ет жираф.
   Мы все повернулись в сторону Ольсона и увидели, как над поверхностью реки
поднимается длинная блестящая  шея,  увенчанная  маленькой  головкой.  Затем
появилась спина чудовища, коричневая и блестящая от воды. Повернувшись,  оно
уставилось на нас,  открыло  пасть,  похожую  на  пасть  ящерицы,  испустило
хриплое  шипение  и  двинулось  в  нашу  сторону,  В  длину  существо  имело
шестнадцать  или  восемнадцать  футов  и  близко   напоминало   нижнеюрского
плезиозавра, чье изображение я когда-то видел. Оно напало на нас  с  яростью
бешеного быка. Можно было подумать, что оно собирается  в  одиночку  сожрать
подводную лодку, хотя, может быть, такая  мысль  действительно  была  в  его
голове.
   Мы медленно продвигались против течения в момент  атаки.  Разинув  пасть,
вытянув шею на всю длину, чудовище быстро приближалось, работая всеми своими
четырьмя мощными плавниками. Достигнув борта, оно сомкнуло челюсти на  одном
из стояков палубного ограждения и выдернуло его из гнезда с такой легкостью,
как если  бы  это  была  зубочистка.  При  столь  впечатляющей  демонстрации
титанической силы все мы невольно отступили на шаг назад, а Брэдли  выхватил
револьвер и выстрелил. Пуля попала в основание шеи, но  вместо  того,  чтобы
утихомирить, только еще  больше  разъярила  ящера.  Его  шипение  перешло  в
хриплый вопль, передняя  часть  туловища  поднялась  из  воды  и  плезиозавр
предпринял попытку взобраться по крутому борту на палубу с явным  намерением
закусить нами. С нашей стороны раздалось полдюжины выстрелов,  но  чудовище,
хотя и пораженное в нескольких местах, не собиралось сдаваться и все  дальше
наползало на палубу.
   Заметив,  что  неподалеку  от  меня  находится  Лиз,  я  попытался  силой
заставить ее спуститься в люк, чтобы избавить  от  угрожавшей  опасности.  К
этому времени мы уже  несколько  дней  не  разговаривали,  да  и  сейчас  не
произнесли ни  слова;  смерив  меня  презрительным  и  весьма  красноречивым
взглядом, она вырвалась у меня из рук. Поняв, что я ничего не  смогу  с  ней
поделать, не применяя насилия, я повернулся к ней спиной и постарался занять
такую позицию, чтобы загородить ее в случае появления  ящера  на  палубе.  В
этот же момент я увидел, как чудовище, перекинув через поручни один из своих
плавников, сделало молниеносное движение головой и схватило одного из бошей.
Я бросился вперед, на ходу расстреливая  магазин  своего  пистолета  в  тело
животного в попытке заставить его выпустить свою добычу, но с тем же успехом
я мог бы палить в солнце.
   С вопящим от боли и ужаса германцем в пасти, чудовище сползло с палубы и,
очутившись в воде, сразу  же  нырнуло  вместе  со  своей  жертвой.  Мы  были
потрясены этой кошмарной сценой. Тем не менее  Ольсон  заметил,  что  теперь
баланс сил находится в  нужном  соотношении.  В  самом  деле,  после  смерти
Бенсона нас было девять на девять - девять германцев и  девять  "союзников",
как мы себя называли, теперь же их оставалось только восемь. Впрочем, Лиз мы
не причисляли ни к одной из сторон, хотя и убедились уже, что она - наша.
   Таким образом, реплика Ольсона несколько разрядила атмосферу, по  крайней
мере для "союзников", и наше внимание вновь обратилось  на  реку,  поскольку
вокруг нас  возник  настоящий  бедлам  из  шипящих,  вопящих  и  беснующихся
рептилий,  абсолютно  бесстрашных,  голодных  и   злых.   Они   карабкались,
заползали, протискивались на палубу, постепенно оттесняя нас  все  дальше  и
дальше, невзирая на непрерывную пистолетную  стрельбу.  Нас  окружали  твари
всех форм и видов - страшные,  огромные,  чудовищные  существа  -  настоящий
мезозойский кошмар. Я проследил, чтобы  Лиз  как  можно  быстрее  спустилась
вниз; она прихватила с собой Ноба - бедняга долаялся чуть не до истерики.  Я
думаю, что он впервые со щенячьего возраста был так сильно напуган. Вслед за
Лиз я отослал вниз Брэдли, затем наших и, наконец, германцев, находящихся на
палубе - фон Шенворц в это время был все еще в кандалах под арестом.
