рямо перед воинами.  Банд-лу  не
разбежались от выстрела, как это делали другие, наоборот, увидев  меня,  они
разразились воинственными воплями, подняли копья и бросились в атаку.
   Кро-лу, застыв в молчании, наблюдал за происходящим. Он не делал  попытки
бежать, хотя ноги его  не  были  связаны  и  никто  ему  не  мешал.  Ко  мне
приближались человек десять банд-лу. Трижды выстрелив из пистолета, я свалил
троих нападавших. В это время за моей спиной раздался еще  один  выстрел,  и
четвертый банд-лу свалился с ног. Молодец.
   Аджор! Это был первый ее выстрел в жизни, хотя я и  учил  ее  целиться  и
нажимать на курок плавно, а не  дергать.  Она  часто  упражнялась,  осваивая
новые для нее приемы, но я никак не мог ожидать подобной точности с  первого
же раза.
   Потеряв за считанные  секунды  четверых  бойцов,  оставшиеся  укрылись  в
кустах и принялись совещаться. Я предпочел бы, чтобы они убрались  восвояси,
так как боеприпасы были на исходе, да и риск повторного нападения  не  очень
меня привлекал. Внезапно один из них поднялся во весь рост и  метнул  копье.
Это было проделано с такой невиданной скоростью, что бросивший копье воин не
успел еще, казалось, выпрямиться, а посланное им оружие  уже  находилось  на
полпути к цели, - к Аджор. Вот тогда-то я и совершил лучший выстрел  в  моей
жизни. Я не целился, какая-то сверхъестественная сила,  более  могучая,  чем
даже инстинкт самосохранения, направляла тогда мою руку. Аджор в  опасности!
Одновременно с этой мыслью я вскинул пистолет, нажал  на  курок,  и  широкое
лезвие  летящего  прямо  в  Аджор  копья  разлетелось  вдребезги.  С  воплем
разочарования банд-лу покинули свое убежище и пустились бежать к пещерам.
   Я повернулся к Аджор. Лицо ее было белее снега,  глаза  широко  раскрыты,
как у человека, только что смотревшего в лицо смерти, но вот губы  сложились
в слабую улыбку, а глаза наполнились необыкновенной гордостью.
   - Мой Том! - произнесла она и положила свою руку на мою.
   Вот и все: "Мой Том!" и пожатие руки. Надо же! Что-то шевельнулось у меня
в груди. Было ли это ликование, от ее слов? Да нет, невозможно! В  досаде  я
даже отвернулся.
   - Пойдем, - бросил я и направился к кро-лу. Тот стоял на месте, глядя  на
нас с кажущимся безразличием. По-моему, он ожидал, что мы его тоже убьем, но
ни  одним  движением  не  проявил  своих  чувств.  Взгляд  его,   выражающий
неподдельный интерес, был прикован  к  моему  пистолету  и  ружью,  вс„  еще
находившемуся в руках Аджор. Ножом я разрезал  веревки  на  его  руках.  Мои
действия вызвали выражение  изумления  на  бесстрастном  до  этого  лице.  С
недоумением кро-лу посмотрел на меня.
   - Что вы собираетесь делать со мной? - спросил он.
   - Ты свободен, - ответил я, - и можешь идти домой, если хочешь.
   - А почему вы не убили меня? - поинтересовался он. - Я же безоружен.
   - А зачем нам тебя убивать? Я и эта молодая леди рисковали своей  жизнью,
чтобы спасти твою. Так какой же смысл нам тебя теперь убивать?
   Конечно, я не употребил выражения "молодая леди" -  в  каспакском  языке,
естественно, нет подобного выражения, но могу я, в конце  концов,  позволить
себе несколько вольное  обращение  с  переводом  своих  диалогов!  Постоянно
называть  прекрасную  молодую  девушку  самкой,  может  быть,   и   является
буквальным переводом с каспакского,  но,  на  мой  взгляд,  это  не  слишком
галантно.
   По меньшей мере с минуту кро-лу  сосредоточенно,  не  мигая,  разглядывал
меня. Потом он снова заговорил.
   - Кто ты, человек в странных шкурах? - спросил он. - Твоя женщина - галу,
но сам ты не галу, не кро-лу, не банд-лу. Я таких вообще никогда  не  видел.
Ответь мне, откуда взялся такой могучий воин и великодушный противник?
   - Это долгая история, - ответил я, - главное,  я  родом  не  из  Каспака.
Здесь я чужой, но постарайся понять это и осознать - я не враг.  Я  не  хочу
вражды ни с одним жителем этой страны, за исключением,  пожалуй,  одного  из
воинов Галу по имени Ду-син.
