есовала моя персона. Они  перетрогали,  общупали  и
даже обнюхали всю мою одежду и снаряжение. От них  я  узнал,  что  их  племя
называет себя Банд-лу, или "люди копья", а племя Tea называется Сто-лу,  или
"люди топора". Ниже их на шкале эволюции стоят Бо-лу, или "люди  дубины",  а
еще ниже Алу, у которых нет ни оружия, ни  языка.  В  этом  слове,  как  мне
кажется, может быть заключено крайне любопытное открытие, если, конечно, это
не простое совпадение, я наткнулся на слово, прошедшее без  изменений  через
миллионы лет существования человечества, с начала начал разговорного  языка.
Это слово могло оказаться единственной ниточкой, связующей  нарождавшуюся  в
незапамятные  времена  человеческую   культуру   с   рожденным   в   кратере
огнедышащего вулкана Kacпаком.
   А может быть, это только совпадение, даже почти наверняка  совпадение;  и
все же сравните: на Капроне, в Каспаке, немой называется алу, а в наше время
и в большом мире на латыни немой называется alalus.
   Итак, местная красавица из гарема вождя, которую звали  Со-та,  несколько
неожиданно проявила ко мне такой живой интерес, что  То-жо  в  конце  концов
обратил внимание на расточаемые ею нежности и  выразил  свое  неудовольствие
тем, что стукнул ее по голове и отшвырнул пинком в угол  пещеры.  Я  прыгнул
между ними в тот момент, когда он  заносил  ногу  для  следующего  пинка,  и
проведя болевой прием, выволок его, вопящего от боли,  наружу.  Там  я,  под
страхом еще худшего наказания, заставил его дать обещание больше не  трогать
Со-та. Девица бросила  на  меня  благодарный  взгляд,  а  вот  сам  То-жо  и
остальные женщины смотрели на меня хмуро и угрожающе.
   Позже вечером Со-та по секрету поведала мне, что она  в  ближайшее  время
покинет племя.
   - Со-та скоро станет кро-лу, - прошептала она мне на ухо.
   Я спросил ее, что такое кро-лу, и она попыталась мне объяснить, но я  так
и не знаю до сих пор, правильно ли я ее понял. Из ее жестов и слов я уяснил,
что Кро-лу - это племя, имеющее на вооружении луки и стрелы, готовящее  пищу
в сосудах и живущее в хижинах, а также разводящее  домашний  скот.  Все  это
было весьма расплывчато и схематично, но основная мысль, похоже, в том,  что
Кро-лу - более развитое племя, чем Банд-лу.
   Перед сном я довольно долго размышлял на эту тему. В своих размышлениях я
пытался найти связующее звено между различными расами, которое позволило  бы
объяснить их всеобщее стремление когда-нибудь стать  галу.  Со-та  подкинула
мне  кое-какой  материал,  но  напрашивающийся   вывод   казался   настолько
фантастическим, что я даже не мог заставить себя всерьез обдумать его. И тем
не менее, в эту теорию вполне вписывались те различные  стадии  развития,  с
которыми я столкнулся в разных племенах, и диапазон  различий  человеческого
типа внутри самих племен.  Ну,  например,  среди  банд-лу  попадались  такие
экземпляры, как Со-та, представляющая собой высший из увиденных мною до  сих
пор уровень развития, или  То-жо,  может,  самую  малость  стоящий  ближе  к
обезьяне, чем его жена, и в то же время совсем другие типы - плосконосые, со
скошенными лбами, заросшие волосами. Вопросы мучили меня. Кто  знает  ответ?
Может быть, Сфинкс? Я не знаю.
   С этими мыслями, достойными лунатика или наркомана, я и уснул, когда же я
проснулся, руки и ноги мои были связаны, а оружие исчезло.  Как  им  удалось
при  этом  меня  не  разбудить,  сказать  вам  не  могу.  Это  было   крайне
унизительно, но это было именно так. То-жо  возвышался  надо  мной.  Неясный
предутренний свет слабо пробивался в пещеру через отверстие входа.
   - Расскажи мне, - потребовал он, - как  бросить  человека  через  голову,
чтобы он сломал себе при этом шею, потому что я собираюсь убить тебя и  хочу
знать это прежде, чем ты умрешь.
