ний  и  для  измерений   плотности
атмосферы, - ответила пленница низким  приятным  голосом.  -  Мы  не  были
готовы к сражению, - продолжала она, - так как были заняты  мирным  делом,
как это было видно по флагам и цветам нашего судна. Наша работа была столь
же в ваших интересах, как и в наших, и вы отлично знаете, что если  бы  не
наши труды и  плоды  наших  научных  изысканий,  на  Барсуме  не  было  бы
достаточно воздуха, чтобы  мог  существовать  хоть  один  человек.  Веками
поддерживали мы на планете количество воды и воздуха на  одном  и  том  же
уровне почти без заметной убыли, и мы делали это, не взирая  на  грубое  и
невежественное вмешательство ваших зеленых. Но почему, почему вы не хотите
жить в мире и дружбе с вашими ближними? Неужели вы так и уйдете в века  до
вашего  окончательного  исчезновения,  почти  не   поднявшись   над   теми
животными, которые вам служат! Народ без письменности, без искусства,  без
домашнего уюта, без любви. Вы ненавидите друг друга, как ненавидите  всех,
кроме вас самих. Вернитесь к путям наших общих предков, вернитесь к  свету
дружбы и добра. Дорога открыта, вы найдете в краснокожих людях  готовность
помочь вам. Совместными усилиями  мы  можем  сделать  гораздо  больше  для
возрождения нашей умирающей планеты. Дочь величайшего и могущественнейшего
из красных джеддаков зовет вас! Откликнитесь ли вы на призыв?
   Когда молодая женщина умолкла, Лоркас Птомель и  воины  долго  молчали.
Никто не может знать, что происходило у них в душе, но я уверен,  что  они
были тронуты. Если бы среди них нашелся хотя бы один  человек,  достаточно
смелый, чтобы стать выше обычаев,  эта  минута  определила  бы  для  Марса
начало новой и великолепной эры.
   Тарс Таркас  поднялся,  желая  говорить,  и  на  лице  его  было  такое
выражение, какого я никогда не видел у  зеленых  марсианских  воинов.  Оно
свидетельствовало  о  страшной  внутренней  борьбе  с   самим   собой,   с
наследственностью, с вечной  привычкой  и,  когда  он  раскрыл  рот  чтобы
говорить, его  мрачные  черты  вдруг  осветились  благожелательным,  почти
ласковым взглядом.
   Но слова, готовые уже слететь с его уст, остались  невысказанными,  так
как в этот миг какой-то молодой воин, сорвался со ступеней и нанес хрупкой
пленнице страшный удар по лицу. Она упала на пол, а он,  опершись  на  нее
ногой, повернулся к совету и разразился диким и мрачным хохотом.
   На миг я подумал, что Тарс Таркас убьет его, да и вид  Тарс  Таркаса  и
Лоркаса Птомеля не предвещал для  негодяя  ничего  хорошего,  но  минутное
настроение уже прошло, их исконная натура вступила в  свои  права,  и  они
улыбнулись. Удивительно было уже то, что они не  рассмеялись  громко,  так
как поступок молодого воина представлял собой с точки зрения  марсианского
юмора необычайно тонкую остроту.
   То, что я потратил время на описание этого происшествия, не значит еще,
что я оставался хотя бы на секунду его пассивным  зрителем.  Мне  кажется,
что у меня было какое-то предчувствие, потому  что  я  припоминаю,  как  я
пригнулся для прыжка в тот миг, когда  удар  лишь  грозил  прекрасному,  с
мольбой обращенному к совету лицу. И, прежде чем опустилась  рука,  я  уже
пробежал половину расстояния.
   Не успел отвратительный смех замолкнуть, как я уже бросился  на  воина.
Он был двенадцати футов ростом и вооружен до зубов,  но  я  думаю,  что  в
охватившей меня безумной ярости я устоял бы против  всех,  находившихся  в
зале. Когда воин обернулся на мой крик, я подскочил и ударил его по  лицу,
а когда он вытащил свой короткий меч, я выхватил свой  и  прыгнул  ему  на
грудь, встав одной ногой на рукоятку его пистолета  и,  ухватившись  левой
рукой за один из его огромных клыков. При этом я начал  наносить  удар  за
ударом по его широкой груди.
   Он не мог пользоваться своим мечом, так как я был слишком близко, и  не
мог вытащить пистолет, хотя и пытался сделать  это,  вопреки  марсианскому
обычаю, запрещающему защищаться оружием, какого  нет  у  нападающего.  Ему
ничего не оставалось как попытаться стряхнуть меня, но все  его  отчаянные
старания не привели ни к чему. Несмотря на свой огромный рост, он едва  ли
был сильнее меня, и через несколько мгновений  безжизненной  окровавленной
массой рухнул на пол!
