,  что  они  будут
здесь столь же спокойны и довольны, как в  любом  другом  месте,  и  точно
также я знал, что никто не откроет их здесь, оттого что  зеленые  люди  не
любят посещать эти полуразрушенные отдаленные здания, которые часто служат
приютом единственных существ, которые, как мне кажется,  способны  внушить
им страх - больших белых обезьян Барсума.
   Расседлав тотов, я спрятал седла  в  дверной  нише  здания  и,  оставив
животных на свободе, быстро прошел сквозь здание и  вышел  на  пролегавшую
сзади него улицу. Я подождал у дверей, пока не удостоверился,  что  никого
нет поблизости, быстро перебежал через улицу до дверей следующего здания и
вошел во двор; потом, от двора до двора, переходя улицы  только  там,  где
это было неизбежно, я благополучно добрался до двора дома Деи Торис.
   Здесь я нашел тотов воинов, которые занимали соседние дома, а внутри  я
мог встретить и самих воинов, но, к  счастью,  я  поступил  иначе,  чтобы,
попасть  в  верхний  этаж,  который  занимала  Дея  Торис,  я  внимательно
осмотрелся, чтобы сообразить, где ее комната,  оттого  что  я  никогда  не
видел  этого  здания  со  стороны  двора,  потом  я  воспользовался  своей
относительно большой силой и  подвижностью  и  прыжком  добрался  до  окна
второго этажа, через которое, как мне казалось, можно было проникнуть в ее
комнату. Я вошел в здание  через  окно  и  стал  пробираться  по  стене  к
передней части здания, и когда я добрался до окна ее комнаты,  то  услышал
по голосам, раздававшимся в ней, что в ней кто-то есть.
   Я не стал врываться в комнату очертя  голову,  а  сначала  прислушался,
чтобы убедиться, что это Дея  Торис  и  что  войти  туда  не  представляет
опасности. Я правильно поступил, приняв эту меру предосторожности,  оттого
что разговор, который я услышал, вели низкие гортанные  голоса  мужчин,  и
слова, которые я  разобрал,  вовремя  предупредили  меня.  Говоривший  был
вождем, и он давал указания четверым воинам.
   - А когда он вернется в эту  комнату,  -  сказал  он,  -  когда  он  не
встретится с ней на окраине города, вы четверо наброситесь  и  обезоружите
его. От вас потребуется напряжение всех ваших сил, чтобы сделать это, если
то, что говорят  вернувшиеся  из  Кодара,  верно.  Когда  вы  свяжете  его
накрепко, снесите его в темницу во дворе  джеддаков  и  наденьте  на  него
оковы, чтобы его можно было привести, как только Тал Хаджус захочет  того.
Не позволяйте ему ни с кем говорить и не позволяйте никому входить  в  эту
комнату раньше, чем  он  вернется.  Что  девушка  придет  сюда,  опасаться
нечего, она сейчас в объятиях Тала Хаджуса, и пусть все предки, сколько бы
их ни было жалеют ее, у Тала Хаджуса нет к ней  жалости.  Великая  Саркойя
сделала Славное дело. Я ухожу, и если вам не удастся поймать его, когда он
придет сюда, я брошу ваши тела в холодные воды Иссы.



17. СЧАСТЛИВОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ

   Когда человек замолчал, он повернулся, чтобы выйти из  помещения  через
дверь, у которой я стоял, но  мне  нечего  было  больше  ждать.  Я  слышал
достаточно для того, чтобы прийти в  ужас,  я  потихоньку  выскользнув,  я
вернулся во двор тем же путем, которым пришел. В  одно  мгновение  у  меня
сложился  план  действий.  Я  пересек  сквер  и  прилегавшую  к   нему   с
противоположной стороны аллею и вскоре стоял во дворе Тала Хаджуса.
   Яркий свет в  первом  этаже  указал  мне,  куда  прежде  всего  следует
обратиться; я подошел к окнам и заглянул во внутрь.  Вскоре  я  сообразил,
что попасть туда для меня не так легко, но я надеялся, потому  что  задние
комнаты, примыкавшие  ко  двору,  были  полны  солдатами  и  женщинами.  Я
мгновенно окинул взглядом верхние этажи и, заметив, что третий этаж не был
освещен, решил проникнуть внутрь здания именно этим  путем.  Добраться  до
верхних окон было для меня делом минуты, и скоро я уже  был  в  защищенной
тени неосвещенного третьего этажа.
