Или так постареют, -- предположила Патриция.
     -- Кто сделает чертеж лодки? -- спросил полковник.
     --  Матросы попросили меня заняться этим,  -- ответил де  Гроот. -- Мой
отец -- судостроитель, я работал на его верфи перед тем, как пошел в море.
     -- Неплохая  идея,  -- сказал Крауч. --  Как  считаете, можно построить
лодку таких размеров, чтобы мы все в ней уместились?
     -- Все  будет зависеть от  того,  сколько удастся  вывезти с "Сайгона".
Если на днях случится сильный шторм, то судно может развалиться,  -- ответил
де Гроот.
     Алджернон Райт-Смит широким жестом указал в сторону джунглей.
     -- Там леса предостаточно, -- сказал он, -- если "Сайгон" подкачает.
     -- Работенка будет не из легких, -- заметил Боултон.
     --  Ну, знаете,  старина,  у нас впереди целая  жизнь,  -- напомнил ему
Алджи.
     XIX
     Прошло  уже два дня, а Чалдрап  все не  возвращался. Шмидт  отправил  в
лагерь  Тарзана  другого  ласкара,  приказав  добыть  сведения  о  ружьях  и
боеприпасах.
     Ласкары обосновались в отдельном лагере, неподалеку  от того, в котором
расположились  Шмидт,  Краузе, Убанович  и  араб.  Ласкары все  время что-то
мастерили, но никто из компании  Шмидта не обращал на них никакого внимания.
Их просто вызывали по одному и приказывали выполнить то или иное поручение.
     Второй посланный  Шмидтом на разведку ласкар  также не вернулся.  Шмидт
был вне себя от ярости и на третий день отрядил еще двоих с тем же заданием.
Ласкары угрюмо стояли перед ним, выслушивая указания. Когда Шмидт  закончил,
оба ласкара повернулись и двинулись обратно в свой лагерь. Шмидт наблюдал за
ними и заметил,  что они подсели к своим товарищам. Он выждал минуту-другую,
желая  убедиться, что ласкары отправились в  путь, но те оставались на своих
местах. Тогда он бросился к их лагерю с побелевшим от гнева лицом.
     -- Я их  проучу, -- злобно шипел он. -- Я  покажу им, кто здесь хозяин.
Желтокожее отребье!
     Но когда он подошел ближе, навстречу ему встали пятнадцать  ласкаров, и
Шмидт увидел, что они вооружены луками, стрелами и  деревянными копьями. Так
вот чем они занимались несколько дней!
     Шмидт  и  ласкары стояли друг  против  друга,  пока, наконец,  один  из
матросов не спросил:
     -- Что тебе здесь надо?
     Их  было пятнадцать,  пятнадцать угрюмых,  злобных людей, причем хорошо
вооруженных.
     --  Так вы  пойдете  в  разведку  насчет  оружия  и патронов,  чтобы их
выкрасть? Да или нет? -- спросил он.
     -- Нет, -- ответил  один  из них. -- Тебе надо, ты и иди. Больше  мы не
подчиняться. Убирайся. Иди свой лагерь.
     -- Это бунт! -- заорал Шмидт.
     -- Убирайся! -- сказал рослый ласкар и натянул тетиву.
     Шмидт развернулся и, съежившись, поспешил прочь.
     -- В чем дело? -- спросил Краузе, когда Шмидт вернулся в лагерь.
     -- Негодяи взбунтовались, -- отозвался Шмидт. -- И они все вооружены --
изготовили луки, стрелы и копья.
     -- Восстание пролетариата! --  воскликнул Убанович. -- Я присоединюсь к
ним  и  поведу их.  Это  великолепно,  великолепно.  Идеи мировой  революции
проникли даже сюда.
     -- Заткнись! -- рявкнул Шмидт. -- Тошно тебя слушать.
     --  Погодите,  вот  я организую своих  замечательных революционеров, --
вскричал Убанович, -- тогда вы запоете  иначе, тогда будете ходить на задних
лапках и лепетать: "Товарищ Убанович то", "Товарищ Убанович се". Я сейчас же
иду к своим  товарищам,  которые поднялись в  полный рост  и  сбросили  ярмо
капитализма со своих плеч.
     Торжествующей походкой он направился к лагерю ласкаров.
     -- Товарищи! --  крикнул он. --  Поздравляю  вас с вашей  замечательной
победой!!! Я пришел, чтобы повести вас к  еще более великим завоеваниям.  Мы
двинемся маршем на лагерь  капиталистов, которые нас  прогнали. Мы уничтожим
их и завладеем всем оружием, боеприпасами и провиантом.
     Пятнадцать  хмурых  людей  глядели  на него молча,  затем  один из  них
сказал:
     -- Убирайся.
     -- Как  же так! -- воскликнул Убанович. -- Я пришел, чтобы быть с вами.
Вместе мы совершим замечательную...