   Дея Торис приподнялась на локте и с испуганными  глазами  наблюдала  за
поединком. Очутившись на полу, я взял ее на руки и отнес на одну из скамей
у стены зала.
   Опять никто из марсиан не помешал мне. Оторвав лоскут шелка  от  своего
плаща, я попытался унять кровь, лившуюся у нее из носа.
   Мне  это   вскоре   удалось,   так   как   ее   повреждения   оказались
незначительными. Как только к ней вернулась способность речи, она положила
мне на плечо руку, и, заглянув мне в глаза, сказала:
   - Почему вы это сделали? Вы, отказавший мне в простом внимании в первую
минуту постигшей меня опасности! А  теперь  вы  рискуете  своей  жизнью  и
убиваете одного из ваших ради меня. Я этого не понимаю. Что вы за странный
человек, почему водитесь с зелеными, хотя с виду  вы  моей  расы,  а  цвет
вашего лица лишь немного темнее цвета белых обезьян? Скажите мне,  человек
вы, или больше, чем человек?
   - Это странная история, - отвечал я, - и слишком длинная, чтобы  я  мог
сейчас  рассказать  вам  ее.  Она  мне  самому  представляется   до   того
невероятной, что я не надеюсь, чтобы другие могли ей поверить.  Пока  могу
лишь сказать, что я ваш друг и, поскольку это  допустят,  держащие  нас  в
плену - ваш защитник и слуга.
   -  Значит,  и  вы  пленник?  Но  почему  же  у  вас  оружие  и  регалии
Таркианского вождя? Как вас зовут? Из какой вы страны?
   - Да, Дея Торис, я тоже пленник. Меня зовут Джон Картер, и родом  я  из
штата Виргинии, одного из Соединенных Штатов Америки -  на  Земле.  Почему
мне разрешено носить оружие, мне неизвестно, и я знал, что  эти  знаки  на
мне принадлежат званию вождя.
   Наш разговор был прерван приближением одного  из  воинов,  который  нес
оружие, амуницию и украшения, и вмиг у меня в  голове  мелькнул  ответ  на
один из вопросов, и была разрешена еще одна загадка.  Я  увидел,  что  эти
вещи сняты с тела моего мертвого противника, и прочел в угрожающем и в  то
же время сдержанном взгляде  воина,  принесшего  мне  эти  трофеи,  ту  же
почтительность, какую раньше  проявлял  другой  воин,  принесший  мне  мое
первоначальное обмундирование. Теперь только я  узнал,  что  мой  удар  во
время первого столкновения в приемном зале повлек за  собой  смерть  моего
противника.
   Теперь объяснилось отношение  ко  мне  моих  хозяев.  Я,  так  сказать,
приобрел  свои  шпоры  и,  согласно  суровой  справедливости,   отличающей
марсиан, и побудившей меня, помимо прочих причин,  назвать  Марс  планетой
парадоксов - мне были представлены почести победителя - амуниция и  звание
убитого  мною  врага.  Я  был  настоящим  марсианским  вождем  и,  как   я
впоследствии узнал,  этим  объяснялась  представленная  мне  сравнительная
свобода и то, что мне позволяли остаться в приемном зале.
   Когда я повернулся, чтобы принять вещи убитого воина,  я  заметил,  что
Тарс Таркас и многие другие двинулись по направлению к  нам.  Глаза  Тарса
Таркаса с забавным недоумением разглядывали меня. Наконец он обратился  ко
мне:
   - Вы говорите на языке Барсума, удивительно бегло для человека, который
всего несколько дней был глух и нем к нашим словам. Где  вы  изучили  его,
Джон Картер?
   - Это  вы  сами,  Тарс  Таркас,  -  ответил  я,  -  доставили  мне  эту
возможность, дав мне удивительную, способную учительницу. Своими  успехами
я обязан Соле.
   - Это она ловко сделала, - ответил он, - но ваше  воспитание  в  других
отношениях оставляет еще желать многого. Знаете ли вы, как бы  поплатились
за неслыханную дерзость, если бы вам не удалось убить  обоих  вождей,  чьи
знаки вы теперь носите?
   - Полагаю, что в этом случае один из  них  убил  бы  меня,  -  улыбаясь
ответил я.