   Мерзкие твари уже наседали, когда я скатился вниз по трапу  и,  захлопнув
люк, приказал "полный вперед", надеясь оставить нападавших позади, но это ни
к чему не привело. Мало того, что каждая из рептилий могла легко  догнать  и
перегнать  нашу  субмарину,  их,  чем  выше  по  течению   мы   поднимались,
становилось все больше. В конце концов, опасаясь серьезного  столкновения  с
этими тварями на такой скорости в незнакомых водах, я приказал убавить  ход,
и дальше мы продвигались уже медленнее, с трудом пробиваясь сквозь буквально
кишащую массу извивающихся тел. Я благодарил Бога за то, что мы  проникли  в
Капрону именно  на  подводной  лодке,  а  не  на  каком-либо  другом  судне,
поскольку  теперь  живо  представлял  себе,  что  могло   бы   случиться   с
предприимчивыми мореплавателями, рискнувшими посетить этот затерянный мир, и
почему до сих пор о Капроне никто ничего не слышал. Уверяю  вас,  только  на
субмарине человек имеет шанс достичь верховьев этой реки живым.
   До темноты мы успели подняться вверх по реке миль на  сорок.  Я  опасался
лечь на грунт на ночь, поскольку лодку могло затянуть донным илом;  якоря  у
нас не было, так что я подогнал лодку ближе к берегу, и во  время  одной  из
передышек от нападения ящеров мы закрепили ее за большое дерево. Кроме того,
мы зачерпнули из реки немного воды, оказавшейся более  подходящей  на  вкус,
хотя все еще слишком теплой. Таким образом, у нас теперь была вода,  но  нам
страшно хотелось свежего мяса. Мы не видели его уже несколько недель, а  вид
резвящихся  вокруг  пресмыкающихся  навел  меня  на   мысль   о   том,   что
бифштекс-другой из них может оказаться неплохим блюдом. Так  что,  прихватив
винтовку,  я  выбрался  на  палубу.  При  виде  меня  огромная  тварь  также
вскарабкалась на палубу.  Я  отступил  на  вершину  рубки  и,  когда  голова
чудовища оказалась на одном уровне с площадкой, на которой я  стоял,  всадил
ему пулю прямо между глаз.
   Ящер остановился, поглядел на меня секунду удивленно, как бы  говоря  про
себя:  "Эта  козявка  кусается.  Надо  быть  осторожней",  раскрыл  пасть  и
попытался меня схватить. Но меня на площадке уже не было. К этому моменту  я
уже скатился внутрь рубки, чуть не сломав при этом шею.  Взглянув  вверх,  я
обнаружил, что маленькая головка на длинной шее следует  за  мной;  пришлось
ретироваться еще ниже, пока я не растянулся на полу центрального отсека.
   Глянув вверх, Ольсон  бросился  за  топором,  схватил  его,  забрался  на
лестницу и принялся усердно рубить эту ужасную морду. Микроскопический  мозг
пресмыкающегося мог вместить в себя не больше одной-единственной мысли. Весь
изрубленный и с  пулей  между  глаз,  ящер  упорно  продолжал  свои  попытки
проникнуть внутрь и сожрать Ольсона, несмотря на то, что его  туловище  было
во много раз больше диаметра люка. Чудовище продолжало упорствовать в  своих
намерениях до тех пор, пока Ольсону не  удалось  отсечь  ему  голову.  После
этого двое матросов поднялись на палубу  через  главный  люк.  Один  из  них
прикрывал второго, вырезавшего ляжку из плезиозавра  Ольсона",  как  тут  же
окрестил его Брэдли. Ольсон тем временем отрубил длинную шею, уверяя, что из
нее получится прекрасный суп. К тому времени, как следы крови в  рубке  были
убраны, бифштексы  и  бульон,  готовившиеся  на  камбузе,  наполнили  воздух
божественным ароматом, а нас всех восхищением перед "plesiosaurus Olsoni"  и
всеми его сородичами.

   Глава V

   Бифштексы, оказавшиеся отменными на  вкус,  мы  съели  за  ужином,  а  на
следующее утро  попробовали  суп  из  плезиозавра.  Было  как-то  непривычно
употреблять в пищу  мясо  животного,  вымершего,  по  меркам  палеонтологов,
несколько миллионов лет тому  назад.  Необычность  новой  диеты  действовала
несколько угнетающе на психику, но никак не затрагивала наш аппетит.  Ольсон
ел так, что я испугался, как бы он не лопнул.
