реки.
   На заре пятнадцатого дня моих поисков  я  обрадовался,  увидев  высокие
деревья, означавшие  близость  предмета  моих  исканий.  Около  полудня  я
дотащился, измученный, до входа в огромную постройку, которая тянулась  до
четырех футов. В мощных стенах не было  видно  никакого  отверстия,  кроме
маленькой двери, у которой я опустился, задыхаясь; вокруг  не  было  видно
никакого признака  жизни.  Я  не  нашел  ни  звонка,  ни  другого  способа
оповестить о своем  присутствии  жителям  этого  места,  кроме  маленького
круглого отверстия в стене, около двери, сделанного  для  этой  цели.  Оно
было размером не больше, чем графит карандаша; думая, что это  могло  быть
нечто вроде переговорной трубы, я приложился  к  нему  ртом  и  был  готов
крикнуть туда, как вдруг голос, исходящий из него, спросил  меня,  кто  я,
откуда и по какому делу.
   Я объяснил, что бежал из Уорухуна и умираю от голода и усталости.
   - Вы носите вооружение зеленых и вас сопровождает собака, чертами же вы
походите на красного. Но ваш цвет ни красный, ни зеленый. Именем  девятого
дня, что вы за существо?
   -  Я  друг  красных  людей  Барсума,  и  я  умираю  от  голода.  Именем
человечности, откройте мне, - отвечал я.
   Тогда дверь начала отодвигаться передо мной,  пока  не  отклонилась  от
стены на пятьдесят  футов,  затем  она  остановилась  и  легко  скользнула
налево, открывая короткий коридор из бетона, в конце которого была  другая
дверь, подобная во всех отношениях той, через которую я прошел. Никого  не
было видно; как только  мы  прошли  первую  дверь,  она  позади  нас  тихо
скользнула на свое место и  заняла  прежнее  положение  в  фасадной  стене
здания. Когда дверь повернулась  боком,  я  заметил  ее  большую  толщину,
добрых двадцать футов, а когда  она  коснулась  своего  места,  закрывшись
позади нас, большие стальные цилиндры опустились с потолка и подогнали  ее
нижнюю часть в отверстие, высверленное в полу.
   Вторая и третья дверь отодвинулись передо мной и отклонились в сторону,
как первая, прежде чем я достиг широкой внутренней комнаты,  где  я  нашел
еду и питье, поставленные на большой каменный стол.  Голос  предложил  мне
утолить голод и накормить собаку, и, когда я  сделал  это,  мой  невидимый
хозяин подверг меня строгому и внимательному перекрестному допросу.
   - Ваш рассказ весьма замечателен, - сказал голос,  приступая  к  своему
экзамену, - и вы, очевидно, рассказали правду, а также очевидно, что вы не
с  Барсума.  Я  заключаю  это  по  строению  вашего  мозга,  по  странному
расположению ваших внутренних органов и по форме и объему вашего сердца.
   - Разве вы можете видеть меня насквозь? - воскликнул я.
   - Да, я также хочу видеть ваши мысли, и если бы  вы  были  барсумец,  я
смог бы прочесть их.
   Тут в дальнем конце комнаты открылась дверь и странная, иссохшая  мумия
человека приблизилась ко мне. Он носил единственный  предмет  одеяния  или
украшения - узкий золотой ошейник, с  которого  спускалось  на  его  грудь
большое украшение, величиной с тонкое блюдце, сплошь  усаженное  огромными
бриллиантами, исключая центр, занятый странным камнем: величиной с дюйм  в
диаметре, он испускал девять отдельных и ясно различимых  лучей:  семь  из
них были цвета нашей земной призмы, а два прекрасных луча  для  меня  были
новы и безымянны. Я могу описать их вам не более, чем вы могли бы  описать
красный цвет слепому. Я только знаю, что они были изумительно прекрасны.
   Старик уселся, и мы проговорили в течение четырех часов; самое странное
в нашем разговоре было то, что я мог читать его каждую мысль, тогда как он
не мог проникнуть в мои ни на йоту, если я не говорил. Я не сказал  ему  о
моей способности ощущать его умственную деятельность, что  имело  огромное
значение для меня впоследствии, так как узнал многое, чего я никогда бы не
постиг, если бы он заподозрил мою странную силу;  ибо  марсиане  до  такой
степени  совершенства  контролируют  свой  умственный  механизм,  что  они
способны управлять своими мыслями с абсолютной точностью.
