ое, чем то, что он нуждался в ассистенте для
текущих работ. Еще когда я одолевал письменность, я  заметил,  что  многие
работы, которыми он был занят, не давали  ему  возможности  обучать  меня,
предпочитая меня красным марсианам - ассистентам. Его уверенность  в  моей
лояльности, по-моему, не была достаточно  обоснована,  чтобы  так  глубоко
передать мне все свои знания, хотя с таким же успехом он  мог  бы  держать
меня своим телохранителем и обучать одного из своего собственного народа с
целью иметь для себя помощника в хирургической работе.
     Но вскоре мне довелось узнать, что он имел обоснованную  причину  для
такого поведения. Рас Тавас всегда имел  продуманное  решение  для  всего,
чтобы он ни делал. Однажды ночью, после  того,  как  мы  кончили  вечернюю
трапезу, он сидел, смотря на меня внимательно,  как  часто  делал,  словно
хотел прочитать мысли, что не был, между прочим, в  состоянии  сделать,  к
величайшему  своему  удивлению  и  досаде,  так  как,  если  марсианин  не
находится настороже, любой другой марсианин  может  отчетливо  читать  его
мысли. Он объяснил это тем, что я не барсумианин. Несмотря на это, я часто
мог читать мысли и его  ассистентов,  когда  они  не  были  бдительны,  но
никогда мне не удавалось прочесть что-либо из мыслей Рас Таваса. Уверен, и
любой другой не мог бы прочесть их. Он держал свой  мозг  на  запоре,  как
одну из банок с кровью, и никогда, даже на мгновение, не снимал барьеров.
     Он сидел и смотрел на меня в тот вечер очень долго, но меня это ни  в
малейшей степени не смущало, так как я привык к его странностям.
     - Возможно, - сказал он, - одна из причин, почему я  верю  тебе,  та,
что я никогда, ни в какое время не могу  проникнуть  в  твой  разум.  Твои
вероломные мысли насчет себя я не знаю, тогда как у других, у  каждого  из
вас, я легко открываю самое сокровенное в мозгу. Моему изучающему уму  нет
препон, и в каждом зависть, подозрительность и ненависть ко мне. Им  я  не
могу верить! Следовательно, я должен рискнуть и возложить все  доверие  на
тебя. Разум мой говорит, что выбор мой мудр. Я уже  сказал  тебе,  на  чем
базируется мое доверие к тебе в качестве телохранителя. Те же  соображения
справедливы и для того, чтобы выбрать тебя  для  одного  серьезного  дела,
которое я замыслил. Ты не причинишь мне вреда без того, чтобы не навредить
себе, и ты не тот человек, который умышленно захочет сделать это, и, кроме
того, нет причины, по которой ты чувствовал бы ко мне неприязнь.
     - Ты, конечно, сентиментален, и, несомненно,  с  ужасом  смотришь  на
многие действия здравомыслящего, рационального научного разума, но ты в то
же время  высоко  интеллигентен,  и  можешь,  следовательно,  оценить  мои
действия лучше, чем кто-либо еще,  даже  если  не  одобряешь  их,  оценить
мотивы, побуждающие меня  совершить  многое  из  этих  поступков.  Я  могу
оскорбить тебя, но никогда я не был к тебе несправедлив. Не был бы я также
несправедлив и к  существу,  к  которому  ты  испытываешь  так  называемую
дружбу. Разве мои предпосылки неправильны или доводы ошибочны?
     Я уверил его, что он не ошибается.
     - Очень хорошо! Позволь теперь объяснить, почему я  прилагаю  усилия,
чтобы обучить тебя. Ведь нет другого человека на Барсуме, который  бы  так
обучался. Я еще не готов использовать тебя, или скорее  ты  не  готов,  но
если ты узнаешь мою цель, то ясно поймешь необходимость напрячь  все  свои
силы для ее достижения. Имея ввиду эту цель, ты должен работать еще  более
усердно, чтобы достигнуть высокого мастерства во всем, что я передаю тебе.
     - Я очень старый человек, - продолжил он после короткой паузы. - Даже
по барсумским понятиям.  Я  прожил  более  тысячи  лет.  Я  приближаюсь  к
предназначенному мне естественному концу, но я не кончил дело моей  жизни.
