идти  надо.  Как  он
государю нашему в глаза смотреть будет, ежели подарок гетманский не уберёг.
   - Подумаешь, украли... рядовое событие.
   - Так-то оно так, а только на Запорожье иначе всё. У них ведь там милиции
нет, а о воровстве и помыслить стыдятся. Говорят, будто бы ежели кто на Сечи
хоть хвостик свиной украдёт - того в мешок вяжут да палку покрепче  рядышком
кладут. Кто мимо ни пройдёт, всяк по мешку той дубиной и отметится! Может, и
нам бы так?
   - Взгляд, конечно, очень варварский, но верный... - кстати процитировал я
строчку не помню какого автора. - Не сработает, у  нас  традиции  другие.  В
Сечь женщин не допускают, а  здесь  первая  же  сердобольная  дура  выпустит
негодяя из мешка, да  ещё  и  наорёт  на  тех,  кто  поднимет  палку.  Народ
сострадательный...
   - И то верно, - признал Фома,  -  так  какие  указания  по  расследованию
будут?
   - Пока никаких. Вот побеседуем  с  господином  Шпицрутенбергом,  тогда  и
посмотрим. Я бегло изложил  Еремееву  свою  новую  концепцию  одновременного
разрешения всех трёх дел. Он слушал внимательно, перебивал в меру и в  конце
концов признал мою полную правоту.  Яга  в  разговор  не  встревала,  сидела
тихонечко, только время от времени нервно дёргая бородавкой  на  подбородке,
словно её покусывали короткие разряды электрического тока.
   Отправленные за послом стрельцы ввалились в дверь без стука:
   - Беда, сыскной воевода! Убили ведь немца твоего...

***

   Не убили Господин посол был тяжело ранен в  процессе  дуэли.  Дрались  на
трёхгранных  шпагах  пехотного  образца,  свидетелей  хватало.  Он   получил
действительно серьёзную колотую рану в грудь, но лезвие не задело лёгкие,  и
Яга однозначно диагностировала - будет жить. Мы застали Кнута Гамсуновича  в
Немецкой слободе, перебинтованного, бледного, но не сломленного духом. Рядом
с постелью отважного немца крутился лекарь и две зарёванные горничные.
   - Я всё равно его убью! - Это первая фраза,  которой  приветствовал  нашу
делегацию гражданин Шпицрутенберг.
   Пока бабуля осматривала раненого  и  перебрасывалась  с  немецким  врачом
сугубо специфическими терминами, я оккупировал бесхозный  табурет  и  открыл
планшетку:
   - Судя по всему,  говорить  вы  пока  ещё  можете.  Я  не  буду  касаться
этических и правовых норм дуэли как уголовно наказуемого деяния...  Я  всего
лишь спрошу вас: КАКОГО ЛЕШЕГО?!
   - Герр Ивашов,  -  торжественно  приподнявшись  на  локте,  начал  старый
дипломат. - Я глубоко уважаю вашу нелёгкую работу и скорее пущу себе пулю  в
лоб, чем огорчу достойного сотрудника  милиции.  Мне  нечем  оправдать  своё
поведение, но и слов раскаяния вы от меня  не  услышите.  Как  потомственный
дворянин, я приму любое наказание и, зная вас как  человека  чести,  попрошу
милости моим поверенным. Я давно составил завещание и теперь могу...
   - Стоп! Прошу прощения, но не так быстро... - вежливо отодвинулся  я.  На
самом деле никаких законов, карающих за дуэль,  в  гороховском  уложении  не
было. Следовательно, вряд ли имело смысл  запугивать  хорошего  человека.  Я
перевернул страничку и обернулся к Яге:
   - Яда нет? Какие-нибудь необычайные моменты типа чародейно-заколдованного
клинка, заговоров на оружие или направленное применение магии имеют место?
