ь, вы бы ещё не издевались... - устало огрызнулся я, на негнущихся
ногах прошествовав в горницу.
   - За стол  садись,  участковый,  обед  готов.  Да,  вот  фуражечка  твоя,
стрельцы едва отобрали... - добродушно отмахнулась Яга.  -  За  операцию  не
переживай, мне уж доклад сделали, что  Еремеев  Митеньку  нашего  вовремя  к
порядку призвал. Не успел молодец наш никого до смерти  убить.  Надавал  без
разбору всем четверым по загривкам и повязал старательно. Сейчас они  все  в
тереме царском перед государем совет держат. Горох на тебя  сердит  дюже,  и
шишка у него на башке такая, что аж корона  набекрень.  Ты  поговорил  бы  с
Митенькой, чтоб поаккуратней как-то...
   - Непременно, - честно пообещал я.
   - Врёшь ведь...
   - Вру.
   - Да рази ж я без понятия, Никитушка...  Сама  знаю,  сколько  раз  ты  с
балбесом энтим стоеросовым собеседования рассудительные проводил. Всё  знаю,
касатик, а только, видать, крест у нас такой... Видать, грешили  много,  вот
нам Митю во искупление и дали. Есть-то будешь, а?
   - Буду, - кивнул я.
   - Вот и ладненько, давай-ка рученьки  белые  умой  да  к  столу  откушать
пожалуй.
   - Только вы связь не отключайте, сейчас самое интересное начнётся...

***

   Не началось. В том плане, что  скука  была  зелёная.  Слушать  совершенно
нечего. Алекс Борр, как  изворотливый  дипломат  и  прожжённый  лжец,  легко
отмазался ото всех обвинений. О  кубке  он,  естественно,  знать  ничего  не
знает,  впервые  его  увидел  прямо  сегодня  в  руках  господина  дьяка   и
настоятельно требовал сдать  драгоценную  посудину  законному  владельцу.  К
Шмулинсону зашёл из чистого любопытства, булаву нашёл на  улице  в  сугробе,
продавать не собирался, хотел лишь оценить и jto-корнейше просит вернуть  её
кому следует. От вознаграждения отказывается, ибо хороший поступок уже  само
по себе благо, и, значит, там, на небесах... Ну и так далее, в том же ключе,
таким  же  текстом.  В  иное  время  царские  палачи  быстро  бы  выбили  из
завравшегося  негодяя  чистосердечное  признание,   но   сейчас   обстановка
складывалась не в пользу государя.
   Неизвестно каким образом в среде иностранных гостей начали  муссироваться
слухи о тайных подвалах, русских оргиях и  четырёх  исчезнувших  принцессах.
Объяснения   типа   "отдыхают   в    царском    санатории    как    наиболее
приглянувшиеся..." больше никого не убеждали. Образно выражаясь, фитиль  уже
подожжён и вставлен куда надо, нам остаётся считать секунды до  взрыва.  Меж
тем припёртый  к  стене  Горох  проявил  свои  лучшие  качества  человека  и
государственного деятеля, высказав напоследок примерно следующее:
   - Разные люди в страну нашу приезжают, и мы гостям добрым завсегда  рады.
Благодарность  наша  да  поклон  низкий  купцам  иноземным,  людям   учёным,
строителям знатным, умельцам редким. Они  сердцем  чисты,  и  польза  от  их
деяний великая! Но есть и те, что в доме чужом, хлебосольном, чёрный след за
собой оставляют... От персоны своей ты, гость австрийский, всю  вину  отмёл,
да ловко так, что комар носу не подточит. А только коли  веры  между  людьми
нет, то лучше бы по-хорошему расстаться. Гнать тебя не гоню, но и держать не
стану. Завтра же письмо государю твоему отпишу, пущай он об дружбе соседской
подумает...