   - Нет,  вы  ошибаетесь.  Лишь  вынужденный  необходимостью  самообороны
марсианский воин решился бы убить пленника. Мы предпочитаем  сохранять  их
для других целей,  -  при  этом  выражение  его  лица  намекало  на  такие
возможности, над которыми мне не было охоты задумываться.
   - Но одно еще может спасти вас, - продолжил он, - если бы, во  внимание
к вашей удивительной доблести, боевому пылу и ловкости, вы  были  признаны
Тал Хаджусом достойным служить у него, вы  были  бы  приняты  в  общину  и
сделались бы полноправным таркианцем. Пока мы не достигнем резиденции Тала
Хаджуса,  вам  будут  оказываться  почести,  принадлежащие  вам  по  вашим
подвигам. Такова воля Лоркаса Птомеля. Мы будем обращаться с вами,  как  с
таркианским вождем, но вы не должны забывать, что  все  равно  наши  вожди
ответственны за вашу благополучную доставку к нашему могущественнейшему  и
жесточайшему повелителю. Я кончил.
   - Я выслушал вас, Тарс Таркас, - ответил я. - Каковы вы  знаете,  я  не
уроженец Барсума. Ваши пути - не мои пути,  и  я  не  могу  действовать  в
будущем лишь так, как  действовал  до  сих  пор,  то  есть  в  согласии  с
велениями своей совести и принципами моего племени. Если вы оставите  меня
в покое, я никогда не трону никого, если же нет, то пусть каждый барсумец,
с которым мне придется иметь Дело,  уважает  мои  права  чужестранца,  или
пеняет сам на себя. В одном вы можете быть уверены: каковы бы ни были ваши
окончательные намерения по отношению к этой  несчастной  молодой  женщине,
кто посмеет обидеть или оскорбить ее, должен будет считаться со мной.  Мне
известно, что вы презираете всякие проявления мягкости и великодушия, но я
не могу сказать о себе этого, и я берусь доказать  самому  доблестному  из
ваших воинов, что эти качества вполне совместимы  со  свойствами  хорошего
бойца.
   Даже Тарс Таркасу, по-видимому, понравился мой ответ, хотя он отозвался
на него достаточно загадочной фразой:
   - А я думаю, что знаю Тала Хаджуса, джеддака Тарка.
   Теперь я посвятил свое внимание Дее Торис, помог, встать ей на  ноги  и
направился с ней к выходу на виду у растерявшихся стороживших ее гарпий  и
под вопросительные взгляды вождей. Разве я сам  теперь  не  был  таким  же
вождем! Ну, что же, я готов был принять  на  себя  ответственность  вождя.
Никто не остановил нас, и вот Дея Торис, принцесса Гелиума, и Джон Картер,
виргинский  джентльмен,  сопутствуемый  верным  слугой  Вулой,  вышли  при
гробовом молчании из приемного  зала  Лоркаса  Птомеля,  джеда  барсумских
тарков.



11. ДЕЯ ТОРИС

   Когда мы вышли  наружу,  обе  стражницы,  приставленные  к  Дее  Торис,
выскочили за нами и, по-видимому, намерены  были  снова  конвоировать  ее.
Бедняжка прижалась ко мне, и ее маленькие ручки крепко ухватились  за  мою
руку. Я сделал  женщинам  знак  удалиться,  объяснив  им,  что  отныне  за
пленницей будет смотреть Сола и при  этом  предупредил  Саркойю,  что  она
поплатится самым  неприятным  образом,  если  позволит  себе  какие-нибудь
жестокие выходки по отношению к Дее.
   Моя угроза была бесплодна и  причинила  Дее  Торис  больше  вреда,  чем
пользы, потому что на Марсе, как я впоследствии узнал,  мужчина  не  может
наказать женщину смертью, равно как и  женщина  не  смеет  убить  мужчину.
Поэтому Саркойя ограничилась лишь злобным взглядом и ушла  строить  против
нас козни.
   Вскоре я нашел Солу и попросил ее сторожить Дею Торис  также,  как  она
сторожила меня. Я объяснил Соле, что просил бы ее подыскать другое жилище,
где бы им не пришлось бояться Саркойи, и  что  я  сам  намерен  поселиться
среди мужчин.
   Сола взглянула на воинские знаки, которые я нес в руках и на плече.
   - Теперь ты великий вождь, Джон Картер, - сказала она, - и я  рада  это
видеть. Воин, чьи знаки одеты на вас, был молод, но это был славный  боец,
и  благодаря  своим  победам  достиг  положения  непосредственно  за  Тарс
Таркасом, который, как  вы  знаете,  уступает  лишь  Лоркасу  Птомелю.  Вы
одиннадцатый - в общине всего десять вождей, доблестью равных вам.