Я  только  лишь  начал  его.  У  Барсума  не  должен  быть   украден   мой
замечательный мозг, мое мастерство. У меня  давно  уже  созрел  план,  как
помешать смерти. Но требовался другой, с мастерством, равным моему -  двое
таких гениев могли бы жить вечно. Я выбрал тебя не потому, что люблю  тебя
или чувствую к тебе дружбу, и не потому, что думаю, что ты любишь меня или
чувствуешь дружбу по отношению ко мне. Я выбрал тебя, чтобы  ты  был  тем,
другим, по причинам, которые я тебе  уже  объяснил  -  они  не  осквернены
сентиментальностью, я выбрал тебя потому, что знаю -  из  всех  обитателей
мира ты единственный, кто, вероятно, в наименьшей степени  подведет  меня.
На некоторое время жизнь моя будет в твоих руках. Сейчас ты должен понять,
почему я не могу быть легкомысленным в этом вопросе.
     - Задуманный мною план очень прост и обеспечивается тем, что  я  могу
полагаться на два основных фактора: мастерство и своекорыстную  лояльность
ассистента. Тело мое почти полностью износилось. Я должен иметь новое. Моя
лаборатория   заполнена   превосходными   телами,   молодыми   и   полными
потенциальной силы и здоровья.  Я  должен  лишь  выбрать  одно  из  них  и
приказывать ассистенту перенести мой мозг из старого тела в новое.
     Он сделал паузу.
     - Теперь я знаю, зачем ты обучал меня, - сказал я. Этот  вопрос  меня
сильно затруднял.
     - Таким, и только таким образом я могу продолжить мои научные  труды,
- проговорил он, - и таким образом Барсум  может  быть  уверен  в  потоке,
практически неограниченном, милостей, которыми мой разум  может  одаривать
его детей. Я могу сделать жизнь  вечной,  если  я  всегда  буду  обеспечен
искусным ассистентом. Если будет так, я могу гарантировать,  что  он  тоже
никогда не умрет. А когда он износит себя или  один  из  органов,  я  могу
заменить то или иное из своих запасов. Для меня он  может  оказать  ту  же
услугу. Так мы можем жить неограниченное время, потому что мозг, я верю  в
это, почти бессмертен, если не ранен и не тронут болезнью.
     - Ты пока не готов еще для такой важной задачи.  Ты  должен  провести
еще очень  много  подобных  операций,  встретить  трудности  и  преодолеть
различные трудности, которые  приводят  к  серьезным  осложнениям,  всегда
различным,  помня,  что  любые  две  операции  не  идентичны.   Когда   ты
приобретешь достаточный опыт, я буду первым, кто узнает об этом. Затем  мы
не будем терять времени, чтобы Барсум стал безопасным для потомства.
     Старику было далеко до понимания, что его ненавидят. Однако, план был
превосходен, как для него, так и для меня. Он гарантировал нам  бессмертие
- мы можем жить вечно, и всегда в здоровых и  сильных  телах.  Перспектива
была соблазнительной. Поистине прекрасное  предложение.  Если  старик  мог
надеяться на мою верность благодаря личной заинтересованности, так  как  я
зависел от его лояльности, то и он не  мог  позволить  себе  враждовать  с
единственным существом в мире, которое могло сделать его  бессмертным  или
отказать ему в этом. Первый раз с тех пор, как я попал на Марс,  и  в  это
окружение, я почувствовал себя в полной безопасности.
     Как только мы расстались, я пошел  в  комнату  Валлы  Дайн.  Я  хотел
рассказать ей все эти удивительные новости.  За  недели,  которые  ушли  с
момента ее воскрешения, я часто видел ее, и в нашем  повседневном  общении
понемногу открывалась для меня удивительная красота ее  души.  Я  не  могу
долго смотреть на  отвратительное  лицо  Заксы,  но  глаза  мои  проникали
глубже, в очарование ее, которое лежало в глубине  ее  прекрасного  мозга.
Она  становилась  моей  наперсницей,  как  и  я  для  нее,  и  эта  дружба
представляла собой единственную большую  радость  моего  существования  на
Барсуме.
     Когда я рассказал, что привело меня к ней, поздравления ее были очень
искренни и восторженны. Она сказала, что надеется,  что  я  использую  все
знания, чтобы делать хорошее в мире. Я уверил ее, что так и будет,  и  что
среди первых желаний, которые я предъявлю Рас Тавасу, будет  просьба  дать
Валле Дайе прекрасное тело.
