знообразную - многих слов я не понимал. Однако я сумел уловить общий
смысл его разглагольствований, суть которых состояла в том,  что  именно  он
нашел и захватил эту галу, что она принадлежит ему, а  если  кто-то  в  этом
сомневается, пусть выходит с ним биться.  Судя  по  всему,  а  в  дальнейшем
оказалось, что так оно и было,  я  оказался  свидетелем  весьма  примитивной
свадебной  церемонии.  Собравшиеся  члены   племени   смотрели   и   слушали
говорившего с какой-то тупой покорностью, что не удивительно - ведь он был с
виду самым могучим из всех присутствующих. Похоже, что  никто  не  собирался
оспаривать его  права,  когда  он  заявил,  а  вернее,  проревел  тоном,  не
допускающим возражений: "Я Tea, это моя женщина. Кто хочет ее  сильнее,  чем
Tea?" - Я хочу, - произнес я на языке Ама и выступил вперед, в пространство,
освещаемое пламенем костра. Лиз испустила радостный крик и бросилась ко мне,
но Tea схватил ее за руку и оттащил назад, - Кто ты такой? - завопил Tea,  -
Я убью тебя! Убью! Убью!
   - Эта женщина моя, - отвечал я, - и я пришел за ней.  Это  я  тебя  убью,
если ты ее не отпустишь. - С этими словами я навел свой револьвер прямо  ему
в сердце. Конечно же дикарь не знал о назначении странной маленькой  штучки,
которую я на него направил. С ревом, принадлежащим  наполовину  человеку,  а
наполовину дикому зверю, он прыгнул на меня. Я выстрелил прямо в сердце.  Он
свалился замертво, а напуганные выстрелами соплеменники разбежались  во  все
стороны. Лиз же с распростертыми объятиями бросилась ко мне.
   Когда же я, наконец, обнял ее, ночная тьма вокруг нас - сначала за  нашей
спиной, потом справа, слева, впереди - наполнилась рычанием и ревом, лаем  и
мяуканьем, криком и шипением. Это вступали в свои права хозяева ночной жизни
Каспака - огромные плотоядные хищники, владыки ночных  джунглей.  Сдавленное
рыдание вырвалось из груди Лиз: "О Боже, - вскричала она,  -  дай  мне  силу
вынести все это ради него!"
   Я понял, что она находится на  грани  обморока  после  всех  перенесенных
страхов и потрясений, и попытался как мог  успокоить  и  утешить  ее,  хотя,
признаться, в этот момент будущее выглядело довольно неопределенным: слишком
много опасностей окружало нас.
   Оглядевшись,  я  обнаружил,  что  склоны  холма  были  испещрены  темными
отверстиями, к которым карабкались человекообразные.
   - Идем за ними, - сказал я Лиз. - Здесь мы не протянем и получаса. Найдем
себе пещеру.
   Из тьмы засверкали глаза какого-то хищника. Я выхватил из костра  горящую
ветку и швырнул ее прямо в эти глаза. В ответ раздался рев боли и гнева,  но
глаза пропали. Выбрав по горящей ветке, мы двинулись к холму с пещерами,  но
были встречены потоком угроз их законных обитателей.
   - Они убьют нас, - промолвила Лиз.
   - Они могут нас убить, - ответил я, - а вот те твари,  что  сзади,  убьют
нас наверняка. Так что я попытаюсь занять одну из пещер, и  горе  тому,  кто
мне помешает. - С этими словами я продолжал взбираться вверх по  склону.  На
пороге одной из пещер стоял  здоровенный  дикарь,  сжимая  к  руке  каменный
топор.
   - Поднимайся сюда, я убью тебя и возьму твою женщину, - пригрозил он.
   - Ты что, не видел, как кончил Tea, который тоже хотел иметь мою женщину,
- отвечал я на его языке.
   - Так же будет и с тобой и со всеми остальными, если вы не позволите  нам
мирно провести ночь в ваших пещерах.
   - Иди на север! - вскричал он. - Иди на север к племени Галу, и мы вас не
тронем. Когда-нибудь и мы станем галу, но не сейчас. Вы  не  наши.  Уходите,
или мы вас убьем. Женщина может остаться, если она боится, а мужчина  должен
уйти.
   - Мужчина никуда не уйдет, - ответил я и  поднялся  еще  выше.  Созданные
природой уступы и неровности позволяли без особого труда добраться до пещер,
но враждебность племени пещерных полулюдей и  присутствие  рядом  измученной
Лиз создавали едва преодолимые трудности.
