ежели собака бешеная за ног тяпнет, ведь,  говорят,  от
неё тоже сбеситься недолго. А коли сумасшедший  этот  кусаться  зачнёт,  ить
больно небось будет?
   - Пожалуй... - задумчиво  признал  я.  -  Поэтом  и  дело  названо  особо
опасным.
   - Ага! - воскликнул он, но я уже знал, что это значит.
   - Не волнуйся, маменьке на деревню передадут.
   - И вот...
   - Тебя похоронят с почестями, оркестром и барабанами, а  гроб  закажем  у
Шмулинсона.
   - Но я...
   - С чёрным бархатом, цветочками и росписью под хохлому.
   - Но если...
   - Тебе ампутируют укушенную ногу и отправят в санаторий инвалидов МВД  за
государственный счет!
   Митька гулко захлопнул рот, что-то ещё поразмышлял, изображая напряжённую
работу головного; мозга, и бодро развернулся на выход.
   - Кстати, шаровары казацкие сними. И шапку махновскую  тоже.  Оденься  по
форме, ты ведь всё-таки при исполнении. И... удачи тебе.
   - Не подведу, батюшка сыскной воевода! - счастливо гаркнул он,  стукнулся
лбом о притолоку и вышел  вон,  свалив  что-то  громоздкое  в  сенях.  Пусть
побегает, ему полезно проветриться. Особенных бед не натворит, а если отыщет
где-нибудь сбежавшего государя, то доставит в  отделение  как  сумасшедшего.
Это и проще, и с точки зрения политики тактически верно. Яга в наш  разговор
не вмешивалась даже вздохом, готовила  какую-то  особенно  вонючую  смесь  в
котелке. Магия, как всем известно, штука взрывоопасная, и  любая  неточность
рецептуры может запросто оставить от терема лунный  кратер.  Я  пробовал,  я
знаю...
   - Ушёл ли малой-то?
   - Отправился на задание.
   - А ты что ж, так в царский терем и не наведаешься?
   - Незачем. На австрийскую принцессу мне глядеть уже просто  скучно,  всё,
что  нужно  по  уходу  за  телом,  приближённые  бояре  и  без  меня  знают.
Надкушенное яблоко Кашкин оставил нам  в  качестве  улики.  Кстати,  оно  не
зелёное, как обычно, а красное.
   - Видать, семириновка кончилась... - знающим тоном поведала бабка. -  Ну,
раз ты свободен, касатик, так давай к столу - кубок чемпионский  допрашивать
будем!
   Но всё началось не сразу. Сначала я предупредил стрельцов,  чтобы  к  нам
никого не пускали, потом наглухо закрыли ставни, потом помог Яге  установить
на столе самый большой чугунок с тем самым неаппетитным  варевом,  и  только
после этого настало время чародейства. Это немножечко похоже на  фольклорный
театр с запевками, пританцовыванием и малопонятным ритуалом, но почти всегда
интересно.  Кубок,  по-прежнему  полный  червонцев,  а  потому  тяжёлы-ы-ий,
поставили  прямо  в  булькающую  бурду.  Яга  аккуратненько   вытерла   руки
полотенчиком,  прикрыла  заслонкой  пламя  в  печи  и  ещё  раз  внимательно
принюхалась к наступившей темноте.
   - Мрачновато однако же... Но огонь зажигать не будем, нам иное требуется.
Васенька, посвети!
   Кот прыгнул на подоконник и широко распахнул выкатившиеся  глаза.  Словно
кто-то резко включил два зелёных прожектора направленного  ночного  видения.
Зрелище впечатляющее во всех отношениях... Бабка довольно  хмыкнула,  дважды
плюнула через левое плечо и затянула приторным речитативом:

   Ой да гуси-селезни
   Шли через горы -
   Ко святой горе, ко сырой норе!
   Ой да гуси-селезни
   Лили слёзы слёзные...
   Злато во горе искали, червонного просили,
   Во сырой норе, что без солнышка-а!