   - Ядов нет вроде... А вот насчёт чародейства злостного  так  сразу  и  не
скажу. Есть что-то эфемерное, витает над раной,  но  откуль  взялось  и  чем
пахнет, не разберу. Я вона тут платочек обкровавленный отыскала, коли  посол
не против будет, так на экспертизу заберу.
   - Мой долг законопослушного гражданина во всемерной помощи органам охраны
правопорядка!
   -  Кнут  Гамсунович,  я  же  всплакну   сейчас...   Вот   если   бы   мои
соотечественники хоть вполовину были бы так же  сознательны,  как  вы...  Но
давайте вернёмся к событиям не столь отдалённым: почему вы затеяли  драку  с
австрийским послом?
   - Вам уже доложили, доннер веттер...  -  скрипнул  зубами  Шпицрутенберг,
причём так страшно, что горничные враз перестали размазывать слёзы по  щекам
и попятились к выходу.
   - Элементарная дедукция, - криво улыбнулся  Я.  -  Из  всех  иностранцев,
собранных нынче при дворе государя, вы нелестно отзывались только об  одном.
А завести дуэль на шпагах с кем-нибудь из русских просто невозможно.  У  нас
всё проще - дали друг другу в морду и разошлись, а  то  и  пошли  в  обнимку
мириться в кабак. Следовательно, остаётся один Алекс Борр. Итак, чем  же  он
вас допёк?
   - Ист айн тойфель... - с чувством пробормотал раненый  и  на  пару  минут
впал в глубокую задумчивость. Дальнейший рассказ был сбивчивым и  сумбурным,
а с точки зрения нормального человека, ещё и совершенно  нелогичным.  С  его
слов выходило, будто бы сегодня после обеда наглый австриец при всех жестоко
посмеялся над несравненной фройляйн Лидией Адольфиной Карпоффгаузен, обозвав
её "жабой". Что само по себе уже нонсенс, ибо он её сопровождающий!  Та  уже
почти собралась дать обидчику в ухо, но  передумала,  решив,  что  принцессе
более приличествует обратиться  за  помощью  к  благородному  рыцарю.  Им  и
оказался многострадальный посол государя Фридриха. Он  попытался  пристыдить
насмешника и даже угрожал ему  милицией,  а  в  результате...  Короче,  его,
опытного дипломата и  крючкотвора,  самым  элементарным  образом  втянули  в
заварушку и поставили в такие условия, что вызов  на  дуэль  был  неизбежен.
Выбор оружия, по  правилам  поединка,  принадлежал  Алексу  Борру,  и  после
пятиминутного звона клинков его шпага нашла-таки  сухопарую  грудь  честного
немца.
   - Я потерял над собой контроль, - сетовал  Кнут  Гамсунович.  -  Подобное
поведение приличествует горячим юнцам, но не  рассудительному  мужчине  моих
лет. Прошу извинения за несдержанность, но...
   - Что-то ещё?
   - Одна просьба: если я вернусь живым с сибирской  каторги,  можно  я  его
всё-таки убью?
   -  Можно,  -  не  задумываясь,  пообещал  я  и,  пожелав  раненому  послу
скорейшего  выздоровления,  церемонно  откланялся.  Пусть  пока  отдыхает  и
набирается сил, а вот с его спортивным  соперником  нам  надо  будет  срочно
встретиться. До этого он не давал мне повода для ареста.  Честно  говоря,  и
сейчас повод  был  достаточно  зыбкий,  но  как  же  хотелось  хоть  чуточку
превысить полномочия...
   - Будем брать злодея?
   - Надо бы... да только нам нечего ему предъявить. Дуэли не  попадают  под
статью об умышленном убийстве. Тем более если  при  поединке  присутствовало
достаточное количество свидетелей.
   - Мы же просто создадим ему  ореол  мученика,  а  потом  будем  вынуждены
выпустить под нажимом общественного мнения.
   - В шпаге евойной секрет ищи, - помолчав, заявила Яга. - Чую я, есть  там
какая-то хитрость волшебственная.