   - Я не боюсь тебя, - вновь закричал дикарь. - Ты был рядом с Tea, а я  от
тебя далеко и высоко. Ты не сможешь причинить мне вреда. Убирайся прочь!
   Я поставил ногу на очередной выступ и подтянул Лиз к себе.  Здесь  я  уже
почувствовал себя в большей безопасности. Еще  немного,  и  хищники  уже  не
смогут до нас добраться.
   Угрожавший нам дикарь, подняв топор над головой,  стал  спускаться  вниз.
То, что он находился выше нас, давало ему, во всяком случае по  его  мнению,
солидное преимущество. Спускался он с  полной  уверенностью  в  успехе.  Мне
очень не хотелось его убивать, но выбора не было, и я застрелил его так  же,
как и Tea.
   - Вот видите, - крикнул я его сородичам, - я могу убить вас, где бы вы ни
находились. Я могу убить издали так же легко, - как и вблизи. Позвольте  нам
переночевать с миром. Я не причиню вам зла,  если  вы  не  тронете  нас.  Мы
займем одну из верхних пещер. Отвечайте!
   - Ладно, - ответил один из них. - Если ты не тронешь нас, поднимайся.  Ты
можешь занять пещеру Tea, она прямо над тобой.
   Дикарь показал нам вход в пещеру, стараясь, правда, держаться подальше. Я
забрался первым, Лиз за мной. У меня с собой были спички, и при их  свете  я
обнаружил небольшое углубление с плоским полом и потолком. Каменные  обломки
крыши, упавшие в незапамятные времена, были почти погребены в толще мусора и
грязи. Даже бегло брошенный взгляд убедил меня, что никто не прилагал рук  к
созданию здесь сносных условий жилья; кроме того, насколько я мог судить, ее
никогда не чистили. С  большим  трудом  мне  удалось  высвободить  несколько
крупных обломков и сложить перед  входом  подобие  баррикады.  Было  слишком
темно, чтобы сделать  больше.  Потом  я  поделился  с  Лиз  своими  запасами
вяленого мяса, и мы поужинали, сидя перед входом,  как  делали  это,  должно
быть,  наши  отдаленные  предки  на  заре  человечества  под   аккомпанемент
доносившихся снизу воплей и рычания  диких  зверей.  При  свете  догорающего
костра  мы  могли  видеть  огромные  крадущиеся   фигуры   хищников   и   их
бесчисленные, горящие злобой и голодом глаза.
   Лиз задрожала. Я обнял ее и привлек к себе. Она рассказала  мне  о  своем
похищении и о том, как ей было страшно. Мы вдвоем возблагодарили небо за то,
что она осталась целой  и  невредимой,  так  как  похитивший  ее  дикарь  не
осмеливался  делать  остановки  на  полном  опасностей   пути   домой.   Она
рассказала, что они достигли холмов в тот момент, когда туда добрался  и  я,
так как по пути ее  похититель  был  вынужден  несколько  раз  спасаться  на
деревьях от нападавших голодных хищников,  а  дважды  им  пришлось  довольно
долго ждать, пока саблезубые твари не соблаговолят снять осаду,
   Ноб,  ухитрившись  вскарабкаться  вслед  за  нами  (чудом  при  этом   не
сорвавшись), свернулся клубочком перед  входом,  предварительно  поужинав  с
большим удовольствием  вяленым  мясом.  Он  уснул  первым,  мы  тоже  вскоре
последовали его примеру, так как чувствовали себя  смертельно  уставшими.  Я
снял патронташ, ружье и положил рядом, а  револьвер  оставил  под  рукой  на
всякий случай. Однако  в  ту  ночь  нас  никто  не  потревожил,  и  когда  я
проснулся, солнце уже озаряло верхушки деревьев. Во сне  головка  Лиз  уютно
устроилась у меня на груди, а моя рука по-прежнему обнимала ее.
   Вскоре  проснулась  и  она;  какое-то  время,  казалось,  она  не   может
сообразить, где находится. Она смотрела на меня, потом на мою руку, все  еще
обнимающую  ее,  потом,  кажется,  осознала   скудость   своего   облачения,
отодвинулась от меня, закрыла лицо руками и страшно покраснела от  смущения.
Я снова привлек ее к себе, поцеловал, тогда она тоже обняла меня и  немножко
поплакала на моем плече, покоряясь обстоятельствам.