   Кот начал подмурлыкивать, отстукивая мягкой лапой ритм. Вроде золото  они
где-то там нашли, но оно сказало, что не их, что хозяина своего помнит и что
в руки не даётся... По-моему, как-то так. Не совсем внятно, тем не менее  на
уровне народных песен срабатывало. Я не знаток колдовства, но  наблюдать  за
бабкиной работой люблю - это  познавательно  и  слегка  щекочет  нервы.  Над
кубком заклубился зеленоватый дымок, Василий V  поковырял  когтем  в  правом
ухе, словно что-то подкручивая, и свет его глаз стал ещё ярче.
   -  Вот   теперича   не   зевай,   Никитушка,   -   шёпотом   просигналила
эксперт-криминалист нашей бригады.  -  Планшеточку  раскрывай  да  всё,  что
видишь, на карандаш бери.
   Может быть, мне  показалось,  но...  вроде  бы  дымок  над  кубком  начал
приобретать вполне узнаваемые очертания безумно знакомого лица.
   - Не может быть, ведь это... я!
   - Знамо дело, - тем же  шёпотом,  но  с  оттенком  Научной  язвительности
ответила Яга. - Для кубка ты - его последний хозяин и есть.  Дальше  смотри,
да не кричи так, образы спугнёшь...
   Моё  лицо  висело  в  бледно-изумрудном  облачке  меньше  минуты,   потом
появилась широкая Митькина рожа.  Чуточку  бледнее,  но  вполне  узнаваемая.
Потом одутловатая физиономия, как-то очень неприятно  подёргивающая  верхней
губой. Судя по парику с буклями - иностранец, Алекс Борр,  я  полагаю...  Он
выглядел очень размытым, а вот четвёртое всплывшее лицо мы поначалу даже  не
узнали. Колдовской дымок почти  исчез,  видение  держалось  от  силы  секунд
десять. Я успел отметить лишь вытянутый нос, козлиную бородку и вечно чем-то
недовольные глаза. Бегающие такие, но очень честные, правдивые даже...
   - Дьяк Филимон Груздев!
   - А ить тока его рожу я и запомнила по рассказам девок с царёва двора,  -
победно встала Яга, упираясь обеими руками в бока.  -  Значитца,  не  старая
ещё, из ума не выжила и в  службу  милицейскую  ох  как  гожусь!  Верно  ли,
участковый?
   Я откинулся  на  лавке,  устало  зажмурился  от  фосфоресцирующего  света
кошачьих глаз и медленно кивнул. Куда уж вернее...

***

   После обеда  вернулся  Митька.  Свежий,  отдохнувший,  непобитый.  Пришёл
своими ногами, без толпы возмущённых сограждан и даже никого  не  арестовав.
Парень мгновенно вырос в моих глазах почти на недосягаемую высоту.
   - Что, неужели совсем ничего?
   - Я  старался,  батюшка  сыскной  воевода...  -  виновато  развёл  своими
граблями на два метра наш младший опер. - На Базарной площади своими  руками
мужичонку подозрительного изловил, уж больно на царя Гороха смахивал. Однако
же отпустить пришлось с извинениями, не опасным преступником тот оказался, а
пекарем с соседней улицы.
   - Значит, правильно отпустил, - заметил я. - Ну а вообще в  городе  какие
новости?
   - Не очень так чтоб...
   - А поконкретнее?
   - Дак вы ж опять ругаться будете.
   - Не буду, говори.
   - Да будете, будете, знаю я вас... Ещё и в харю небось  двинете  али  вон
табуретом по лбу...
   - Мить, - даже как-то опешил я. - Ты за кого вообще меня держишь?!  Можно
подумать, я тут в отделении каждый час руки распускаю!
   - Не-е, грех жаловаться!... - Он явно пошёл на Попятную, по принципу "ну,
если вам так хочется это услышать...". - Такое начальство, как вы,  поискать
ещё надо! Я ж на вас молюсь каждый вечер.  Образ  ваш  светлый  перед  собой
представляю, на колени становлюсь и...