   - Ду-син! - воскликнул он. - Ты враг Ду-сина? Почему?
   - Потому что он желает зла Аджор, - ответил я. - А ты что, знаешь его?
   - Он не может его знать, - ответила Аджор.  -  Ду-син  пришел  от  Кро-лу
очень давно и взял себе новое имя, как это делают все на каждом  последующем
круге. Он не может его знать, потому что галу не общаются с кро-лу.
   Воин улыбнулся.
   - Ду-син ушел к Галу не так давно, и я его хорошо помню.  К  тому  же  он
осмелился нарушить древние законы Каспака и вступил в переговоры  с  кро-лу.
Ду-син хочет стать вождем и явился к нам просить помощи.
   Аджор пришла в ужас от этого  известия.  Для  нее  это  было  невероятно.
Никогда галу и кро-лу не были друзьями. Первобытные законы  развития  делали
их смертельными врагами, исключая всякую возможность ассимиляции.
   - И что решили кро-лу? - спросила Аджор. - Пойдут ли они войной на  племя
моего отца Джора?
   - Пришедшие в племя недавно поддерживают  этот  план,  надеясь  в  случае
успеха сделаться галу. Они  рассчитывают  избежать  многих  лет  превращения
обычным способом. Мы, старожилы Кро-лу,  тщетно  пытаемся  убедить  их,  что
сделаться галу - мало занять их земли,  это  длительный  процесс,  требующий
постепенного созревания. Еще мы объясняем им, что невозможно всем  сделаться
галу, потому что среди них неизбежно  окажутся  те,  кто  так  и  не  сможет
"подняться". Мы не против набегов на земли Галу,  война  с  ними  -  обычное
занятие, но пытаться покорить  и  удержать  эти  земли  -  безумие!  Что  же
касается меня, я не вмешивался, потому что  жду  зова  и  чувствую,  что  он
близок.
   - Как твое имя? - спросила Аджор,
   - Чал-аз, - ответил тот.
   - Ты вождь Кро-лу?
   - Нет, вождя восточных Кро-лу зовут Ал-тан.
   - А он тоже против плана завоевания наших земель?
   - К сожалению, он скорее поддерживает его, потому  что  уверился  в  том,
будто он - бату. Он уже давно стал вождем, еще задолго до моего  прихода  от
Банд-лу, но за все эти годы я не замечал в нем никаких изменений. По  правде
говоря, он до сих пор больше похож на банд-лу, чем на кро-лу.  Но  вождь  он
хороший и воин могучий. Если Ду-син сумеет его убедить,  не  исключено,  что
под его властью вскоре окажется все племя Галу, в том числе  и  сам  Ду-син,
потому что Ал-тан человек крутой и подчиняться никогда никому не  станет,  а
захватив власть, никогда ее без борьбы не отдаст.
   Я спросил, что означает "бату", так как никогда прежде  не  слыхал  этого
слова, и узнал, что в буквальном переводе оно означает "конец"  и  указывает
на завершение процесса развития для каждого конкретного  индивидуума.  Стать
"бату" можно на любой из стадий развития. Не все хо-лу  становятся  алу,  не
все алу становятся бо-лу и так далее. Чтобы  стать  алу,  достаточно  одного
поколения хо-лу; для того чтобы сделаться бо-лу, уже требуется два поколения
алу; превращение в сто-лу требует трех поколений бо-лу;  для  превращения  в
кро-лу необходимо, по меньшей  мере,  шесть  поколений  банд-лу  со  стороны
одного из родителей.
   Признаюсь честно, что я не понял ничего  из  этого  объяснения:  при  чем
здесь различные поколения и даже родители, если в племенах  Каспака  нет  ни
родителей, ни потомства. И все же, я постепенно начинал прояснять  для  себя
странные законы происхождения видов и эволюции в этой фантастической стране.
Я уже знал, например, что теплые грязевые пруды  близ  становищ  каждого  из
племен  каким-то  образом  связаны  с  процессом  эволюции,   а   ежедневное
погружение в их воды  женской  половины  каждого  племени  вызвано  законами
природы, а вовсе не стремлением освежиться или смыть грязь. Чем-то они  даже
напоминали мне религиозные обряды. И все равно я не мог  полностью  охватить
всю картину - в своих объяснениях Аджор пользовалась  словами  и  понятиями,
которых я не знал, а передать их значения она не умела.
