нали,  что  я  здесь пленником  и в этой  палатке?  Как  могло
случиться, что именно вы спасли меня?
     Она улыбнулась. -- Я проделала большой путь ночью, -- сказала она, -- и
нам предстоит пройти немало. Идем, я расскажу вам дорогой.
     Они поднялись и двинулись по направлению к горам.
     -- Я не  была уверена, что вообще доберусь  к вам,  -- говорила она. --
"Эль адреа" бродит сегодня вокруг и, когда  я слезла с лошади,  мне кажется,
он почуял меня, я очень боялась.
     --  Какая  смелая девушка, -- сказал  он. --  И все это ради чужеземца,
ради неверного?.. Она гордо выпрямилась.
     -- Я дочь шейха Кадура бен  Садена. Я была бы недостойной его  дочерью,
если бы побоялась  рискнуть жизнью для того,  чтобы спасти человека, который
спас мне жизнь еще в то время, когда считал меня простой танцовщицей.
     --  И  все-таки,  -- настаивал он, -- вы смелая  девушка.  Но как же вы
узнали, что я здесь, в заключении?
     -- Ахмет дин Тайеб, мой родственник с отцовской стороны, был в гостях у
друзей,  принадлежащих  к  тому  племени, которое  захватило вас.  Он был  в
"дуаре",  когда  вас  привезли. Вернувшись,  он  рассказывал  нам  о большом
французе, которого захватил Али бен Ахмет для  другого француза,  чтобы  тот
мог убить его. По описанию я догадалась,  что это  вы. Отца не было дома.  Я
пробовала уговорить кое-кого из мужчин спасти  вас, но  они  не согласились,
говоря:
     -- Пусть неверные  убивают друг друга, если хотят. Нас это не касается,
а если мы помешаем Али бен Ахмету -- начнется распря между нашими племенами.
     -- И  вот, когда стемнело, я выехала одна,  прихватив другую лошадь для
вас. Они привязаны недалеко отсюда. К утру мы будем в "дуаре" моего отца. Он
уже  вернется к  тому  времени, тогда пусть попробуют взять друга Кадура бен
Садена!
     Несколько минут они шли молча.
     -- Мы должны быть уже  недалеко от лошадей, -- проговорила  девушка. --
Как странно, что я их не вижу.
     Немного дальше она остановилась с легким криком огорчения.
     -- Они ушли! Я здесь их привязала.
     Тарзан  нагнулся и осмотрел землю. Оказалось, что большой куст вырван с
корнем.  Потом он  заметил еще кое-что. Когда  он выпрямился, на лице у него
блуждала кривая улыбка. Он повернулся к девушке:
     -- Здесь был "эль адреа". По некоторым признакам я думаю, что добыча от
него ускользнула. На  открытом месте им нетрудно было уйти от него, если  он
их не сразу заметил.
     Ничего не оставалось другого, как только продолжать путь пешком. Дорога
шла невысокими горными  отрогами,  но девушка знала путь  не хуже,  чем лицо
матери. Они шли легким, размашистым шагом,  Тарзан чуть-чуть позади девушки,
стараясь приноровиться к ее шагу. На ходу они перебрасывались замечаниями, а
временами останавливались и прислушивались -- нет ли погони.
     Была прекрасная лунная  ночь. Воздух  был  свежий  и  бодрящий.  Позади
расстилалась в  бесконечной  перспективе пустыня, с черными точками оазисов.
На маленьком  плодородном  клочке,  от которого они уходили, купы  финиковых
пальм  и  палатки  из  козьих  шкур  резко  выделялись  на  желтом песке  --
призрачный островной рай на призрачном море. Впереди  поднимались угрюмые  и
безмолвные горы. Кровь быстрее заструилась по  жилам Тарзана. Вот это жизнь!
Он взглянул сверху вниз на девушку, идущую возле него -- дочь пустыни вместе
с сыном джунглей на мертвой земле! Он улыбнулся при этой мысли. Он хотел бы,
чтобы у  него была сестра и чтобы она была похожа  на  эту девушку. Каким бы
она была славным и задорным товарищем!
     Они вошли в горы и продвигались вперед медленнее, потому что каменистая
дорога поднималась круто вверх.
     Они примолкли. Девушка думала о  том, удастся ли им дойти до "дуара" ее
отца раньше, чем их настигнет погоня. Тарзан рад был бы идти так вечно. Если
бы она была мужчиной, это было бы возможно. Ему  нужен друг, который так же,
как и  он, любил бы дикую свободную  жизнь. Он научился  дорожить общением с
людьми,  но  беда его  в том,  что  мужчины,  каких  он встречал,  очевидно,
предпочитали,  как это ни  странно, белоснежное  белье первобытной наготе  и
свои клубы -- джунглям.