   - Никитушка! - с укоризной покачала головой Яга,  когда  я  потянулся  за
веником. - И ты, Митенька, комедию  нам  не  ломай.  Отвечай  прямо  -  Чего
непотребного на улице услыхал?
   - А вы меня в полено потом?
   - Стыдись, дубинушка, - тоже не сразу нашлась бабка. - Нешто ж я тут  так
злобствую, что от меня свои же сотрудники шарахаются?!
   - Ни-ни, как можно... -  На  Митькином  сарказме  впору  было  замешивать
пирожки. - Вы же у нас тут всем заместо  матушки  любимой.  Кормите,  поите,
указываете, жизни, дураков, учите! Вам перечить - совсем ума не иметь... Мне
вон и щенком, и петухом оприходоваться доводилось, за  что  я  вам  по  гроб
благодарственен буду!
   Знаете, и ведь слова-то всё правильные.  Претензии  могут  быть  к  тону,
интонационным вариациям, а так - глаза честные,  морда  дышит  простодушием,
стоит прямо, не горбясь! Надо бы...  сделать  ему  промеж  рогов  что-нибудь
эдакое, да ведь не за что вроде! Судя по мечущимся под бровями искоркам,  те
же чувства обуревали и Бабу Ягу. Положение спас Еремеев, он постучал в дверь
и завалился с докладом.
   - Садись, Фома Силыч, у нас тут очередные фокусы  с  разоблачением.  Тебе
тоже может быть интересно.
   - Благодарствую, - важно ответил сотник, опускаясь на скамью,  а  Митька,
лишний раз убедившись в полном внимании аудитории, начал издалека:
   - Как я шёл-пошёл, добрый  молодец  синеглазенький!  По  морозцу  шёл  на
задание, жутко важное, милицейское... По дороге всё  воры-жулики,  конокрады
сплошь да карманнички. В ноги падают,  богу  молятся,  все  в  тюрьму  хотят
исправлятися! Так мне до  них  дела  нетути!  Я  иду-ищу  приключеньица,  на
головушку, на бедовую...
   - Аи люли, аи люли!  -  дружно  поддержали  мы.  -  Спасибо,  достаточно.
Что-нибудь действительно необычное было?
   - Было, но ведь вы небось...
   - Митя, не искушай судьбу.
   - Особливо подозрительного встречать не довелось, а вот тока на  Базарной
площади Шмулинсон со мной нос к носу спотыкнулся. Сам раскрасневшийся такой,
нос синий, а под мышкой корзина здоровущая и в ней бутыль самогона  бледного
да окорок свиной, во-от такенный! Увидел  меня,  так  и  заюлил...  Дескать,
гость к нему приехал знатный, приехал  раввин  харьковский!  А  у  самого-то
глазки так и бегают, так и бегают... Как удрал, я и не заметил даже. Вот  вы
меня давеча погромом попрекали, а тока зачем же сюда раввин  пожаловал?!  Не
иначе в Лукошкине синагогу строить, веру иудейскую поднимать! Может, мы отцу
Кондрату доложим, пока не поздно, а? Ить святое дело-то...
   - Ты сам этого раввина видел? - не дав договорить, перебил я.
   - Не-е... не успел, - сокрушенно признался наш  парень.  -  Думал,  после
матча посмотрю. Сегодня вроде запорожцы в первый раз играют?
   - В первый, - подтвердил Фома. - Супротив кузнецов наших, но я  бы  им  и
думцев отдал - будет кого со льда соскребать.
   - Это если бы там сами бояре играли, - сдержанно напомнил я. - Ну что  ж,
Митя, рад тебя поздравить! С заданием  ты  справился  блестяще,  в  качестве
поощрения можешь пойти  поболеть  за  своих  дружков.  Жовто-блакитный  флаг
попросишь у полковника Черного.