   Из всех бесхитростных заявлений, когда-либо слышанных  мною,  это  побило
все рекорды. Оно было настолько нелепо, что даже перед лицом смерти я не мог
удержаться от хохота.  Должен  отметить,  правда,  что  к  этому  времени  я
перестал так уж сильно бояться смерти.  Наверное,  я  принял  на  вооружение
философскую  теорию  о  ничтожной  ценности  человеческой  жизни,   когда-то
мимолетно высказанную Лиз в беседе со  мной.  Внезапно  я  осознал,  что,  в
сущности, она права - все мы марионетки, дергающиеся на ниточке от  колыбели
до могилы, и никому, кроме  самих  себя  и  немногих  близких,  не  нужны  и
неинтересны.
   За спиной То-жо стояла Со-та. Она подняла  руку  с  направленной  ко  мне
ладонью - каспакский эквивалент качания головой.
   - Дай мне время подумать, - произнес я в ответ.
   То-жо заявил, что согласен  подождать  до  ночи.  Он  дает  мне  день  на
раздумье. После этого вождь ушел, отправившись на охоту вместе с  остальными
мужчинами. Женщины тоже ушли, как я позже узнал от Со-та, к такой же, как  и
в племени Tea, теплой луже, в которую они ежедневно погружались.  Кстати,  в
ответ на мой вопрос, что это за ритуал, Со-та кратко ответила: "Ата", но это
случилось позже.
   Я пролежал связанным, должно быть, часа два-три, когда в пещеру вернулась
Со-та. В руках у  нее  был  острый  нож,  между  прочим,  мой,  которым  она
разрезала мои путы.
   - Пойдем, - сказала она. - Со-та отправится с тобой к Галу. Настало время
для Со-та покинуть Банд-лу. Мы вдвоем пойдем к Кро-лу, а потом к Галу. То-жо
убьет тебя сегодня ночью. Он убьет и Со-та, если узнает, что  Со-та  помогла
тебе. Мы уйдем вместе.
   - Я пойду с тобой к Кро-лу, -  отвечал  я,  -  но  потом  я  должен  буду
вернуться к своим по направлению "к Началу".
   - Ты не можешь вернуться, - сказала она. -  Это  запрещено.  Тебя  убьют.
Тому, кто дошел, - возврата нет.
   - Но я должен вернуться, - настаивал! я. - Там находятся  мои  друзья.  Я
обязан вернуться и привести их сюда.
   Она настаивала на своем, я на своем, но в конце концов мы согласились  на
компромисс: я провожаю ее к Кро-лу, а затем возвращаюсь обратно за своими  и
веду их на север, в где меньше опасностей со стороны  как  хищников,  так  и
двуногих. Она принесла мне все мои отобранные вещи - ружье, патроны,  нож  и
термос, и рука об руку, спустившись с холма, мы отправились на север.
   Путешествовали мы три дня,  пока  не  прибыли  в  деревню,  состоящую  из
множества крытых хижин. Был час заката.
   Со-та объявила мне, что она должна войти одна, и будет лучше,  если  меня
никто не увидит, раз я все равно собираюсь нарушить запрет  и  вернуться  на
юг, что по местным законам карается смертью. На этом мы с ней и  расстались.
Она была доброй девушкой, надежным и верным товарищем, и, по  меркам  своего
окружения, изящной и к тому же добродетельной. Она была женой  То-жо.  Среди
кро-лу ей предстояло обрести нового мужа, следуя странным  для  нас  обычаям
Каспака,  но  она  совершенно  откровенно  заявила  мне,  что  после   моего
возвращения она оставит мужа  и  перейдет  ко  мне,  поскольку  я  ей  очень
нравлюсь.
   На задворках деревни, даже не попытавшись  разглядеть  ее  обитателей,  я
распрощался с Со-та и пустился на юг. На третий день пути я решил  обойти  с
запада пещеры Банд-лу,  так  как  встреча  с  То-жо  не  сулила  мне  ничего
приятного. На шестой день я добрался, наконец,  до  холмов  племени  Сто-лу.
Сердце мое билось все сильнее с каждым шагом, приближающим меня к Лиз. Скоро
я опять обниму ее, вновь почувствую ее горячие губы на своих  губах.  Я  был
уверен,  что  она  в  полной  безопасности  среди  "людей  топора",  и   уже
представлял себе ее радость и светящиеся любовью глаза  при  нашей  встрече.
Миновав последние перед пещерами деревья, я почти бегом устремился к склону.
   Солнце уже давно взошло. Женщины должны  уже  были  вернуться  со  своего
омовения в луже, однако, приближаясь, я  не  мог  уловить  признаков  жизни.
"Они, должно быть, задержались", - подумал я, но подойдя вплотную к подножию
пещер,  я  с  горечью  ощутил,  как  все  мои  надежды  рушатся  в   бездну.
