именно образом это сделать.
     -- Я бы хотел взглянуть на эту штуковину, -- небрежно бросил он.
     --  Нельзя,  -- сказала Мэри.  -- Пока никому  не  дано ее увидеть.  Ее
разобрали на части  из соображений предосторожности,  чтобы ее  не украли. У
м-ра Брауна сохранились только чертежи в одном экземпляре.
     -- Все равно, мне хотелось бы поговорить с ним, -- настаивал Кэмпбелл и
добавил с многозначительным видом: -- Это даст нам возможность чаще видеться
друг с другом. Может, я даже смогу финансировать м-ра Брауна.
     Мэри с сожалением покачала головой. -- Боюсь, что и это невозможно. М-р
Браун вылетел в Лондон  для переговоров с  британским правительством. Видите
ли, согласно его планам, этим изобретением могут воспользоваться только наши
две страны...
     Таким вот образом Мэри Грэм невинно потянула за кровавую нить судьбы.
     Расставаясь вечером с Мэри Грэм, Джозеф Кэмпбелл обещал позвонить ей на
следующий день. Больше она его не видела. Джозеф Кэмпбелл исчез из ее  жизни
так же, как сама Мэри Грэм исчезнет сейчас из этого повествования...
     Неделей  позже  на  другом берегу  Атлантики Хорас  Браун,  заключивший
выгодную  сделку  с британским  правительством,  приступил к  сборке  своего
прибора  в   небольшой  механической  мастерской  в  Лондоне.  А   поскольку
предполагалось,  что никто,  кроме него  самого и властей, не знает, чем  он
занимается, то и не было принято никаких особых мер предосторожности для его
охраны. В течение  дня ему помогали два надежных механика. Вечером он уносил
чертежи домой, в маленький пансионат, где снимал комнату, поскольку это было
близко от работы.
     Николай   Зубанев,  русский   эмигрант-изгнанник,  проживал  в  том  же
пансионате. Это был загадочный маленький  человек, безобидный на вид. Однако
правительство, очевидно, не считало его безобидным,  так  как установило  за
ним постоянное наблюдение,  о чем Зубанев не догадывался. Как не догадывался
и  другой  постоялец,  недавно  прибывший  из Америки, который подружился  с
Зубаневым. Тем не  менее,  несмотря на бдительность  правительства,  однажды
утром  Хорас Браун был найден  мертвым. Чертежи исчезли.  Исчезли также  м-р
Зубанев и его новый друг, Кэмпбелл.
     Правительство обратилось к своим  многочисленным источникам информации.
Спустя неделю  след Кэмпбелла и  Зубанева обнаружился в  Риме, Италия. Смысл
был  очевиден:  они  отправились  туда,  чтобы  продать  украденные  чертежи
итальянскому   правительству.   Британские   агенты   в  Риме   засуетились.
Одновременно  из  Кройдона  на  скоростном  самолете  в итальянскую  столицу
вылетел  лейтенант Сесил  Дажйлз-Бертон.  Газеты сообщили,  что он совершает
полет в Кейптаун, Африка.
     В Италии был только один человек, к которому Кэмпбелл  и Зубанев хотели
обратиться  со  своим  предложением, но  добиться  с  ним встречи  оказалось
нелегко. Зубанев, не доверявший  никому, придумал способ спрятать чертежи на
тот  случай,  если  итальянские  власти решат  силой завладеть  бумагами. Он
спрятал их в двойном дне саквояжа и оставил в гостиничном номере.
     Встреча  оказалась  удачной.  Хозяин чрезвычайно  заинтересовался. Была
достигнута договоренность о цене. Они оба будут обеспечены на всю жизнь  при
условии,  разумеется,  если  экспериментальный  прибор,   изготовленный   по
чертежам, окажется способным выполнять то, для чего он был задуман.
     В гостиницу Кэмпбелл и  Зубанев  вернулись окрыленные удачей. Но  когда
они  открыли  дверь в номер  Зубанева, их воодушевление улетучилось  уже  на
самом пороге. Кто-то побывал здесь  в их отсутствие, перерыл все вещи, забыв
убрать  за  собой.  Зубанев бросился к  саквояжу  с  двойным  дном.  Саквояж
оказался на месте, двойное дно тоже, но чертежи исчезли!
     В отчаянии они  позвонили Хозяину, и немедленно все пришло  в движение.