   Насупившись, Яга уставилась в  окно.  На  улице  темнело,  план  операции
рушился, настроение катастрофически падало.  Я,  признаться,  надеялся,  что
пойманный с поличным при попытке продажи гетманской булавы Алекс  Борр  вряд
ли так уж будет отпираться и сам во всём сознается. Угу...  а  в  результате
мне ещё  придётся  приносить  извинения  за  некорректное  поведение  нашего
младшего сотрудника. Царь его простил, дьяку - привычно,  австриец  -  полон
высокомерия, а вот Абрам Моисеевич наверняка выставит солидный счёт "в связи
с временной потерей трудоспособности"...
   - Что теперь делать думаешь, Никитушка?
   - Пойду ва-банк!
   - Куцы?! Ох, сокол, да надо ли так переживать-то... Ну, не сложилось,  не
сошлось, люди все свои - поймём, не осудим. Не бери греха на душу, не ходи!
   -  Бабушка,  я  имел  в  виду,  что  хочу   нанести   официальный   визит
подозреваемому, вынести ему новое  обвинение  и  спровоцировать  на  попытку
угроз работнику милиции, - терпеливо объяснил я.
   - Да как же ты его, ужа скользкого, обвинять будешь? - засомневалась Яга.
- Рази ж он тока от всех обвинений государевых утечь не сумел?..
   - Есть одна зацепка - дуэль с  господином  Шпицрутенбергом.  -  Я  встал,
направляясь к вешалке. - Вы сами  говорили,  что  имеете  подозрение  к  его
рапире, якобы там есть какой-то секрет. Потребую представить клинок и,  если
удастся найти что-то, дающее преимущество владельцу,  то  обвиню  подонка  в
нарушении дуэльного кодекса.
   - А ему и горя мало!
   - Не скажите... Я пообещаю завтра же оповестить об этом всех  иностранцев
и восстановить против него общественное мнение.
   - А ну как он и тебе железяку под ребро пустит?
   - Очень надеюсь, что он попробует, - не очень  уверенно  ответил  я.  Яга
покачала головой, но ничего  более  действенного  тоже  пока  предложить  не
смогла. Поэтому только перекрестила меня на дорогу и напомнила:
   - Долго не засиживайся там. Бумаги следствия до ума  довести  надо,  чай,
ведь дело закрывать можно. Хорошо ли, плохо ли, а  кубок  украденный  нашли,
червонцы дьяк принесёт,  и  булаву  гетманскую  запорожцам  тоже  в  целости
возвернули.
   - Осталось доказать, что во всём этом виноват  один  конкретный  человек,
организовавший "отстрел невест" с целью крупного международного скандала.
   - Одного  не  разберу,  Никитушка,  зачем  же  он  австриячку  ту,  Лидию
Адольфину, травил? Она ведь вроде как под его охраной была, он её сватать  к
Гороху привёз, за неё и ответ перед королём австрийским держать будет.
   -  Пока  не  знаю,  -  честно  признал  я.  -  Какие-то  тайные  причины,
несомненно, есть,  но  какие  именно?  Вот,  кстати,  ещё  один  вопрос  для
протокола...
   Направляясь в царский терем,  я  догадался  взять  охрану.  Первоначально
хотел позвать Митяя, но он пропадал на конюшне. Еремеев отбыл  по  служебным
делам, из свободных от дежурства ребят по двору слонялся один Заикин.  Особо
привередничать не приходилось, надо брать что есть. О чём я впоследствии  не
пожалел, но об этом чуть позже...
   - Заикин, пойдёте со мной.
   - Ра-а-д ст-т-ы-а...раться! - разулыбался стрелец.
   - Замечательно, - сдержанно похвалил я. - Нет, пищаль с  собой  брать  не
надо, бердыш тоже, ограничимся саблей.  Мне  нужно  провести  один  короткий
разговор с возможным обыском, будете присутствовать как свидетель.
   - Ра-а-ад ст-т-ы-ара...
   - Я понял, понял, спасибо. - Ничего,  когда-нибудь  и  к  нему  привыкну.