   - Непонятно даже... - Почему-то он насупился. - А  сумасшедшего  опасного
теперича ловить не надо, что ли?
   - Пока не надо, мы  им  завтра  займёмся.  А  сегодня  отдохни.  По  моим
скромным просьбам проблем не было? - Я развернулся к Еремееву.
   - Никак нет вроде... Молодцов своих предупредил, но уж  так  строго,  так
строго, чтоб ни-ни!
   - Это правильно... Значит, мы можем рассчитывать  на  удвоенную  скорость
распространения информации. Отлично! Бабуля, а не поставить ли нам самовар?
   Еремеев вежливо отказался, на Митьку цыкнула зубом бабка... Короче, через
пять минут мы сидели с  ней  одни  за  столом,  пили  чай  с  мёдом  и  вели
пространную беседу о превратностях человеческих судеб.
   - Как же ты, сокол, угадал, что Горох у Шмулинсона прятаться будет?
   - Благодаря зоркости нашего Митяя. Бабуля,  если  у  вовремя  обрезанного
еврея в гостях настоящий раввин, то он на базаре свиной окорок  покупать  не
будет. Им это по вере запрещено, следовательно... Я думаю, что всё-таки  там
наш царь.
   Более неподходящего места для  сокрытия  русского  государя  трудно  себе
вообразить...
   - И то верно... - признала Яга. -  Про  Фому  не  растолковывай,  я  сама
догадалась. А вот вора ночного, знать, мне одной брать придётся... Ты ить на
кладбище идёшь али забыл?
   - Забыл, - честно признал я. - Мне вообще-то и не хочется, был я там  уже
разок, если помните. Но пойду, конечно, вы только объясните  толком,  что  и
как...
   - Бояться тебе, касатик, нечего... По зиме, под шубой снежной, да в земле
мёрзлой, покойники смирно лежат, наружу редко какой выйдет, уж разве  совсем
насморку не боится. Оденься потеплее,  носки  из  собачьей  шерсти,  валенки
побольше да вместо фуражки своей треух  бараний  возьми.  Как  заветный  час
придёт - из могилы голос раздастся. Потом сыра земля раскроется, вот  старик
Сидоров и выйдет. Тут уж ты не теряйся - речь веди почтительно, про  поклоны
не забывай, за сыновей его  прощенья  проси,  да  про  Сивку-бурку  всё  как
следует вызнай.
   - А если речь не о лошади?
   - Ну, ты всё  одно  у  нас  самый  умный,  сообразишь  небось,  как  дело
повернуть, чтоб отделению выгоды не потерять.
   - Ладно, - обреченно прикинул я. - А вот ладанку  против  упырей  вы  мне
всё-таки одолжите.
   - Экий ты невера, участковый... - наморщила нос бабка. - Да сделаю я тебе
ладанку, сделаю. Смотри тока, дедушку Сидорова ей не пришиби,  рука  у  тебя
тяжёлая...

***

   Десятерых стрельцов мы отправили на слежку за Алексом  Борром.  Причём  я
лично объяснил, что слежка должна быть явной до нарочитости -  пусть  знает,
гад, что мы не спускаем с него глаз! Нервничающий преступник  -  бальзам  на
сердце милиционеру... Получалось,  что  до  вечера  я  совершенно  свободен.
"Капкан" на дьяка "поставлен", царь  найден  (но  пусть  отдохнёт  немного),
запорожцы при деле, булава... Вот  по  делу  о  краже  булавы  пока  никаких
серьёзных подвижек нет. Можно доверять Митькиному нюху и  предположить,  что
булаву украл всё тот же австриец, но на основании эфемерности  улик  к  суду
его не привлечёшь. Косвенно мы обложили негодяя со всех сторон, и,  будь  он
российским подданным, Горох, не задумываясь, призвал бы палача!  Проблема  в
дипломатическом  иммунитете  и,  самое   главное,   в   большом   количестве
иностранцев при царском дворе. Нет,  бунтовать  никто  не  будет,  но  славу
разнесут такую - в Европу носу не высунешь. Нет,  надо  найти  способ  взять
Борра с поличным, до этого он для нас неприкасаем...