   Этим  вечером  Лиз  ужинала  вместе  с  нами   в   маленькой   офицерской
кают-компании сразу за торпедным отсеком. К разложенному узкому  столу  были
придвинуты четыре стула, на которые мы и уселись впервые за  несколько  дней
для совместной трапезы. На протяжении недель мы не видели другой пищи, кроме
урезанных корабельных рационов из  скудных  запасов  субмарины;  сегодня  на
столе наконец-то присутствовало праздничное  разнообразие.  Нобу,  сидевшему
между Лиз и мною, доставались кусочки бифштекса из плезиозавра; я скармливал
их ему с риском навсегда испортить  его  манеры.  Да  и  он  сам  все  время
виновато  поглядывал  на  меня,  прекрасно  понимая,  что  ни  один   хорошо
воспитанный пес не будет  попрошайничать  за  столом.  Однако  бедолага  был
настолько худ от скудной кормежки, что мне просто кусок не полез бы в горло,
не раздели я его с Нобом по-братски, да к тому же и  Лиз  нравилось  кормить
его. А здесь я уже был бессилен.
   Лиз была холодно вежлива  со  мной  и  подчеркнуто  любезна  с  Брэдли  и
Ольсоном. Я знал, что  у  нее  сдержанная  натура,  так  что  на  многое  не
рассчитывал. И был благодарен за  те  редкие  знаки  внимания,  которые  мне
доставались. Ужин протекал весьма  приятно,  за  исключением  только  одного
момента, когда Ольсон вдруг высказал предположение, что зверь,  которого  мы
едим, возможно, тот самый, утащивший одного из германцев. Нам стоило немалых
трудов и времени убедить Лиз  продолжать  еду,  но  в  конце  концов  Брэдли
уговорил ее, указав, что мы поднялись по реке более чем  на  сорок  миль  от
того места, где был утянут под воду несчастный бош, и что за это  время  нам
на глаза попались буквально тысячи этих речных обитателей, так что шансы  на
то, что мы едим того самого плезиозавра, весьма невелики.
   - К тому же, - заключил он, -  Ольсон  наверняка  сказал  нарочно,  чтобы
самому съесть все бифштексы.
   За столом мы обсуждали планы на будущее,  но  все  эти  разговоры  носили
чисто теоретический характер: мы пока имели слишком  мало  информации.  Если
вся эта страна населена такими или похожими чудовищами, то оставаться долгое
время здесь невозможно, так что  мы  решили  продолжать  исследование  ровно
столько, сколько  нужно,  чтобы  найти  свежую  воду  и  запастись  мясом  и
фруктами, а затем вернуться  тем  же  путем  через  туннель  под  скалами  в
открытое море.
   И вот, наконец, мы улеглись на  наши  узкие  койки  с  надеждой  в  душе,
счастливые  и  умиротворенные,  с  полными  желудками  и  проснулись  наутро
отдохнувшими и с зарядом оптимизма. Нам неожиданно легко удалось отчалить  -
как мы позже узнали, ящеры выходят на охоту ближе к полудню.  С  полудня  до
полуночи они проявляют наибольшую  активность,  а  с  рассвета  примерно  до
девяти часов утра - наименьшую. По правде говоря, за все то  время,  что  мы
готовились к отплытию, мы не  увидели  ни  одного  из  них,  но  я  все-таки
предусмотрительно приказал занять свои места орудийному  расчету  на  случай
возможного нападения. Я надеялся, хотя и без полной уверенности, что снаряды
смогут отпугнуть чудовищ. Деревья были усеяны  обезьянами  всех  размеров  и
расцветок, а один раз нам показалось, что из глубины чащи за нами  наблюдает
какая-то человекоподобная фигура.
   Вскоре после того как мы возобновили  наше  движение  вверх  по  течению,
справа по борту, с южной стороны, показалось устье одного из притоков  нашей
реки, и почти сразу за ним мы наткнулись на большой остров, пяти  или  шести
миль в длину, а на пятидесятой примерно  миле  еще  на  один  приток,  более
крупный, текущий с северо-запада; направление  движения  основного  русла  к
этому времени изменилось с юго-западного  на  северо-восточное.  Поверхность
воды была свободна от пресмыкающихся, да и растительность по берегам  стала,
другой - более  редкой.  Эвкалипты  и  акации  перемежались  с  древовидными
папоротниками, как будто две разные геологические формации  наложились  одна
на другую. Трава стала менее пышной, хотя отдельные островки цветов пестрели
среди зеленого ковра. Животных заметно поубавилось.
