ждаю,
просто хочу понять, почему вы сбежали с такой хлебной должности?
   Шмулинсон перевернулся с живота  на  спину,  стыдливо  прикрыв  причинное
место сизой мочалкой. Поля его традиционной чёрной шляпы набрякли и обвисли,
но снимать её он отказывался категорически...
   - Мама, мама, где ты? Почему ты  меня  оставила?  Вот  ви  ведь  всё  ещё
молодой человек, а каким проницательным взглядом подсмотрели  у  внутри  всю
суть моих страданий?! Поверьте, я умею быть благодарным... Когда ви, не  дай
вам бог, помрёте и  безутешные  друзья  придут  ко  мне  заказывать  гроб  -
напомните, шо я обещал вам скидку! Не отказывайтесь! Живите сто лет,  шоб  я
состарился раньше, но не отказывайтесь! Пусть им всем будет дико завидно...
   - Спасибо, очень надеюсь, что не скоро воспользуюсь...  Так  что  там  за
проблемы с судейством?
   - Проблемы?! Проблем нет!  -  воодушевлённо  улыбнулся  Абрам  Моисеевич,
скривив такую мину, словно обнаружил в супе мышку с кирпичом на шее. - Да, я
сбежал, шобы не судить матч ткачей и кузнецов, а кто на моём месте  поступил
бы иначе?! Ви представляете, обе команды прислали ко мне своих парламентёров
и безоглядно предупредили, ШО в случае проигрыша утопят меня в проруби!
   - А я глубоко верил, шо в хоккей играют культурные люди...  Они  сказали,
шо утопить меня после поражения - это их как-то утешит, а кормить  в  случае
победы - нецелесообразно экономически!  И  кто  после  этого  еврей,  я  вас
спрашиваю?!
   Честно говоря, нечто подобное я и предполагал. Сам факт подкупа судейства
в спортивном мире отнюдь не был новшеством, и  Шмулинсона,  конечно,  стоило
взять под защиту.  Гораздо  больше  меня  заинтересовал  тот  факт,  что  со
вчерашнего Дня ростовщик прятался у нас во дворе, скрываясь в ларе с  углем,
а ведь ворота отделения  вроде  бы  охраняются  сменными  стрельцами.  Абрам
Моисеевич снисходительно пояснил, "шо за спасение собственного  здоровья  он
куда угодно пролезет, не то шо между двух заспанных стрельцов, вдоль забора,
притворяясь ветошью"... Я кивнул и отметил для себя сразу после бани вызвать
капитанов ткачей и кузнецов для профилактического разговора.  Митька  дважды
подкатывался с предложением пообогреть нас веничком, но я не разрешал.  Опыт
выбивания грязи посредством гибких берёзовых прутьев  с  листиками  удавался
нашему молодцу как никому - не многие после  этого  могли  выйти  из  парной
своими ногами.
   - А, гражданин участковый, ви не напомните, где я могу получить  денежную
компенсацию  за  причинённые  неудобства?  -  вывел  меня  из   задумчивости
стыдливый голос нашего судьи. Видя моё недоумение, он подробно разложил  всё
по полочкам:
   - Я сидел на холодном угле, замёрз до неприличных ассоциаций и  отморозил
буквально всё! А ви думали, с чего я закрываюсь мочалкой? Не оставляйте  мою
Сару без единственного утешения! Шоб вам так никогда не сидеть на  холодном,
хотя откуда в ваши годы иметь представление о простате...
   - Что  ж,  в  этом  смысле  мы  постараемся  вам  помочь,  -  поднимаясь,
согласился я. - Митя! Мне пора, а ты выбери веник побольше и займись Абрамом
Моисеевичем. Он действительно  может  подорвать  здоровье,  а  назавтра  нам
необходим бодрый и свежий судья! Справишься?
   - Рад стараться, Никита Иванович!
   - И шо это ви имеете в виду, господа милиционеры?
   Дверь в предбанник закрывалась плотно, и я почти не слышал, чего  он  еще
кричал. А в банном деле нашему Митьке равных нет, это  вне  сомнений.  Хотя,
конечно...  у  парня  тяжёлая  рука,  и  в  следующий  раз  Шмулинсон  будет
"морозиться" осмотрительнее...