     - Нет, - мой друг, - сказала  она.  -  Если  я  не  могу  иметь  свое
собственное тело, это старое тело Заксы так же  хорошо  для  меня,  как  и
любое другое. Без собственного тела мне все равно не  вернуться  в  родную
страну. Несмотря на то, что Рас Тавас мог  бы  дать  мне  прекрасное  тело
другой, я всегда была бы в опасности из-за алчности  клиентов,  каждый  из
которых мог бы увидеть и пожелать купить его, оставив для меня свою старую
оболочку, предположим, совершенно разбитую ужасной болезнью или  физически
изувеченную.
     - Нет, мой друг, я удовлетворена телом Заксы, если я не могу обладать
своим собственным, потому что, по крайней мере, Закса оставила мне крепкую
и здоровую оболочку, как бы безобразна она не была. Потом, какое  значение
имеет внешность? Ты, единственный мой друг,  то,  что  у  меня  есть  твоя
дружба - этого достаточно! Ты восхищаешься мной потому, что я - это  я,  а
не потому, что я хорошо выгляжу, так давай оставим все как есть - от добра
добра не ищут!
     - Если бы ты могла получить обратно свою внешность, собственное тело,
и вернуться в свою страну - ты бы захотела этого? - спросил я.
     - О, не будем об этом! - воскликнула она.  -  Просто  мысль  об  этом
сводит с ума своей безнадежностью. Я не должна давать  приют  невыполнимым
мечтам! В лучшем случае они подвергнут меня танталовым мукам отвращения  к
своей судьбе.
     - Не говори, что это безнадежно,  -  настаивал  я.  -  Только  смерть
делает надежды бесполезными.
     - Это значит, что ты добр, - сказала она.  -  Но  ты  причиняешь  мне
боль. Не может быть никакой надежды!
     - Могу  я  надеяться,  в  таком  случае,  вместо  тебя?  Потому  что,
несомненно, я вижу путь: как бы незначительна ни была возможность добиться
успеха, это тем не менее, путь!
     Она покачала головой.
     - Нет пути, - сказала она  окончательно.  -  Не  увидит  меня  больше
Дахор!
     - Дахор? - повторил я. - Кто-нибудь, к кому ты неравнодушна?
     - Я неравнодушна к Дахору очень сильно, - ответила она с  улыбкой,  -
но Дахор это не кто-нибудь. Дахор - это мой дом, страна моих предков.
     - Как ты попала сюда, оставив Дахор? - спросил я.  -  Ты  никогда  не
говорила мне, Валла.
     - Это благодаря безжалостности Джала Хада, принца Амора,  -  ответила
она. - Дахор и Амор - наследственные враги.  Джал  Хад  пришел  в  столице
Дахора   переодетым,   услышав   рассказы   об   исключительной   красоте,
приписываемой дочери Кора Сана - джеддака Дахора. Когда он увидел  ее,  то
исполнился решимости обладать ею. Вернувшись в Амор, он  послал  ко  двору
Кор Сана просить руки принцессы Дахора, но Кор Сан, имевший  дочь,  но  не
имевший сына, определил выдать дочь за одного из своих джедов,  чтобы  сын
от этого союза, с кровью Кор Сана в венах,  мог  править  народом  Дахора.
Поэтому предложение Джал Хада было отклонено.
     Это так разъярило аморанина, что он снарядил огромный флот  и  послал
его завоевать Дахор и силой взять то, чего не  смог  добиться  благородным
путем. Дахор в то время был в состоянии войны с Гелиумом, и все  силы  его
были брошены на юг, кроме маленькой армии, оставленной в тылу  для  охраны
столицы. Джал Хад, следовательно,  не  мог  выбрать  более  благоприятного
момента для нападения. Дахор пал, и, пока войска грабили город, Джал Хад с
отборными  силами  грабил  дворец  джеддака  и  обыскивал  его  в  поисках
принцессы, но она не имела намерения  уйти  с  ним  в  качестве  принцессы
Амора. С момента, когда авангард аморианского флота был замечен в небе, ей
стала ясна, как и прочим в городе, цель, с  которой  он  появился,  и  она
использовала свой ум, чтобы расстроить эти планы.
     В ее свите был косметолог, в обязанность которого  входило  сохранять
блестящую красоту волос и кожи  принцессы  и  готовить  ее  для  публичных
аудиенций, празднеств и ежедневного общения при  дворе.  Он  был  мастером
своего дела. Он мог сотворить простую красоту и красоту лучезарную, он мог
сделать  безобразность  приятной  на  вид.  Она  вызывала  его  к  себе  и
приказывала превратить лучезарность в безобразность. И  когда  он  кончил,
никто не мог узнать в ней принцессу Дахора, так ловко  работал  он  своими
пигментами и крошечными кисточками.