   К  счастью,  комната,  которую  я  выбрал,  была  нежилой,  и  бесшумно
прокравшись в задний коридор, я  заметил  свет  впереди  меня.  Добравшись
ощупью до двери, я увидел, что там было  помещение,  служившее  входом  во
множество внутренних комнат, и простиравшееся от  первого  этажа,  который
был  двумя  этажами  ниже   меня,   до   куполоподобного   крова   здания,
возвышавшегося над моей головой. Нижний ярус  этого  обширного  круга  был
весь  наполнен  начальниками,  воинами  и  женщинами;  с   одной   стороны
возвышалась  большая  платформа:  на  ней  сидело   на   корточках   самое
отвратительное животное, которого я когда-либо видел.
   У него были холодные, грубые, жестокие черты зеленого воина, но  к  ним
присоединялся отпечаток низменных животных страстей, которым он много  лет
предавался. В его скотской внешности не было и следа достоинства и  чести:
его чудовищное тело распласталось  на  платформе,  он  скорчился  на  ней,
подобно какой-то  громадной  безобразной  рыбе,  в  то  время,  как  шесть
конечностей дрожали и мерно ударяли по платформе  с  ужасным  ошеломляющим
однообразием.
   Но зрелище, которое меня оледенило  ужасом,  были  Дея  Торис  и  Сола,
стоящие перед ним; что-то дьявольское сверкало  в  его  глазах,  когда  он
жадно устремил свои большие выпуклые глаза на линии прекрасной фигуры  Деи
Торис. Она что-то говорила, но я не мог расслышать ее слов, также  как  не
мог понять и его ответа, который он пробормотал грубым голосом. Она стояла
выпрямившись перед ним, ее голова  была  гордо  поднята  и,  даже  на  том
расстоянии, на каком я находился от них, можно было прочесть  на  ее  лице
презрение и отвращение, с которыми она устремила на  него  свой  надменный
взгляд, оставаясь все время спокойной, не обнаруживая ни признака  страха.
Она действительно была достойной дочерью тысячи джеддаков,  каждым  дюймом
своего изящного, небольшого тела. Она была  такой  тонкой,  такой  хрупкой
среди толпы  воинов,  окружавших  ее,  но  ее  миниатюрность  скрадывалась
величием, которое в ней было. Она казалась среди них самым высоким,  самым
сильным существом, и я уверен, что они это чувствовали.
   В это время Тал Хаджус сделал знак,  чтобы  комнату  очистили  и  чтобы
пленники остались одни перед ним. Вожди, воины, женщины медленно исчезли в
тени окружающих комнат, и Дея Торис и Сола остались одни  перед  джеддаком
тарков.
   Только один вождь колебался перед тем, как выйти; я видел, как он стоял
один, в тени большой колонны, его пальцы нервно играли рукояткой его меча,
а жестокие глаза с неукротимой ненавистью устремились на Тала Хаджуса. Это
был Тарс Таркас, и я мог прочесть его мысли, как в  открытой  книге  -  по
непритворному отвращению, видневшемуся на его  лице.  Он  думал  о  другой
женщине, которая сорок лет тому назад стояла перед этими дверями. Сумей  я
сказать одно слово ему на ухо в этот  момент  -  и  с  царствованием  Тала
Хаджуса было бы покончено; но, в конце концов, он удалился из комнаты,  не
зная, что оставляет свою собственную дочь на милость  самого  ненавистного
для него существа.  Тал  Хаджус  встал,  и  я,  испуганный,  предвидя  его
намерения, поспешил к спиральному проходу, который шел  с  нижних  этажей.
Никто не помешал мне, и я добрался незамеченным до большой двери,  ведущей
в комнату. Я  поместился  у  той  самой  колонны,  в  которой  только  что
скрывался Тарс Таркас. Когда я добрался до двери, Тал Хаджус говорил:
   - Принцесса Гелиума, я мог бы  потребовать  огромный  выкуп  от  вашего
народа с тем, чтобы вернуть вас  целой  и  невредимой,  но  я  тысячу  раз
предпочту удовольствие наблюдать, как  это  прекрасное  лицо  исказится  в
агонии пытки; я обещаю вам, что это будет длиться долго. Десять дней этого
удовольствия было бы слишком мало, чтобы выказать любовь, которую я  питаю
к вашей расе. Ужасы вашей смерти будут тревожить сны  красных  людей  всех
будущих  поколений,  они  будут  бояться  ночных  теней  после   отцовских
рассказов о страшной мести  зеленых  людей,  о  силе,  мощи,  ненависти  и
жестокости Тала Хаджуса. Но перед пыткой вы станете моею на  один  краткий
час, и весть об этом дойдет далеко, до  Тардос  Морса,  джеддака  Гелиума,
вашего деда - пусть он пресмыкается по  земле  в  отчаянии.  Завтра  пытка
начнется. Сегодня ночью ты принадлежишь Талу Хаджусу. Идем!