   - Проверим...
   До царского двора добрались быстро. Времени было часов восемь, темно,  но
царские стрельцы чинить препятствия милиции не станут в любое  время  суток.
Стрелецкие наряды, охранявшие ворота, встретили нас укоризненными взглядами:
   - Припозднился ты, сыскной воевода. Ужо иноземцы  на  пороге  государевом
друг дружке кровь пущают, а тебя все нет и нет...
   - Сами воспрепятствовать не могли? - резонно поддели мы.
   - Воспрепятствуешь тут... Дуэль ведь!  Штука,  говорят,  на  благородстве
замешенная... Двое дерутся, третий не мешай!
   - Ладно, проехали, Горох дома?
   - Утешает... - многозначительно ухмыльнулись стрельцы, тыча  бердышами  в
освещённые окна терема.
   - Идём, Никитушка, пока беды не случилося, - потянула меня  бабка.  К  её
интуиции стоило прислушаться, поэтому мы дружно ускорили шаг. Но  далеко  не
ушли - на первом  этаже  нас  остановила  долговязая,  умотанная  бинтами  и
тряпками (а значит, о-очень живописная) фигура дьяка Филимона. Судя  по  его
горящим глазам (в оформлении багровых фонарей), победа далась "Святым отцам"
нелёгкой ценой.
   - Смилуйся, аспид! - надрывая  душу  жалостливо-бабьим  стенанием,  начал
гражданин Груздев. - Избави волей милицейской мя, грешного, от хоккея  твово
безбожного! Ибо бьют меня на льду нещадно! Гоняют, аки Господь торгующих  из
храма, пинками в зад да зуботычинами в перед! Нет мочи моей терпеть сии муки
адовы... Бюллетеню давай, змий в погонах!!!
   - Отец Кондрат очень высоко отзывался о вашем  стиле  игры,  -  попытался
прорваться  я.  -  После  чемпионата  вам  наверняка  дадут  титул  "лучшего
защитника года" - публика вас любит!
   Думского  дьяка  едва  не  хватил  удар,  он  взвыл  дурным   голосом   и
недвусмысленно оскалил редкие зубы, но Яга решительно заслонила меня грудью:
   - Гони его в шею, Никитушка! Будет тут ещё рот разевать... Мало на  матче
хоккейном  норов  зловредный  показывал?  Тока-тока  на  лёд  шагнул,  да  и
обматерил всех, деток малых не устыдившися! Думцы покуда  его  догнали,  две
шайбы по воротам пропустили. Семён, боярский сын, ажио плакал в уголке - три
раза парень своей клюкой его огрести  старался,  так  не  дал  же,  гад,  не
порадовал мальчонку! А кто всю площадку перед воротами  "Святых  отцов"  так
заплевал, что думцы туда и заходить брезговали?! "Братва, не робей, Филимона
клюшкой бей!" Нет тебе моего милицейского сострадания, жлоб! Ещё  раз  такое
на игре устроишь, я тя сама в чурку берёзовую превращу да шайб настругаю!
   - Ах, вона вы как... Вам заради хоккею  и  человека  божьего  не  жалко?!
Кубок бы царский искали лучше! Ить украли его, совсем  украли!  Из-под  носу
милицейского свистнули!
   Теперь уже я оттаскивал бабку за воротник от зачуханной  жертвы  большого
хоккея. Но что меня поразило в самое сердце, когда мы  добежали  до  царских
палат, - Горох отказался меня принять!  Я  не  поверил  сначала...  Стрельцы
виновато подтвердили. Яга пожала плечами, что-то нехотя буркнула, и у парней
ноги приросли к полу. Мы толкнули дверь и решительно шагнули внутрь...

***

   - Так вот, значит, чем мы здесь занимаемся...