     Когда Джал Хад не смог найти принцессу внутри дворца и никакие угрозы
и пытки не смогли вырвать признания  о  ее  местопребывании,  он  приказал
каждую женщину из дворца схватить и доставить в  Амор,  чтобы  держать  их
заложницами, пока принцесса Дахора не сдастся и не выйдет за  него  замуж.
Все мы, следовательно, были забраны и помещены на военный корабль, который
был послан обратно в Амор. Когда корабль, сопровождаемый  конвоем,  покрыл
около четырех или пяти хаадов, разделявших Дахор от Амор, он  был  замечен
флотом  Фандала,  немедленно  атаковавшим  его.  Конвойные  корабли   были
выведены из строя, а тот, на котором  находились  мы,  был  захвачен.  Нас
доставили в Фандал для аукциона, где меня купил один из агентов Рас Тавас.
Остальное ты знаешь.
     - А что стало с принцессой? - спросил я.
     - Возможно, она умерла - партию женщин, в которой она была, разделили
в Фандале - лишь смерть могла помешать ей  вернуться  в  Дахор.  Принцесса
Дахора, видимо, никогда больше не увидит свою страну.
     - Но ты можешь! - вскричал я, - внезапно мне  в  голову  пришел  план
действий. - Где Дахор?
     - Ты пойдешь туда?
     - Да!
     - Ты сошел с ума, друг мой, - сказала она. -  Дахор  в  семи  тысячах
восьмистах хаадах от Тунола, за одетыми в снега  Артлианскими  горами.  Ты
чужеземец, ты одинок, ты никогда не сможешь достичь  его,  потому  что  на
пути лежат Тунолианские топи, дикие орды, свирепые  звери  и  воинственные
города. Ты лишь бесполезно погибнешь на первой дюжине  хаадов,  даже  если
убежишь с острова, на  котором  стоит  лаборатория  Рас  Таваса;  и  какие
причины побуждают тебя к этому бессмысленному жертвоприношению?
     Я не мог сказать. Я не мог смотреть на это отвратительное лицо  и  на
эту иссохшую фигуру и говорить: "Это  потому,  что  я  люблю  тебя,  Валла
Дайя!" Лишь это, увы, было  единственной  причиной.  Постепенно,  по  мере
того, как я молчаливо открывал в ней удивительную красоту ума  и  души,  в
сердце мое вкрадывалось сознание любви к ней, и  тем  не  менее,  не  могу
этого объяснить, мне не  по  себе  было  говорить  ей  такие  слова,  этой
безобразной старой ведьме! Я видел  великолепное  жилище,  которое  должно
было приютить равно чудесную душу реальной Валлы  Дайи  -  которую  я  мог
любить, но не  мог я любить тело Заксы.
     Раздирали меня также другие противоречия, вызывающие большие сомнения
- может ли Валла Дайя ответить на мою любовь? Обитающая в теле  Заксы,  не
имеющая других друзей и поклонников,  она  могла  бы  из  благодарности  и
чувства полного одиночества потянуться ко мне. Но  если  бы  она  еще  раз
стала  Валлой  Дайей,  прекрасной  девушкой,  возвращенной  во  дворец  ее
королевства, окруженной великими пэрами  Дахона,  откроются  ли  тогда  ее
глаза и сердце для одинокого и не имеющего друзей  изгнанника  из  другого
мира? Я сомневался в этом, и еще в том, что это удержит меня от  решимости
до  конца,  насколько  позволит  рок,  осуществить   сумасшедший   проект,
заполнивший все мои мысли.
     - Ты не ответил на мой вопрос, Вад Варс, - прервала она его мысли.  -
Почему ты хочешь это сделать.
     - Исправить несправедливость по отношению к тебе, Валла Дайя!
     Она глубоко вздохнула.
     - Не надо браться за  это,  пожалуй,  -  попросила  она.  -  Ты  лишь
украдешь у  меня  единственного  друга,  общение  с  которым  -  последний
источник счастья, оставшегося у меня.  Я  ценю  твое  великодушие  и  твою
верность, даже если не могу понять их. Твое бескорыстное желание  услужить
мне с таким самоубийственным риском  волнует  меня  сильней,  чем  я  могу
высказать, и это добавляет еще больше к тому, чем я тебе обязана, но ты не
должен браться за это. Не должен!