Были изданы приказы  обыскивать каждого, покидающего Рим, и  повторять обыск
на всех  пограничных  пунктах. Но какой-то аэропорт  сообщил, что  лейтенант
Сесил Джайлз-Бертон, англичанин, вылетел за 25 минут до получения приказа об
обыске, предположительно в Кейптаун.
     Быстро проведенное расследование выявило далее тот факт, что означенный
авиатор останавливался в одной  гостинице с  Кэмпбеллом и Зубаневым и что он
покинул свой номер за каких-нибудь  полчаса до их  возвращения и обнаружения
пропажи.
     Не прошло и часа, как Кэмпбелл и Зубанев вылетели на скоростном военном
истребителе, пилотируемом лейтенантом Торлини.
     III
     СЛОМАННЫЕ КРЫЛЬЯ
     Лейтенант  Сесил Джайлз-Бертон летел на юг, в сторону побережья Африки.
Внизу катились голубые воды Средиземного моря. До  сих пор  задуманное  дело
продвигалось  с  необыкновенным успехом, и  сейчас можно  было  бы  спокойно
повернуть  на  запад и двинуться назад  в  Лондон. Но  у лейтенанта  имелись
причины поступить иначе.
     Он получил приказ лететь на юг, в Бангали, где его отец был резидентом.
Похищенные чертежи следовало передать отцу,  а самому  направиться дальше  в
Кейптаун, словно  он  и  в  самом  деле  совершал  спортивный  перелет,  как
сообщалось в газетах.
     Смысл  заключался  в  том,  что  британское правительство  благоразумно
решило не  давать  дружественной  стране  повода заподозрить  его  агентов в
похищении  чертежей из-под  носа  Хозяина, хотя первоначально  чертежи  были
выкрадены из  Англии. А поскольку отец лейтенанта Бертона являлся резидентом
в Бангали,  выбор для выполнения этой операции пал  на лейтенанта. Что может
выглядеть  более  естественным,  чем  желание  сына  повидаться  с  отцом  и
остановиться по пути в  Кейптаун? К  тому же в официальных правительственных
бумагах  была  зафиксирована  его  просьба  на  такую остановку,  и  ее  при
необходимости можно предъявить.
     Хотя в  Бангали и был  запасной  аэропорт, но находился он в стороне от
маршрутов  основных   авиалиний,  и   возникал  вопрос,   сможет  ли  Бертон
заправиться там горючим, поэтому он решил приземлиться в Тунисе  и заполнить
баки.
     Пока  он  заправлялся  в  тунисском  аэропорту,   вокруг  его  самолета
собралась    небольшая    толпа   любопытствующих.    После    быстрого    и
доброжелательного  прохождения  формальностей  во  французском аэропорту  он
остался поболтать с двумя служащими, как тут к нему подошел местный житель.
     --  Итальянцы,  --  произнес  он  на  безупречном английском, --  могут
обогнать вас по пути в Кейптаун, если вы слишком долго здесь задержитесь.
     --  О! --  воскликнул  один из французов. -- Соревнование.  Я  не  знал
этого.
     Бертон лихорадочно соображал. Его преследуют! Итальянское правительство
также постаралось создать впечатление, что это лишь спортивные состязания.
     -- По правде говоря, это не официальные гонки, -- рассмеялся Бертон. --
Всего лишь  личное пари  кое  с  кем из итальянских приятелей. Если  не хочу
проиграть, пора уматывать.
     Через  пять  минут он  снова  был в  воздухе  и  летел на  юг на полной
скорости,  испытывая чувство  благодарности за  находчивость и  заботливость
своих сотрудников в Риме и сообразительность их агента, "местного" в Тунисе.
     В Тунисе Бертон потерял полчаса, но уже темнело, и, если преследователи
в ближайшее время  не  обнаружат его,  Бертон надеялся оторваться от  них  в
течение  ночи. Он летел прямым курсом  на Бангали, иначе  говоря,  восточнее
авиалинии  на Кейптаун и  западнее регулярной  авиалинии  Каир -- мыс Доброй
Надежды, -- маршрут, который, по предположениям преследователей,  он  скорее
всего должен был выбрать из-за его безопасности.
     Время  от  времени  он  оглядывался назад и  наконец в последних  лучах
заходящего  солнца  увидел  далеко позади серебристое  мерцание,  излучаемое
нижней поверхностью крыльев аэроплана.
     Всю ночь  этот самолет преследовал его, ориентируясь на язычки пламени,
вырывающиеся из патрубков работающих моторов его машины.
     Самолет этот был скоростной и упрямо висел у него на хвосте.