   - Па-па-асьянс, рас-с-кладываем... - запинаясь не хуже стрельца  Заикина,
объяснил Горох, пытаясь снять с  колен  окаменевшую  от  нашего  бестактного
визита фройляйн Лидию. Он вообще-то мужик нехилый, но попробуйте отцепить от
себя перепуганную девицу, которую хватил столбняк.
   - Можете не стряхивать, - понимающе отмахнулся я, - пусть сидит,  но  нам
надо задать вашей... собеседнице пару вопросов.
   - Пусть стряхнёт, Никитушка, -  шёпотом  попросила  Яга,  -  ить  глядеть
стыдобственно!
   - Да бросьте вы, обычное дело, и потом, как мы можем им указывать?  Он  -
царь, она - иностранка. Пусть сидит, мне так даже больше нравится...
   - Тады хоть юбку пущай одёрнет, - всё ещё краснея, продолжала уговаривать
Яга, - вона ногу усю видно! Как ты  вопросы  милицейские  задавать  станешь,
ежели она тебе ногой все глаза отведёт?!
   - Так уж и все...  Бабуля,  это  ханжество,  где  вы  видите  ногу?  Один
башмачок и носок вязаный до щиколотки...
   - Никитка, не спорь! Стыдобственно энто!
   - Ага, а когда я на  Лялину  улицу  ходил  местных  путан  разгонять,  не
стыдобственно было?
   - Да что ж ты сравнил  хрен  с  морковкой...  Там  девки  стоят  бедовые,
гулящие, для бога пропащие! Во  рту  кольцо  держат,  сквозь  зубки  золотом
мигнут - мужички блудливые тут как тут, вот они с  них  своё  и  возьмут,  -
распевной скороговоркой зачастила бабка. - А апосля твоей проверки  мало  не
три девицы кольцами поперхнулись... Ко мне за слабительным ходили,  на  тебя
жалились...
   - Кхм!... - неожиданно громко прокашлялся кто-то. Мы с  Ягой  опомнились,
государь для солидности покашлял ещё, выразительным подмигиванием  упрашивая
меня о помощи. Надо признать,  я  сразу  сообразил,  что  ему  нужно,  и  мы
удвоенными усилиями сняли австроподданную гражданку с царских колен, усадили
на лавочку, прислонив спиной к стене.
   - А теперь знать изволю, какого такого рожна вы ко мне в покои личные  по
ночи впереться посмели?  -  Горох  старался  изо  всех  сил,  но  голос  был
настолько неуверенный и дрожащий, что вызывал скорее сострадательную улыбку.
Хотя хихикать над ним в лицо я бы не  стал  просто  из  соображений  мужской
солидарности. Ну и субординация, разумеется...
   - Дело в следующем: не  далее  как  сегодняшним  вечером  фройляйн  Лидия
Адольфина Карпоффгаузен  послужила  причиной  дуэли  между  немецким  послом
Шпицрутенбергом и австрийским дипломатом Алексом Борром.  Кнуту  Гамсуновичу
не повезло, в настоящий момент он  находится  на  постельном  режиме.  Долго
допрашивать раненого мы не стали, поэтому хотели бы получить всю необходимую
информацию из уст непосредственной свидетельницы. Вы не против?
   - А на фига мне это? - напряжённо уточнил государь. - Мало ли кто кому  в
горячке синяков наставит...
   - Эти сведения могут вывести нас на заказчика "сдохших  канареек",  -  от
души просветил я.
   Горох подумал, разгадал мой намёк и царственно кивнул:
   - Если девица сия не против, дозволяю - спрашивай!
   Описать общий цвет лица принцессы Лидии  я  не  берусь.  Слово  "красный"
слишком банально, а других, более подходящих оттенков я навскидку не назову.
В целом, скорее всего; она напоминала сейчас пожарную машину  в  кружевах  и
кринолинах. Глаза как фары;  грудь  двумя  колёсами  от  "Намаза",  а  из-за
шиворота тонкие струйки желтоватого пара поднимаются. От волнения, видимо...