     - Если это беспокоит тебя, Валла  Дайя,  -  ответил  я,  -  не  будем
говорить об этом, но знай - у меня всегда останется это в мыслях.  Однажды
я найду путь, даже если план, который я теперь имею, потерпит неудачу.
     Дни шли и шли, великолепные марсианские ночи,  наполненные  мчащимися
лунами, следовали одна за другой. Рас Тавас проводил все больше времени со
мной, управляя моей работой по трансплантации мозга. Давным-давно я должен
был стать специалистом, и я понял, что время, когда Рас Тавас почувствует,
что сможет вверить без доли риска моим рукам и  мастерству  свою  жизнь  и
знания, быстро приближается. Он должен будет всецело быть в моей власти, и
он знал, что я знаю это. Я мог убить его, я  мог  позволить  ему  навсегда
остаться в сохраняющих объятиях анабиоза или я мог обмануть его,  дав  ему
то, что я выберу, даже тело калота или часть мозга обезьяны. Но он  должен
был сделать выбор, и, как мне известно, как можно быстрее, потому что силы
его убывали с каждым днем. Уже почти  совершенно  слепой,  видящий  только
благодаря  удивительным  очкам,  которые  он  сам  изобрел  для  себя,  он
использовал искусственные слуховые аппараты, а теперь и сердце его  начало
проявлять симптомы утомления, которые он больше не мог игнорировать.
     Однажды утром я был вызван рабом  в  его  спальню.  Я  нашел  старого
хирурга лежащим - сморщенная жалкая груда иссохшей кожи и костей.
     - Мы должны поторопиться, Вад Варс, - сказал он несколько талов  тому
назад. Это было, когда я послал за тобой. - Он указал на двери, ведущие из
его комнаты. Здесь, за этой дверью, ты найдешь все,  что  нужно,  и  тело,
которое я для себя выбрал. В лаборатории, давно построенной для этой цели,
ты совершишь величайшую хирургическую операцию,  которая  когда-либо  была
известна во вселенной,  перенеся  ее  наиболее  гениальный  мозг  в  самое
красивое и совершенное тело, когда-либо представшее  перед  этими  старыми
глазами. Ты найдешь голову уже приготовленной,  чтобы  принять  мой  мозг.
Мозг объекта был вынут и разрушен - полностью уничтожен огнем. Как  я  мог
допустить существование мозга, желающего и планирующего вернуть свое тело!
Но я разрушил его! Зови рабов и прикажи им перенести меня на плиту!
     - Это не нужно, - сказал я ему, и, подняв его  сморщенное  тело,  как
если бы он был ребенком, я перенес  его  в  соседнюю  комнату,  где  нашел
отлично освещенную и отлично оборудованную  лабораторию,  содержавшую  два
операционных  стола,  на  одном  из  которых  лежало  тело  человека.   На
поверхность второго,  бывшего  свободным,  я  положил  Рас  Таваса,  затем
повернулся,  чтобы  посмотреть  на  новую  оболочку,  которую  он  выбрал.
Никогда, поверьте, не видел я такой совершенной  формы,  такого  красивого
лица. Рас Тавас в самом деле выбрал отлично!
     Затем я повернулся к старому хирургу. Ловко,  как  он  учил  меня,  я
сделал два разреза и подсоединил трубки. Мой палец лег на  кнопку  мотора,
который должен был накачать вместо крови его удивительную анестезию.
     Тогда я заговорил:
     - Рас Тавас! - сказал я ему. - Ты долго обучал меня для этого дела. Я
неутомимо работал, чтобы не было ни малейшего опасения за  его  результат.
Ты  меня  учил,  чтобы  каждое  мое  действие  было  основано  только   на
бескорыстии. Следовательно, ты будешь удовлетворен, что я делаю это не для
тебя и не потому, что ты мне нравишься, не потому, что я чувствую дружбу к
тебе.  Ты  думаешь,  предложил  мне  достаточно,   предложив   возможность
бессмертия?
     - Оставим в стороне то, чему ты меня учил, боюсь,  что  есть  во  мне
что-то   от    сентиментальности.    Я    страстно    желаю    исправления
несправедливости! Я хочу дружбы и любви! Цена, которую ты мне предлагаешь,
недостаточна. Ты хочешь заплатить больше, чтобы эта  операция  закончилась
успешно?
     Он смотрел на меня непоколебимо в течение долгой минуты.
     - Что ты хочешь? - спросил он.
     Я видел, что он дрожал от гнева, но не повышал голоса.
     - Помнишь 4