     Лейтенант пытался понять замысел противника.  Он знал, что сам он им не
нужен, им нужны бумаги, которые он вез  с собой.  Если ему удастся добраться
до Бангали, чертежи  окажутся в безопасности,  ибо  там лейтенант будет  под
надежной защитой.
     Но   этому  не   суждено   было  сбыться.   Когда   забрезжил  рассвет,
самолет-преследователь нагнал его и пошел рядом,  едва  не  задевая кончиком
своего  крыла.  Лейтенант увидел,  что это итальянский  военный истребитель,
пилотируемый  итальянским  офицером.  Двоих  пассажиров  он  не  узнал, хотя
предполагал, что это Кэмпбелл и Зубанев, которых он никогда не видел.
     Внизу  простиралось  открытое  пространство, и  офицер-итальянец жестом
приказал ему приземлиться. До  Бангали оставалось не  более пятидесяти миль.
Когда лейтенант отрицательно  покачал головой,  те  направили на  него ствол
пулемета. Англичанин  сделал вираж и спикировал, затем  снова сделал вираж и
оказался под хвостом самолета противника.
     Единственным оружием  лейтенанта  был  табельный пистолет.  Он выхватил
пистолет  и стал стрелять в фюзеляж, надеясь перебить что-нибудь из  системы
управления.  Истребитель сделал вираж  и ушел  в сторону, а  лейтенант резко
взмыл вверх.
     Теперь  они  догоняли сзади  и  догоняли  быстро. Лейтенант обернулся и
выстрелил в них четыре раза. Раздавшаяся в ответ пулеметная очередь оторвала
часть оперения и стабилизатор. Лишившись управления, самолет вошел в штопор.
Лейтенант пытался сделать все, что  мог, но безуспешно. Выключив  двигатель,
он выпрыгнул с парашютом и стал плавно спускаться вниз.
     Паря  в  воздухе, он  наблюдал за  самолетом противника. Тот  вел  себя
странно,  и лейтенанту показалось, что либо он ранил  пилота, либо  повредил
систему  управления.  В последний раз  он увидел самолет, когда тот исчез за
лесом в нескольких милях к югу.
     Итак,   оба  самолета  рухнули  на  землю  в   разных  местах,  где  их
впоследствии  обнаружил  Тарзан  из   племени  обезьян,  озадаченный  своими
находками.
     Бертон  поспешно вскочил  на ноги и отстегнул парашют. Он  огляделся по
сторонам.  Вокруг  ни  единой живой  души. Он  оказался  посреди африканских
дебрей, имея  лишь туманное представление о  расстоянии до  Бангали, который
находился, как ему думалось, в юго-восточном направлении.
     В  нескольких  стах   ярдах  от  лейтенанта  лежал   самолет  --  груда
искореженных обломков. Он был рад, что  выключил двигатель  и что  машина не
сгорела, так как в кабине оставались запасные патроны и небольшой запас еды.
Он  понял,  что попал  в  чертовски  затруднительное  положение,  однако  не
предполагал, что положение гораздо хуже, чем он себе это представляет.
     Хорошо  хоть,  что  чертежи, из-за  которых  он  рисковал жизнью,  были
надежно  спрятаны  во  внутреннем  кармане  рубашки.  Он  ощупал  их,  чтобы
убедиться, что  они  не  потерялись. Удовлетворенный, он  пошел  к разбитому
самолету за патронами и едой.
     Не  мешкая,  он сразу  же двинулся  в  том  направлении, где,  как  ему
казалось,  находился  Бангали,  ибо соображал,  что  если его преследователи
приземлились благополучно, то они отправятся  на его поиски. Если до Бангали
всего  пятьдесят миль,  как он  думал, и  идти  следует  в том  направлении,
которое он для себя определил, то, вполне вероятно, он дойдет туда на третьи
сутки. Бертон молил  Бога, чтобы в  этой местности не водились львы и  чтобы
туземцы, если уж суждено с ними встретиться, оказались дружелюбными.
     Но он оказался в  местности, где водились львы, а  туземцы в этих краях
не были дружелюбны. Бангали же находился в трехстах милях.
     IV
     ЗОВ В ДЖУНГЛЯХ
     Прошло два дня, прежде чем нить,  которая потянулась от Хораса Брауна в
Чикаго и  уже успела частично обагриться кровью  Хораса  Брауна, устремилась
дальше в  Африку и обвилась  вокруг Тарзана, ненавидящего гиен.  Третий день
Тарзан  из  племени  обезьян  шел  по  остывшему  следу  англичанина  Сесила
Джайлз-Бертона. И тут судьба выкинула странное коленце.