   Пока мы стояли и беседовали, в кустах раздался какой-то  шум,  затем  они
раздвинулись, и в мгновение ока мы оказались в центре кольца  не  менее  чем
сотни воинов Кро-лу. Приближаясь  со  всех  сторон,  они  забросали  Чал-аза
вопросами. Свое оружие - луки со стрелами - они держали наготове, поглядывая
на Аджор с вожделением, а на меня весьма подозрительно. Но выслушав  рассказ
Чал-аза,  они  несколько  изменили  свое   отношение   в   лучшую   сторону.
Разговаривал с ним, в  основном,  огромного  роста  хорошо  сложенный  воин,
настоящая гора мышц.
   - Это Ал-тан, вождь, - сказал Чал-аз в порядке  представления.  Потом  он
познакомил его со мной, и Ал-тан принялся расспрашивать меня о моей  стране.
Остальные столпились вокруг, чтобы лучше слышать мои  ответы,  и  на  многих
лицах я видел выражение явного  недоверия,  когда  рассказывал  о  яхте,  на
которой приплыл, и о самолете, на котором перелетел через  скальный  барьер.
Собственно, скептицизм вызвало упоминание о гидроплане, но тут на помощь мне
пришла Аджор.
   - Я видела своими собственными глазами, как он летал на железной птице  и
сражался с джо-усом! - воскликнула она. - Алу, которые гнались за мной, тоже
видели это и разбежались.
   - Чья это женщина? - внезапно спросил Ал-тан.
   Воцарилась тишина. Аджор повернулась ко мне  с  выражением  недоумения  и
обиды на лице.
   - Чья это женщина? - повторил Ал-тан свой вопрос.
   - Моя! - ответил я, повинуясь какому-то внезапному  импульсу,  и  мне  не
пришлось сожалеть о произнесенных словах - наградой мне  был  взгляд  Аджор,
полный гордости и счастья.
   Несколько секунд Ал-тан внимательно разглядывал ее, а затем повернулся ко
мне.
   - А ты в состоянии ее содержать? - спросил  он  с  едва  уловимой  ноткой
презрения в голосе.
   Положив руку на рукоятку  пистолета,  я  ответил,  что  в  состоянии.  Он
заметил мое  движение,  перевел  взгляд  на  торчащее  из  кобуры  оружие  и
улыбнулся. Вслед за этим он поднял свой огромный лук, приладил стрелу  и  до
отказа  натянул  тетиву.  Его  воины  с  усмешками  на  лицах  наблюдали  за
происходящим. Лук Ал-тана был намного больше и  тяжелее,  чем  у  любого  из
присутствующих. Чтобы натянуть его,  требовалась  немалая  сила,  Ал-тан  же
сделал это с поразительной легкостью, оттянув тетиву до такой  степени,  что
каменный наконечник стрелы уперся  в  его  указательный  палец,  лежащий  на
древке. Прицелившись,  он  пустил  стрелу.  Пролетев  футов  пятьдесят,  она
глубоко вонзилась в ствол молодого деревца толщиной дюймов в  шесть,  пробив
его  насквозь.  Ал-тан  и  его  воины  повернулись  ко  мне   с   выражением
несказанного удовольствия на лицах,  а  вождь  несколько  раз  подпрыгнул  с
поднятыми вверх руками, напомнив мне пьяного борца.
   Не желая ударить в грязь лицом, я выхватил пистолет, навел его на все еще
дрожащую в стволе дерева стрелу и нажал на спуск.
   При звуке выстрела все кро-лу отскочили назад и схватились за оружие,  но
видя, что я улыбаюсь, они успокоились и перевели взгляд на дерево. Стрела их
вождя исчезла. Это был отличный выстрел, можете мне поверить! Не уверен, что
мне удалось бы повторить его, но в сложившихся обстоятельствах мне просто до
зарезу был нужен именно такой, чтобы раз и навсегда зарекомендовать  себя  в
глазах  этих  свирепых  и  воинственных  дикарей  шестого  круга  подобающим
образом.
   Боги оказались добры ко мне, и я сразу увидел по  лицам  окружающих,  что
мои акции поднялись. Но, похоже, не в  глазах  Ал-тана.  Если  до  этого  он
склонен был рассматривать меня как  безвредную  и  любопытную  диковину,  то
теперь, судя по выражению лица, его отношение ко  мне  изменилось  в  худшую
сторону. Удивляться тут было нечему - люди типа  Ал-тана  всегда  болезненно
воспринимают свое поражение. Какой властелин, дикий  или  цивилизованный,  в
состоянии снести такой  щелчок  по  самолюбию?  Видя  потемневшую  от  гнева
физиономию  Ал-тана,  я  счел  за  благо  прекратить  дальнейшие  беседы   и
продолжить прерванный путь. Однако воины, повинуясь жесту вождя,  преградили
нам путь.