   Шестью или семью милями дальше река значительно расширилась;  перед  нами
открылось огромное водное пространство, судя по  всему  -  внутреннее  море,
поскольку береговая линия стала недоступна взгляду. Окружающие нас воды были
полны жизни. Попадались и рептилии в небольшом  количестве,  но  в  основном
вода кишела мириадами рыб.
   Вода внутреннего моря была очень теплой, почти горячей; горяча и удушлива
была атмосфера над поверхностью моря.
   Казалось странным, что за неприступными стенами Капроны плавали  айсберги
и дул обжигающий холодом южный  ветер.  Здесь  же  только  легкий  теплый  и
влажный  ветерок  овевал  эти  полные  жизни  воды.  Мало-помалу  мы  начали
освобождаться от лишней одежды, оставив  на  себе  лишь  самый  минимум  для
соблюдения приличий. Причем нельзя сказать, что тепло  исходило  от  солнца,
скорее это было тепло водяной бани.
   Мы продвигались вдоль северо-западного берега внутреннего моря, постоянно
делая промеры. Море оказалось глубоким, дно его было каменистым и постепенно
понижалось по направлению к центру; когда же я попробовал  измерить  глубину
на большом удалении от берега, дна достичь не удалось. Через попадавшиеся на
берегу прогалины можно было разглядеть  отдаленную  скалистую  гряду,  почти
столь же неприступную с виду, как и та, что  окружала  Капрону  с  океанской
стороны. У меня есть теория, что  в  далеком  прошлом  Капрона  представляла
собой гигантскую гору - возможно, самую большую в мире, - и что в результате
вулканического  катаклизма  вершина  горы  взорвалась,  образовав   огромный
кратер. Затем, с течением времени, весь массив постепенно опустился  на  дно
моря,  оставив  на  поверхности  лишь  вершину  разрушенной  взрывом   горы.
Окружающие Капрону кольцом скалы,  центральное  море-озеро,  горячие  ручьи,
питающие его, - все указывало на высокую вероятность подобной гипотезы, да и
животный и растительный  мир  служили  веским  доказательством  материкового
происхождения Капроны.
   В продолжение нашего плавания вдоль берега  лесные  заросли  перемежались
открытыми пространствами, на которых мы  видели  пасущихся  животных.  Через
подзорную  трубу  я  разглядел  большого  красного  оленя,  несколько  видов
антилоп, стадо травоядных, напоминающих лошадь, а  однажды  увидел  косматую
тушу, более всего схожую с бизоном чудовищных  размеров.  В  изобилии  здесь
было и дичи. Похоже, участь погибнуть от голода  нам  не  угрожала.  Однако,
завидев нас, животные на берегу тут же умчались прочь, увлекая  за  собой  и
тех, что паслись  дальше  от  воды,  пока  все  они  не  скрылись  в  мареве
отдаленного леса. Лишь гигантский косматый  бык  остался  на  месте.  Нагнув
голову, он следил за нами, пока мы проплывали мимо, а затем  продолжил  свою
"трапезу".
   Примерно в двадцати милях от истока реки мы наткнулись на невысокую  цепь
утесов из песчаника,  отражающих  своей  структурой  геологическое  строение
Капроны и служащих подтверждением  моей  теории  катаклизма,  взорвавшего  в
отдаленном  прошлом  эту  землю.  По  выходам  на  поверхность  можно   было
наблюдать, как перемешались  в  результате  взрыва  различные  геологические
слои. Вдоль этих утесов мы плыли на протяжении десяти миль, пока не достигли
широкого пролива, ведущего в еще одно озеро. Поскольку нам  была  необходима
питьевая вода, нельзя  было  упускать  возможности  исследовать  даже  самую
незначительную часть берега,  так  что,  промерив  глубину  и  убедившись  в
проходимости пролива, я направил нашу субмарину между скал по обеим сторонам
протоки, и мы оказались в исключительно  удобной  и  радующей  глаз  каждого
настоящего моряка гавани, пригодной для стоянки на глубине  почти  у  самого
берега.