     Сесил Джайлз-Бертон,  никогда ранее не бывавший в  Африке, прошел через
страну свирепых  буйрае  целым и  невредимым, а  Тарзан из  племени обезьян,
родившийся и выросший на этой земле, знающий ее как свои пять пальцев, попал
в засаду, был ранен и схвачен!
     Случилось это  следующим  образом.  Когда Тарзан приближался  к  лесной
чаще,  ветер дул со  спины, и  поэтому его  чувствительные  ноздри не  могли
уловить запахов живых существ, находящихся впереди. Таким образом, он не мог
знать, что по лесу навстречу ему движутся  несколько десятков воинов буйрае.
Воины охотились  и потому шли бесшумно, вот отчего  Тарзан  не услышал  и не
почуял их приближения.
     Неожиданно  слева  от Тарзана из леса выскочил лев.  Из  раны  на  боку
животного  текла  кровь. Разъяренный  лев  пробежал мимо  Тарзана, но  через
несколько ярдов резко развернулся и бросился прямо на него.
     Сохраняя полнейшее спокойствие, Тарзан поднял короткий тяжелый дротик и
приготовился к поединку. Случилось так, что Тарзан оказался к лесу спиной...
     В тот же миг из чаши прямо на Тарзана вышли буйрае...
     Удивление  их  было  велико, однако  оно  не  помешало им  действовать.
Чеманго, сын вождя  по имени  Мпингу,  узнал  в  белом  человеке  Тарзана --
Тарзана,  который  когда-то  отнял  у деревни  пленницу, которую  собирались
подвергнуть  мучительным пыткам  и принести в  жертву, -- Тарзана, который к
тому же сделал Чеманго всеобщим посмешищем.
     Чеманго не стал тратить времени даром. Он метнул копье, и белый человек
рухнул на землю с вибрирующим в спине древком. Остальные воины решили добить
льва и набросились на него с громкими криками, выставив перед собой огромные
щиты.
     Зверь обрушился на ближайшего к нему  воина, налетев на щит и опрокинув
человека на землю, где тот прикрывался спасительным щитом, пока его товарищи
окружали льва и бросали в него свои копья.
     Лев  снова  бросился  в  атаку,  и   снова   на  земле  оказался  воин,
загородившийся щитом, но  на сей раз дротик пронзил дикое сердце, и сражение
закончилось.
     В деревне вождя Мпингу возращение воинов, прибывших с белым пленником и
тушей  льва,  было встречено всеобщим ликованием.  Однако  ликование заметно
остыло, когда люди с опаской обнаружили, что их пленником является тот самый
грозный Тарзан.
     Часть  людей, подстрекаемые знахарем, потребовали немедленно прикончить
пленника, чтобы тот не смог  проявить свои магические способности и  навлечь
на них беду. Другие же советовали освободить его, утверждая, что дух убитого
Тарзана может причинить им несравненно больше вреда, чем живой Тарзан.
     Разрываемый  двумя  противоположными  идеями,  Мпингу  решил  пойти  на
компромисс. Он велел надежно связать  пленника, приставить  к  нему охрану и
подлечить раны.  Если  к  тому  времени,  когда  пленник поправится,  ничего
неблагоприятного не произойдет,  то они поступят с ним так же, как с другими
пленниками, и тогда начнутся ритуальные танцы и общая трапеза!
     Кровотечение  у  Тарзана прекратилось. Полученная им рана оказалась  бы
смертельной  для обыкновенного человека, но Тарзан был  не  обыкновенным. Он
уже обдумывал план побега.
     Веревки с силой  врезались в его тело, и охрана внимательно следила  за
тем,  чтобы путы  не ослабели. Каждый  вечер они заново  связывали  Тарзана,
удивляясь той могучей силе, благодаря  которой  человеку удавалось  ослабить
натяжение   пут   по   крайней  мере  настолько,   сколько  требовалось  для
восстановления нормального кровообращения.
     Эта  ежевечерняя процедура стала серьезной проблемой для Тарзана. Более
того, она оскорбляла его чувство собственного достоинства.
     -- Человек, не способный пошевелить руками, -- размышлял он, --  только
наполовину человек. Человек, не способный двигать руками и ногами, вообще не
человек. Он ребенок, которого нужно кормить из рук, как буйрае кормят меня.