     Тарзан  и  девушка  только  что  вышли  из-за  скалы,  которую  огибала
тропинка,  и разом стали.  Прямо перед ними,  по середине дорожки стоял Нума
"эль  адреа", черный лев. Зловеще горели его  зеленые  глаза, и  он  обнажал
зубы, сердито похлопывая себя хвостом по бокам. И вдруг он зарычал страшным,
вселяющим ужас рычанием голодного и вместе с тем сердитого льва.
     -- Нож, -- сказал Тарзан, протянув  руку.  Она  вложила рукоятку в  его
раскрытую ладонь. Зажав его в руке,  он потянул ее назад, заслонив собой. --
Бегите к пустыне,  как можно скорей. Если я позову, значит все хорошо, и вам
можно вернуться.
     -- Бесполезно, -- покорно возразила она. -- Это -- конец.
     -- Слушайтесь! -- приказал он. -- Скорей! Он сейчас прыгнет.
     Девушка отступила  на несколько шагов и остановилась в ужасе перед тем,
чему ей придется быть свидетельницей.
     Лев  медленно  приближался  к  Тарзану, опустив голову  и задрав высоко
хвост.
     Человек-обезьяна стоял, пригнувшись, и длинный арабский нож блестел при
свете луны. Дальше вырисовывалась напряженная  фигура  девушки, неподвижной,
как изваяние. Она чуть наклонилась  вперед, широко раскрыв глаза, восхищаясь
смелостью человека,  который решается стоять лицом к  лицу  с "большеголовым
царем", вооруженный только  ничтожным ножом. Человек  ее народа давно бы уже
преклонил колени в мольбе и без  сопротивления погиб  бы под этими  ужасными
когтями. Результат будет в обоих случаях один и тот же -- это несомненно, но
она трепетала от восторга,  глядя на героическую фигуру впереди. Ни малейшей
дрожи  во всем  крупном теле -- в позе его столько же вызова и угрозы, как у
самого "эль адреа". Лев уже совсем близко, в нескольких шагах, вот он присел
и с оглушающим ревом прыгнул.
     XI
     ДЖОН КАЛЬДУЭЛЛ ИЗ ЛОНДОНА
     Когда  Нума  "эль  адреа" метнулся, широко  раздвинув  лапы и  выпустив
когти,  он рассчитывал, что и этот  жалкий  человек  будет такой  же  легкой
добычей, как многие другие, которые раньше попадались ему  на пути. Человек,
на  его взгляд, --  неуклюжее, медлительное, беззащитное  творение, -- он не
заслуживает уважения.
     Но  на  этот раз оказалось, что  судьба свела его с существом, таким же
проворным и быстрым, как он сам. Когда  тело  его ударилось о то  место, где
только что стоял человек, того там уже не было.
     Наблюдающая  девушка  окаменела  от  изумления,  видя,  как  легко этот
согнувшийся человек  ускользнул  от страшных  когтей. А теперь,  о Аллах! Он
обежал "эль  адреа" раньше,  чем  зверь успел повернуться, и  схватил его за
гриву.  Лев  вздыбился,  как  лошадь,   Тарзан  этого,  очевидно,  ожидал  и
приготовился.  Мощная рука охватила горло  зверя  под  черной гривой, и раз,
два, десятки раз острое лезвие вонзилось повыше плеча.
     Бешено  прыгал Нума,  страшным ревом боли и  ярости оглашал горы, но не
мог сбросить  с себя  гиганта,  уцепившегося сзади, и не мог  задеть  его ни
когтями, ни клыками.  Жизнь быстро покидала  "большеголового  царя". Он  был
мертв, когда  Тарзан  от  обезьян  разжал руки и  стал на ноги. И тогда дочь
пустыни услышала то, что испугало ее больше, чем даже появление "эль адреа".
     Человек поставил ногу на  труп убитого зверя и, подняв красивое лицо  к
луне, испустил самый страшный крик, какой когда-либо долетал до ее ушей.
     С легким  испуганным  возгласом  она отшатнулась от  него, подумав, что
напряжение борьбы  свело его  с  ума.  Когда последние отзвуки последних нот
боевого клича замерли вдали, человек опустил глаза, и взгляд его остановился
на девушке.
     Тотчас  лицо  у него осветилось ласковой улыбкой,  свидетельствующей  о
том,  что  он вполне  здоров, и девушка еще  раз  облегченно  перевела дух и
улыбнулась в ответ.