Разбросанные тут и там,  начисто  обглоданные  немые  свидетели  происшедшей
трагедии - более двух десятков скелетов членов племени  Сто-лу  -  предстали
передо мной. В пещерах наверху движения тоже не наблюдалось.
   Я внимательно осмотрел ужасные останки, ежесекундно опасаясь найти  среди
них прелестную головку  моей  любимой  и  навек  распроститься  с  мечтой  о
счастье, но к моему облегчению ничего, даже отдаленно напоминающего  останки
современной девушки, я не обнаружил. Значит, надежда еще не потеряна.
   В последующие три дня я обыскал всю местность во всех направлениях, но не
обнаружил даже следов "людей топора". В конце концов я  прекратил  поиски  и
отправился к форту "Динозавр".
   Целую неделю - неделю борьбы с опасностями и ловушками первобытного  мира
- шел я на юг, по крайней мере, я так полагал. Солнце не  появлялось,  дождь
лил почти беспрерывно. Встречавшиеся мне  хищники,  как  сговорившись,  были
особенно свирепы, но так или иначе, я выжил.  В  один  прекрасный  момент  я
понял, что снова заблудился и что даже
   год яркого солнца не поможет найти мне дорогу домой. А в довершение  всех
моих несчастий я снова наткнулся на могилу - на этот раз Уильяма Джеймса. На
грубом каменном надгробии стояла дата - 13 сентября - и была указана причина
смерти - встреча с саблезубым тигром.
   В этот момент я готов был сдаться. Никогда прежде не  чувствовал  я  себя
таким беспомощным, одиноким и утратившим последнюю надежду. Я заблудился,  и
не знал, где искать своих друзей, не знал  даже,  живы  ли  они  вообще.  По
правде говоря, я не мог заставить себя поверить в то, что они  еще  живы.  Я
был уверен, что Лиз тоже погибла. Я хотел умереть - и  все  же  цеплялся  за
жизнь, какой бы безнадежной и бесполезной она мне ни казалась. Я цеплялся за
жизнь, потому что мой древний ящероподобный пращур тоже цеплялся  за  нее  и
сумел передать  мне  через  поколения  самый  мощный  из  инстинктов  своего
крошечного сознания - инстинкт самосохранения.
   И вот, наконец, я добрался до великой кольцевой стены и после  трех  дней
сумасшедших усилий мне удалось-таки взобраться на нее. Я  вязал  примитивные
лестницы, вбивал клинья в еле заметные трещины, вырубал своим ножом уступы в
скале - и покорил стену! Близ  вершины  я  наткнулся  на  небольшую  пещеру,
служащую обиталищем какого-то летающего ящера из триасового периода,  точнее
будет сказать, служившую, - теперь она принадлежит мне. Я застрелил  мерзкую
тварь и занял ее логово, Я достиг вершины и бросил взгляд на  широкий  серый
простор зимнего дал океана. На вершине было холодно.
   Сегодня тоже холодно, но я все сижу на вершине и смотрю, смотрю,  смотрю,
хотя прекрасно понимаю,  что  вряд  ли  когда-нибудь  увижу  свою  последнюю
надежду - парус.

   Глава X

   Раз в день я спускаюсь вниз на охоту. Для питья мне служит  вода  чистого
холодного ручья. У меня есть три бурдюка из шкур, которые я наполняю водой и
поднимаю в свою пещеру. Я сделал себе копье, лук и стрелы. Таким  образом  я
могу поберечь патроны, которых осталось  мало.  Одежда  моя  превратилась  в
лохмотья. Завтра я сменю ее на леопардовые шкуры, которые я  сам  выдубил  и
сшил из них себе теплое и простое одеяние. Здесь, наверху, очень холодно.  У
меня горит костер, и, склоняясь над ним,  я  пишу  эти  строки.  Здесь  я  в
безопасности. Ни  одно  живое  существо  не  доберется  до  холодных  вершин
кольцевого  барьера.  Здесь  я  в  безопасности  и  совсем  один  со  своими
печальными и радостными воспоминаниями. Надежды у меня больше нет.  Говорят,
что надежда умирает последней. Моя умерла раньше.
   Я почти закончил свои записи. Скоро я сложу эти  листки  и  засуну  их  в
термос. Я закрою его пробкой и туго завинчу, а потом изо всех сил закину как
можно дальше в море. Ветер дует с  берега,  начинается  отлив,  может  быть,
термос подхватит одно из тех океанских течений, что циркулирует от полюса  к
полюсу, от материка к материку, и доставит  его  на  какой-нибудь  обитаемый
берег. Если судьба улыбнется мне и это произойдет, Бога ради,  помогите  мне
выбраться отсюда!