   Ближе к вечеру пришёл воодушевлённый Митька.  Запорожцы  всухую  обыграли
кузнецкую сборную. Я, честно говоря, удивился: если хохлы  начнут  двигаться
такими темпами, то мы наверняка встретимся в финале и  ещё  неизвестно,  кто
возьмёт кубок. Почти сразу же за Митькой постучался полковник Чорный.
   - Здоровеньки булы, шановни панове-добродии громадяне!  Ось  заявився  до
вас з  горилкой,  бо  гарний  повод  е!..  -  с  порога  начал  пан  атаман,
демонстративно встряхивая трёхлитровый штоф немировской водки. Через плечо у
него висела здоровенная связка бубликов с маком. - Та ще и з своею  закуссю.
Ох и гарни ж бублыкы у вас на Московщине выпикают!
   - Ой, да проходите же  к  столу,  Ловко  Степаныч,  -  всплеснув  руками,
захлопотала Яга. - Наслышана о молодцах ваших, на всю улицу  девки  галдели,
как казаки кузнецкий ряд на льду обставили.
   - Так воно и буле! Запорожский казак при любом деле - перший буде! За  то
и выпьемо...
   Я пожал плечами, почему бы и нет? Через два часа мне идти мёрзнуть на всю
ночь, так что не вредно слегка принять для сугрева. На стол накрыли  быстро.
Полковник взахлёб рассказывал о перипетиях игры,  и,  судя  по  его  горящим
глазам, с этого дня у украинского хоккея большое будущее.  Слово  за  слово,
тост за тостом, разговор плавно перешёл на политику.
   - Ото я и чуяв, шо булаву гетьманску поганые  католики-австрияки  зпёрли!
Им же ж хлеба не трэба, тильки шоб люди  русские  друг  до  дружки  веры  не
имели... Ось побачишь, пане участковий, як коны взвоют, коли мы  с  хлопцами
за нагайки возьмёмся!
   - На каком основании?
   - Не розумию?... Ты ж сам казав, що во всём австриякский посол виновен?!
   - Мы говорили о разных вещах, - попытался объяснить я. -  С  вашей  точки
зрения - достаточно доказательства вины, а с нашей  -  это  лишь  повод  для
передачи дела в суд. Только суд вправе определить  степень  виновности  того
или иного человека и меру наказания.
   - Ну так шо ж ты ждёшь? За химок злодия та и до суду!
   - Обязательно, - пообещал я. - Вот буквально завтра же этим и займусь,  а
сейчас... Что с вами?!
   Полковник, только что  отправивший  в  рот  здоровенный  солёный  груздь,
неожиданно поперхнулся, закашлялся и перегнулся через стол.
   - Охти ж, Никитушка, помогай давай! - вскочила бабка. - Видать, не  в  то
горло пошёл грибочек, не подавился бы!
   Я подхватил атамана за плечи и пару раз гулко хлопнул ладонью  по  спине.
Злосчастный груздь вроде бы выскочил, но дело явно было  хуже  некуда.  Лицо
Ленка Степановича побагровело, он силился что-то сказать,  и  Яга,  скумекав
причину, мигом притащила крынку топлёного молока. Полковник зажмурил глаза и
протестующе замычал.
   - Наипервейшее  лекарство!  -  авторитетно  заявила  целительница,  махом
вливая в рот казака едва ли не половину.
   Чорный побледнел, замахал руками, но поздно - от лечащей Яги  ещё  никому
не удавалось вырваться. На шум борьбы прибежал Митька из сеней.
   Толком не сообразив, что происходит, почему-то начал крутить  гостю  руки
за спину. Когда молоко кончилось, атаман откинулся на спину, два раза  икнул
и обмяк...
   - А чей-то здесь было, Никита Иванович?