Парень-то он неплохой, старательный, а дефект речи... все мы не идеальны.
   До царя добирались в санях, я всю дорогу молчал, а Заикин  изо  всех  сил
пытался рассказать мне очень смешной анекдот. Наверное, ему показалось,  что
у меня очень уж задумчивое выражение лица и стоит хоть чуточку  поднять  моё
настроение. Я слышал тысячи анекдотов, есть люди, умеющие и  не  умеющие  их
рассказывать, но анекдот, рассказанный заикой, - это нечто! Суть я так и  не
понял, потому что довести до конца он не успел, и слава  богу...  Строжайшим
образом запретив ему раскрывать рот, я доложил  о  цели  визита  государевым
стрельцам и попросил двухминутную аудиенцию у Гороха. Тот принял  нас  сразу
же:
   - Арестовывать будем?
   - Нет, пока нет. Но если у вас есть немного  свободного  времени,  то  не
хотели бы вы поприсутствовать при маленьком обыске?
   От радости государь высоко подпрыгнул, едва  не  уронив  корону.  Да-а...
некоторым очень немного надо для счастья...

***

   - Гражданин Алекс Борр...
   - Чего надо, холоп?  -  медленно  процедил  невысокий,  изящно  сложенный
мужчина лет тридцати пяти, одетый в свободный домашний халат  и  коротенький
парик английского образца. Я смолчал,  но  наш  стрелец,  побагровев  лицом,
схватился за саблю:
   - За-за-а-ру-у...
   - Заикин Фёдор, - представил я, - а это - царь. Меня вы  отлично  знаете,
так что особого смысла в церемониях не вижу.
   - Чем обязан визиту русского  государя?  -  по-прежнему  игнорируя  меня,
поклонился этот мерзкий тип.
   - С обыском  мы,  -  важно  пояснил  Горох,  одним  величавым  мановением
впихивая хозяина комнаты  внутрь.  -  И  будь  любезен,  гость  австрийский,
отвечать на вопросы друга моего, сыскного воеводы. А  не  то  заплечных  дел
мастера у тебя по-своему те же вопросы выспросят.
   - Я обязан покориться вашему произволу?
   - Какой произвол?! - искренне  поразился  царь.  -  Тебе,  как  человеку,
свободу выбора дают - что хочешь, то и выбирай! Участковому  здесь  отвечать
будешь али внизу на дыбе - воля твоя!
   - Но... как посмотрит на это Европа?
   - Далеко она, Европа-то... Но ты  не  горюй,  ежели  мы  тут  что  важное
найдём, то завтра  всем  послам,  невестам  да  людям  приезжим,  иноземным,
сообщим-покажем!
   Пока  Горох  царственно-вежливо  загонял  негодяя  в  угол,   я   пытался
попристальнее всмотреться в его лицо: очень тонкие губы, неприятно змеящиеся
в  разговоре  острые   глаза   и...   общее   ощущение   брезгливости.   Это
присутствовало даже тогда, при  слежке  через  иглу,  а  сейчас  становилось
настолько явным, что хотелось плюнуть  и  уйти.  О  такого  человека  нельзя
пачкать руки, их потом ничем не отмоешь...
   - Ну что ж, Никита Иванович, спрашивай, чего хотел. -  Государь  возвысил
голос, взывая к моим прямым обязанностям.
   - Да, да, конечно... прошу прощения, - откашлялся я. - Гражданин посол, в
каких отношениях вы были с госпожой Лидией Адольфиной Карпоффгаузен?
   -  Вам  не  кажется,  что  спрашивать  подобное  у  мужчины  неэтично?  -
снисходительно скривился дипломат.
   - Я понимаю, Абрам Моисеевич тоже постоянно отвечает вопросом на  вопрос.
Это хорошая игра, развивает воображение и помогает уйти от  ответственности,
- улыбнулся я. - А теперь будьте добры отвечать на мои вопросы только "да" и
"нет". Идёт?
