орить  наедине  с  Деей
Торис, принцессой Гелиума.
   - Ваш ордер? - спросил он.
   Я не знал, о чем он говорит, но ответил, что я член охраны джеддака,  и
направился к противоположной двери, за которой слышал голос Деи Торис.
   Но войти было не так-то легко! Телохранитель встал передо мной, говоря:
   - Никто не приходит от Тзэн Козиса без ордера или пароля. Покажите  мне
то или другое и вы сможете пройти.
   - Единственный ордер, который я имею,  чтобы  пройти,  куда  хочу,  мой
друг, висит у меня на боку, - ответил я, похлопывая свой  меч.  Дадите  вы
мне пройти мирно, или нет?
   Вместо ответа он вытащил свой меч  и  приказал  другим  сделать  то  же
самое, и с обнаженными мечами они  встали  в  ряд,  не  давая  мне  пройти
дальше.
   - Вы здесь не по приказу Тзэн Козиса, - воскликнул тот из них,  который
первый заговорил со мной,  -  и  вы  не  только  не  войдете  в  помещение
принцессы Гелиума, но под охраной будете отведены к  Тзэн  Козису,  где  и
дадите объяснение своей непозволительной дерзости. Спрячьте свой  меч,  вы
один не справитесь с нами, - приказал он с угрюмой усмешкой.
   Моим  ответом  был  быстрый  удар,  который  оставил  мне  только  трех
соперников, и я смею уверить, они были достойны моего оружия.  Они  быстро
откинули меня к стене. Борясь за свою жизнь, я медленно пробил себе дорогу
в угол комнаты, так что они могли подходить ко мне только поодиночке.  Так
мы сражались минут двадцать. Звон стали, ударяющейся о сталь, производил в
комнате страшный шум, который заставил Дею Торис подойти  к  дверям  своей
комнаты. Здесь она стояла все  время  борьбы,  а  Сола  выглядывала  из-за
плеча. Ее лицо было неподвижно и спокойно, и я понял, что ни она, ни  Сола
не узнали меня.
   Наконец, удачный удар сбил  другого  противника  и  тогда,  имея  двоих
против себя, я переменил тактику и обрушился на них тем  приемом,  который
помог мне одержать много побед. Третий  упал  через  десять  секунд  после
второго, и через несколько минут и последний лежал мертвый  на  полу.  Они
были храбрые люди и хорошие бойцы, и я был огорчен  тем,  что  должен  был
убить их, но чтобы достигнуть своей цели я охотно уничтожил  бы  население
всего Барсума, если бы иного исхода не было.
   Вложив в ножны окровавленный  клинок  я  подошел  к  своей  марсианской
принцессе, которая стояла, безмолвно глядя и не узнавая меня.
   - Кто вы, зодангец? - спросила она. - Еще один враг, чтобы мучить  меня
в моем горе?
   - Я друг... - отвечал я, - когда-то любимый друг...
   - Ни один из друзей принцессы Гелиума не носит этого знака...  Но  этот
голос! Я слышала его раньше... Это... Это не может быть...  нет,  ведь  он
мертв!
   - Это никто иной, моя принцесса, как Джон Картер! Неужели вы,  несмотря
на краску и знаки, не узнаете сердце вашего вождя!
   Когда я подошел к ней вплотную, она покачнулась с  простертыми  ко  мне
руками, но, прежде чем я успел схватить ее в свои объятия, она  откинулась
назад с дрожью и тихим стоном горя.
   - Слишком поздно, слишком  поздно!  -  плакала  она.  -  О  мой  вождь,
которого я считала мертвым, если бы вернулись часом раньше. Но теперь  уже
поздно, слишком поздно!
   - Что это значит, Дея Торис? - воскликнул  я.  -  Что  вы  не  дали  бы
обещания принцу Зоданга, если бы знали, что я жив?
   - Думаете ли вы, Джон Картер, что отдав вчера свое сердце вам,  я  могу
сегодня отдать его другому? Я думала, что оно  погребено  вместе  с  вашим
прахом в могиле Варгуна, и поэтому я обещала сегодня  свое  тело  другому,
чтобы спасти свой народ от нападения победоносной армии Зоданга.
   - Но я не умер, моя принцесса! Я пришел  за  вами,  и  вся  Зоданга  не
сможет помешать мне!
   - Слишком поздно, Джон Картер! Мое обещание дано, а в Барсуме это  все.
Церемония,  которая   последует   после,   является   лишь   бессмысленной
формальностью. Она  ничего  не  прибавит  к  самому  факту  женитьбы,  как
похоронное шествие джеддака не наложит еще одну печать смерти на его лицо.