   Здание, в котором  я  находился,  содержало  машины,  производившие  ту
искусственную атмосферу, которая поддерживала на Марсе жизнь. Секрет этого
усовершенствованного  процесса  зависел  от  употребления  девятого  луча,
одного из тех великолепных лучей, которые,  как  я  заметил,  исходили  из
большого камня в украшении моего хозяина.
   Этот  луч  отделяется  от  других  лучей   солнца   посредством   тонко
приспособленных инструментов, помещенных на  крыше  здания,  три  четверти
которых занято  резервуарами,  в  которых  скапливается  девятый  луч.  На
вещество действуют электричеством,  вернее,  некоторые  частицы  тончайших
электрических вибраций соединяются с ними, затем  его  накачивают  в  пять
главных воздушных центров планеты, где по мере освобождения,  соприкасаясь
с мировым эфиром, оно преобразуется в атмосферу.
   В огромном здании всегда  имеется  запас  девятого  луча,  достаточный,
чтобы удержать существующую на Марсе атмосферу  в  течение  тысячи  лет  и
существует, как сказал мой новый приятель,  только  одно  опасение  -  что
какое-нибудь несчастье случится с накачивающими аппаратами.
   Он провел меня во внутреннюю комнату, где я увидел батарею из  двадцати
радиоламп, каждая из которых могла выполнить задание  по  снабжению  всего
Марса атмосферным составом. Уже восемьсот лет,  -  сказал  он  мне,  -  он
охранял эти  помпы,  которые  употреблялись  поочередно,  причем  действие
продолжалось один день или немного  более  двадцати  четырех  с  половиной
земных часов.  Он  имел  помощника,  который  разделял  с  ним  дежурство.
Половину Марсианского года,  около  трехсот  сорока  четырех  наших  дней,
каждый  из  этих  людей  проводил  один  в  этом  огромном   изолированном
сооружении.  Каждый  марсианин  с   малого   возраста   изучает   принципы
производства  атмосферы,  но  только   двое   одновременно   знают   тайну
проникновения в огромное здание, которое совершенно неприступно,  так  как
стены его имеют  сто  пятьдесят  футов  толщины,  а  крыша  охраняется  от
действия воздушных сил покрывающим ее стеклом в пять футов толщины.
   Следует бояться только  нападения  зеленых  марсиан  или  какого-нибудь
обезумевшего красного: все барсумцы  знают,  что  существование  жизни  на
Марсе зависит от непрерывной работы этого сооружения.
   Следя  за  его  мыслями,  я  открыл  любопытный  факт:  наружные  двери
передвигались   телепатическим   способом.   Дверные   замки   были    так
приспособлены, что двери открывались при некоторой комбинации мыслительных
волн.  Экспериментируя  своей  новой  открытой  способностью,  я   пожелал
захватить моего собеседника врасплох открытием этого обстоятельства и, как
будто, между прочим, спросил его, как он мог открыть мне массивные  двери,
находясь во внутренних помещениях здания. С быстротой  молнии  в  его  уме
возникло девять марсианских звуков, но сейчас же исчезли,  и  он  ответил,
что этой тайны нельзя разглашать.
   С тех пор его обращение ко мне изменилось, как  будто  он  боялся  быть
уличенным в разоблачении великой тайны, и я читал подозрение и страх в его
взгляде и мыслях, хотя его слова все еще были приветливы.
   Прежде чем я удалился на ночь, он обещал дать  мне  письмо  к  живущему
вблизи начальнику земледелия, который мог бы помочь  мне  в  моем  пути  к
Зодангу - самому близкому, по его словам, марсианскому городу.
   - Но будьте осторожны, чтобы там не узнали, что вы союзник Гелиума: они
воюют с этой страной. Мой помощник и я  не  здешние  -  мы  принадлежим  к
племени Барсум, и этот талисман, который мы носим, защищает  нас  во  всех
государствах - даже среди зеленых марсиан - хотя мы не могли бы  ввериться
им, если бы утратили его, - прибавил он.
   - Итак, доброй ночи, мой друг, - продолжил он, - желаю  вам  долгого  и
спокойного сна, да, долгого сна.