   Прошел час, прежде чем племя начало  проявлять  признаки  активности.  Мы
наблюдали за ними из "апартаментов", как Лиз окрестила наше убежище. Они  не
носили ничего, напоминающего одежду или украшения. Все  члены  племени  были
примерно одного и того же возраста. Особенно бросалось  в  глаза  отсутствие
детенышей и подростков. Размышляя над этим, я припомнил, что, сталкиваясь  и
прежде с человекообразными Каспака, мы не встречали не только детенышей,  но
и стариков.
   Со  временем  наши   "хозяева"   привыкли   к   нам,   утратили   прежнюю
подозрительность и даже начали  проявлять  дружеские  чувства,  в  своем,  -
конечно, понимании. Они ощупывали  материю  нашей  одежды,  патроны  в  моем
патронташе. Я показал им термос и вылил из него немного воды. Дикари  пришли
в полный восторг, вообразив, что в термосе находится  неистощимый  источник,
который я ношу с собой.
   Надо отметить, что они никогда не смеялись и не  улыбались;  я  вспомнил,
что Ам тоже никогда этого не делал. На мой вопрос, знают ли они  Ама,  ответ
был отрицательный, но довольно странный. Один из них сказал:  "Там,  позади,
мы могли его знать", - и он показал головой на юг.
   - Так вы пришли оттуда? - спросил я. Он с изумлением поглядел на меня.
   - Мы все пришли оттуда, - пояснил он. - А  потом  пойдем  туда.  -  И  он
кивнул головой на север. - И станем галу, - заключил он свое объяснение.
   Мы уже не  раз  слышали  выражение  "стать  галу".  Ам  говорил  об  этом
неоднократно. Мы с Лиз решили, что это часть религиозных верований  дикарей,
что-то вроде нашего  представления  о  будущей  райской  жизни  в  загробном
существовании.
   После завтрака мужчины племени отправились на охоту, а женщины к  луже  с
теплой водой, заросшей тиной и наполненной мириадами головастиков. Они зашли
в лужу на глубину около фута и улеглись в грязь. Полежав так пару часов, они
вернулись обратно  к  пещерам.  Пока  мы  оставались  с  ними,  этот  ритуал
повторялся каждое утро; на наши  вопросы  по  этому  поводу  вразумительного
ответа мы не получили. Все, чего удалось нам добиться в качестве объяснения,
было единственное слово:  "Ата".  Они  пробовали  и  Лиз  заставить  принять
участие в своих грязевых ваннах и очень удивлялись ее отказу. После  первого
дня я тоже стал ходить на охоту с мужчинами, оставляя Лиз револьвер и  Ноба.
Эти предосторожности оказались излишними. Ни один  зверь  не  приближался  к
луже во время пребывания в ней женской половины племени, да и в другие часы,
кажется, тоже. Во всяком случае, я не видел ни одного следа животных  вблизи
лужи, правда, и вода там определенно не подходила для питья.
   Племя питалось в основном мясом  небольших  животных.  Способ  охоты  был
крайне примитивен и состоял в окружении добычи и постепенном смыкании кольца
до тех пор, пока животное не пыталось прорваться  и  не  падало  под  ударом
каменного топора. Таким образом им удавалось добывать достаточно  карликовых
лошадей и мелких антилоп для поддержания существования. В их рацион  входили
многочисленные разновидности фруктов и  овощей.  Они  никогда  не  старались
добыть пищи больше необходимого.  Да  и  к  чему  беспокоиться?  Что-что,  а
проблема питания в Каспаке не стоит для его обитателей на первом плане.
   На четвертый день Лиз заявила мне, что чувствует себя достаточно  сильной
для возвращения в лагерь, так  что  я  отправился  на  охоту  в  приподнятом
настроении.  Мне  тоже  хотелось   поскорее   вернуться,   узнать   новости,
расспросить Брэдли, если он уже  вернулся,  о  результатах  его  экспедиции.
Кроме того, я знал, что о нас тоже беспокоятся и даже, может  быть,  считают
погибшими.
   День этот был хотя и облачным, но теплым, как это почти всегда  бывает  в
Каспаке. Было даже  как-то  не  по  себе  от  сознания  того,  что  всего  в
нескольких милях от нас зима сковывает  пронизанный  штормами  океан  и  над
Кадровой идет снег, хотя  никакой  снег  не  в  состоянии  пробиться  сквозь
влажную горячую атмосферу гигантского кратера.