     --  Что  вы  за  человек? --  спросила  она.  --  То,  что вы  сделали,
неслыханно. Я  и сейчас не могу поверить, чтобы человек, вооруженный  только
ножом, мог  бороться  один на один с  "эль адреа" и  победить его, оставшись
невредимым! А этот нечеловеческий крик!
     Тарзан покраснел.  --  Я  забываю  иногда,  --  сказал  он,  --  что  я
цивилизованный человек. Когда я убиваю, я превращаюсь в другое существо.  --
Он ничего не прибавил больше, потому что ему всегда казалось, что женщина не
может смотреть без отвращения на того, кто так недалеко еще ушел от зверя.
     Они вместе продолжали путь. Прошел час после  восхода солнца, когда они
снова  вступили в  пустыню,  спустившись  с гор.  Около  небольшого  ручейка
паслись  лошади  девушки. Они  направлялись домой  и,  успокоившись,  начали
кормиться.
     Тарзан  и девушка без труда поймали их  и поскакали  пустыней к "дуару"
шейха Кадур бен Садена.
     Не  было  никаких  признаков  погони,  и  часов  в девять они  спокойно
добрались до места назначения. Шейх  только что перед  тем  вернулся. Он был
вне себя от  горя, не  застав дочери, так как думал,  что  ее опять похитили
грабители, и  с  пятьюдесятью верховыми  собирался  ехать на  поиски,  когда
Тарзан и девушка въехали в "дуар".
     Его радость при виде  дочери и благодарность к Тарзану, охранившему  ее
от всех опасностей этой ночи, были  безграничны, также как и удовольствие от
того,  что она  вовремя подоспела на  помощь человеку, которому уже  однажды
обязана была жизнью.
     Кадур бен Саден не пренебрегал никакими знаками внимания, которые могли
бы выразить его уважение и дружеское расположение к человеку-обезьяне. Когда
девушка рассказала, как Тарзан убил  "эль адреа", его окружила толпа арабов,
благоговейно на него взиравших, -- трудно было представить себе более верный
способ заслужить их уважение и восхищение.
     Старый  шейх настаивал,  чтобы Тарзан оставался у  него  неопределенное
время. Он  даже  хотел  принять его  в племя, и одно время  человек-обезьяна
наполовину  решился принять  его предложение  и  остаться  жить с этим диким
народом, которого он понимал и который  понимал его.  Его дружба с  девушкой
немало побуждала его к такому решению.
     Будь она мужчиной, рассуждал Тарзан, он не колебался бы, потому что был
бы  друг ему по  душе, с которым  он мог бы  скакать по пустыне  и охотиться
вволю. Но сейчас им мешали бы  всякие условности, которые соблюдаются дикими
кочевниками пустыни строже, чем их более цивилизованными братьями и сестрами
городов.  А скоро ее  выдали бы замуж за  одного  из этих  смуглых воинов, и
дружбе их настал бы конец. Он  порешил  отказаться от предложения шейха,  но
прогостил у него неделю.
     Кадур бен  Саден и пятьдесят воинов  в белых бурнусах  проводили его до
Бу-Саада. Перед отъездом их  из  "дуара" шейха, девушка пришла проститься  с
Тарзаном.
     --  Я молилась, чтобы  вы  остались с  нами, -- сказала она, когда  он,
нагнувшись с седла, протянул ей руку, --  а теперь я буду молиться, чтобы вы
вернулись.
     Печально   глядели  ее   красивые  глаза,  и  уголки   губ  трогательно
опустились. Тарзан был тронут.
     -- Кто  знает? -- и с этими словами он повернул лошадь и поскакал вслед
арабам.
     Не доезжая до Бу-Саада, он простился с Кадур бен Саденом и его  людьми,
потому  что хотел  возможно  незаметнее  проникнуть  в  город.  Шейх  вполне
согласился  с  ним, когда  услышал его  мотивы.  Арабы  должны  были въехать
первыми,  ничего  о  нем  не упоминая,  а  Тарзан --  позже,  один, и  сразу
отправиться на плохонький туземный постоялый двор.
     Он  добрался  туда  в  сумерках,  действительно  никем  не  замеченный.
Пообедав  с Кадур  бен Саденом как его гость, он кружным путем прошел в свой
прежний  отель, вошел с "черного хода", разыскал хозяина,  который был очень
изумлен при виде его.
     Да, письма  есть; он  сейчас принесет их. Хорошо, он  ничего  никому не
скажет о возвращении мсье. Он скоро  вернулся с пачкой писем.  Одно  из  них
заключало  в себе приказ  отложить свое настоящее дело  и спешить в Канштадт
первым  пароходом,  на  который удастся  попасть.  Дальнейшие  инструкции он
найдет на  месте,  у  другого  агента, адрес  и  имя  которого  прилагались.