     -- Убирайся, -- повторил ласкар.
     Убанович  топтался  на месте, пока  к  нему  не  направились  несколько
человек. Он повернулся и пошел назад в свой лагерь.
     -- Ну, товарищ, -- усмехнулся Шмидт, -- революция закончилась?
     -- Безмозглые кретины, --  выругался Убанович. В ту ночь  четверо людей
были  вынуждены  сами поддерживать огонь  в  костре, чтобы  отпугивать диких
зверей. Раньше этим занимались ласкары. Им  также пришлось  добывать дрова и
по очереди стоять на вахте.
     -- Ну,  товарищ, --  обратился  к Убановичу Шмидт, -- как тебе нравятся
революции теперь, когда ты очутился по другую сторону баррикад?
     Ласкары,  которыми  перестали  помыкать  белые  люди,  улеглись спать и
позволили костру  затухнуть.  В  соседнем лагере на вахте стоял  Абдула  Абу
Неджм, который вдруг услышал со стороны лагеря ласкаров свирепое  рычание, а
затем вопль боли и ужаса. Проснувшиеся трое вскочили на ноги.
     -- Что это? -- спросил Шмидт.
     -- Эль адреа, Владыка с большой головой, -- ответил араб.
     -- А что это такое? -- поинтересовался Убанович.
     -- Лев, -- коротко объяснил Краузе. -- Добрался до одного из них.
     Вопли  незадачливой жертвы пронзали ночную  тишину,  удаляясь от лагеря
ласкаров, ибо лев оттаскивал добычу подальше от людей. Вопли вскоре затихли,
а  затем  послышался  еще  более   жуткий,  леденящий  кровь  звук  --  звук
разрываемой плоти и хруст костей, сопровождаемый рычанием хищника.
     Краузе подбросил в костер дров.
     -- Проклятый дикарь, -- прошипел он. -- Выпустил на волю этих тварей.
     -- Так  тебе  и надо, -- съязвил Шмидт. -- Нечего было  хватать  белого
человека и сажать его в клетку.
     -- Это идея Абдулы, -- захныкал Краузе. -- Сам бы я до этого никогда не
додумался.
     Той  ночью в  лагере  больше не спали.  До рассвета были  слышны  звуки
кровавого пиршества, а когда совсем  рассвело, люди увидели, что  лев бросил
жертву и пошел к реке на водопой, затем исчез в джунглях.
     -- Теперь он проспит  целый  день, -- сказал Абдула,  --  а ночью снова
явится за добычей.
     Едва  Абдула  произнес  эти  слова,  как  с  опушки   леса  послышались
отвратительные звуки  и показались два крадущихся  зверя. Это на запах крови
явились  гиены,  которые  тут  же  принялись пожирать  то, что  осталось  от
ласкара.
     В следующую ночь ласкары вообще не разводили огонь и не досчитались еще
одного человека.
     -- Идиоты!  -- кричал Краузе. -- Теперь у льва выработалась привычка, и
он не оставит нас в покое.
     -- Они фаталисты, -- сказал Шмидт. -- По их понятию, что предопределено
свыше   --  неизбежно  и  неотвратимо,   а   поэтому  бессмысленно  что-либо
предпринимать.
     -- Ну  а  я  не фаталист,  -- промолвил Краузе.  -- И после  всего, что
произошло,  собираюсь спать  на дереве. Весь следующий  день Краузе мастерил
помост,  выбрав  для  него  подходящее  дерево  на  опушке  леса.  Остальные
поспешили  последовать  его  примеру.  Даже  ласкары  и  те  засуетились,  и
пришедший  ночью лев обнаружил,  что оба  лагеря  пусты, отчего  он  долго и
злобно  рычал,  расхаживая  по  территории  в  безуспешных  попытках   найти
очередную жертву.
     --  Все,  с меня  хватит, --  заявил Краузе. --  Я иду к Тарзану и буду
проситься в их лагерь. Пообещаю выполнить все его условия.
     --  Но как  ты собираешься туда  добраться?  -- спросил Шмидт. --  Я не
рискнул бы снова идти по джунглям и за двадцать миллионов марок.
     -- А я и не собираюсь идти через джунгли, -- сказал Краузе. --  Я пойду
берегом  и в  любой  момент  смогу  забежать  в воду,  если  мне  кто-нибудь
встретится.
     -- Мне кажется, эль адреа отнесся бы к нам благосклоннее, чем Тарзан из
племени обезьян, -- заметил араб.
     -- Я  ничего плохого  ему не сделал, -- произнес Убанович. --  Не  вижу
причины, почему бы ему не пустить меня обратно.
     -- Вероятно, он боится, что ты организуешь революцию, -- мрачно пошутил
Шмидт.
     Однако в  конце концов  решено было рискнуть, и ранним утром следующего
дня они двинулись берегом по направлению к соседнему лагерю.