   И хотя он ласково улыбнулся, я читал в его мыслях намерение, которое он
скрывал от меня: передо мной уже рисовался образ этого человека,  стоящего
ночью  у  моего  ложа,  и  затем  быстрый   удар   длинного   кинжала,   и
полупроизнесенные слова: "Мне жаль, но это для блага Барсума". И  хотя  он
закрыл за мной дверь моей комнаты, его мысли проникали ко  мне;  это  было
ощущение как бы исходившего от него света. Я совершенный невежа в вопросах
передачи мыслей, и это казалось мне весьма странным.
   Что мне было делать? Как мог я бежать из-за этих мощных стен? Я мог  бы
легко убить его, раз я был предупрежден об опасности, но, если бы он умер,
я бы не смог выйти, а с остановкой  машин  этого  огромного  сооружения  я
должен был бы умереть, как и все остальные обитатели этой планеты  -  все,
даже Дея Торис, если она еще не умерла. Для  других  я  бы  и  пальцем  не
шевельнул, но одна мысль о Дее Торис изгнала из моих мыслей всякое желание
убить моего недоброго хозяина.
   Я осторожно открыл дверь моего помещения и, сопровождаемый Вулой, нашел
внутреннюю из больших  дверей.  Мне  пришла  в  голову  безумная  мысль  -
попробовать подействовать на огромные  дверные  замки  девятью  мысленными
волнами, которые я прочитал в уме моего хозяина.
   Тихонько миновав коридор за коридором, покружив по  переходам,  которые
вели то туда, то сюда, я  наконец  достиг  большой  залы,  в  которой  был
сегодня утром. Нигде не видел я своего хозяина и не знал, где он находятся
ночью.
   Я готов был смело вступить туда, когда слабый шум позади меня  заставил
меня отступить в тень, за  выступ  коридора.  Потянув  за  собой  Вулу,  я
скорчился в темноте.
   Едва я успел спрятаться, как старик прошел мимо меня, и когда он  вошел
в слабо освещенную комнату, в которую я собирался войти, я увидел, что  он
держал в руке тонкий длинный кинжал, который  стал  точить  о  камень.  Он
собирался, по-видимому, осмотреть радиолампы, что должно было занять около
тридцати минут, а затем вернуться в мою спальню и прикончить меня.
   Когда он прошел по большой зале и исчез на  лестнице,  которая  вела  к
радиолампам, я бесшумно  выскользнул  из  моего  укрытия  и  наткнулся  на
большую внутреннюю дверь, из тех трех, которые отделяли меня от свободы.
   Сосредоточив все мысли на массивном замке, я бросил против него  девять
мыслительных волн. Затаив дыхание, я ждал - и  вот  огромная  дверь  мягко
сдвинулась передо мной и бесшумно повернулась в сторону. Одна  за  другой,
остальные двери открылись по моему приказанию, и мы  с  Вулой  вступили  в
наружный мрак - свободные, но в немного лучшем состоянии, чем были раньше,
исключая то, что на этот раз наши желудки были полны.
   Торопясь выйти из  тени  огромного  строения,  я  пошел  по  первой  из
перекрещивающихся дорог, намереваясь дойти до  заставы  города  как  можно
скорее. Я достиг ее перед рассветом и, войдя  в  ограду,  принялся  искать
каких-либо признаков обитаемости.
   Кругом были низкие, неопределенной формы строения из  бетона,  запертые
неподвижными дверями. Мои стуки и крик не вызвали никакого ответа. Усталый
и  изможденный  бессонницей,  я  растянулся  на  почве  и,  приказав  Вуле
сторожить, уснул.
   Немного спустя я проснулся от его страшного рычания.  Открыв  глаза,  я
увидел трех красных марсиан; они стояли на близком  расстоянии  от  нас  и
целились в меня из своих ружей.
   - Я безоружен и не враг, - поспешил я им объяснить, - я был в  плену  у
зеленых и теперь иду в Зоданг. Все, что я прошу - это пищи  и  отдыха  для
меня  и  собаки  и  точные  указания,  как  мне  достигнуть  места   моего
назначения.
   Они опустили ружья и дружелюбно приблизились  ко  мне,  касаясь  правой
рукой моего левого плеча, согласно обычной у  них  формой  приветствия  и,
задавая мне множество вопросов относительно меня самого и моих странствий.
Затем они отвели меня в дом одного из них, находившийся поблизости.