   Пока мы плыли вдоль берегов бухты,  двое  из  немцев  снова  заметили  на
берегу  человека  или  человекоподобное  существо,  следившее  за  нами   из
небольшой рощицы ярдах  в  ста  от  воды.  Вскоре  после  этого  мы  увидели
небольшой ручей, впадающий в бухту. Это был первый ручей, обнаруженный  нами
с момента выхода из реки в озеро, и я решил сделать, в нем пробу  воды.  Для
высадки необходимо было подвести подводную лодку как можно ближе  к  берегу,
поскольку и в этих водах, хотя и в меньших количествах,  встречались  хищные
ящеры. Я приказал забрать в танки воды для погружения примерно на один фут и
направил судно самым малым ходом  прямо  на  берег,  рассчитывая,  в  случае
касания донного грунта, на имеющийся запас подъемной силы; но  ничего  этого
не потребовалось, нос  лодки  мягко  вошел  в  прибрежные  камыши,  а  корма
осталась на плаву.
   Мои ребята все были вооружены винтовками  и  пистолетами,  с  достаточным
количеством патронов у каждого. Я направил на берег одного  из  германцев  с
причальным тросом и двух человек наших  для  прикрытия,  поскольку  недолгое
пребывание на Капроне, или Каспаке - так, как позже  мы  узнали,  называется
эта страна, - научило нас каждую секунду остерегаться  внезапной  опасности.
Но вот причальный трос обмотан вокруг дерева и опущен кормовой якорь.
   Как только бош со своей охраной возвратился на борт, я отдал распоряжение
всему экипажу,  включая  и  фон  Шенворца,  подняться  на  палубу.  В  своем
обращении к ним  я  разъяснил,  что  настало  время  прийти  к  определенной
договоренности, которая позволила бы избавиться от разделения на  пленных  и
победителей. Действительно, в нашем положении само существование и выживание
во враждебной среде зависело  от  общих  усилий,  мы  попали  в  новый  мир,
настолько удаленный от причин и следствий мировой войны,  как  если  бы  нас
разделяли с прежней жизнью миллионы миль и миллионы лет.
   - Нет никакой причины переносить все наши расовые и  политические  распри
на почву Капроны, - настаивал я. - Немцы могут  перебить  всех  англичан  на
борту или наоборот, но это не окажет ни  малейшего  влияния  на  исход  даже
самой незначительной стычки на Западном фронте или  на  мнение  обывателя  в
любой из враждующих или нейтральных стран. Таким образом,  я  ставлю  вопрос
ребром: должны ли мы все забыть прежнюю  вражду  и  действовать  сообща  или
оставаться разделенными на два лагеря и тем самым наполовину понизить  налги
возможности на выживание,  а  может  быть,  и  вообще  потерять  надежду  на
спасение? Могу еще добавить, если вы  этого  еще  не  осознали,  что  шансов
увидеть снова родные края у нас и так не больше одного  из  тысячи.  Правда,
теперь с провизией и водой проблем больше нет, мы вполне способны обеспечить
ими корабль на длительное плавание, но у нас почти не осталось  горючего,  а
без него мы не сможем добраться до океана, так как только субмарина способна
пройти через туннель в стене скал. Так что же вы решите? - С этими словами я
повернулся к фон Шенворцу.
   Он поглядел на меня в своей обычной недоверчивой  манере  и  осведомился,
каким будет статус немцев в том варианте, если мы сумеем найти путь спасения
"У-33". Я ответил, что если мы все дружно будем  трудиться.  Для  достижения
этой цели, мы сможем покинуть Капрону равными в правах. Кроме того,  я  внес
предложение, при успешной, хотя и маловероятной,  нашей  операции  спасения,
направить подлодку в один из нейтральных портов и отдать себя в распоряжение
властей. В этом случае мы, по всей вероятности, будем интернированы до конца
войны. К моему удивлению, он согласился принять  мои  условия,  так  что  мы
могли теперь рассчитывать на поддержку германцев в общем деле.
   Я поблагодарил его, а затем  опросил  одного  за  другим  всех  остальных
членов его команды. Каждый из них дал слово соблюдать соглашение, которое  я
предложил. Было решено, в общих интересах, сохранить  военную  дисциплину  и
организацию: я - командир, Брэдли и Ольсон - заместители, фон Шенворц -  мой
третий заместитель и  командир  немецкой  группы.  Мы,  четверо,  составляли
военный совет и суд для разбора и наказа