   Он спрыгнул с платформы  и  грубо  схватил  ее  за  руку,  но  едва  он
дотронулся до нее, как  я  оказался  между  ними.  Мой  кинжал,  острый  и
блестящий, был в моей правой руке; я мог бы погрузить  его  в  это  гнилое
сердце, прежде чем он понял бы, что я перед ним, но, когда я поднял  руку,
чтобы нанести удар, я подумал о Тарсе Таркасе, и при всем моем гневе,  при
всей моей ненависти, я  не  смог  украсть  у  него  этот  сладостный  миг,
надеждой на который он жил все эти долгие, тягостные годы. И  вот,  вместо
того, я ударил его своим сильным кулаком прямо в челюсть. Он опустился  на
пол без крика, как мертвый.
   В том же мертвом молчании я схватил Дею Торис за руку и  жестом  указал
Соле следовать за нами, бесшумно прокрался из этой комнаты в верхний этаж.
Незамеченные, мы достигли заднего окна, и я при помощи помочей и ремней от
сбруи спустил на землю сначала Солу, а потом Дею Торис. Легко  соскользнув
вслед за ними, я быстро протащил их вдоль двора,  все  время  оставаясь  в
тени зданий, и таким образом мы вернулись на тот самый путь, которым я так
недавно попал сюда из дальнего предела города.
   Наконец, мы добрались до моих тотов; они стояли на том дворе, где я  их
оставил. Взнуздав их, мы торопливо вышли через здание на улицу.  Я  усадил
Солу на одного тота, сам вскочил на другого, а Дею Торис  поместил  позади
себя, и мы выехали из города тарков, направляясь по холмам на юг.
   Вместо  кружной  дороги  вокруг  города,  ведущей  на  северо-запад   к
ближайшему водному пути, который лежал на  таком  коротком  расстоянии  от
нас, мы повернули на северо-восток и пустились пересекать мшистую пустыню,
где на расстоянии опасных и утомительных  миль  протекала  другая  большая
артерия, ведущая в Гелиум.
   Мы не сказали друг с другом ни слова,  пока  город  не  остался  далеко
позади, но я слышал тихие рыдания Деи Торис, которая прислонилась к  моему
плечу своей милой головкой.
   - Если вам это удастся, мой вождь, то долг  Гелиума  перед  вами  будет
огромен - больше, чем он сможет когда-либо вам заплатить; ну, а  если  это
вам не удастся, - продолжала она, - долг  будет  не  меньше,  хотя  Гелиум
никогда не узнает, что вы спасли последнюю из его рода от участи,  худшей,
чем смерть.
   Я не ответил, но тоже наклонился и сжал маленькие пальцы  той,  которую
любил; они тотчас же ответили на пожатие, как бы ища поддержки. И  так,  в
ненарушаемом молчании, мы ехали по желтому, освещенному луной мху.  Каждый
из нас был занят своими мыслями. Что касается  меня,  я  не  мог  не  быть
радостным, ощущая, как теплое тело Деи Торис касается моего,  и,  несмотря
на все предстоящие нам опасности, мое сердце пело так весело, как будто мы
уже вошли в заставы Гелиума.
   Наши первоначальные планы так безнадежно не удались, что  мы  оказались
теперь без пищи и питья, и один только я был вооружен. Поэтому мы изо всех
сил понукали наших животных, а это должно было изнурить их прежде, чем  мы
могли добраться до конца первого переезда нашего путешествия.
   Мы ехали всю ночь и весь день, останавливаясь только на самое  короткое
время. На вторую ночь и мы, и наши животные были совершенно  измучены;  мы
опустились на мох и заснули на какие-то  пять-шесть  часов  с  тем,  чтобы
продолжать путешествие задолго до дневного света. Весь следующий  день  мы
ехали, и когда поздно вечером мы не увидели  впереди  больших  деревьев  -
признак большого водного потока - ужасная истина блеснула перед  нами:  мы
заблудились! Очевидно, мы кружили, по  какой  дороге,  -  трудно  сказать;
ориентироваться по солнцу днем и луне  вечером  оказалось  невозможно.  Во
всяком случае,  у  нас  не  было  ввиду  никакой  реки,  и  все  участники
путешествия были готовы упасть от голода, жажды и усталости.