Коротко, но ясно. Тарзан принял меры, чтобы выехать из Бу-Саада на следующий
день  утром.  Затем  он отправился  к  капитану Жерару, который,  по  словам
хозяина гостиницы, накануне вернулся в город со своим отрядом.
     Он застал этого офицера  у себя на  квартире. Жерар выразил удивление и
искреннее удовольствие, увидев Тарзана живым и невредимым.
     -- Когда лейтенант Жернуа вернулся и доложил, что не  нашел вас  на том
месте, где вы захотели переждать, пока отряд будет обследовать горы, я очень
встревожился. Мы несколько дней обыскивали горы. Потом дошли слухи, что  вас
растерзал  лев.  В  доказательство нам  доставили ваше  ружье.  Лошадь  ваша
вернулась в лагерь на другой  день  после вашего исчезновения. Сомнений быть
не могло. Лейтенант Жернуа был убит горем,  он считал себя виновным. Он взял
на себя руководство поисками, и он  же нашел араба с  вашим ружьем. Он будет
очень обрадован, узнав, что вы живы.
     -- Вряд ли, -- усмехнулся хмуро Тарзан.
     -- Он  сейчас  в городе, а то я  послал бы за ним, -- продолжал капитан
Жерар. -- Но я сообщу ему, как только он вернется.
     Капитан  остался в уверенности, что Тарзан заблудился и в  конце концов
вышел к "дуару" Кадур бен Садена, который и проводил его до Бу-Саада. Тарзан
как  можно  скорее распрощался  с  офицером и поспешил обратно в  город.  На
постоялом  дворе  он  получил  от  Кадур  бен  Садена  интересные  сведения,
касающиеся белого человека с черной бородой, переодевающегося арабом. У него
недавно  была повреждена кисть руки, некоторое время его не было в Бу-Сааде,
но  теперь он вернулся. Тарзан узнал,  где он скрывается, и направился прямо
туда.
     Он пробирался ощупью грязными,  узкими, совершенно темными проходами  и
поднялся  по расшатанной лестнице,  в конце  которой  была дверь и маленькое
окошечко  без стекол.  Окно  было высоко,  под  самым потолком  глинобитного
здания.  Тарзан едва мог достать до подоконника. Он медленно  приподнялся на
руках и  заглянул внутрь. Комната была освещена, и  у стола сидели  Роков  и
Жернуа. Говорил Жернуа.
     -- Роков,  вы  --  дьявол!  Вы преследовали  меня,  пока  я не  утратил
последние  проблески чести.  Вы  довели меня до убийства,  потому что  кровь
этого человека, Тарзана, на мне. Если бы не то, что другой  негодяй, Павлов,
тоже знает мою тайну, я сегодня же убил бы вас, вот этими самыми руками.
     Роков  засмеялся.  --  Вы  бы этого не сделали,  дорогой лейтенант,  --
сказал  он. --  Как  только стало бы известно о  том, что я убит, наш  милый
Алексей немедленно представил бы военному министерству  все данные  по делу,
которое вы так тщательно хотите скрыть, и, сверх того, возбудил  бы  дело по
обвинению вас в убийстве Рокова. Будьте же разумны, я ваш лучший друг. Разве
я не защищал вашу честь, как свою собственную?
     Жернуа оскалил зубы и выбранился.
     -- Еще одна небольшая сумма, -- продолжал Роков, -- и бумаги, какие мне
нужны, и,  даю вам слово, я не потребую больше от  вас  ни  единого цента  и
никаких сведений.
     -- И вполне резонно, -- проворчал Жернуа. -- У меня не останется больше
ни одного цента и никаких стоящих военных сведений. Вы должны бы платить мне
за информирование, а не брать у меня деньги.
     --  Я плачу  вам, держа язык за зубами, --  возразил  Роков.  -- Однако
покончим с этим. Да или  нет? Даю вам три минуты на размышление.  Если вы не
согласитесь, ваше начальство получит сегодня же сообщение, и тогда -- участь
Дрейфуса, с той только разницей, что Дрейфус пострадал невинно.
     Несколько  мгновений Жернуа просидел, понурив голову. Потом поднялся  и
вынул из кармана две бумаги.
     -- Вот, --  сказал он безнадежно, -- я приготовил их, потому  что знал,
что у меня нет другого выхода, -- и протянул их русскому.
     Жестокое лицо Рокова просияло злорадной улыбкой. Он схватил бумаги.