   Нам пришлось далеко уйти от пещер, прежде чем удалось окружить  небольшое
стадо антилоп. Двигаясь вместе с загонщиками, я заметил в двухстах ярдах  от
себя замечательный экземпляр красного оленя. Он, должно быть, спал в  траве,
потому что я видел, как он поднялся и  недоуменно  поглядывал  по  сторонам.
Вскинув ружье, я выстрелил. Он упал, и я бросился к нему, чтобы  добить  его
ножом, подарком одного из наших ребят, но едва я подбежал к нему, он вскочил
и отбежал еще на две сотни ярдов. Я снова выстрелил, но история  повторилась
опять. Когда же я, наконец, перерезал ему горло и огляделся, в поисках своих
охотников, чтобы те забрали тушу, вокруг никого не было. Напрасно я кричал и
звал их - ответа не было. Наконец, раздосадованный,  я  вырезал  из  убитого
оленя столько мяса, сколько мог унести, и  пустился  в  одиночку  обратно  к
пещерам. Я прошел не меньше мили, прежде чем осознал, что заблудился, причем
безнадежно.
   Небо к этому моменту сплошь затянулось тяжелыми мрачными облаками, вблизи
не было ни одного ориентира. Я двинулся по направлению  к  югу;  по  крайней
мере, я так думал. На самом же деле, как я теперь понимаю,  я  шел  прямо  в
противоположную сторону.
   Местность по-прежнему была незнакомой. В одной из рощиц,  попавшихся  мне
по дороге, я наткнулся на следы человеческого пребывания,  наполнившие  меня
сначала надеждой, а чуть спустя повергшие в отчаяние  и  безнадежность.  Это
был  холмик  свеженасыпанной  земли,  покрытый  давно  увядшими  цветами   и
увенчанный плоской плитой из песчаника. Это была могила, и она могла значить
только одно -  я  наконец-то  добрался  до  местности,  населенной  обычными
людьми. Я найду их, и они  помогут  мне  добраться  до  холмов  с  пещерами,
возможно, даже позволят нам  с  Лиз  пожить  в  своем  поселении,  поселении
подобных нам мужчин и женщин,  а  не  кровожадных  дикарей.  Мои  надежды  и
воображение успели разыграться за то  время,  что  я  преодолевал  несколько
ярдов, отделявших меня  от  могилы.  Склонившись  над  могильным  камнем,  я
прочитал грубо нацарапанные на его поверхности слова. Вот они:

   Здесь покоится Джон Типпет,
   англичанин, убитый тиранозавром
   10 сентября 1916 года.
   Мир праху его.

   Типпет! Не может быть!  Типпет,  нашедший  последнее  пристанище  в  этом
сумрачном лесу. Типпет мертв! Он был  отличным  парнем.  Чувство  горечи  от
потери угнетало меня. Эта одинокая могила  неопровержимо  свидетельствовала,
что Брэдли тоже добрался до этих мест и тоже, вероятнее  всего,  заблудился,
поскольку  мы  не  рассчитывали  на  продолжительную  экспедицию,  когда  он
отправлялся в путь.
   И раз уж я наткнулся на  могилу  одного  из  участников,  нет  ли  причин
опасаться того, что и кости остальных раскиданы где-то неподалеку?

   Глава IX

   Стоя над печальным одиноким надгробием, полный  тоскливых  размышлений  и
предчувствий, я был неожиданно схвачен сзади и брошен на землю. Чье-то  тело
навалилось на меня сверху, чьи-то руки схватили меня  за  руки  и  за  ноги.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что меня держат  несколько  человек,  а
остальные, окружив меня, с интересом рассматривают. Похоже, что я столкнулся
с новым типом человека - более развитым, чем то примитивное племя, которое я
покинул сегодня утром. Его представители были более высокого роста, с хорошо
развитым черепом и вполне человечьими  лицами.  В  них  почти  отсутствовали
обезьяньи черты, да и негроидных было гораздо  меньше.  Они  были  вооружены
копьями с каменными наконечниками, каменными ножами и топорами. Кроме  того,
они носили украшения и набедренные повязки - первые были сделаны из перьев и
располагались в волосах, последние же  представляли  собой  змеиные  шкурки,
выдубленные целиком и спускавшиеся головами до колен.
