еще едва уловимый, то  был запах человека, но  на  большом расстоянии.
Человек-обезьяна  затрепетал  от  удовольствия.  Все  чувства  у  него  были
напряжены, когда  он  быстро и ловко  втихомолку подвигался между  деревьями
туда,  где  была  добыча. Он  скоро нагнал  его --  одинокого  воина,  мягко
шагающего в джунглях.
     Тарзан  следовал   поверху   шаг  за  шагом,  поджидая,  пока   деревья
расступятся и удобнее будет  метнуть веревку. Пока он  преследовал ничего не
замечающего человека,  новые мысли зашевелились  у человека-обезьяны, мысли,
источник которых надо было искать во влиянии цивилизации.  Он вспомнил,  что
цивилизованный человек никогда не  убивает другого без всякого  повода, хотя
бы незначительного. Положим, Тарзану  нужны были оружие  и  украшения  этого
человека, но разве нельзя получить их, не убивая?
     Чем больше он об  этом думал, тем более отвратительным казалось ему без
надобности  прекратить жизнь  человеческую. И пока он обсуждал сам  с собой,
как  ему поступить,  они вышли на поляну, на  противоположном конце  которой
стояло  обнесенное частоколом  селение,  состоящее из хижин формы  пчелиного
улья.
     Когда воин  вышел  из лесу,  Тарзан  уловил  взглядом внизу бурое тело,
ползшее  по его  следам в  траве  -- это  был Нума-лев. Он тоже  преследовал
черного.  В  одну  минуту  Тарзан  сообразил,  какой  опасности подвергается
туземец, и  отношение его к тому,  в  ком он недавно еще видел добычу, сразу
изменилось: теперь  это  был уже свой  брат-человек, которому угрожает общий
враг.
     Нума  вот-вот  бросится,  некогда  было  перебирать  разные  способы  и
взвешивать возможные результаты. И сразу, почти одновременно,  лев выпрыгнул
из кустов за уходящим черным, Тарзан испустил  предостерегающий крик, черный
обернулся и увидел,  что Нума  остановлен  на полпути волокнистой  веревкой,
петля которой обвилась вокруг его шеи.
     Человек-обезьяна действовал  так быстро,  что не  успел  приготовиться,
чтобы устоять  против толчка и перевеса,  который  получился, когда  веревка
натянулась под огромной тяжестью Нумы; веревка действительно задержала льва,
и он  не успел  вонзить своих  когтей  в  тело черного человека,  но  Тарзан
потерял равновесие и полетел  на землю в шести шагах от взбешенного зверя. С
быстротой молнии Нума бросился на нового  врага, и беззащитный Тарзан был на
этот раз к смерти ближе, чем когда-либо. Спас его черный воин.  Сразу поняв,
что он обязан  жизнью этому  странному белому человеку,  он понял  в  то  же
время,  что только чудом тот может уйти  от  страшных острых клыков, которые
чуть было не вонзились в его собственное тело.
     С быстротой мысли он отнес свое копье  назад и затем  изо всех сил,  со
страшным  напряжением  мышц,  отчетливо  обнаружившихся под  отливающей  как
эбеновое дерево кожей, бросил его  в зверя. Окованное железом оружие не дало
промаху и пронзило гладкое туловище  Нумы от правого бока до левого плеча. С
ревом ярости  и боли зверь обернулся и бросился опять на  черного. Не  успел
сделать дюжину шагов, как  веревка Тарзана снова  остановила его, а когда он
повернул к  человеку-обезьяне, он  зарычал от новой боли: зубчатая стрела до
половины  вошла  в его тело; опять  он остановился, но тут Тарзан  успел уже
дважды обежать с веревкой вокруг ствола большого дерева и закрепить конец.
     Черный понял,  в чем  дело, и  осклабился,  но  Тарзан  знал, что  надо
торопиться  прикончить Нуму, пока  ему  не  удастся  ухватить зубами  тонкую
веревку.  Подбежать к  черному и вытащить длинный нож у него  из ножен, было
делом одной секунды. Потом  он знаками показал черному, чтобы  тот продолжал
выпускать в зверя стрелы, пока он  попытается подобраться к  нему с ножом. И
пока один, стоя с одной  стороны, усиливал мучения  зверя,  другой осторожно
подползал с другой. Нума неистовствовал, он  выл, рычал,  ревел в  ярости и,
поднимаясь на задние  лапы, старался дотянуться то до одного,  то до другого
из своих мучителей.