   Постройки,  в  которые  я  стучался  рано  утром,  были  заняты  только
складами; собственно дома стояли в  роще  огромных  деревьев,  и  как  все
марсианские дома, поднимались на ночь на  сорок  или  пятьдесят  футов  от
почвы на широкой металлической колонне, которая выдвигалась туда и обратно
по  каналу,  уходящему  в  почву,  и  управлялась  сложной   радиомашиной,
помещенной в доме. Вместо того, чтобы возиться с засовами и решетками  для
своего жилья, красные марсиане просто поднимали его от греха вверх на  всю
ночь. Они имели также особые способы подниматься и опускаться, если хотели
туда войти.
   Встретившие  меня  три  брата  с  их  женами  и  детьми,  занимали  три
одинаковых  дома  в  этом  сельском  поселке.  Они  сами   не   занимались
земледелием, так как состояли офицерами на  службе  правительства.  Работы
выполнялись  домашними  военнопленными,  преступниками  и  конфискованными
бакалаврами, которые были слишком бедны, чтобы  выплатить  высокий  налог,
который все красно-марсианские правительства налагали на священников.  Они
были олицетворением сердечности и гостеприимства; я провел у них несколько
дней, отдыхая и приходя а себя после моего долгого и трудного путешествия.
   Когда  они  выслушали  мою  историю  -  я   пропустил   только   всякое
воспоминание о  Дее  Торис  и  старике  в  атмосферном  сооружении  -  они
посоветовали мне окрасить мое тело, чтобы как  можно  больше  походить  на
человека их расы, и затем попробовать поискать себе  службу  в  Зоданге  в
армии или во флоте.
   - Слишком мало шансов, чтобы  вашему  рассказу  поверили,  пока  вы  не
докажете вашу правдивость и не подружитесь с высшей придворной знатью. Это
вам легче всего сделать  посредством  военной  службы,  потому  что  мы  -
воинственный народ Барсума, - объяснил один из них, -  и  мы  отнесемся  с
наибольшим расположением к человеку, который умеет сражаться.
   Когда я был готов к  отъезду,  они  снабдили  меня  маленьким  домашним
бычком, который ходит под седлом у  всех  красных  марсиан.  Животное  это
размером с лошадь  и  очень  коротко,  но  цветом  и  формами  в  точности
соответствует своему большому и свирепому дикому родственнику - тоту.
   Братья достали мне красного масла, которым я  вымазал  все  свое  тело;
один из них постриг мне волосы по моде того времени -  квадратом  сзади  и
кольцами спереди - так что я мог пройти по всему Барсуму как  полноправный
красный марсианин. Мое оружие и украшения также  были  обновлены  в  стиле
зодангского джентльмена,  происходящего  из  рода  Пторов  -  такова  была
фамилия моих благодетелей.
   Они наполнили маленький мешок, висевший  у  меня  на  боку,  зодангской
монетой. Средства обмена на Марсе не отличаются  от  наших  только  у  них
монеты овальные. Бумажные деньги изготовляются отдельными лицами  по  мере
надобности, и выкупаются в течение  двух  лет.  Если  кто-нибудь  выпустил
больше денег, чем  может  выкупить,  то  правительство  удовлетворяет  его
кредиторов, а затем несостоятельный должник работает на ферме или в копях,
которые составляют собственность правительства. Туда  попадают  не  только
должники, было бы слишком  трудно  найти  достаточно  добровольцев,  чтобы
возделывать обширные изолированные сельскохозяйственные  местности  Марса,
которые тянутся от полюса до полюса узкими  лентами,  через  пространства,
населенные дикими зверями и дикими людьми.
   Когда я заговорил о невозможности отплатить им за  всю  их  доброту  ко
мне, они стали уверять меня, что я найду для этого  удобный  случай,  если
поживу подольше на Барсуме. Пожелав мне счастливого пути, они  следили  за
мной, пока я не скрылся из вида по широкой белой дороге.



21. ВОЗДУШНЫЙ РАЗВЕДЧИК В ЗОДАНГЕ

   Странные  и  интересные  зрелища  приковывали  мое  внимание  во  время
путешествия к Зодангу, и на фермах, где я останавливался, я научился массе
новых и полезных вещей, касающихся обычаев и нравов Барсума.
