а  также  еще
одно животное - единственное млекопитающее  на  Марсе  -  имеют  настоящие
ногти. Копытные животные на Марсе отсутствуют совершенно.
   Вслед за передовым демоном тянулось еще девятнадцать, похожих  на  него
во всех отношениях. Но, как  я  узнал  позже,  каждый  все-таки  отличался
какими-либо индивидуальными особенностями среди марсиан, как и среди  нас,
не бывает двух совершенно одинаковых существ, хотя все мы отлиты по  одной
форме.
   Картина эта, или вернее, материализованный кошмар,  произвела  на  меня
впечатление поражающее и ужасающее.
   Я был наг и безоружен и поспешил применить первый, уже открывшийся  мне
закон природы к единственно возможному  разрешению  моей  непосредственной
задачи: стремлению выйти из пределов досягаемости  острия  нацеленного  на
меня  копья.  Для  этого  я  сделал  весьма  земной,  и  в  то  же   время
сверхчеловеческий   прыжок,   чтобы   достигнуть   верхушки   марсианского
инкубатора, как я определил это строение.
   Попытка моя увенчалась  успехом,  ошеломившим  меня  не  менее,  нежели
марсианских воинов, так как я  почувствовал  себя  поднятым  в  воздух  на
тридцать футов, а затем  отброшенным  на  сто  футов  в  сторону  от  моих
преследователей. Я легко и благополучно опустился на мягкий мох.
   Обернувшись, я увидел,  что  враги  мои  сгруппировались  вдоль  другой
стены. Некоторые наблюдали за мной с  выражением,  которое,  как  я  узнал
позже,  должно  было  означать  удивление,  а  другие,  по-видимому,  были
совершенно удовлетворены тем, что я не тронул их детенышей.
   Они тихо переговаривались между собой, жестикулируя и указывая на меня.
Обнаружив, что я не причинил никакого вреда маленьким марсианам, а  также,
заметив, что у меня нет оружия, они стали смотреть на меня менее  свирепо,
но, как я узнал потом,  главную  роль  в  этом  сыграла  проявленная  мною
ловкость.
   Будучи  огромных  размеров  и  обладая  крупным   костяком,   марсианин
отличается мускулатурой, пропорциональной лишь тому закону силы тяжести, с
которым ему приходится иметь дело.  Поэтому  обитатели  Марса  значительно
менее проворны и сильны по отношению к своему весу, нежели люди Земли, и я
сомневаюсь, чтобы марсианин, перенесенный на Землю, мог поднять свое тело.
   Вот почему моя ловкость показалась на Марсе такой  же  чудесной,  какой
она показалась бы и на Земле, и желание уничтожить меня  уступило  желанию
захватить меня живым, чтобы продемонстрировать своим единоплеменникам.
   Отсрочка, обретенная мною благодаря моему неожиданному проворству, дала
мне возможность построить план действий  на  ближайшее  будущее,  а  также
ближе ознакомиться с видом воинов, так как до этой минуты рассудок мой  не
мог отделить этих людей от тех, которые преследовали меня за день до того.
   Я заметил, что каждый был  вооружен  множеством  различного  оружия,  и
снабжен огромным копьем, описанным мною выше.  Оружие,  которое  заставило
меня обратиться в бегство, окончившееся полетом,  оказалось  чем-то  вроде
карабина, которым, как я сразу почувствовал, марсиане управляли  с  особой
ловкостью.
   Это оружие было из белого металла, с ложем из дерева, добываемого,  как
я узнал впоследствии, из очень легковесного  и  в  то  же  время  прочного
растения, широко распространенного на Марсе и совершенно неизвестного нам,
обитателям Земли. Металл, из  которого  сделан  ствол,  представлял  собой
сплав, составленный главным образом  из  алюминия  и  стали.  Металлы  эти
марсиане  научились  закаливать  до  твердости,  значительно   превышающей
обычную, известную нам твердость стали. Вес оружия  относительно  невелик.
Благодаря мелкокалиберным разрывным  снарядам  из  радия,  действие  этого
карабина всегда смертельно.  Кроме  того,  оно  действует  на  расстоянии,
совершенно  немыслимом  на  Земле.  Теоретический  радиус  действия  этого
карабина равняется тремстам милям,  но  фактическая  дальность  прицела  -
двести миль.