   Далеко впереди и немного направо мы могли различить очертания невысоких
гор; мы решили попытаться достичь их в надежде, что с какой-нибудь вершины
мы увидим реку, которую потеряли из виду. Ночь: покрыла нас прежде, чем мы
достигли цели, и почти в обмороке от усталости и истощения,  мы  легли  на
землю и заснули.
   Я проснулся рано утром оттого, что какое-то большое тело  прижалось  ко
мне, и открыв в испуге глаза, я увидел моего старого милого  Вулу,  плотно
прижимавшегося ко мне;  верное  животное  следовало  за  нами  сквозь  всю
бездорожную пустыню, чтобы разделять нашу участь, какой бы  она  ни  была.
Положив руки ему на затылок, я прижался к нему щекой,  и  не  стыдился  ни
того, что делаю это, ни слез, которые выступили  из  моих  глаз,  когда  я
подумал о его любви ко мне. Немного спустя, проснулись Дея Торис и Сола, и
было решено, что мы еще раз попытаемся достигнуть холмов.
   Мы прошли едва одну  милю,  когда  я  заметил,  что  мой  тот  начинает
спотыкаться и останавливаться, хотя мы и не понукали  его,  как  накануне.
Вдруг он как-то странно наклонился на одну  сторону  и  тяжело  рухнул  на
землю. Дея Торис и я были сброшены и упали на мягкий мох. Бедное  животное
было в плачевном состоянии, оно даже не могло встать, хотя и  освободилось
от нашей тяжести. Сола сказала мне, что  ночная  свежесть  ночи  вместе  с
отдыхом должны, без сомнения, оживить его, и я решил не убивать  его,  как
уже было собрался, потому что находил жестоким  оставить  его  одного  там
умирать от голода и жажды.
   Освободив его от сбруи, которую бросил около него, я предоставил бедное
животное его участи и постарался обойтись одним  тотом.  Сола  и  я  пошли
пешком, предоставив Дее Торис  ехать  на  тоте,  против  чего  она  сильно
протестовала. Этим путем приблизились на расстояние почти мили до холмов и
прилагали все усилия, чтобы добраться до них, когда  Дея  Торис  крикнула,
что она видит большую толпу всадников, который дефилируют по проходу между
холмами, несколькими милями дальше. Сола и я  посмотрели  по  направлению,
которое она указала, и мы ясно различили там несколько сот конных  воинов.
Они, казалось, двигались в юго-западном направлении, которое  отдаляло  их
от нас.
   Мы могли видеть, как они дефилировали по проходу в  течение  некоторого
времени, прежде чем исчезнуть из виду позади вершин  холмов,  спасительных
для нас; мы видели их в  течение  еще  долгого  времени,  но  они  нас  не
замечали.
   Последний воин на наших глазах приблизился к проходу, остановился, и  к
нашему ужасу, он поднес к глазам  небольшой  полевой  бинокль  и  принялся
осматривать долину, открывавшуюся во всех направлениях. Очевидно, это  был
предводитель, так как  в  некоторых  отрядах  зеленых  людей  предводитель
всегда находится в последнем ряду колонны. Когда его  бинокль  заколебался
перед нами, наши сердца остановились в нашей груди, и я почувствовал,  что
холодный пот выступает из каждой поры на моем теле.
   Вот он направил его на нас - и  остановился.  Напряжение  наших  нервов
дошло до крайних пределов; я сомневаюсь, дышал ли кто-нибудь из нас  в  те
долгие минуты, когда он наводил на нас свой бинокль. Затем он опустил его.
Мы видели, как он скомандовал воинам, которые прошли на  наших  глазах  на
другую сторону горной цепи. Однако он не подождал, пока те догонят его. Он
повернул своего тота и, как безумный во весь опор понесся нам навстречу.
   Оставался один  слабый  шанс  на  спасение,  и  надо  было  скорее  его
использовать.  Подняв  мою  странную  марсианскую  винтовку  на  плечо,  я
приложился  и  тронул  кнопку,  которая  контролирует  собачку;   раздался
оглушительный взрыв - металлический снаряд достиг своей цели, и нападающий
упал навзничь со своего бегущего тота.