     И  сердце  Тарзана  бешено  заколотилось от  испытываемого  им  чувства
унижения,  унижения, троекратно возросшего  от того,  что его  кормят  такие
выродки, как дикари  из  племени буйрае. Однако что толку  в том, что сердце
Тарзана  бешено  колотилось,  если  его запястья и щиколотки  были  намертво
связаны, а он лишен возможности освободиться от пут?
     Душа Тарзана кипела от ярости, но рассудок оставался холодным.
     -- Они кормят меня, чтобы  я  растолстел, -- говорил ему рассудок. -- У
человека  из сплошных мускулов мясо слишком жесткое.  Поэтому они стараются,
чтобы я нарастил слой сочного жира. Разве это достойный конец для Тарзана --
закончить свое существование в желудках буйрае? Нет, это не  достойный конец
для  Тарзана  --  и  такого конца  не  будет! Тарзан  непременно  что-нибудь
придумает.
     И Тарзан  принялся  перебирать  в  уме  различные варианты, отвергая по
очереди  один  за  другим.  Но  все  его  пять органов чувств, более  высоко
развитые, чем у любого другого человека, работали с обычной остротой.
     В сложившейся ситуации три из его органов чувств мало чем могли помочь.
Он мог видеть, но какая от этого польза, если вокруг  были лишь стены убогой
хижины? Какой  смысл  в осязании, если ноги  и руки скованы  путами?  К чему
вкусовые ощущения,  если ему  приходилось  есть  пищу буйрае,  а  не добытую
своими могучими руками? Пищу буйрае,  которую  ему  давали  с  тем расчетом,
чтобы мускулы покрылись слоем  жира, который таял бы во ртах у этих ублюдков
и заставлял бы их причмокивать от удовольствия...
     Нет, оставались только два чувства -- слух и обоняние, от которых могла
еще  быть какая-то польза.  А  сверх  того -- наивысшее  необъяснимое шестое
чувство, которым Тарзан обладал до степени, не доступной другим людям.
     Итак, проходили дни и ночи, а Тарзан  все думал  и думал, думал,  когда
просыпался и даже во сне. Он был более,  чем когда-либо, восприимчив ко всем
звукам  и  запахам, но,  что  наиболее  важно,  его  шестое чувство  целиком
обратилось к джунглям и любому посланию, которое те могли донести до него.
     Посланий  было много, однако Тарзан  дожидался такого, которое принесло
бы ему надежду. Он слышал Шиту-леопарда.  Но  надежды на него  не  было.  Он
вновь  услышал  Данго  и  с привычным отвращением учуял запах  этого  зверя.
Издалека  донесся  голодный  рык льва Нумы. Острый слух Тарзана зафиксировал
его, но звук этот был лишен смысла, разве что у Тарзана мелькнула мысль, что
благороднее быть съеденным львом, нежели буйрае.
     И  вот  Тарзан -- или, вернее, шестое чувство  Тарзана -- получил новое
известие. В его глазах появился слабый блеск удивления, ноздри расширились.
     Вскоре после этого Тарзан стал осторожно раскачиваться взад-вперед, и с
его  губ стали слетать негромкие монотонно-напевные звуки. Стоявший у  входа
стражник  заглянул внутрь, увидел осторожное раскачивание Тарзана и спросил:
-- Что ты делаешь?
     Тарзан  прервал  свои движения  и  монотонный  речитатив  только  чтобы
сказать: "Молюсь". Затем продолжил начатое.
     Стражник   сообщил   от   увиденном   Мпингу.   Мпингу  буркнул   нечто
нечленораздельное  и  сказал,  что боги буйрае более могущественны, чем боги
Тарзана.
     -- Пусть себе молится, -- произнес Мпингу.  -- Это его не спасет. Скоро
наши зубы и языки узнают его вкус.
     Стражник  вернулся к хижине  и продолжал нести караул. Тарзан продолжал
раскачиваться и произносить монотонные звуки, только теперь уже чуть громче.
Он  ожидал,  что  стражник велит ему  прекратить, но тот ничего не сказал, и
Тарзан понял, что его план срабатывает.
     Известие продолжало  доходить до него, но теперь это  было уже  больше,
чем известие, полученное его шестым чувством. Известие дошло  теперь до  его
ноздрей -- несомненно!
     Однако Тарзан действовал осторожно. Он посылал сигнал и  очень медленно
увеличивал  громкость с тем,  чтобы  у  буйрае оставалась иллюзия,  будто он
молится. Производимые им звуки незаметно