   - Всё нормально, Мить, - запоздало попытался я внести  никому  не  нужную
ясность. - Человек поперхнулся солёным грибом, и  бабуля  дала  ему  молока.
Сейчас всё пройдёт.
   - Не пройдёт, - задумчиво остановился наш младший сотрудник. Что-то в его
безнадёжном тоне мне очень не понравилось...
   - В каком смысле?
   - Пан атаман желудком мается, хлопцы рассказывали. Потому и горилку пьёт,
что для него молоко - чистый яд!
   - Батюшки-светы... - обомлела Яга. Митя сочувственно похлопал её по плечу
и продолжил:
   - Видать, отравили вы его. С такой-то кринки и здоровый мужик загнётся, а
уж болезненному - прямоезжая дорога во землицу сырую. Гляньте, ить не дышит,
поди?
   - Митя, не пугай бабушку!
   - Да рази ж  я  осмелюсь?  Отравила  и  отравила,  стало  быть,  интересы
милицейские того требовали. Труп я поутру в лес отнесу, под ёлкой закопаю. А
только вдруг заметит кто? Надо бы  обдумать,  как  от  бабулечки  нашей  все
подозрения на нет отвести...
   Теперь уже сама Яга схватилась за сердце и  попыталась  прилечь  рядом  с
полковником Чорным.
   Я обеими руками заткнул рот нашему доброхоту и, крикнув на помощь Ваську,
бросился приводить людей в чувство.  Наша  домохозяйка  встала  первой,  как
только кот сунул ей нюхательную соль под нос. С паном  атаманом  провозились
дольше: во-первых, он тяжелый, а во-вторых, похоже, ему действительно нельзя
было молока.  Бедолагу  дважды  стошнило,  и  сердобольные  стрельцы  унесли
страдающего запорожца в баню. Туда же отправился Митька и  оставшаяся  часть
горилки, литра два... Наш увалень божился, что через  пару  часов  полковник
будет как новенький. А мне,  хочешь  не  хочешь,  пора  было  собираться  на
"ночное дежурство". В пятый раз повторюсь, идти не хотелось...
   - Ты, главное, это, построже  с  ним  там...  -  напутствовала  бабка.  -
Ладанку в рукавицу клади, сподручнее доставать будет,  да  без  дела  ей  не
размахивай. Не ровён час, кого из соседушек заденешь...
   - Какой дурак туда ночью попрётся? Кроме меня, естественно.
   - Ой, да уж какой-никакой, а мало ли... - Яга всегда  считала,  что  если
основательно запугать меня дома, то на кладбище  мне  уже  ничего  не  будет
страшно. - Зимой-то спят все, редкий упырь за кровью свежей наверх  полезет.
А только ты всё одно не задерживайся там. Я-то на  всякий  случай  стрельцов
еремеевских загодя предупредила, чтоб тебя за воротами дожидалися.
   - Это приятно... - глубокомысленно признал  я,  хотя  чего  такого  особо
приятного, объяснить, наверное, не смог бы.
   - А придёшь с утречка,  мы  тебе  баньку  справим,  я  блинков  гречишных
испеку. Полковник твой, Чорный, глядишь, отойдёт. Митька его веничком быстро
в здоровьице приведёт.
   - Да уж, в этом смысле он маньяк-специалист...
   - Не нравишься ты мне, участковый, - решительно заявила Яга.  -  Грустный
ты, квёлый какой-то, даже отпускать боязно.
   - Так не отпускайте! - воспрянул я.
   - Не могу. Служба требует, долг зовёт, да и обещание людям дадено - слово
милицейское, нерушимое!
   Я мысленно плюнул и попёрся за тулупом...

***

   Зимой ворота Лукошкина наглухо не  запирались  -  смысла  нет.  Шамаханцы
нападают только летом. Тевтонский орден сунулся раз, так только до Ревеля  и
дошёл.  Мороз  был  такой  -  рыцари  в  доспехах  за  день  всё  нас