   Прошла уже неделя со времени последней записи. Тогда я думал, что закончу
на этом письменный отчет о моей жизни на Капроне. Но только я хотел заточить
перо, прежде чем окунуть его  в  самодельные  чернила  (смесь  сока  местной
разновидности черники с водой) и поставить свою подпись, как из долины внизу
до меня донесся звук, хотя и сильно ослабленный расстоянием,  тем  не  менее
сразу мною  узнанный.  Он  заставил  меня  вскочить  на  ноги  и,  дрожа  от
возбуждения, пристально вглядеться в раскинувшуюся далеко внизу панораму. Вы
легко догадаетесь, как много значил для меня этот звук, если я  сообщу,  что
это был звук выстрела! Несколько секунд мой взор  блуждал  по  нагромождению
валунов и скал внизу, пока не остановился и не задержался на четырех фигурах
близ подножия стены - одной человеческой и трех гиенодонах, этих свирепых  и
кровожадных  диких  псов  эпохи  Эоцена.  Дикие  собаки  окружили  человека;
четвертый пес лежал рядом, убитый или раненый.
   С такого расстояния я не мог, конечно, определить точно,  но  что-то  мне
подсказало и заставило задрожать, как осенний лист, что это  была  Лиз.  Моя
интуитивная догадка подтверждалась и тем  фактом,  что  она  была  вооружена
револьвером, когда мы с ней расстались, а человек внизу был вооружен  именно
так. Однако первая волна радости от  вспыхнувшей  надежды  быстро  сменилась
страхом за ее судьбу, так как  даже  беглый  взгляд  вниз  не  оставлял  для
преследуемого хищниками никаких шансов на спасение. Только счастливый случай
позволил беглецу первым же выстрелом уложить или  сильно  ранить  одного  из
нападающих. Еще секунда - и  трое  оставшихся  бросятся  в  атаку!  Стрелять
бесполезно, это только разъярит их еще сильнее,  и  в  конце  концов  жертва
будет разорвана на части.
   А если это Лиз! Сердце мое замерло при мысли о  ней,  но  голова  и  руки
действовали, как будто сами  по  себе.  Оставался  единственный  шанс,  и  я
постарался использовать его. Вскинув  ружье  и  хорошенько  прицелившись,  я
выстрелил. Это был невероятно трудный выстрел,  особенно  если  учесть,  что
стрельба с высоты всегда требует  особого  подхода.  Правда,  в  снайперском
искусстве есть что-то такое,  что  порой  не  поддается  никаким  физическим
законам.
   Никакой научной теорией не смог  я  объяснить  того,  что  точность  моей
стрельбы в этот час превзошла все ожидания. Трижды  раздавались  выстрелы  -
три коротких, отрывистых звука, несущих смерть. Казалось, даже  не  целился,
тем не менее после каждого выстрела зверь падал как подкошенный!
   С вершины до основания примерно тысячи  три  футов  опасного  спуска;  но
скажу, не хвастаясь, та обезьяна, потомком которой я являюсь, не  сумела  бы
угнаться за мной. Я буквально скатился по этим
   неприступным стенам.  Последние  футов  двести  пролегали  по  достаточно
пологой осыпи, и я уже почти достиг ее границы, когда до моих  ушей  донесся
отчаянный женский крик: - Боуэн! Боуэн! Скорее, любовь моя,  скорее!  Я  был
слишком поглощен опасностями спуска, чтобы следить за происходящим  внизу  в
долине, но  крик  этот,  подтвердивший  мне,  что  это  в  самом  деле  Лиз,
свидетельствовал о новой опасности для нее. Бросив взгляд в  ее  сторону,  я
успел заметить, как огромный волосатый детина схватил ее и, перекинув  через
плечо, бросился бежать к ближайшему лесу. Прыгая  со  скалы  на  скалу,  как
горный архар, я достиг долины и бросился в погоню за Лиз  и  ее  первобытным
похитителем.
   Он был намного тяжелее меня и к тому же отягощен ношей, поэтому мне легко
удалось догнать его. Поняв, что ему не уйти, он повернулся ко мне  для  боя.
Это был Хо из племени Tea, "людей топора". Он узнал меня и, отбросив  Лиз  в
сторону, с ревом бросился в атаку, крича при этом, что это  его  женщина,  а
меня он сейчас убьет.