   - Что это значит? - спросил  я.  Прежде  чем  Ал-тан  успел  ответить,  я
услышал голос Чал-аза:
   - И это благодарность вождя Кро-лу Ал-тана за спасение  жизни  одного  из
его воинов от пляски смерти в плену у банд-лу? - спросил он.
   Ал-тан с минуту мрачно молчал, но потом его лица прояснилось и стало чуть
добродушнее.
   - Вы меня не так поняли, - произнес он, - я не собираюсь причинять  вреда
этому незнакомцу, я хотел только задержать его на один день,  чтобы  он  мог
принять участие в пиршестве в деревне. А утром пускай идет своей дорогой,  я
его не держу.
   Сомнения мои его речь до конца не рассеяла, но побывать в деревне  кро-лу
было любопытно. Кроме того, если Ал-тан и замыслил какой-то  обман,  мы  все
равно находились в его власти. Ночью же мог подвернуться удобный случай  для
бегства. Пытаться вырваться из кольца воинов сейчас было  безумием.  Поэтому
я, чтобы рассеять подозрения, тут же согласился на его предложение и вежливо
поблагодарил за оказанную честь. Это ему явно понравилось,  и  по  дороге  в
деревню Ал-тан шел рядом со мной, расспрашивая о моей стране и  ее  обычаях.
Больше всего его, кажется, удивило, что у меня на родине люди могут спокойно
передвигаться днем и ночью без риска быть  съеденными  хищными  зверями  или
ящерами.  Когда  же  я  рассказывал  ему  об  армии,  его  наивный  рассудок
отказывался принять тот факт, что огромные массы людей содержатся  обществом
с единственной целью - истреблять себе подобных.
   - Как хорошо, - сказал он, - что я не живу в  твоей  стране  среди  столь
кровожадных людей. Здесь, на Каспаке, тоже сражаются  воины  разных  племен.
Наше оружие предназначено в первую очередь для охоты и  для  защиты.  Мы  не
делаем оружия  с  целью  убивать,  как  это  делаете  вы.  В  твоей  стране,
чужеземец, живут, должно быть, настоящие дикари,  и  тебе  повезло,  что  ты
теперь находишься в мирном и спокойном краю.
   Как видите, вождь высказал довольно смелую и свежую мысль,  с  которой  я
готов согласиться, особенно если учесть, что перед этим рассказывал  Ал-тану
о большой войне, вот уже два года бушующей в Европе.
   По дороге в деревню  мы  постоянно  сталкивались  с  хищниками  и  трижды
подвергались нападению, но все это воспринималось  Ал-таном  как  нормальный
ход вещей. Он наносил удар копьем или пускал стрелу в нападавшего хищника, а
затем, как ни в чем не бывало, возвращался к прерванной беседе. Двое  воинов
получили ранения, а один даже был убит насмерть  разъяренным  носорогом,  но
стоило опасности миновать, как о  ней  уже  больше  никто  не  вспоминал.  С
убитого сняли одежду и оружие и оставили на месте -  хищники  позаботятся  о
погребении. Трофеи, которые кро-лу  пренебрежительно  оставляли  пожирателям
падали, заставили бы позеленеть от зависти любого английского охотника.  Они
забрали с собой лишь мясо носорога, и то по единственной причине, что  очень
его  любят.  Часть  носорожьей  шкуры  они  тоже  забрали  с  собой  -   она
используется для изготовления обуви, щитов, рукояток ножей и других целей  и
ценится за толщину и прочность.
   Особенно заинтересовал меня их щит. Я даже оказался свидетелем  отражения
нападения  саблезубого  тигра  с  его  помощью.  Огромный  зверь  неожиданно
выскочил из кустарника, где, по всей видимости, спал после  утренней  охоты.
На него обрушился град копий, некоторые из них были пущены  с  такой  силой,
что пробили тело насквозь. В~ момент нападения тигр находился очень близко к
отряду, поэтому ему удалось прорвать цепь обороны.  Метнув  копья,  воины  с
непостижимой быстротой принялись пускать в него стрелы.  Рыча  от  ярости  и
боли, зверь обрушился на Чал-аза, я же в отчаянии сжимал бесполезное в такой
сутолоке ружье. Но Чал-аз был готов  к  нападению.  Отбросив  свой  лук,  он
спрятался за большим овальным щитом, в центре которого находилось  отверстие
диаметром в шесть дюймов. Крепко сжимая щит за внутренние ремни левой рукой,
в правой он сжимал тяжелый нож. Утыканный, как дикобраз, копьями и  стрелами
хищник в прыжке опрокинул Чал-аза на землю. Тот упал на  спину  и  прикрылся
сверху щитом, который полностью накрыл его  тело.  Пока  тигр  рвал  когтями
плотную кожу носорога, покрывавшую щит, Чал-аз через отверстие  наносил  ему
удары ножом. Безо всякого сомнения, храбрый воин  обошелся  бы  и  без  моей
помощи, но тут мне представилась возможность выстрелить без  риска  зацепить
кого-нибудь, и одной пулей я уложил тигра наповал.