Я уже замужем, Джон Картер. И вы больше  не  должны  называть  меня  своей
принцессой, а вы больше не мой вождь.
   - Я мало знаю ваши обычаи здесь на Барсуме, Дея Торис, но я  знаю,  что
люблю вас, и если вы помните последние  слова,  которые  вы  сказали  мне,
когда орды варунов напали на нас, то ни один мужчина  не  смеет  думать  о
вас, как о своей невесте. Тогда вы думали так, моя принцесса, вы и  теперь
так думаете! Скажите мне, что это правда!
   - Я думаю так, Джон Картер, - прошептала она. - Я не могу повторить это
теперь, потому что отдала себя другому. Ах, если бы вы только  знали  наши
обычаи, мой друг, - продолжала она, обращаясь наполовину к себе  самой,  -
вы получили бы мое обещание уже  много  месяцев  тому  назад  и  могли  бы
требовать меня раньше всех остальных. Пусть погиб бы Гелиум, но  я  отдала
бы все царство за своего таркианского вождя.
   Затем она сказал громко:
   - Вы помните ту ночь, когда вы меня  обидели?  Вы  назвали  меня  своей
принцессой, не попросив моей руки, к потом вы хвалились, что  боролись  за
меня. Вы не знали, и я не должна была обидеться, теперь я это понимаю.  Но
не было никого на Барсуме, кто сказал бы вам, а я не могла этого  сделать,
что здесь у нас есть два рода женщин в городах  красных  людей:  за  одних
мужчины борются и потом просят их руки, за других мужчины тоже борются, но
в жены их никогда не просят.
   Когда мужчина выигрывает женщину, он может назвать ее своей  принцессой
или другим именем, означающим, что она ему  принадлежит.  Вы  боролись  за
меня, но никогда не просили моей руки,  и  когда  вы  назвали  меня  своей
принцессой, вы понимаете, - она колебалась, - я была оскорблена.  Но  даже
когда, Джон Картер, я не оттолкнула вас, как должна была  сделать,  потому
что вы сделали еще вдвое хуже, когда насмехались надо  мной,  говоря,  что
выиграли меня в сражении.
   - Я не буду теперь просить у вас прощения, Дея Торис! Вы должны  знать,
что вина моя лишь в незнании обычаев Барсума. То, что я должен был сделать
раньше, хотя я полагал, что моя просьба будет самонадеянной и  нежеланной,
я делаю теперь, Дея Торис! Я прошу вас быть моей женой,  и  клянусь  своей
боевой, виргинской кровью, которая течет в моих жилах, вы будете ею!
   - Нет, Джон Картер, это бесполезно! - безнадежно воскликнула она.  -  Я
никогда не буду вашей женой, пока жив Саб Тзэн!
   - Только не это, - поспешила она объяснить,  -  я  не  выйду  замуж  за
человека, который убил моего мужа, даже защищаясь.  Таков  обычай!  Обычаи
правят нами здесь, на Барсуме  -  это  бесполезно,  мой  друг!  Вы  должны
переносить горе вместе со мной: это единственное, что  может  быть  у  нас
общего: Это - и воспоминание о  коротких  днях  среди  тарков.  Теперь  вы
должны уйти и больше вы никогда меня не увидите. Прощайте, мой вождь!
   Отвергнутый, с разбитым сердцем, я вышел из  комнаты.  Но  я  не  терял
надежды и не допускал, что Дея Торис  навсегда  потеряна  для  меня,  пока
церемония брака не свершилась.
   Я  блуждал  вдоль   коридоров   и   совершенно   заблудился   в   массе
скрещивающихся переходов, как это было, когда я пошел на поиски Деи Торис.
   Я знал, что единственная надежда на спасение была в бегстве  из  города
Зоданги, так как факт убийства четырех  стражей  потребует  объяснения,  а
благодаря тому, что я без проводника не  найду  своего  поста,  подозрения
падут на меня, как скоро меня увидят бесцельно слоняющимся по дворцу.
   Наконец я подошел к спиральной  лестнице,  ведущей  в  нижний  этаж,  и
спустился по ней пока не дошел до двери в большую комнату, где было  много
стражников.  Стены  комнаты  были  увешаны  прозрачными  драпировками,  за
которыми я и спрятался, не будучи замеченным.