     Наконец, ловкий человек-обезьяна  улучил  момент  и  бросился  слева  к
зверю. Огромная  рука обвила  бурую  шею,  и  длинное лезвие  погрузилось  с
неумолимостью рока прямо в лютое сердце.
     Тарзан  поднялся, и  белый человек  и черный человек, стоя  над  трупом
убитого зверя, посмотрели друг другу прямо в глаза, потом черный сделал знак
мира и дружбы, и Тарзан от обезьян ответил ему тем же.
     XV
     ОТ ОБЕЗЬЯНЫ ДО ДИКАРЯ
     Шум борьбы  Тарзана  с  Нумой привлек  взволнованную  толпу  дикарей из
селения, и  через  несколько  минут  после того,  как лев умер,  их окружили
гибкие,  черные  воины,  которые  жестикулировали  и  засыпали  их  тысячами
вопросов, не давая им времени отвечать.
     Потом появились женщины  и  дети  --  живые, любопытные  --  и при виде
Тарзана,   вопросы   посыпались   еще  неутомимей.  Наконец,  новому   другу
человека-обезьяны  удалось  заставить  себя слушать,  и, когда  он закончил,
между  жителями селения  началось соревнование: кто  больше почестей воздаст
странному существу, спасшему их товарища и сразившемуся один на один с лютым
Нумой.
     В конце концов они повели его к  себе  в деревню и натаскали ему даров:
птиц, и коз, и вареной пищи. Когда он указал на их оружие, мужчины поспешили
принести копье,  щит, лук  и стрелы. А его первый приятель подарил ему  нож,
которым  Тарзан убил Нуму. Не было ничего, чего бы ему не  отдали,  скажи он
одно слово.
     -- "Насколько это проще",  -- думал  Тарзан, -- "чем  убивать и грабить
для удовлетворения своих нужд". Как  близок он был к тому, чтобы убить этого
человека,  которого  до  того  никогда  не  видел  и  который  сейчас  всеми
имеющимися у него примитивными способами выражает свою дружбу и расположение
к нему, чуть было его не убившему. Тарзану от обезьян было стыдно. Впредь он
будет убивать людей только, если узнает, что они того заслуживают.
     Тут он  вспомнил Рокова. Хотелось бы  ему остаться  с глазу  на  глаз с
русским в темных джунглях, хотя  бы на  несколько  минут. А  если бы  он мог
видеть,  как в это самое время Роков с увлечением отдается  задаче заслужить
расположение  красивой мисс Стронг,  он, вероятно, еще  сильнее  пожелал  бы
отмерить негодяю ту кару, которой он заслуживал.
     Первая  ночь Тарзана  среди  дикарей прошла в дикой оргии в  его честь.
Было пиршество,  потому  что  охотники  принесли антилопу  и зебру,  и  было
поглощено много штофов слабого туземного вина. Когда воины плясали при свете
костров, Тарзан снова  изумился  пропорциональности их фигур и  правильности
черт, типичных для Западного Берега плоских носов и толстых губ не  было и в
помине.   В  состоянии   покоя  на  лицах  мужчин  лежало  выражение  ума  и
достоинства, многие женщины очень располагали в свою пользу.
     Во время плясок Тарзан впервые  обратил внимание,  что  на некоторых из
мужчин  и  на  многих  женщинах  были  золотые украшения,  главным  образом,
браслеты и  запястья, очень тяжелые,  очевидно,  кованые.  Когда  он выразил
желание осмотреть их,  собственница одного из таких  браслетов сняла его  и,
протянув  Тарзану,  знаками  дала понять, что просит его  принять браслет  в
подарок.  При   ближайшем  осмотре  оказалось,   что  украшение  сделано  из
самородного золота, что очень удивило  Тарзана,  так как он никогда не видел
золотых  украшений  на  дикарях Африки,  разве  мелкие  безделушки,  которые
прибрежные жители  покупают,  выменивают  или выкрадывают  у  европейцев. Он
пробовал узнать у своих хозяев,  откуда  они берут этот  металл, но  они  не
понимали его.
     Когда пляски закончились, Тарзан собрался уходить, но они почти умоляли
его  воспользоваться  их  гостеприимством  и  поселиться  в  большой хижине,
которую вождь отвел специально для него, в стороне от остальных. Он пробовал
объяснить  им,  что вернется  утром, но  они  не понимали.  Когда он наконец
отошел  от них и  направился  в конец поселка, в  противоположную  от  ворот
сторону, они еще больше недоумевали.