   - А что, если я убью Лоркаса Птомеля? - спросил я.
   - Тогда вы будете первым, Джон Картер. Но вы можете добиться этой чести
лишь в том случае, если ваш поединок будет назначен  волей  всего  совета.
Главным образом, если Лоркас Птомель нападет на вас, вы можете убить его в
состоянии самозащиты, и этим также завоевать первое место.
   Я рассмеялся и переменил разговор.  У  меня  не  было  особого  желания
убивать Лоркаса, и меньше всего я хотел бы стать джедом тарков.
   Я сопровождал Солу и Дею Торис в их  поисках  новой  квартиры,  которую
удалось найти в здании более изысканной архитектуры и расположенной  ближе
к приемному залу,  чем  наше  прежнее  жилище.  В  этом  здании  мы  нашли
настоящие спальни со старинными металлическими кроватями  тонкой  чеканной
работы, спускавшимися на гигантских золотых цепях  с  мраморных  потолков.
Стены были украшены картинами, на которых  я  заметил  изображения  людей,
чего не встречалось на фресках других зданий.
   Это были люди, такие же как я, и гораздо светлее Деи  Торис.  Они  были
одеты в величественно ниспадавшие одежды, богато  украшенное  драгоценными
металлами  и  камнями.  Их  пышные  волосы  были  чудного  золотистого   и
бронзово-красного оттенка.
   Мужчины были без бороды, и лишь немногие  из  них  были  вооружены.  На
картинах был изображен, большей частью, светлокожий  светловолосый  народ,
занятый какими-то играми.
   Дея Торис с восклицанием  восторга  всплеснула  руками  при  виде  этих
прекрасных  произведений  искусства,  созданных  давно  угасшим   народом.
Напротив, Сола их, как будто, и не замечала.
   Мы решили занять эту комнату, находившуюся на втором этаже и выходившую
на площадь, для Деи Торис и  смежную  комнату  позади  -  для  кухонных  и
хозяйственных надобностей. Затем я отправил Солу  за  постелями,  пищевыми
припасами и необходимым мелким скарбом, причем обещал ей  посторожить  Дею
Торис до ее прихода.
   Когда Сола ушла, Дея Торис с милой улыбкой обратилась ко мне:
   - Куда же убежала  бы  ваша  пленница,  если  бы  вы  покинули  ее?  Ей
оставалось бы только молить вас о защите и просить у вас  прощения  за  те
жестокие чувства, которые она питала к вам в последние дни.
   - Вы правы, - ответил я, - для нас нет иного  спасения,  как  держаться
друг друга.
   - Я слышала вызов, брошенный вами этому ужасному Тарсу Таркасу,  и  мне
кажется, я понимаю ваше положение среди этих людей. Но  я  никак  не  могу
освоиться с мыслью, что вы сами не с Барсума.
   - Во имя моего первого предка, - продолжала она, прошу,  вас,  скажите,
откуда же вы? Вы и похожи и не похожи на людей моего народа.  Вы  говорите
на моем языке, а между тем, я слышала, как вы сказали Тарсу  Таркасу,  что
изучили этот язык только в последние дни. Все барсумцы от покрытого льдами
юга и до покрытого льдами севера говорят на одном и том же языке,  хотя  и
пишут различно. Лишь в долине Дор, где река  Исс  вливается  в  потерянное
море Корус, существует по предположениям, другой язык. Но если не  считать
сказаний наших предков, то ни один барсумец не вернулся еще вверх по  реке
Исс, от утесов Коруса, по долине Дор. Не говорите мне,  что  вы  вернулись
оттуда! Если бы это была правда, вас немедленно убили бы,  где  бы  вы  ни
показались на всем Барсуме! Скажите мне, что это не так!
   В ее глазах появился странный  таинственный  блеск,  в  голосе  звучали
умоляющие нотки, а маленькие ручки прижимались к  моей  груди,  как  будто
желая исторгнуть из моего сердца успокоительные слова.
   - Я не знаю ваших обычаев, Дея Торис, но у нас в Виргинии джентльмен не
станет лгать для своего спасения. Я никогда не видел загадочной реки  Исс,
потерянное море Корус останется, поскольку это касается меня,  потерянным.
Вы верите мне?