   Он был могучим примитивным зверем со стальными мускулами. Огонь в  жилах,
заставлявший еще на заре человечества самцов биться  между  собой,  наполнял
его вожделением и жаждой "убийства, но такой  же,  если  не  более  сильный,
огонь наполнял и меня. Два диких зверя вцепились друг другу в  горло  в  тот
день в тени старейших на Земле скал  -  современный  человек  и  первобытный
человекообразный давно забытой эпохи, вдохновляемые все той  же  бессмертной
страстью, сохранившейся во все эпохи, периоды и эры истории с ее начала, имя
которой - женщина.
   Обхватив меня своими ручищами, Хо попытался перегрызть мне горло  зубами.
Он, казалось, забыл о своем топоре, висящем на ремешке  из  кожи  буйвола  у
него на поясе, так же как и я на минуту забыл о ноже  в  моих  ножнах.  Безо
всякого сомнения, Хо легко одолел бы меня  в  таком  единоборстве,  если  бы
голос  Лиз  не  пробудил  в  моем  затуманенном  страстью  мозгу  умение   и
сообразительность человека разумного.
   - Нож, Боуэн! - закричала она. - Скорее нож!
   Этого оказалось достаточно. Я словно возвратился из далекого  прошлого  и
снова стал самим собой - современным  человеком,  дерущимся  с  неуклюжим  и
неумелым дикарем. Я прекратил попытки вцепиться зубами  в  покрытое  шерстью
горло своего противника, а вместо этого  мой  нож  с  медицинской  точностью
вошел  между  пятым  и  шестым  ребром  прямо  в  его  сердце.  Хо  испустил
единственный и страшный крик и, вытянувшись в  судороге,  рухнул  мертвым  у
моих ног. А Лиз бросилась в мои объятия. Как будто не было в прошлом  потерь
и разлук, страхов и отчаяния. Все это отодвинулось, а  я  почувствовал  себя
счастливейшим человеком на свете.
   Чуть погодя, я, с большим сомнением в душе, стал решать нелегкую задачу -
сможет  ли  изнеженная  цивилизацией  девушка  вскарабкаться  на  эту  почти
неприступную стену? Я задал ей этот вопрос, в ответ она  весело  рассмеялась
мне в лицо.
   - Смотри! - воскликнула она и с азартом побежала к подножию.  Как  белка,
взбиралась она вверх, так что я с трудом поспевал за ней. Сначала  я  боялся
за нее, но вскоре убедился, что она чувствует себя так же уверенно, как и я.
   Когда мы, наконец, достигли вершины и я снова держал ее в своих объятиях,
Лиз дала своему умению простое объяснение.
   Ведь ей в течение нескольких  недель  пришлось  жить  вместе  с  племенем
пещерных жителей. Когда же они были изгнаны из своих пещер другим  племенем,
которое убило и угнало в плен половину женщин, новые места  оказались  более
трудными для обитания. Пещеры там располагались  выше,  а  путь  к  ним  был
гораздо  сложнее,  так  что  Лиз  волей-неволей   превратилась   в   опытную
скалолазку.
   Она рассказала мне, как Хо преследовал  ее.  Все  его  женщины  оказались
угнанными в плен, и Лиз постоянно жила в страхе перед этим дикарем,  день  и
ночь стараясь избежать его внимания. Первое время Ноб как-то защищал ее,  но
однажды он куда-то пропал и больше она его не видела. Лиз сказала  мне,  что
его скорее всего убили. Я тоже так думаю, потому что живой он никогда бы  ее
не  покинул.  С  его  исчезновением  Лиз  оказалась  полностью   во   власти
домогавшегося ее Хо. В тот же день он настиг ее у подножия холма и, схватив,
потащил было в свою пещеру, но ей удалось вырваться и убежать.
   - Три дня он преследовал меня, - рассказывала  она.  -  Три  дня  в  этой
ужасной стране. Сама не пойму, как мне удалось уцелеть и не быть  схваченной
Хо раньше, чем мы с тобой встретились. Судьба оказалась добра к нам, Боуэн.
   Я кивнул головой и прижал ее к себе.  А  потом  мы  жарили  бифштексы  из
антилопы и говорили, говорили и строили планы. Что ж, у нас,  скорей  всего,
нет никаких надежд на спасение и мы обречены на всю жизнь оставаться  здесь,
в диком Каспаке. Но лучше всю жизнь жить здесь вместе с  Лиз,  чем  в  любом
другом месте, но без нее. И все же я боюсь за нее. Это  тяжелая,  опасная  и
полная борьбы за существование жизнь, и я всегда буду, ради нее, молить Бога
о спасении.
   Этой ночью небо очистилось от облаков, и  луна  осветила