     Но Тарзан  прекрасно знал, что  делает. Опыт  прошлого  научил его, что
туземные  селения  всегда  наводнены  насекомыми  и  мелкими  грызунами,  он
предпочитал искать  убежища на качающемся  дереве  под открытым  небом,  чем
забираться в отравленную атмосферу грязной хижины.
     Туземцы шли  за ним  следом до того  места, где над частоколом  нависли
ветви большого  дерева, а  когда он подпрыгнул  и,  схватившись  за  одну из
веток, исчез наверху в  листве,  точь-в-точь, как  Ману-мартышка,  раздались
громкие возгласы  удивления. С полчаса  они звали его, уговаривая спуститься
обратно, но  так  как он не отзывался, то они разбрелись по своим хижинам  и
улеглись на циновках.
     Тарзан ушел глубже в лес, пока не  отыскал дерева, удовлетворявшего его
примитивным  требованиям;   тогда,  свернувшись  в   большой  развилине,  он
немедленно уснул крепким сном.
     На следующее утро он спрыгнул в  поселок так же  неожиданно, как  исчез
накануне.  Сначала  туземцы  были поражены  и  испуганы,  но,  узнав  своего
вчерашнего гостя, встретили его радостными криками и хохотом. В этот день он
участвовал вместе  с  черными  воинами  в большой охоте  на  равнине,  и  их
уважение к  нему  и восторги еще возросли,  когда они увидели, как  ловко он
справляется с их грубым оружием.
     Тарзан  целые  недели жил  со своими дикими друзьями, охотясь с ними на
буйволов, антилоп и зебр ради мяса, на слонов ради слоновой кости. Он быстро
научился их речи, узнал их наивные обычаи и этику примитивно дикой жизни. Он
убедился, что  они не людоеды и с отвращением и презрением смотрят  на  тех,
кто ест человеческое мясо.
     Бузули, воин, которого  он преследовал до деревни,  рассказал ему много
легенд своего племени: как  много лет тому назад народ  его пришел с севера,
после  долгих дней  пути,  как  они были некогда  великим  и  могущественным
племенем,  и  как охотники за  рабами произвели среди  них такие опустошения
своими смертоносными ружьями, что численно сохранились только жалкие остатки
их племени, а прежней мощи нет и в помине.
     -- Они  охотились на нас,  как  охотятся  на  диких зверей, --  говорил
Бузули, -- они не знали  жалости. Они приходили,  если не за  рабами, то  за
слоновой костью, а чаще за тем и за другим. Мужчин наших они убивали, женщин
угоняли,  как овец. Мы  много лет боролись с  ними, но  наши  копья и стрелы
ничего  не могли сделать  с  их палками, из которых вылетал  огонь и свинец,
несшие смерть  на  гораздо большее расстояние,  чем  то,  с  которого  самые
сильные наши воины могли достать своими копьями или стрелами. Наконец, когда
отец мой  был еще молод, арабы пришли снова, но воины наши задолго узнали об
их приближении,  и  тогда Човамби,  который  был тогда вождем, сказал своему
народу, чтобы они  собрали  свое  имущество и шли за ним, что он поведет  их
далеко на  юг,  пока не  найдется такого места,  куда  арабские наездники не
могли бы добраться.
     И они  сделали,  как он повелел им, собрав  все  свое имущество и много
слоновых  клыков. Месяцы шли они, терпя неслыханные лишения, потому что путь
их вел через густые джунгли и высокие  горы, но, в  конце концов, они пришли
сюда, и, хотя пытались искать дальше, но лучшего места найти не могли.
     -- А наездники арабские вас так и не разыскали? -- спросил Тарзан.
     -- С год тому назад  небольшая кучка арабов и мануемов появилась здесь,
но мы прогнали их, многих убив.  Много  дней мы  преследовали их,  как диких
зверей, какие  они  и есть,  убивая  их  по одиночке,  пока осталась  только
небольшая горсточка, но она ушла от нас.
     Рассказывая, Бузули потрагивал тяжелый  золотой  браслет,  охватывающий
блестящую черную  кожу его левой руки. Тарзан смотрел на браслет, но мыслями
был далеко. Но  вдруг  вспомнил о вопросе,  который  задавал, когда  впервые
попал к  этому племени, но  на который тогда не получил ответа. За последние
недели в его памяти  не было места для таких тривиальных вещей,  как золото,
он был настоящим первобытным человеком, занятым заботой только о сегодняшнем
дне.  Но  внезапно вид золота  пробудил  дремавшего  в  нем  цивилизованного
человека с его алчностью.