   Этого, однако, вполне достаточно  для  того,  чтобы  преисполнить  меня
большим уважением к огнестрельному оружию марсиан.
   По-видимому, какая-то телепатическая сила предостерегла меня от попытки
бежать при ярком дневном свете от жерл этих двадцати смертоносных машин.
   После коротких переговоров марсиане повернули своих коней и умчались  в
том же направлении, откуда явились, оставив возле инкубатора  лишь  одного
воина. Отъехав примерно на двести ярдов,  они  остановились,  и,  повернув
своих коней  в  нашу  сторону,  стали  наблюдать  за  воином,  стоявшим  у
строения.
   Это был тот самый, копье которого едва не пронзило  меня.  По-видимому,
это был их вождь, так  как,  насколько  я  понял,  остальные  заняли  свою
теперешнюю позицию по его приказанию. Когда  отряд  остановился,  он  снял
свое копье и остальное оружие, и стал огибать  инкубатор,  направляясь  ко
мне, совершенно обнаженный и невооруженный, как и я, за  исключением  лишь
украшений, сверкающих на его голове, конечностях и на груди.
   Приблизившись ко мне на  пятьдесят  футов,  он  снял  с  руки  огромный
металлический браслет и, держа его  на  ладони  протянутой  ко  мне  руки,
обратился ко мне громким, ясным голосом, но на языке, который, само  собой
разумеется, был мне совершенно непонятен. Затем  он  остановился,  как  бы
ожидая моего ответа, насторожив свои щупальцеобразные уши и вперив в  меня
свои ужасные глаза.
   Когда молчание стало тягостным, я со  своей  стороны  решил  осмелиться
заговорить, так как я понял, что он предлагает мне мир. То, что он снял  с
себя все оружие и удалил весь свой отряд, прежде чем приблизиться ко  мне,
несомненно говорило о его миссии мира. Почему бы на  Марсе  это  не  могло
иметь то же значение, что и на Земле?
   Приложив руку к сердцу, я низко склонился перед марсианином и  объяснил
ему, что, несмотря на то, что я не понимаю его языка,  поступки  его  ясно
говорят мне о мире и дружбе, которые в настоящий момент очень дороги моему
сердцу. Несомненно, я мог бы с  равным  успехом  молоть  и  совершеннейшую
чушь, так как слова мои остались  для  него  непонятными.  Он  понял  лишь
поступок, которым я завершил непосредственно свою речь.
   Протянув руку, я приблизился  к  нему,  взял  браслет  с  его  открытой
ладони, и одел себе на руку поверх локтя. Затем я улыбнулся ему  и  принял
выжидательную позу. Его огромный  рот  расплылся  в  ответной  улыбке,  он
вложил одну из своих промежуточных рук в мою, мы повернулись и зашагали во
направлению  к  его  Росинанту.  В  то  же  время  он  сделал  знак  своим
подчиненным. Они помчались  к  нам,  но  были  остановлены  его  сигналом.
По-видимому, он испугался,  что  я  могу  опять  сделать  прыжок,  который
окончательно унесет меня из поля его зрения.
   Он обменялся несколькими словами со  своими  людьми,  знаками  попросил
меня ехать позади одного из них и затем сел на своего коня. Указанный воин
протянул две или три руки, поднял меня с земли и  усадил  позади  себя  на
лоснящийся круп своего коня, где я кое-как пристроился, держась за ремни и
перевязи оружия марсианина.
   Затем вся кавалькада повернула и понеслась  галопом  по  направлению  к
горной цепи, видневшейся вдали.



4. ПЛЕННИК

   Мы проехали около десяти миль, когда почва  заметно  стала  повышаться.
Как я узнал позже, мы приближались к берегу одного из давно  уже  высохших
морей Марса, на дне которого состоялась моя первая встреча с марсианами.
   Вскоре мы достигли подножия горной цепи и, проехав через узкое  ущелье,
выбрались на открытую долину, на окраине которой было низкое  плоскогорье.
На нем я увидел огромный город. Мы помчались по направлению к нему.
   Мы ехали теперь по разрушенному шоссе, выходившему прямо из города,  но
достигавшему лишь края плоскогорья, где оно внезапно обрывалось,  переходя
в лестницу, состоящую из ряда широких ступеней.