   Общий разговор телохранителей не вызвал во мне никакого интереса,  пока
в комнату не вошел офицер и не приказал четверым из них сменить  тех,  кто
охраняет принцессу Гелиума. Тогда я понял, что для меня началась серьезная
опасность и, действительно, едва взвод оставил комнату, как один из солдат
ворвался назад, задыхаясь и крича, что они нашли четырех товарищей убитыми
на полу в передней.
   В  одну  секунду  весь  дворец  наполнился  народом.  Стража,  офицеры,
придворные, слуги и рабы бегали взад и вперед  по  коридорам  и  комнатам,
передавая приказания и поручения и отыскивая следы убийцы.
   Это было для меня чрезвычайно удобным случаем, и я  воспользовался  им;
когда группа солдат прошла мимо моего укромного местечка, я пошел с  ними,
прошел через лабиринт дворца, пока  не  увидел  благословенный  свет  дня,
проникающий через целый ряд больших окон.
   Здесь я оставил проводников и скользнув к ближайшему окну,  ища  места,
удобного для побега. Окна открывались на большой балкон, выходящий на одну
из широких улиц Зоданги. Почва была далеко внизу, около  30  футов,  и  на
таком  же  расстоянии  от  дворца  была  стена  футов  двадцати   вышиной,
выстроенная из полированного стекла, толщиной  около  фута.  Для  красного
марсианина побег этой дорогой казался бы невозможным, но для меня, с  моей
земной силой и ловкостью, это  казалось  исполнимым.  Единственно  чего  я
боялся, это что меня поймают во дворце до наступления темноты, так  как  я
не мог при ярком свете прыгнуть на стену, тем  более,  что  двор  внизу  и
улицы были запружены зодангцами.
   Потом я начал искать, где бы  спрятаться,  и  наконец  случайно  увидел
большое украшение, свисающее с потолка и  не  достигающее  пола  футов  на
десять, внутри которого было укромное место. Я  с  легкостью  вспрыгнул  в
поместительную вазу и только успел усесться, как услыхал, что группа людей
вошла в комнату и остановилась как раз под моей  вазой,  так  что  я  ясно
слышал каждое слово:
   - Это работа гелиумцев, - сказал один из вошедших.
   - Да, о джеддак, но как они проникли во дворец? Я  не  могу  допустить,
что даже  один  враг  при  особой  внимательности  стражи  мог  достигнуть
внутренних покоев дворца, но каким  образом  пять  или  шесть  вооруженных
людей могли пройти незамеченными, это для меня непонятно. Мы скоро  узнаем
правду, так как вот идет царский психолог!
   Еще один человек присоединился к  группе,  и  приветствовав  правителя,
сказал:
   - О могущественнейший джеддак, я  прочел  странную  историю  в  мертвых
душах твоих  воинов,  Они  были  убиты  не  несколькими  людьми,  а  одним
противником...
   Он помолчал, чтобы слушатели оценили как следует его сообщения,  и  что
его словам мало  поверили,  было  ясно  видно  по  нетерпеливому  возгласу
недоверия, сорвавшемуся с уст Тзэна Козиса:
   - Что за чудесные сказки приносишь мне ты, Нотам? - крикнул он.
   - Это правда, мой джеддак! - ответил психолог. - На  мозгу  каждого  из
четырех убитых отпечатки были очень сильны. Их враг  был  высокого  роста,
носящий знак вашего собственного  телохранителя,  и  его  умение  бороться
почти чудесно, так как боролся он один против четверых и победил их  своей
огромной хитростью и сверхчеловеческой силой и выносливостью.  Хотя  он  и
носит знак Зоданги, мой джеддак, такого человека еще не было  в  этом  или
другом городе Барсума. Душа  принцессы  Гелиума,  которую  я  спрашивал  и
экзаменовал, для меня непонятна, она прекрасно владеет собой. Она сказала,
что присутствовала лишь при одной части сражения и что она  видела  только
одного человека, который боролся со стражей и которого прежде она  никогда
не видела.
   - Где мой спаситель? - спросил другой голос, в котором  я  узнал  голос
двоюродного брата Тзэн  Козиса,  спасенного  мною  от  зеленых  воинов.  -
Клянусь знаком моих предков, - продолжал он, - описание  подходит  к  нему
чрезвычайно, особенно к его умению сражаться.
   - Где этот человек? - закричал Тзэн Козис. - Привести его ко мне сейчас
же! Что вы знаете о нем, брат мой? Теперь, когда  я  думаю  об  этом,  мне
кажется странным, что в Зоданге был такой боец, а имена его мы не знали до
сегодняшнего дня. Да и имя его, Джон Картер! Кто слышал когда-нибудь такое
имя на Барсуме?