   - Не могу обещать, но если ваш мозг воспринимает только простейшие...
   - Цыц! - рявкнул Горох так, что в комнате  посла  подпрыгнула  кровать  в
углу. - Делай, что сказано, австрияк недоношенный, а не  то  я  у  тебя  сам
поспрашиваю! А ты, стрелец-молодец, сабельку  назад  сунь,  не  место  здесь
булатом махать!
   -  Но  ить  о-о-он...  же  хам...м...и-ит  ее-е-дь...  -  едва  не  взвыл
заикающийся еремеевец, однако ослушаться не посмел.
   -  Давайте  ещё  раз  -  "да"  или  "нет".  Вы  имели  дуэль   с   герром
Шпицрутенбергом Кнутом Гамсуновичем?
   - Да.
   - Вот видите, у вас получается, - похвалил я. - Продолжим. Причиной дуэли
послужила госпожа Карпоффгаузен?
   - Да.
   - Вы дрались при секундантах?
   - Нет.
   - Но девушки, видевшие поединок, утверждают, что схватка была честной?
   - Да. - Австриец наконец тоже позволил себе  улыбочку,  но,  по-моему,  у
очковой змеи она симпатичнее.
   - Дуэль велась холодным оружием?
   - Да.
   - Немецкий посол имел при себе тяжёлую шпагу, а вы дрались рапирой?
   - Да.
   - Отлично, я могу на неё взглянуть?
   - Нет!
   - Почему? - притворно удивился  я.  -  Что  такого  неприличного  в  моей
просьбе? В конце концов, это всего лишь рапира, а не  фамильный  самурайский
меч.
   - Я не могу... это невозможно... - Впервые  на  холёном  лице  иностранца
проявилась слабая тень беспокойства. - В культурных странах Европы запрещено
обнажать оружие перед лицом августейшей особы!
   - Что ж мне, отвернуться, что ль?! - насмешливо фыркнул  царь.  -  А  ну,
Заикин, подай-ка нам вон ту рапирку, в уголке прячущуюся.
   Дипломат смотрел в пол, но жилы на его  шее  напряглись  так,  словно  их
натягивали лебёдкой.
   - Странное оружие, - заметил я, кивая государю. - Сколько видел  клинков,
но такое... Вы обратили внимание, какая у неё длинная рукоять?
   - И вправду, обе моих руки уложатся. С чего так, гость австрийский?
   - Ваше величество, - опомнился прижатый к стенке  злодей.  -  Моё  оружие
было куплено в Испании,  и  для  местных  мастеров  подобная  длина  рукояти
редкости не  представляет.  Они  справедливо  считают,  что  при  длительной
схватке рука может устать и ей понадобится помощь. К тому же из  соображений
баланса, устойчивости клинка и надёжности...
   - А также как тайное преимущество в дуэли без секундантов, - тихо выдал я
и  нажал  казавшуюся  неприметной  кнопочку  под  гардой.  Лезвие  мгновенно
удлинилось на целую ладонь! При повторном  нажатии  рапира  приняла  прежние
размеры.  Наш  эксперт-криминалист  оказалась  абсолютно  права:   банальный
кнопочный нож преувеличенных размеров. Горох встал и взял коварное оружие из
моих рук:
   - Так вот, значит, как ты, дипломат учёный, с противником  честным  счёты
сводишь... Вот почему Кнут Гамсунович с колотою раной лежит, а ты нам  песни
поёшь. Ну что ж... У нас на  Руси  дуэлей  глупых  нет,  нам  это  дело  без
надобности. А  вот  Европа  узнает  пущай,  как  кое-кто  с  кодексом  чести
дуэльской да хитрой подлостью обман вершит! Завтра же всем гостям  иноземным
рапирку  твою  показать  велю.  Что  ещё  спросишь  у  него,  участковый?  Я
отрицательно  покачал  головой,  на  сегодня  вполне  достаточно.  Теперь  у
дипломата шансов нет. Тайное  преимущество  в  дуэли  карается  общественным
презрением и позорной смертью  от  рук  тех  же  секундантов.  Он  не  может
позволить, чтобы его обвинили по европейским законам. Выход один - устранить
меня или...  царя!  Если  мы  хоть  что-то,  где-то  и  как-то  спланировали
правильно - этой ночью он выдаст себя с головой...