     Этот урок  Тарзан прошел  основательно за  короткое свое  знакомство  с
жизнью цивилизованных людей. Он знал, что золото дает власть и удовольствия.
Он показал на украшение.
     -- Откуда у вас этот желтый металл, Бузули? -- спросил он.
     Черный указал на юго-восток.
     -- Одну луну надо пройти, может быть немного больше, -- отвечал он.
     -- Ты был там?
     -- Нет, но  кое-кто из наших был,  много лет назад,  когда мой отец был
еще  молодой. Один из тех отрядов, которые искали нового  местоположения для
племени,  попал  к странному  народу, у  которого  было много  украшений  из
желтого металла. И копья, и стрелы у них были окованы этим металлом,  и пищу
они варили в котлах из такого же крепкого металла, как мой браслет.
     Они жили  большим  селением, и  хижины их  были выстроены из  камня,  а
кругом высокие  стены. Они были  очень свирепы, и, выбежав, напали на  наших
воинов, даже не дав им времени сказать,  что  пришли они  с  мирными целями.
Наших было немного, но они твердо держались на вершине маленького скалистого
холма,  пока свирепые люди  с заходом солнца не ушли обратно в город.  Тогда
наши  воины спустились с холма и, сняв  много украшений из желтого металла с
трупов убитых  врагов, ушли  из долины, и  с тех пор никто  из наших туда не
возвращался.
     Они злой народ, не белый и не  черный, и все покрыты волосами,  вот как
Болгани-горилла. Да, это скверные люди, и Човамби был рад, когда выбрался из
их страны.
     --  Не осталось ли в  живых кого-нибудь из  тех,  кто ходил с Човамби и
видел этих странных людей и их удивительный город? -- спросил Тарзан.
     -- Наш вождь, Вазири, был там, -- отвечал Бузули, -- он был тогда очень
юн, но сопровождал Човамби, своего отца.
     В этот же вечер  Тарзан расспросил  Вазири, теперь уже старика, и узнал
от  него,  что  путь дальний,  но  дорога  не  трудная,  и  Вазири ее хорошо
запомнил.
     -- Десять дней мы шли вдоль  реки, что протекает вблизи нашего селения.
Мы поднимались к ее истокам, пока на  десятый день  не подошли  к маленькому
источнику высоко  на склоне  величавой  горы, одной из гор целого хребта. От
этого  источника берет начало  наша река.  На следующий  день  мы перевалили
через  вершину  горы, и на той  стороне  нашли узенькую речушку,  по  берегу
которой мы и пошли. Она привела нас в  большой лес. Много дней  держались мы
речки, следуя за всеми ее изгибами, она сначала обратилась в настоящую реку,
а потом привела нас к большой реке, в которую она вливалась.
     Большая  река протекала через обширную равнину.  Мы пошли по берегу ее,
вверх по  течению,  рассчитывая  выйти на  более  открытую местность. Спустя
двадцать  дней  с того времени, как мы  перевалили гору  и вышли за  пределы
своей  страны,  мы подошли  к новому горному хребту  и стали  подниматься по
склону  горы.  Тут уже  не  большая река, а маленькая  речонка  служила  нам
проводником, потом  она  обратилась  в  ручеек,  и, наконец,  мы  подошли  к
небольшому подъему у самой верхушки горы. Отсюда брала начало большая река.
     Помню,  недалеко от этого водоема мы  расположились лагерем в последнюю
ночь, и было очень холодно, потому что гора была высокая. На следующий  день
мы  поднялись  на самую верхушку с тем, чтобы посмотреть, что за земля лежит
по ту сторону  и,  если она  окажется не лучше тех мест, какие мы проходили,
вернуться к своим и сказать им, что самое лучшее место в мире то, на котором
они уже живут.
     Взобравшись  по  скалам на  вершину,  где была небольшая  площадка,  мы
увидели неглубоко внизу очень узкую  долину, на дальнем конце которой стояло
большое  селение,  выстроенное  из камня,  причем  часть зданий  уже  успела
разрушиться.
     Кончался  рассказ Вазири  буквально  так, как то, что Тарзан слышал  от
Бузули.