   При ближайшем рассмотрении, когда мы проезжали по городу, я увидел, что
строения необитаемы и, несмотря  на  незначительные  разрушения,  пустуют,
по-видимому, уже много лет. В центре города была большая площадь, которая,
равно как и прилегающие к ней здания, была занята  лагерем,  принадлежащим
девятистам или тысяче существ  того  же  облика,  как  и  мои  захватчики,
каковыми я считал теперь их,  несмотря  на  туманный  способ,  посредством
которого я был пойман в ловушку.
   Если не считать украшений,  все  были  совершенно  наги.  Женщины  лишь
немногим отличались от мужчин, за исключением лишь  того,  что  их  клыки,
пропорционально росту, были значительно длиннее, причем  у  некоторых  они
достигали высоко посаженных ушей.  Тела  их  были  меньше  и  имели  более
светлую окраску,  а  на  пальцах  рук  и  ног  виднелись  зачатки  ногтей,
совершенно отсутствующих у мужской половины. Рост взрослых женщин достигал
10-12 футов.
   Тела детей были  светлого  цвета,  даже  светлее,  чем  у  женщин.  Мне
казалось, что все они совершенно одинаковы, за исключением того, что  одни
были выше других, следовательно, и старше.
   Среди них я  не  заметил  особенно  престарелых.  В  их  внешности  нет
особенной  разницы,  начиная  от  зрелого  возраста  -  сорока  лет  -  до
тысячелетнего  возраста,  когда  они  добровольно  отправляются   в   свое
последнее страшное плавание по  реке  Исс,  исток  которой  неизвестен  ни
одному живому марсианину, и из лона которой не  вернулся  еще  никогда  ни
один марсианин, а если бы и вернулся, то его  никогда  не  оставили  бы  в
живых после того, как он проплыл ее холодные, темные воды.
   Не  более  одного  марсианина  из  тысячи  умирает   от   болезни   или
какой-нибудь скорби, а около двадцати из тысячи предпринимают добровольное
паломничество.   Остальные    девятьсот    семьдесят    девять    погибают
насильственной смертью на дуэлях, на охоте, в  авиационных  полетах  и  на
войне; но наибольшая смертность имеет  место  в  детском  возрасте,  когда
неисчислимое количество маленьких марсиан  падают  жертвой  больших  белых
обезьян Марса.
   Средний возраст, которого достигают марсиане после наступления зрелости
- около трехсот лет, но он дошел бы и до тысячи,  если  бы  не  различного
рода насильственная смерть. Из-за неуклонно исчезающих жизненных  ресурсов
планеты,  по-видимому,   представлялось   необходимым   противодействовать
возрастающей  долговечности,  являющейся  результатом  их   исключительных
познаний в области терапии и хирургии. Итак, человеческая жизнь  на  Марсе
потеряла свою первоначальную ценность,  что  следует  из  различных  видов
опасного спорта в из-за непрекращающейся вражды между отдельными общинами.
   Есть еще ряд естественных причин, вызывающих уменьшение  населения,  но
самая серьезная из всех - это та, что ни один мужчина и ни одна женщина на
Марсе никогда не ходит без какого-нибудь смертоносного оружия.
   Когда мы приблизились к площади, и мое присутствие было обнаружено,  мы
были немедленно окружены сотнями этих уродов,  которые,  казалось,  горели
желанием стащить меня с сидения позади моего стража.
   Одно слово вождя, и шум прекратился, и мы стали пересекать  площадь  по
направлению к великолепному  сооружению,  подобного  которому  никогда  не
видел глаз смертного.
   Здание было невысокое, однако  занимало  громадную  площадь.  Оно  было
построено  из  сверкающего  белого   мрамора,   выложенного   золотыми   и
бриллиантовыми камнями, которые  сверкали  и  переливались  всеми  цветами
радуги под лучами солнца. Главный вход был шириной в несколько сот футов и
выдавался из здания так, что над  входной  галереей  образовался  огромный
навес. Лестницы не было, но небольшой  наклон,  ведущий  на  первый  этаж,
расширялся в огромный зал, окруженный галереями.
   В этом помещении, снабженном  большим  количеством  разных  пюпитров  и
стульев, собралось около сорока или пятидесяти марсиан мужского пола.  Все
они сгрудились вокруг ступеней большой кафедры. На доске  ее  восседал  на
корточках  огромный  воин,  увешанный  с  ног  до  головы   металлическими
украшениями, разноцветными перьями и красиво  выделанным  кожаным  убором,
изящно выложенным драгоценными камнями.