     XX
     Ласкар  Чанд увидел,  что Краузе  с тремя спутниками отправились  вдоль
берега в сторону лагеря "Сайгона".
     --  Они  пошли  в   тот  лагерь,  --  сказал  он  своим  товарищам.  --
Собирайтесь, тоже пойдем.
     И через несколько секунд они уже шагали по берегу по следам белых.
     Тарзан завтракал в одиночестве.  Он встал рано, поскольку в  этот  день
ему предстояло много  дел.  Лишь  Лум  Кип был на  ногах,  молчаливо занятый
приготовлением завтрака. Из своей хижины вышла Патриция Ли-Бердон, подошла к
Тарзану и села рядом.
     -- Раненько вы сегодня встали, -- заметила она.
     --  Я  всегда  встаю  раньше других, --  ответил Тарзан, -- но  сегодня
особая причина. Я хочу как можно раньше отправиться в путь.
     -- И куда вы собрались? -- спросила она.
     --  Собираюсь  исследовать   местность,  --  ответил  Тарзан.  --  Хочу
поглядеть, что там, на другой стороне острова.
     Патриция взволнованно подалась вперед, положив руку на его колено.
     -- О, можно мне пойти с вами? -- спросила она. -- Мне очень хочется.
     Из маленькой хижины, построенной специально для  нее, за ними наблюдала
Ицл Ча. Черные глаза девушки сузились, маленькие кулачки крепко сжались.
     -- Вам это не под силу,  Патриция, --  сказал  Тарзан.  --  Мой  способ
передвижения не для вас.
     -- Я путешествовала по джунглям Индии, -- возразила она.
     -- Нет,  -- решительно произнес Тарзан. -- Идти по земле будет  слишком
опасно. Я полагаю, вы слыхали, что здесь водятся дикие звери.
     -- Тогда  и вам  нельзя  идти,  если  это опасно, --  сказала она. -- С
вашим-то легкомысленным луком и парочкой  стрел. Позвольте мне пойти с вами,
я возьму с  собой  ружье. Я меткий стрелок и участвовала в охоте на тигров в
Индии.
     Тарзан поднялся, и Патриция вскочила на ноги, кладя ему руку на плечи.
     -- Пожалуйста, не ходите, -- взмолилась она. -- Я за вас боюсь.
     Но Тарзан лишь  рассмеялся.  В следующий  миг он развернулся и пустился
бежать в сторогу джунглей.
     Патриция проводила его  взглядом. Тарзан  запрыгнул на дерево и скрылся
из виду. Девушка негодующе повернулась и прошла к себе в хижину.
     -- Я ему покажу, -- пробормотала она вполголоса. Вскоре она появилась с
ружьем  и патронташем. Ицл  Ча видела, как Патриция вошла в джунгли в том же
самом  месте,  что и Тарзан -- у  берега  маленькой речушки. Юная девушка из
племени майя прикусила губу, и  на  глазах у нее навернулись слезы  -- слезы
разочарования и гнева. Хлопотавший возле костра Лум Кип что-то напевал  себе
под нос.

     Чал Ип Ксиу, верховный жрец, все еще сильно гневался из-за похищения со
священного алтаря юной Ицл Ча.
     -- Храм осквернен, -- ворчал он, -- и боги разгневаются.
     -- Может, и нет, -- отвечал Сит Ко Ксиу,  король. -- Возможно, это и на
самом деле был Че -- Повелитель леса.
     Чал Ип Ксиу недовольно взглянул на короля.
     -- Он всего лишь один из  тех  чужаков, которых видел на  берегу  Ксатл
Дин. Если вы не желаете вызвать гнев богов, вам следует послать отряд воинов
в лагерь чужеземцев и вернуть Ицл Ча, ибо где ей еще быть, как не там.
     -- Возможно, вы правы, -- промолвил король. -- По крайней мере, хуже от
этого не будет.
     Он послал  за Ксатл Дином и велел ему собрать сотню воинов, отправиться
в лагерь чужаков и захватить Ицл Ча.
     --  Имея сотню  воинов,  ты  сможешь многих  из  них  убить, а  пленных
привести в Чичен Ица, -- напутствовал король Ксатл Дина.
     Набитая матросами  шлюпка  под  командованием  Тиббета вышла в лагуну и
двинулась к  рифам,  где предстояло  продолжить работу  по  вывозке  досок с
"Сайгона". Остальные же  принялись за завтрак.  Молчаливая  Ицл Ча сидела  с
хмурым видом и  почти ничего  не  ела,  поскольку  потеряла аппетит. Джанетт
Лейон  подошла к  столу  и села рядом с де  Гроотом.  Пенелопа Ли окинула их
презрительным взглядом.
     -- Патриция уже встала, Джанетт? -- поинтересовался полковник.
     Джанетт огляделась.
     -- Ну да, -- ответила она, -- разве ее здесь нет? Она выходила, когда я
просн