   Скоро принесли известие, что меня нигде не могут найти, ни  во  дворце,
ни в бараках эскадрона воздушных разведчиков.  Они  нашли  Кантос  Кана  и
расспрашивали его, но он  ничего  не  знал  о  моем  местопребывании.  Что
касается моего прошлого, то он знает очень мало, так как он встретился  со
мной лишь недавно, во время нашего плена у варунов.
   - Следите и за этим, - приказал Тзэн Козис. -  Он  тоже  иностранец,  и
похоже, что они оба из Гелиума. Там, где один из них, мы  скоро  найдем  и
второго. Учетверите воздушные  патрули  и  подвергайте  каждого  человека,
покидающего город по почве или по воздуху самому строгому допросу!
   Вошел еще один курьер с известием о том, что я, несомненно, нахожусь во
дворце.
   - Портреты всех людей, которые  вошли  во  дворец  или  вышли  из  него
сегодня днем были тщательно изучены, - закончил он, - ни один  из  них  не
похож на этого человека, кроме того портрета, который снят с него  самого,
когда он утром вошел во дворец.
   - Тогда мы его скоро поймаем, - сказал Тзэн Козис довольным голосом,  -
а тем временем, мы отправимся в комнаты принцессы Гелиума и расспросим  ее
об этом деле. Она, быть может, знает  больше,  чем  сказала  тебе,  Нотан!
Идемте!
   Они покинули зал и, когда наступила темнота, я  незаметно  выбрался  из
моего тайника и поспешил на балкон. Внизу народа было уже мало  и,  выбрав
момент, когда поблизости не было  никого,  я  быстро  прыгнул  на  вершину
стеклянной стены, а с нее на улицу, находящуюся по ту сторону дворца.



23. ЗАБЛУДИЛСЯ В ПРОСТРАНСТВЕ

   Не пытаясь принимать равнодушный вид, я поспешил к месту нашей стоянки,
где я надеялся найти Кантос Кана. Осторожно приблизился я  к  зданию,  так
как предполагал не напрасно, что  оно  охраняется.  Несколько  человек  со
знаками гражданского  управления  бродили  у  входа,  а  позади  виднелись
другие. Единственным средством попасть незамеченным в  верхний  этаж,  где
помещались наши комнаты, было проникнуть  туда  через  смежное  здание,  и
после сложных маневров  мне  удалось  взобраться  на  крышу  находившегося
неподалеку ларька.
   Перепрыгивая с крыши на крышу, я вскоре  пробрался  до  открытого  окна
того здания, где я рассчитывал найти гелиумца, и через минуту я уже  стоял
в комнате перед ним. Он был один и не проявил удивления  по  поводу  моего
прихода, сказав, что ожидал меня раньше, так  как  моя  служебная  поездка
должна была окончиться скорее.
   Я увидел, что он ничего не знает о событиях, произошедших в  этот  день
во дворце. Когда я рассказал ему о них,  он  пришел  в  большое  волнение.
Известие, что Дея  Торис  обещала  свою  руку  Саб  Тзэну,  наполнило  его
негодованием.
   - Этого не может быть, - воскликнул  он,  -  это  невозможно!  Во  всем
Гелиуме нет человека, который не предпочел бы смерть продаже нашей любимой
принцессы царствующему дому Зоданги. Она. видно, совсем  потеряла  голову,
что дала согласие на эту отвратительную сделку.  Вы  не  знаете,  как  мы,
граждане Гелиума, любим  членов  нашего  царствующего  дома  и  не  можете
понять, с каким ужасом я думаю о таком недостойном союзе.
   - Что делать, Джон Картер? - продолжал он. - Вы человек находчивый.
   Не можете ли вы придумать способ спасти Гелиум от этого унижения?
   - Если бы мне удалось добраться до Саб Тзэна, - ответил я, - то мой меч
разом разрешил бы затруднения Гелиума, но по личным причинам  я  предпочел
бы, чтобы удар, который должен освободить Дею Торис, нанес другой.
   Прежде чем ответить Кантос Кан пристально поглядел на меня.
   - Вы ее любите! - сказал он. - Знает ли она об этом?
   - Она знает об этом, Кантос Кан, и отказывает мне  только  потому,  что
обещала Саб Тзэну.