     --  Я хотел бы пойти посмотреть на этот  город, -- сказал  Тарзан, -- и
получить немного желтого металла от его свирепых жителей.
     --  Путь дальний, --  отвечал  Вазири, --  и  я уже стар,  но  если  ты
подождешь, когда кончится время дождей и реки войдут в свои берега, я возьму
с собой несколько человек воинов и пойду с тобой.
     И  Тарзану  пришлось  довольствоваться  таким  решением,  хотя  он, как
нетерпеливый  ребенок,  предпочел бы пуститься в  путь  на другой  же  день.
Тарзан от обезьян в самом деле был ребенком или первобытным человеком, что в
некоторых отношениях одно и то же.
     Через день  несколько  человек охотников  вернулись  в селение с  юга с
известием,  что в расстоянии нескольких  миль  есть  большое  стадо  слонов.
Влезая на деревья, они  хорошо рассмотрели  стадо, в котором, по их  словам,
было  несколько  больших  самцов  с клыками,  много самок, молодых  слонят и
молодых, но уже выросших самцов, кость которых особенно хороша.
     Конец дня и вечер  ушли  на  приготовления  к охоте. Натачивали копья и
стрелы, перетягивали луки, наполняли колчаны; а тем временем местный  колдун
ходил  в толпе,  предлагая заклинания  и амулеты,  которые  предохраняют  от
ранений или приносят счастье на охоте.
     На рассвете охотники отбыли. Всего шло пятьдесят  черных воинов и среди
них, гибкий и подвижный как молодой лесной бог, шел Тарзан от обезьян, и его
смуглая  кожа резко выделялась на фоне эбеновых тел  его  спутников.  Только
цветом  кожи  он и отличался от них. Он был так же вооружен, как они, на нем
были  надеты такие же украшения,  он говорил  на их языке, смеялся и шутил с
ними, и не хуже их  перед уходом из деревни с криком  скакал в дикой пляске.
Дикарь среди  дикарей. И не может быть  сомнения, что,  задай  он себе  этот
вопрос, он,  наверное, признал бы,  что чувствует себя ближе этим людям и их
жизни,  чем  своим  парижским  друзьям, привычкам  которых  он  по-обезьяньи
успешно подражал в течение нескольких месяцев.
     Он вспомнил  д'Арно,  и  веселая  улыбка раздвинула  губы,  показав ряд
крепких  белых зубов: что бы изобразилось на лице безукоризненного француза,
если бы он мог  каким-нибудь способом  увидеть Тарзана в эту  минуту. Бедный
Поль, который  гордился тем,  что  искоренил в  своем друге последние  следы
дикого человека.
     -- Как быстро я опять пал! --  думал Тарзан, но в  глубине души  он  не
считал  это  падением,  --  наоборот,  он  жалел   несчастных  парижан,  под
бдительными взглядами полисменов следящих за тем, чтобы они  только и делали
то, что скучно и надумано.
     Через два  часа они дошли  до  той  местности, где  накануне видны были
слоны. Отсюда  они  пошли  медленней,  высматривая  следы больших  животных.
Наконец попали на хорошо заметную тропинку, по которой стадо прошло не очень
давно. С  полчаса они гуськом  шли по ней. Первым поднял руку Тарзан  в знак
того, что добыча близко, его острое обоняние предупредило его.
     Черные отнеслись к его словам недоверчиво.
     -- За мной, -- сказал Тарзан, -- тогда вы увидите.
     С ловкостью белки он вспрыгнул на дерево и быстро пробежал до верхушки,
один из черных следовал за ним  медленно и осторожно.  Когда он добрался  до
ветки рядом  с той,  на которой сидел человек-обезьяна,  тот  показал ему по
направлению  к югу, и там, на расстоянии нескольких сот ярдов, черный увидел
много  больших черных  спин, двигавшихся  взад и вперед над высокими травами
джунглей.  Он  знаками  показал  направление  внизу  стоящим  и  на  пальцах
пересчитал, сколько видно животных.
     Охотники  немедленно  двинулись  вперед;  черный,  влезший  на  дерево,
поспешил  спуститься,  а Тарзан  выбрал излюбленный им путь -- по  деревьям,
средним ярусом.
     Охотиться  на  диких слонов с примитивным оружием первобытного человека
-- дело не  шуточное. Тарзан  знал, что из  туземцев немногие племена на это
решаются, и  испытывал некоторое чувст