Впрочем, меня она узнала и приветствовала дружелюбным кивком "сквозь зубы".
   - Извините, что заставляю вас вернуться к  неприятным  воспоминаниям,  но
из-за чего вспыхнула ссора?
   - Он есть обозвать меня! При всех оскорблять этим словом...
   - Этим?! - вытаращились я, Яга и даже Горох.
   - Этим, этим! - шумно дыша, подтвердила девушка. - Он говорить на меня  -
"жаба"!
   - Не пойму чей-то... - опешила бабка. - Никитушка, она ить вроде тока что
говорила, что он её не жабой, а...
   - Делайте скидку на незнание языка! - пристыдил я. - Значит, обозвал  вас
жабой. Это нехорошо! Мы его обязательно за это накажем... А  почему  он  так
вас назвал?
   - Не есть знать... - недоумённо развела руками  австриячка.  -  Может,  я
есть быть на неё похожа, нет?!
   - Нет  вроде...  -  внимательно  пригляделся  царь,  и  я  поддержал  его
утвердительным киванием.
   - Спасибо. Значит, вот так, ни за что ни про что и  обозвал?  Неужели  не
побоялся, что кто-нибудь вступится за вашу честь?
   - О, я, я! Он так и сказать, что никто  не  заступить  через  мою  честь!
Наин? Наступить на мой честь?!
   - А господин немецкий посол? - вкрадчиво спросил я.
   -  Мой  милий,  добрий  дядюшка...  -  жалостливо   всхлипнула   фройляйн
Карпоффгаузен, почему-то делая ударение на "ю". -  Герр  Борр  кричать,  что
"этот старей лис не посмеет ему ничего сказать"! Он кричать "трюс!" и  вновь
называть меня, оскорблять...
   - Вот, опять! - дёрнулась бабка, и  мы  с  Горохом  шикнули  на  неё  уже
одновременно. В принципе  мне  всё  было  ясно.  Шпицрутенберга  сознательно
спровоцировали, поставив его в такие условия, когда отказаться от  дуэли  он
просто не мог. Нет, пережить свой позор он бы ухитрился,  но  честь  дамы...
Надо признать, посла завалили  совершенно  профессионально.  Зачем?  Хороший
вопрос, мне тоже интересно...
   - Что ж, благодарю за  содействие  органам.  Ещё  раз  извините  за  наше
несанкционированное вторжение, - козырнул я. Бабка было пошла следом, но  на
пороге неожиданно обернулась, быстренько шагнула к царю и что-то  прошептала
ему на ухо. Государь  вздрогнул,  схватился  руками  за  то  место,  которое
прикрывают футболисты во время штрафного удара, и резко побледнел.
   Удовлетворённая Яга догнала меня и вежливо прикрыла за собой дверь:
   - Ну не могла я, Никитушка, не удержалася... Слово  ему  сказала  тайное.
Ежели до свадьбы с девицей энтой оскоромится, как есть - всё отпадёт!
   - Что отпадёт?! - ахнул я.
   - Желание! - весомо подняла пальчик бабка. - А ты что подумал?
   - Так, мелочи...
   Попутно мы задержались извиниться перед стрельцами, приняли их  заверения
в том, что они "не в обиде", и только после этого наш  эксперт  отклеила  их
ноги от пола. Парни рассыпались в благодарностях... Дьяк Филимон нам  больше
не попадался, хотя  у  меня  были  к  нему  некоторые  вопросы.  Пока  ждали
обещанные государем сани, Яга напряжённо поинтересовалась:
   - А что ж, смутьяна энтого, иноземного, арестовывать не будем?
   - Будем, - рассеянно ответил я, - когда будет за  что.  В  данный  момент
ничего сверхуголовного мы ему предъявить не можем.
   -  Как  так?!  Митеньку  подкупал,  Мумумбе  африканской  грозил,   посла
немецкого  изранил,  невесту  царскую  из  Австрии  "жабой"  крыл  и  словом
неприличным...