***

   - Всё слышала, всё знаю, всё ведаю... -  поклонилась  мне  Яга,  когда  я
садился за стол в родном отделении. - Ты уж не серчай, Никитушка, а только я
и тебе на воротник маячок наставить успела. Ты тока не  выкай  его  пока,  у
тебя ночью дело опасное, риску полное, ежели что -  кричи,  я  стрельцов  на
подмогу отправлю.
   - Бабуля, дело как раз таки плёвое. - Я даже не стал искать  эту  иголку,
шею не колет, и ладно. - Проблема лишь в том, чтобы  как-то  договориться  с
лошадью. Прыгает она великолепно, на пике высоты парит не хуже  Пегаса,  всё
замечательно, но я не смогу ей объяснить, что мне нужен только царский двор.
В прошлый раз эта скотина мотала меня по всему Лукошкину, я  не  имею  права
ставить сложную операцию в зависимость от её капризов.
   - Не горюй, сыскной воевода, есть средство твому  горю  помочь.  -  Бабка
сбегала в свою комнатку и торжественно вынесла мне тяжёлую ногайскую плеть!
   - Только не это... Бабушка,  вы  саму  кобылу  в  лицо  видели?!  Это  же
монстр-убийца! Один раз я её пришлёпну, и  она  меня  где-нибудь  на  полюсе
высадит. Причём  в  таком  безлюдном  месте,  где  и  чукчи  на  собаках  не
встречаются!
   - Слушай меня, сокол ясный, - твёрдым, но распевным голоском начала  Яга.
- Вот тебе, молодцу, нагайка заговорённая,  самому  Бове-королевину  в  года
давние отслужившая. Как почуешь, что не слышит тебя Сивка-бурка, так  и  бей
её плетью промеж ушей!
   - Спасибо за ценный совет, но вы не ответили... Я, значит, бью, а  дальше
что?
   - Дальше - она под тобой, аки жена под мужем ходит!
   - Не понял... -  подозрительно  сощурился  я.  -  Вы  на  что  это  такое
намекаете?
   - Да тьфу на тебя, Никитушка, - покраснела бабка. - Вечно  ты  мои  слова
как-то не по-людски  вывернешь.  Послушлива  она  тебе  станет,  покорностью
исполнится, ибо руку мужскую, твёрдую уважает. Ясно тебе?
   - Я не могу бить животных.
   - Чего?!
   - Знаете, ещё поэт Сергей Есенин писал: "...и зверье, как  братьев  наших
меньших, никогда не бил по голове"!
   - Ну, я старуха малограмотная, поэтов не читавшая... Не хочешь - не бери,
- пожала плечами Яга. - Да тока не серчай, ежели не ты на ней, а она на тебе
ездить станет!
   ... Митька тоже страшно возмущался, его, видите ли,  не  устраивало,  что
такую  драгоценную  лошадь  намерены  гонять  ночью,  по  морозу,  в  нуждах
следствия и на большую высоту. С высотой он перебрал, кстати...  Гороховский
терем имел четыре этажа, невесты жили  на  втором,  гости,  послы  и  прочие
сопровождающие  -  на  третьем,  не  Эльбрус,  допрыгнет.  Нашему   младшему
сотруднику я разрешил пойти со мной. Сколько он валялся в ногах,  выпрашивая
"дозволить ему принять муки адовы заради отделения любимого и  великой  вины
во искупление", - говорить не хочется. В принципе, если делать нечего, пусть
лучше идёт, там на месте  я  найду  ему  применение.  На  операцию  пошли  к
полуночи. Раньше смысла нет, австриец ничего не станет  предпринимать,  пока
не убедится, что весь терем спит.