   Конечно же я не сразу разобрался во всех этих  деталях,  в  момент  моего
пленения у меня хватало других забот. Трое воинов сидели  на  мне,  стараясь
удержать меня в лежачем положении, причем без лишней скромности  скажу,  что
удавалось им это с большим трудом. Не хочу, повторяю, показаться нескромным,
но  я  очень  горжусь  своей  физической  силой  и  умением   правильно   ее
использовать. Этим и еще умением держаться  на  лошади  я  всегда  отличался
среди своих товарищей. И вот настал день, когда  долгие  часы  тренировок  и
изучения различных приемов сослужили мне хорошую службу, полностью  оправдав
затраченные усилия. Калифорнийцы, как правило, хорошо знакомы с джиу-джитсу,
я же вообще несколько лет усиленно занимался этим видом  борьбы,  сначала  в
школе, а потом в лос-анджелесском атлетическом клубе,  где  меня  тренировал
один японец, настоящий виртуоз в этом деле.
   Мне потребовалось секунд тридцать на то, чтобы сломать руку первому, ногу
второму и так перебросить через себя третьего, что  при  падении  он  сломал
себе шею. А пока остальные, замерев от изумления, глядели во  все  глаза,  я
сорвал с плеча ружье, и, когда они, опомнившись, бросились на  меня,  как  я
того и ожидал, всадил одному из нападавших пулю прямо в лоб.  Это  заставило
их временно остановиться - не смерть товарища,  конечно,  а  звук  выстрела,
чего они раньше никогда не слышали. Прежде  чем  они  снова  набросились  на
меня, один из них на языке, похожем на язык пещерных людей, но более богатом
и разнообразном, чем язык предшествующих  дикарей,  отдал  приказание  своим
воинам остановиться, выступил вперед и обратился ко мне."
   Он спросил меня, кто я такой,  откуда  иду  и  что  собираюсь  делать.  Я
ответил, что  здесь  я  случайно,  заблудился  и  единственное  мое  желание
вернуться к моим товарищам. Он спросил, где они находятся, и я пояснил,  что
они где-то на юге, используя при  этом  каспакскую  фразу,  которая,  будучи
буквально  переведенной,  означает  "в  направлении  от  Начала".  Удивление
явственно отразилось на его лице еще до того, как он выразил его словами:  -
Но там нет галу, - сказал он. - Ты лжешь! Галу изгнали тебя.
   - Да говорю же тебе, - гневно сказал я, - что я из другой страны, которая
лежит вдали от Каспака, за скалистой стеной. Я не знаю, кто такие галу, я их
никогда не видел. И в этих северных краях я ни разу не был. Погляди на меня,
на мою одежду и оружие. Ты когда-нибудь видел у галу или  любого  другого  в
Каспаке что-нибудь подобное?
   Тот признался, что, в самом деле, ничего подобного он не видел и что  мое
оружие и способ, которым я  расправился  с  тремя  его  воинами,  его  очень
заинтересовали. Наконец, он почти поверил тому, что я говорю правду, и  даже
предложил мне помощь, если я научу его броску через голову и подарю ему свое
"гром-копье", как он назвал мое ружье. Ружье я  ему  подарить  отказался,  а
приему пообещал научить, если он отведет меня, куда мне надо. Вождь пообещал
сделать это завтра, потому что сегодня уже поздно, и предложил мне  провести
ночь в их деревне. Мне страшно не хотелось терять столько времени, но парень
оказался упрямцем, так что пришлось пойти с ними. Двоих мертвых они оставили
лежать там, где они лежали, не удостоив их своим вниманием.  Так  уж  дешево
ценится в Каспаке человеческая жизнь.
   Это племя также обитало в пещерах, но здесь пещеры являли  собой  продукт
более разумной деятельности, чем у  следующего  по  направлению  "к  Началу"
племени, и знаменовали собой шаг вперед по пути цивилизации.  Внутри  пещеры
были подметены, хотя и не слишком чисто, застелены циновками из сухой травы,
шкурами леопарда, медведя и рыси. Вход в пещеру на ночь баррикадировался,  а
перед ним находился сложенный из камней очаг. Стены пещер,  где  я  побывал,
были покрыты рисунками оленей, мамонтов, тигров и других зверей. Но, как и в
предыдущем племени, я не видел ни детей, ни стариков.
   В этом племени у мужчин два имени, точнее,  двусложное  имя,  и  язык  их
также использует двусложные слова, в то время как у племени  Tсa  все  слова
односложные, за исключением немногих - типа Антис или Галу. Имя  вождя  было
То-жо, а семья его состояла из него самого и семерых женщин. На вид они были
красивее женщин племени Tea, точнее, не так уродливы, а одна  и  вовсе  была
симпатичной, будучи не столь волосатой и со светлой кожей.
   Всех их крайне заинтер