   Вода, которой снабжаются фермы на Марсе, собрана в громадные резервуары
на обоих полюсах и оттуда по  длинным  трубам  накачивается  в  населенные
центры.  По  обеим  сторонам  этих  труб  вдоль  всей  их   длины,   лежат
обработанные поля. Они разделены на участки примерно одинаковых размеров и
каждый  участок  находится   под   наблюдением   одного   или   нескольких
правительственных чиновников.
   Вместо  того,  чтобы  вода  текла  по  поверхности  полей,  откуда  она
испаряется в больших количествах,  эта  драгоценная  жидкость  при  помощи
целой системы мелких труб подводится под землей прямо к  корням  растений.
Урожаи на Марсе всегда одинаковы, так как там нет ни засух, ни дождей,  ни
сильных ветров, ни насекомых, ни птиц, портящих растения.
   Во время этой поездки я поел первый раз после того, как покинул  Землю,
большие котлеты и сочные ломти мяса хорошо откормленных домашних  животных
с ферм. Я попробовал и  приторно-сладкие  фрукты,  и  овощи,  но  ни  один
кусочек пищи не был похож на то, что я ел  на  Земле.  Каждое  растение  и
цветок, каждый  овощ,  каждое  животное  были  так  культивированы  годами
заботливого ухода, что при сравнении с их сородичами  на  Земле  последние
превращались в пустое, бледное ничтожество.
   На второй остановке я встретил высоко-культурных людей из класса знати,
и в разговоре с ними мы коснулись Гелиума. Один пожилой господин много лет
служил  в   дипломатической   миссии.   Он   с   сожалением   говорил   об
обстоятельствах, которые заставляют  эти  две  страны  постоянно  быть  во
враждебных отношениях.
   -  Гелиум,  -  сказал  он,  -  справедливо  гордится  самыми  красивыми
женщинами на Барсуме, из всех его сокровищ прекрасная  дочь  Морса  Каяка,
Дея Торис - самый изысканный цветок.
   - Народ, - прибавил он, - поистине обожает почву, по которой она ходит,
и с момента ее пропажи во время этой неудачной экспедиции  весь  Гелиум  в
трауре.
   - Атака обессиленного флота, когда тот возвращался в Гелиум, была одной
из ужасных ошибок правительства,  тех  ошибок,  которые  рано  или  поздно
заставят Зодангу выбрать более мудрого человека на его место.
   -  Даже  теперь,  когда  наши  победоносные  войска  окружают   Гелиум,
население Зоданга выражает свое неудовлетворение, так как  война  эта,  не
основанная ни на справедливости, ни на праве, не популярна  среди  народа.
Наши силы использовали выгоду отсутствия флота Гелиума,  который  ушел  на
поиски принцессы, и поэтому нам легко довести город  до  очень  печального
состояния. Говорят, что он падет в самом непродолжительном времени.
   - А какова судьба принцессы Деи Торис, как вы думаете? - спросил я, как
будто совершенно случайно.
   - Она умерла, - ответил он. - Это сказал зеленый  воин,  которого  наши
войска взяли в плен на юге. Ей удалось ускользнуть от толпы тарков  вместе
со странным существом из другого мира, но лишь для того, чтобы  попасть  в
руки варунов. Их тотов видели  блуждающими  по  морю,  а  поблизости  были
найдены следы кровавого столкновения.
   Хотя это сообщение ни в коей мере не было утешительным,  но  в  нем  не
было точных доказательств смерти  Деи  Торис  и,  я  решил  приложить  все
усилия, чтобы возможно скорее достичь Гелиума  и  принести  Тардосу  Морсу
сведения о месте пребывания его внучки, поскольку это было в моих силах.
   Я прибыл в Зодангу через десять  дней  после  того,  как  покинул  трех
братьев Птор. С того момента, как  я  столкнулся  с  красными  обитателями
Марса, я заметил, что Вула вызывает сильное неприязненное отношение к себе
и ко мне, так как это огромное животное принадлежит к тем  видам,  которые
никогда не приручал красный человек. Если бы кто-нибудь прошел по  Бродвею
со следующим за ним по пятам нумидийским львом,  он  произвел  бы  эффект,
подобный тому, который произвел я,  войдя  в  Зодангу  с  Вулой.  Мысль  о
необходимости расстаться с верным товарищем причиняла  мне  такое  большое
сожаление и неподдельное горе, что я отгонял ее, пока мы не дошли до ворот
города. Но там, наконец, надо было расстаться. Если бы дело было только  в
моей безопасност