   И вдруг я заметил, что  мне  очень  и  очень  хочется,  чтобы  она  мне
поверила. Не то, чтобы я боялся  ее  уверенности  в  моем  возвращении  из
барсумского рая или ада. Нет, но в чем же дело? Почему меня  интересовало,
что она подумает? Я взглянул на нее, на ее обращенное  ко  мне  прекрасное
лицо, и  в  ее  глазах  для  меня  раскрылась  вся  глубина  ее  души.  И,
встретившись с ней глазами, я понял и... содрогнулся!
   Волна подобных  чувств,  казалось,  обуревала  и  ее.  Она  со  вздохом
отодвинулась от меня, и серьезно взглянув, прошептала:
   - Я верю вам, Джон Картер.  Я  не  знаю,  что  значит  "джентльмен",  и
никогда раньше не слышала про Виргинию. Но в Барсуме не лжет  никто.  Если
человек не хочет сказать правду, он молчит. Где  эта  Виргиния,  где  ваша
родина, Джон Картер? - спросила она,  и  гордое  имя  моей  горной  страны
никогда еще не звучало так прекрасно, как из этих совершенных уст, в  этот
давно минувший день.
   - Я  из  другого  мира,  -  ответил  я,  -  с  великой  планеты  Земля,
обращающейся вокруг нашего Солнца внутри орбиты вашего Барсума, который мы
называем Марсом. Я не могу вам рассказать, как я попал сюда -  этого  я  и
сам не знаю. Но я здесь, рад, что мое присутствие может быть  полезно  Дее
Торис.
   Она долго и вопросительно посмотрела на меня  опечаленными  глазами.  Я
хорошо знал, что поверить моим словам трудно, и я  не  надеялся,  что  она
поверит, как ни жаждал я приобрести ее доверие и уважение. Я предпочел  бы
не говорить с ней о моем прошлом, но никто не мог бы заглянуть  в  глубину
этих глаз и отказать ей в малейшем желании.
   Наконец она улыбнулась и сказала, вставая:
   - Мне придется поверить, хотя я и не понимаю. Я могу представить  себе,
что вы не принадлежите к современному Барсуму. Вы такой же, как мы, и в то
же время другой... Но зачем  ломать  голову  над  загадкой,  когда  сердце
говорит мне, что я верю, потому что хочу верить!
   В этом была логика -  хорошая,  земная,  женская  логика,  и  если  она
удовлетворяла ее, то не мне  было  придираться  к  таким  рассуждениям.  В
сущности, это была единственно правильная точка зрения в этом вопросе. Наш
разговор перешел на общие темы, и с обеих сторон посыпались  вопросы.  Она
расспрашивала об обычаях моего  народа  и  высказала  удивительное  знание
земных событий. На мой удивленный вопрос она рассмеялась и воскликнула:
   - О! Каждый барсумский школьник знает географию и осведомлен о фауне  и
флоре, а также и об истории вашей планеты так же  основательно,  как  и  о
нашей. Разве мы не можем видеть все происходящее на вашей "Земле", как  вы
ее называете? Разве не висит она на небе на виду у всех?
   Должен признаться, что ее  слова  поразили  меня  не  меньше,  чем  мои
заявления должны были ошеломить ее. Я ей это и сказал. Тогда она объяснила
мне в общих чертах устройство приборов, которые применялись ее  народом  и
совершенствовались в течение веков, приборов, позволяющих  отбрасывать  на
экран точное изображение  происходящего  на  любой  планете  и  на  многих
звездах. Эти изображения, сфотографированные и увеличенные,  так  точны  в
деталях, что на них легко различать предметы не крупнее  стебелька  травы.
Впоследствии я увидел в Гелиуме много таких снимков, а также и те приборы,
с помощью которых они изготовлялись.
   - Если вы так хорошо знакомы с земными вещами, - спросил я, - почему же
вы не признаете моего тождества с обитателями этой планеты?
   Она снова улыбнулась, как взрослый  снисходительно  улыбается  невинным
вопросам ребенка:
   - Потому, Джон Картер, -  сказала  она,  что  почти  каждая  планета  и
звезда,  с  атмосферными  условиями,  близкими  существующим  на  Барсуме,
обнаруживают формы живых существ почти тождественные с вами и со  мной.  И
далее, почти все без исключения земные люди покрывают свое тело  странными
безобразными кусками тканей, а головы  столь  же  безобразными  колпаками,
назначение которых мы не могли  себе  уяснить.  Вы  же,  когда  вас  нашли
таркианские воины, были в вашем натуральном виде и без  всяких  украшений.
Тот факт, что на вас не было украшений, является сильн