   Он вскочил и, схватив меня за плечо, поднял свой меч, восклицая:
   - Если бы выбор зависел от меня, я бы не  нашел  для  первой  принцессы
Барсума никого, достойнее вас. Вот я кладу свою руку на ваше  плечо,  Джон
Картер, и даю слово, что острие моего меча поразит Саб Тзэна во  имя  моей
любви к Гелиуму, во имя Деи Торис и вас.  Сегодня  же  ночью  я  попытаюсь
проникнуть к нему во дворец.
   - Каким образом? - спросил я. - Вас строго охраняют,  и  четырехкратные
патрули сторожат небо.
   На миг он задумчиво понурил голову, затем снова уверенно поднял ее.
   - Мне нужно лишь миновать стражу,  а  это  мне  удастся,  -  сказал  он
наконец. - Мне известен тайный вход во дворец через башню.  Я  открыл  его
случайно, когда однажды нес патрульную службу над дворцом. При этой службе
мы должны обращать внимание на всякое необычное явление, и мне  показалось
странным, когда я заметил чье-то  лицо,  выглядывающее  с  парапета  самой
высокой башни. Поэтому я Приблизился, и оказалось, что выглядывал с  башни
никто иной, как сам Саб Тзэн. Он был немного смущен, что я заметил его,  и
велел мне держать это в тайне, объяснив мне,  что  проход  с  башни  ведет
прямо в его апартаменты и известен только ему одному. Если бы мне  удалось
пробраться на крышу казарм и достать мою машину, я через пять минут был бы
у Саб Тзэна. Но как мне выбраться  из  этого  здания,  которое,  по  вашим
словам, усиленно охраняется?
   - Как охраняются машины в казармах? - спросил я его.
   - Там обычно дежурит на крыше один часовой.
   - Выберитесь на крышу этого здания, Кантос Кан, и ждите меня там.
   Не теряя времени на объяснения своего плана,  я  выбрался  на  улицу  и
поспешил к казармам. Я не решился войти, так как там было полно  воздушных
скоутов, которые, как и все зодангцы, разыскивали меня.
   Казармы представляли собой  огромное  здание,  возвышавшееся  на  целую
тысячу футов. Во всей Зоданге было мало  таких  зданий,  превышавших  его.
Ангары больших военных кораблей находились  на  высоте  пятисот  футов  от
земли,  и  почти  также  высоко  были  расположены  ангары   грузового   и
пассажирского сообщения.
   Трудно и опасно было взбираться туда по фасаду здания, но другого  пути
не было, и я рискнул. Благодаря обилию архитектурных украшений мне удалось
гораздо легче, чем я предполагал,  добраться  до  самого  карниза.  Тут  я
встретился с первым серьезным препятствием. Карнизы  выдавались  футов  на
двадцать над стеной, и, хотя я прополз кругом всего здания, мне не удалось
найти в них ни одного отверстия.
   Верхний  этаж  был  освещен  и  битком  набит  свободными  от   занятий
солдатами. Итак, сквозь здание я тоже не мог проникнуть на крышу.
   У меня был еще один слабый и отчаянный шанс, и я решил  воспользоваться
им - ведь я делал это ради Деи Торис - и не было такого человека,  который
не рискнул бы ради нее тысячью жизней.
   Держась за стену ногами  и  одной  рукой,  я  свободной  рукой  отцепил
длинный ремень своей амуниции. На конце его  болтался  большой  крюк,  при
помощи которого летчики подвешивают себя к бокам и дну  своих  летательных
аппаратов для производства различных починок. Эти же крючки применяются  и
при высадке с военных кораблей.
   Я несколько раз пытался закинуть крюк на крышу, пока  он,  наконец,  не
зацепился прочно. Я осторожно потянул за ремень, чтобы укрепить  положение
крюка, но не знал, выдержит ли он вес моего тела. Он, может быть, держался
только за последний фальц кровли и мог соскользнуть от раскачивания  моего
тела на конце ремня. Тогда я рухнул вниз бы на мостовую  с  высоты  тысячи
футов.
   Секунду я  помедлил,  а  потом,  отделившись  от  поддерживавшего  меня
орнамента, бросился в пустоту и повис на конце ремня.  Глубоко  подо  мной
были ослепительно  освещенные  улицы,  мостовые  и...  смерть!  Вверху  на
карнизе послышался короткий скрип и неприятный скользящий царапающий звук,
обдавший меня холодным предчувствием. Потом крюк  зацепился,  и  я  был  в
безопасности.
   Быстро вскарабкавшись наверх, я ухватился за край карниза  и  взобрался
на крышу. Став на ноги, я оказался лицом к лицу с часовым, направившим; на
меня дуло своего пистолета.
   - Кто вы? И о