   С его плеч свисала короткая мантия  из  белого  меха  на  подкладке  из
яркого пурпурного шелка.
   Что меня поразило, как наиболее замечательное во всей этой картине, это
полнейшая непропорциональность этих существ по отношению к столам, стульям
и другой мебели. Все эти предметы  были  приспособлены  для  человеческого
роста, вроде меня, в то время как огромные  тела  марсиан  с  неимоверными
усилиями втискивались в стулья, а под пюпитрами не хватало  места  для  их
длинных ног. Из этого  следовало,  что  на  Марсе  имелись  еще  и  другие
обитатели, помимо тех, в руки которых я попал; с другой стороны,  признаки
большой древности всей окружающей обстановки свидетельствовали о том,  что
эти строения могли принадлежать давно вымершей и забытой  расе,  обитавшей
на Марсе в незапамятные времена.
   Наш отряд остановился у входа в здание, и по знаку вождя, меня опустили
на  пол.  Опять  рука  об  руку  с  воином  мы  прошли  в  зал  аудиенций.
По-видимому, на Марсе церемония приближения к  верховному  вождю  не  была
сопряжена с особенными формальностями.
   Взявший меня в плен воин просто продвинулся к кафедре, причем остальные
расступились, по мере того, как он проходил вперед.  Сидевший  на  кафедре
поднялся на ноги и произнес имя моего конвоира,  который  в  свою  очередь
остановился и повторил имя  правителя,  после  чего  следовал  полный  его
титул.
   В тот момент вся церемония и произнесенные  слова  не  имели  для  меня
никакого значения, но позднее я узнал, что  это  является  обычной  формой
приветствия между зелеными марсианами. Если люди - чужестранцы,  а  потому
не  в  состоянии  обменяться  именами,  они  должны  молчаливо  обменяться
украшениями, если миссия их мирного  характера.  В  противном  случае  они
обменялись бы выстрелами или завоевали бы себе  право  входа  каким-нибудь
другим оружием.
   Имя взявшего меня в плен было Тарс Таркас. Он был вице-вождем общины  и
был известен как государственный ум и как  воин.  По-видимому,  он  кратко
доложил о приключениях, связанных с его экспедицией, включая и взятие меня
в плен, а когда он кончил, верховный вождь обратился ко мне.
   Я ответил на нашем добром английском только  для  того,  чтобы  убедить
его, что ни один из нас не в состоянии понять другого,  но  заметил,  что,
когда по окончании своей речи я слегка улыбнулся, он сделал то  же  самое.
Этот факт и аналогичный ему во время моей первой беседы  с  Тарс  Таркасом
убедил меня в том, что у нас есть хотя бы общее: способность улыбаться,  а
следовательно и смеяться; это  указывало  на  наличие  чувства  юмора.  Но
позднее я узнал, что улыбка марсианина - чисто внешнее проявление  чувства
юмора,  а  смех  марсианина  может  заставить  поседеть  самого   крепкого
человека.
   Идея юмора у  зеленых  обитателей  Марса  далеко  отступает  от  нашего
понимания возбудителей веселости. Например, предсмертная  агония  товарища
может вызвать  самое  необузданное  веселье,  а  лучшим  развлечением  они
считают убийство военнопленных самыми дикими и ужасными способами.
   Собравшиеся воины разглядывали меня, подойдя ко мне вплотную и ощупывая
мои мускулы и кожу.  Затем  верховный  вождь  изъявил,  очевидно,  желание
видеть мое представление и, сделав мне знак следовать за ним, направился с
Тарс Таркасом к открытой площади.
   Со времени моей первой неудачной попытки ходить, я больше не брался  за
это опасное дело, исключая те два случая, когда я шел рука об руку с  Тарс
Таркасом; теперь же, предоставленный  самому  себе,  я  продвигался  между
столами и  стульями,  спотыкаясь  и  падая  подобно  огромному  кузнечику.
Получив несколько весьма ощутимых ушибов, к большому удовольствию марсиан,
я опять хотел прибегнуть к испытанному способу ползанья, но это  оказалось
для них нежелательным, и я был грубо поставлен на ноги  каким-то  огромным
детиной, который больше всех смеялся над моими неудачами.