   Вскочив на ноги, я заставил тота встать и приказал Соле сесть  на  него
вместе с Деей Торис и употребить все усилия, чтобы достичь холмов  прежде,
чем зеленые воины приблизятся. Я знал, что в оврагах и рытвинах они смогут
найти временное убежище, и даже думал, что, если они умрут там от голода и
жажды, это будет лучше для них, чем попасть в руки тарков. Передав им  два
моих пистолета, не столько для защиты, сколько для того, чтобы  избавиться
от ужасной смерти, которой грозил вторичный плен, я поднял  Дею  Торис  на
руки и посадил ее на  тота  позади  Солы,  которая  сейчас  же,  по  моему
приказанию, села верхом.
   - До свидания, принцесса! - прошептал я. - Мы еще встретимся в Гелиуме.
Я выпутывался из худших положений, чем это.
   И я попробовал улыбнуться, как будто был спокоен.
   - Как! - вскричала она. - Вы не пойдете с нами?
   - Как я могу сделать это, Дея Торис?  Кто-нибудь  должен  же  задержать
этих молодцов на минутку, а я легче ускользну от них один, чем мы могли бы
сделать это все трое вместе.
   Она спрыгнула с тота и, обвив свои руки вокруг моей шеи, повернулась  к
Соле и сказала со спокойным достоинством:
   - Беги, Сола! Дея Торис останется умереть с тем, кого она любит.
   Эти слова запечатлелись в моем сердце. Ах! Охотно отдал бы я тысячу раз
мою жизнь, чтобы только услышать их опять; но у меня не было даже и  одной
секунды, чтобы почувствовать радость ее объятий; прижав в первый раз  свои
губы к ее губам, я поднял ее и опять вскинул ее на сиденье,  позади  Солы,
приказав последней непреклонным тоном удерживать ее силой. Затем я  ударил
тота в бок, и он понесся. Я видел, как Дея Торис силилась освободиться  от
объятий Солы.
   Обернувшись, я увидел зеленых воинов,  скачущих  по  горному  хребту  к
своему предводителю. В одно мгновение они увидели и его и  меня,  но  едва
они заметили меня, как я открыл стрельбу, лежа на животе во мху. Я имел  в
запасе целую сотню патронов в сумке у ружья, и другую в поясе за спиной, и
я поддерживал непрерывный огонь, пока не увидел, что  все  воины,  которые
первыми вернулись из-за другой стороны хребта,  были  мертвы  или  позорно
прятались.
   Мой отдых был, однако, недолог, так как вскоре показалась целая  часть,
численностью в несколько сот человек;  она  направлялась  ко  мне  бешеной
рысью. Я стрелял, шока снаряды мои не истощились и  враги  почти  настигли
меня; быстрый взгляд показал мне, что Дея Торис и Сола исчезли  уже  среди
холмов; я вскочил, таща за собой бесполезное  уже  ружье  и  отправился  в
направлении, противоположном тому, где скрылись Сола со своей спутницей.
   Если марсиане имеют какое-нибудь представление о скачках, то  оно  было
получено этими изумленными воинами именно  в  тот  день,  много  лет  тому
назад. Хотя и вел их но направлению, прямо противоположному тому, где была
Дея Торис, это не отвлекло их от страстного желания поймать меня.
   Они яростно гнались за мной,  пока,  наконец,  моя  нога  не  коснулась
спасительного куска кварца, и я медленно пошел по мху. Когда я  увидел  их
совсем близко, я вытащил свою саблю, желая продать  мою  жизнь  как  можно
дороже, но это было уже слишком. Я  пошатнулся  под  их  ударами,  которые
посыпались  на  меня  настоящим  потоком;  голова  моя  закружилась,   все
потемнело и я упал в беспамятстве.



18. В ПЛЕНУ У УОРУХУНЦЕВ

   Должно быть, прошло несколько часов, прежде чем я пришел в  себя,  и  я
помню ощущение удивления, когда я почувствовал, что  жив.  Я  лежал  среди
груды шелков и мехов в углу маленькой комнаты, в которой сидело  несколько
зеленых воинов; надо мной склонилась старая и безобразная женщина.
   Когда я открыл глаза, она обернулась к одному из них и сказала:
   - Он ожил, о джед!
   - Ладно, - ответил человек, к  которому  она  обращалась.  Он  встал  и
подошел к моему ложу. - Он доставит редкое развлечение  любителям  большой
игры!
   Теперь, когда мой взгляд упал на него, я увидел, что это был  не  тарк,
так как своими украшениями и оружием он отличался от этой  орды.  Это  был
безобразный малый, с изрубленным лицом и грудью,  со  сл