   - Ну, бог вам в помощь, - перекрестила нас заботливая бабка. - Я  сама-то
спать не лягу, буду думу думать. Сдаётся мне, прознала я, как невест царских
от сна мёртвого пробудить. Но экспертиза нужна... Иди, Никитушка, вернёшься,
мы и потолкуем.
   - И вам удачи, бабушка, - улыбнулся я, развернул давно зевающего Митяя  и
направился на конюшню.
   Пока мой сотрудник  седлал  Сивку-бурку,  мне  удалось  быстро  и  кратко
пояснить ей суть дела:
   - Милая лошадка, я убедительно прошу  вас  не  артачиться  и  скрупулезно
выполнять все мои указания. За  это  вас  будут  кормить,  поить,  холить  и
лелеять, а по воскресеньям - стакан пива в ячмень! Кобыла опустила ресницы и
заинтересованно преклонила ко мне ухо.
   - Если же вы не намерены честно  служить  в  самой  образцовой  части  по
охране правопорядка в городе Лукошкине, то...  -  я  достал  из-за  голенища
данную Ягой плеть, - буду вынужден применить крайние  меры.  После  чего  вы
считаетесь уволенной и всю жизнь пашете на какого-нибудь крестьянина в самом
прямом смысле этого слова. Вопросы есть?
   Сивка-бурка  подобралась,  выгнула  шею  дугой  и,  обдав   меня   ржаным
фырканьем, всем видом показала готовность умереть в борьбе с преступностью.
   - Отлично. Митя, прыгай сзади, поехали...
   До Горохова подворья  добрались  минут  за  десять,  двойная  тяжесть  не
заставила нашу красавицу даже вспотеть.  Мы  не  торопясь  объехали  высокий
забор по кругу, пока не встали напротив той части терема,  где  квартировали
иноземцы. Народ давно  спал,  царские  стрельцы,  предупреждённые  о  ночной
операции, к нам и носу не совали, а  маленькое  окошечко  в  комнате  Алекса
Борра светилось оранжевым огоньком.
   - Ить не спится же злодею преступному, знать, совесть нечиста... Чегой-то
он там творит-то, Никита Иванович?
   - Вот это, Митя, мы и должны выяснить. Лезть под окно, на третий этаж, по
обледенелым брёвнам зимой - я  не  каскадёр.  Но  если  правильно  применить
высокоэнергичную прыгучесть одной моей знакомой лошади, то  вполне  можем  и
подсмотреть.
   - Логично, - умудрённо ввернул он и отошёл в  сторону,  с  видом  знатока
прикидывая траекторию прыжка без разбега. Я ещё раз  напомнил  капризнице  о
неотвратимых  последствиях,  демонстративно  взял  в  правую  руку   тяжёлую
нагайку, ненадёжнее уселся в седле и...
   Сначала у меня было впечатление, будто она  намерена  вышибить  мной  это
злосчастное окно. Мы отвернули в самый последний момент. Приземлился я через
голову в сугроб. Пришлось сделать корректирующие уточнения, выковырять  снег
из ушей и попробовать ещё раз. Мы пролетели мимо окна со  скоростью  снаряда
крейсера "Авроры".  Я  даже  испугаться  как  следует  не  успел,  возможно,
единственно потому и не вылетел  из  седла.  После  очередной  эмоциональной
беседы, во  время  которой  лошадка  только  зажмуривала  глаза  и  пожимала
плечами, я решился на третью попытку. Сивка-бурка  взмыла  вверх  и  красиво
замерла в полуметре от окна секунд эдак на  тридцать.  Выше  всяких  похвал!
Приземление, кстати, тоже на  высшем  уровне.  Митяй  плясал  и  подбрасывал
шапку. Всё, что мне было Нужно, я увидел. Арест будем производить завтра  на
рассвете. Всем спасибо, все свободн