   - Неподсудно, - вынужденно разъяснил я.  -  Всего  вышеперечисленного  не
хватит даже для выдворения его из  страны  как  дипломатического  работника.
Любой начинающий адвокат отмажет мерзавца в две  минуты.  У  нас  нет  улик,
свидетельские показания разрозненны, а  сами  свидетели  -  пристрастны,  но
главное - полное  отсутствие  состава  преступления.  Поверьте,  мне  самому
хочется его арестовать, но не за что.
   - А коли не за что, чего ж так хочется? - отступая, подковырнула  Яга.  У
меня не было однозначного  ответа.  Слишком  много  ниточек  тянется  в  его
сторону, но все они  на  уровне  домыслов,  предположений,  бездоказательных
умозаключений и тому подобной чепухи. Бабка права, в самом деле, почему  мне
так хочется его арестовать?

***

   Я очень устал за этот день. Мне хотелось только  одного  -  добраться  до
кровати,  рухнуть  и  чтобы  часов  до  десяти  никто  не   будил.   Зима...
Благословенное время, когда мой  вечный  противник,  гад,  сволочь,  скотина
домашняя, пернатая, сидит под замком в курятнике. Летом он своими  побудками
доводил меня до белого каления, сейчас легче:  вот  поднимусь,  разденусь  и
спать...
   Я зажёг свечу на столе,  устало  улыбнулся  иконе  Ивана  Воина  в  углу,
кое-как стянул с натруженных плеч китель и... едва не заорал от  ужаса  -  в
моей постели спал медведь! Или кто-то очень на него похожий...  Большой,  до
головы укутанный одеялом, и только валенки сорок  пятого  размера  вызывающе
лежат у спинки кровати. Первым автоматическим побуждением было  броситься  к
противоположной стене и вооружиться подаренной царём саблей. Уже чувствуя  в
руках успокаивающую тяжесть оружия, я смог  рассуждать  более  хладнокровно.
Поэтому никаких вопросов никому задавать не стал, а просто рявкнул изо  всех
сил:
   - Какого чёрта ты делаешь в моей кровати?!
   Митька дёрнулся, проснулся и вместе с одеялом съехал на пол. Он  был  всё
так же псевдоказацки одет, и только форменный тулупчик аккуратно  лежал  под
подоконником.
   - Ба... батюшка сыскной воевода-а?...
   - Нет, это крокодил Гена! - возвысив голос, нахмурился  я.  -  Ты  откуда
здесь взялся, Дюймовочка?
   - Никита Иванович! - Митя, всё ещё путаясь  в  одеяле,  кое-как  стал  на
колени и, беспрерывно крестясь, начал:
   - Христом-богом прошу - верните меня назад, в отделение! Чей-то  на  меня
умопомрачение бесовское нахлынуло - невесть кем себя вообразил!  До  седьмых
небес вознёсся, а уж как пал низко да вдарился больно...
   - Мы не в театре, есаул Лыбенко, - на  всякий  случай  напомнил  я,  хотя
видеть этого обормота рад был несказанно.
   - Ваша воля, казнить или миловать, - покорно согласился он. - Хотите,  на
плаху отправьте, на каторгу забайкальскую,  на  галеры  турецкие!  А  только
знайте: не с пустыми руками Митька беспутный, лапоть деревенский,  к  вам  в
горницу пробирался... Не красным словцом, а делом знатным,  не  прощения,  а
искупления заради, не...
   - Митя, я устал и спать хочу.
   - Не время милиции спать! - голосом, объявляющим начало Третьей  мировой,
оповестил наш трагик. - Ибо не дремлют враги отечественные, и далеко их руки
в России загреблись...
   - Это ты тоже у дьяка Филимона выучил?
   - Никак нет, сам дозрел. Но красивственно ведь? - Видя по  моему  кислому
лицу, что не проняло, Митька тактично  захлопнул  пасть  и  на