     -- Вы хорошо сделали,  Жернуа, --  сказал он.  -- Я больше не стану вас
беспокоить, разве если вы накопите  еще денег или  новые  сведения,  -- и он
захохотал.
     -- Никогда  больше,  собака! -- взвизгнул Жернуа. -- В следующий  раз я
убью вас. Я был близок к этому сегодня. Я целый час сидел у себя за столом с
этими двумя бумагами и заряженным револьвером перед собой. Я не знал, что из
двух мне  захватить  с  собой. Вы были  близки  к смерти сегодня, Роков,  не
искушайте судьбы в другой раз.
     Жернуа поднялся, Тарзан  едва успел спрыгнуть на площадку и прижаться в
тени, подальше от  дверей. Двери  тотчас распахнулись, вышел Жернуа, за  ним
Роков.  Оба  молчали.  Жернуа  сделал  несколько  шагов  вниз  по  лестнице,
остановился, повернул и поднялся на несколько ступенек.
     Тарзан  знал,  что  его присутствие неизбежно  должно  быть обнаружено.
Роков  все  еще  стоял  на  пороге  комнаты,  но смотрел  он  мимо него,  по
направлению  к  Жернуа.  Потом  офицер,  видимо,  передумал  и  снова  начал
спускаться  по  лестнице.  Тарзан  слышал,  как Роков  облегченно  вздохнул.
Русский вернулся в комнату и захлопнул дверь.
     Тарзан  выждал, пока Жернуа  не удалился  достаточно, толкнул  дверь  и
вошел в  комнату. Он  был подле Рокова прежде, нежели тот успел подняться со
стула,   на   котором   сидел   у   стола,   рассматривая   бумаги.   Увидав
человека-обезьяну, он побледнел, как полотно.
     -- Вы! -- с трудом проговорил он.
     -- Я! -- отвечал Тарзан.
     --   Что   вам  надо?   --   прошептал   Роков,   не  выдержав   взгляд
человека-обезьяны. --  Вы пришли убить меня? Этого нельзя. Они гильотинируют
вас. Вы не смеете.
     -- Я  могу убить вас, Роков, -- возразил Тарзан, -- потому что никто не
знает, что  вы здесь, никто  не  знает, что я здесь, а Павлов расскажет, что
это сделал Жернуа. Я слышал, как вы это только что говорили. Но для меня это
не важно, Роков. Не важно, чтобы не знали, что я вас убил, -- за всякую кару
я был  бы вознагражден тем удовольствием, которое это мне  доставило бы.  Вы
самый презренный трус и  негодяй, о каком я когда-либо слышал. Мне  было  бы
очень приятно убить вас. -- И Тарзан подошел ближе.
     Нервы Рокова были натянуты до последней степени. Он с криком бросился к
соседней комнате, но человек-обезьяна настиг его на полпути и свалил на пол.
Железные  пальцы искали  его горла, и  трус визжал,  как поросенок, которого
режут, пока не оборвался голос.  Потом  человек-обезьяна поднял его на ноги,
не переставая душить. Русский тщетно пытался вырваться -- он был беспомощным
ребенком в мощных руках Тарзана от обезьян.
     Тарзан посадил его на стул  и задолго до того,  как могла бы  наступить
смерть,  разжал  пальцы. Когда у Рокова  прошел  приступ кашля, Тарзан опять
заговорил с ним.
     -- Я дал  вам попробовать,  что такое смерть, -- сказал он. -- Но я  не
убью вас на  этот раз. Я щажу вас только ради очень хорошей женщины, которая
имела несчастье родиться  от одной  матери с вами. Но я щажу вас в последний
раз. Если я  услышу когда-нибудь, что вы  причиняете  неприятность ей или ее
мужу, если вы будете снова надоедать мне, если я услышу, что вы вернулись во
Францию или появились в каких-нибудь французских владениях, я  поставлю себе
целью разыскать вас и додушить до конца. -- После этого он обернулся к столу
и взял лежащие на нем бумаги. Роков замер в ужасе.
     Тарзан  заглянул в бумаги.  Он  был поражен сведениями,  которые в  них
заключались. Роков успел прочесть кое-что, но Тарзан понимал, что невозможно
запомнить  цифры,  которые, главным  образом,  и  представляли  интерес  для
враждебной державы.
     -- Это  заинтересует генеральный  штаб,  -- сказал он, опуская бумаги в
карман.
     Роков зарычал, но не решился выбраниться вслух. На другой  день  Тарзан
отправился на север -- к Буире и  Алжиру. Когда он проезжал мим