   Когда он наградил меня тумаком, чтобы поставить на ноги, физиономия его
была от меня на очень близком расстоянии, и я сделал  то,  что  оставалось
сделать джентльмену, попавшему  в  атмосферу  грубости,  необузданности  и
полнейшего отсутствия уважения прав чужестранца: я ударил его  кулаком  по
челюсти, и он свалился  наземь,  как  заколотый  бык.  Когда  он  упал,  я
повернулся и прислонился спиной к одному из пюпитров, ожидая  мстительного
нападения его товарищей, и твердо решил дать им перед смертью хороший бой,
насколько позволят мне неравные силы.
   Но опасения мои оказались совершенно необоснованными, так как остальные
марсиане, в первый момент совершенно ошеломленные моим поступком, в  конце
концов разразились диким хохотом и бурными рукоплесканиями. В этот  момент
я не знал, как мне понять всю эту сцену, но позднее узнал, что они почтили
меня выражением своего одобрения.
   Верзила, которого я сшиб с ног, лежал на том же месте, где он свалился,
но ни один из товарищей даже не подошел к нему.  Тарс  Таркас  подошел  ко
мне, протянув одну из своих рук, и так мы дошли до площади без  дальнейших
приключений. Я не знал, зачем мы  пришли  на  открытое  место,  но  вскоре
получил разъяснение этому.  Вначале  они  несколько  раз  повторили  слово
"сак".  Затем  Таркас  сделал  несколько  прыжков,  причем  перед   каждым
произносил слово "сак". Затем, обернувшись ко  мне,  он  сказал  "сак".  Я
понял смысл их желание и, собравшись с силами,  сделал  такой  "сак",  что
поднялся на  добрые  полтораста  футов;  но  на  этот  раз  я  не  потерял
равновесия, а встал на ноги, даже не упав. Затем несколькими  прыжками  по
20-30 футов я возвратился к группе воинов.
   Мое представление было дано  в  присутствии  нескольких  сот  маленьких
марсиан, и они немедленно стали просить  повторения.  Верховный  вождь  не
преминул дать мне соответствующий приказ, но я был голоден, хотел  пить  и
тут  же  решил,  что  единственным  выходом  из  этого   положения   будет
потребовать от этих уродов внимания к себе, которое вряд ли будет выказано
ими по доброй воле. Поэтому, не  обращая  внимания  на  повторные  приказы
"сак", я, как только произносилось ими это слово, показывал на свой рот  и
потирал живот.
   Тарс Таркас и верховный вождь обменялись несколькими словами и  первый,
вызвав из толпы молодую женщину, дал ей какое-то распоряжение и сделал мне
знак, чтобы я последовал за ней. Я ухватился за предложенную мне  руку,  и
мы вместе стали пересекать площадь по направлению к большому зданию по  ту
сторону ее.
   Моя "красивая" спутница была около восьми футов ростом. Она только  что
достигла зрелости, но рост ее еще не достиг своего максимального  предела.
Вся она была светло-зеленого цвета, с гладкой, лоснящейся кожей.
   Как я узнал потом, ее имя было Сола, и она принадлежала  к  свите  Тарс
Таркаса. Она привела меня в  большую  комнату,  помещавшуюся  в  одном  из
зданий, выходящих на площадь. Судя по разбросанным на полу лоскутам  шелка
и меха, это была спальня туземцев.
   Комната освещалась несколькими большими окнами и была красиво  украшена
стенной живописью и мозаикой, но на всем этом лежал как бы  неопределенный
отпечаток древности,  который  ясно  говорил  о  том,  что  архитекторы  и
строители этих чудесных произведений искусства не имели  ничего  общего  с
этими дикими полузверьми, обитающими в них теперь.
   Сола знаком попросила меня сесть  на  кучу  шелка  посреди  комнаты  и,
обернувшись, издала страшный шипящий звук, как бы  подавая  знак  кому-то,
находящемуся в соседнем помещении. В ответ на  ее  зов  я  впервые  увидел
новое чудо Марса. Оно вошло, покачиваясь на десяти тонких ножках,  и  село
на корточки перед девушкой, подобно послушному щенку. Чудовище было ростом
с шотландского пони, но голова его несколько напоминала голову лягушки, за
исключением лишь того, что челюсти его были