   Поднявшись на ноги, Чал-аз взглянул на небо  и  заметил,  что  собирается
дождь. Все остальные молча возобновили движение. Инцидент был  исчерпан.  Не
знаю почему, но этот  эпизод  напомнил  мне  одного  знакомого.  Тот  как-то
застрелил бродячую кошку у себя во дворе, и три недели подряд только об этом
и говорил.
   Уже темнело, когда мы добрались до деревни. Она  состояла  из  нескольких
хижин, покрытых травой и листьями, и была обнесена высокой изгородью. Жилища
эти располагались группами от двух до семи хижин.
   Вплотную примыкая друг к другу, они чем-то напоминали пчелиные соты. Если
хижина стояла одна, значит в ней жил воин с одной женой, а если  хижин  было
больше - то с несколькими. Изгородь вокруг деревни была сделана  из  кольев,
плотно примыкающих друг к другу и крепко связанных. Они были врыты  в  землю
под углом и торчали наружу, поддерживаемые также врытыми в землю деревянными
подпорками, установленными таким образом, что центр тяжести  находился  чуть
ниже места соединения. Верхушки кольев  были  заострены.  Единственный  вход
внутрь представлял собой отверстие размером три на  три  фута.  Изнутри  оно
плотно закрывалось чем-то вроде огромной пробки из сложенных вместе бревен.
   Войдя в деревню, мы были встречены толпой воинов и женщин. Я  не  заметил
признаков враждебности на их лицах. Когда же Чал-аз поведал о том, как я его
спас, ко мне стали относиться  с  настоящей  теплотой.  Судя  по  всему,  он
пользовался немалой  популярностью  среди  своих  сородичей.  Меня  и  Аджор
буквально задарили местными "сувенирами", среди  которых  были  ожерелья  из
зубов тигра и льва, прекрасно выделанные шкуры и  глиняная  посуда,  чудесно
разрисованная, а также масса  всяких  съедобных  вещей.  Все  это  буквально
сыпалось на  нас,  вызывая  ревнивое  неудовольствие  наблюдающего  за  нами
Ал-тана.
   Наконец, мы смогли уединиться в отведенной для нас хижине и поесть.  Ужин
наш состоял из жареного мяса и овощей, принесенных женщинами. Кроме этого, я
впервые попробовал местного молока от настоящих  коров  сыра  сделанного  из
молока диких коз.
   Еще нас угостили  медом,  ржаным  хлебом  грубого  помола,  виноградом  и
молодым вином. С того момента, как я расстался с кают-компанией "Тореадора",
это была, без сомнения, самая чудесная трапеза, напомнившая мне о чернокожем
поваре  Тайлера-старшего,  творившем  настоящие  чудеса,  -  в   его   руках
обыкновенная свинина превращалась по вкусу в курицу, курица же вообще являла
собой пищу богов.

   Глава V

   После ужина я закурил и блаженно растянулся на куче шкур, сваленных  близ
порога.  Аджор  примостилась  рядом,  положив  голову  мне  на  плечо.  Меня
наполняло чувство  глубокого  покоя.  Впервые  с  того  момента,  когда  мой
гидроплан пролетел над окружающими Каспак скалами, я ощущал  себя  в  полной
безопасности. Рукой я тихонько погладил  бархатную  щечку  девушки,  которую
сегодня признал своей  перед  свидетелями,  затем  пышные  волосы,  стянутые
золотой заколкой. Перехватив  мою  руку  своими  нежными  пальчиками,  Аджор
поднесла ее к своим губам. И вот тогда я впервые за все время дал волю своим
чувствам: обнял девушку и в долгом-долгом поцелуе прижался к  ее  губам.  Мы
были одни, и до утра хижина должна была стать нашим домом.
   Но в этот момент со стороны входа  в  деревню  послышался  какой-то  шум,
возгласы приветствия и ответные крики  стражи.  Наверное,  это  возвратились
охотники. Слышно  было,  как  и