   - Что ж он  с  ним  делает-то,  прости  господи?!  -  шёпотом  спрашивали
стрельцы, пока я, весь в чистом, в тулупчике на плечах  взбегал  на  крыльцо
терема.
   - Парит!
   Со стороны баньки  доносились  длинные,  вдохновенные  вопли  с  красивым
чередованием октав и разнообразием полутонов.
   - Свят, свят, свят...  -  улыбаясь  в  усы,  крестились  бородачи.  А  за
накрытым столом меня уже дожидались незваные, но приятные гости: запорожский
полковник  Левко  Степанович  Чорный  и  немецкий  посол   Кнут   Гамсунович
Шпицрутенберг.
   - Моё почтение, герр Ивашов.
   - Здоровеньки булы, пане-добродию участковий! А шо цэ там у тебя за визги
на дворе? Мабуть, свинью недорезанную кипятком шпарят?...
   - Да так... - чуть замялся я. - Просто  наш  младший  сотрудник  помогает
гражданину   Шмулинсону   на    предмет    восстановления    его    интимной
трудоспособности.
   - Зер гут!
   - Дуже гарно!
   С нехорошими антисемитскими улыбками ариец и хохол по очереди пожали  мне
руку.
   Я ещё подумал, что они как-то не так меня поняли... Но сегодня только эти
люди  могли  оказать  Мне  необходимую  помощь,  поэтому   пришлось   честно
раскрывать карты. Оба слушателя не перебили ни разу; Левко  Степанович  лишь
крутил вислые усы, а  Кнут  Гамсунович,  с  разрешения  Яги,  дымил  длинной
трубочкой...
   - Таким образом, у меня к вам две  просьбы.  -  Я  напрямую  обратился  к
полковнику Чорному. - Первое.  Работник  отделения,  Дмитрий  Лобов,  должен
внедриться в запорожскую делегацию и взять всё расследование на себя.  Очень
прошу поддержать парня, оказывая ему всяческое содействие.
   - Добре... - помолчав минутку, решил пан атаман.
   - А вас, гражданин посол, я попрошу внимательно ознакомиться вот с  этими
странными  письмами,  а  также,  по  возможности,  дать  мне   исчерпывающую
характеристику вашего австрийского соседа, некого Алекса Борра.
   - Яволь... - так же неторопливо согласился Кнут  Гамсунович,  пуская  дым
голубоватыми дрожащими колечками. - Но не уверен, что могу вас  хоть  чем-то
порадовать. Кажется, есть  такая  русская  поговорка:  "Не  тронь,  пока  не
пахнет..." Дас ист?!

***

   Я  так  понял,   что   формулировка   "непрофессионал"   для   дипломата,
занимающегося  шантажом,  подкупом,  интригами,   воровством,   клеветой   и
подлогом, - очень мягкая и почти ничего не  говорит  об  истинном  характере
этого милейшего человека. Готов допустить,  что  Кнут  Гамсунович  несколько
сгустил краски,  живописуя  конкурента,  но,  с  другой  стороны,  господина
Шпицрутенберга  мы  давно  знаем  и  верить  ему  можно.  Правда,   разумных
объяснений причин столь пристального интереса  хитрого  австрийца  к  работе
нашего отделения пока  не  нашлось.  Сошлись  на  том,  что  стоит  проявить
разумную осторожность и особо "военных секретов" Митьке не доверять.
   Кстати, я его тут же и сдал... Ну, в  смысле,  вызвал  к  себе,  поставил
перед ним боевую задачу и передал с рук на  руки  полковнику  Чорному.  Митя
даже всплакнуть попытался, якобы мы от него избавиться хотим и гоним  сироту
на  тихий  Дон,  на  буйный  Терек,  злых  чеченцев  его  безвинной   кровью
потчевать...  Успокоился,  только  когда  я  ему  сделал   чёткое   внушение
относительно  важности   возложенной   задачи   и   возможности   проведения
самостоятельного расследования. Наш лопух выгнул грудь до треска в рёбрах, а
пан атаман ещё  и  пообещал  подарить  молодцу  настоящую  казацкую  люльку.
Вообще-то зря он так... Последствия,  естественно,  легли  на  наши  с  Ягой
головы, а пока гости разошлись.
   Шмулинсона под  охраной  вернули  жене.  Фома  согласился  сам  навестить
ретивых капитанов из ткацкого и кузнецкого кварталов, но  это  на  вечер.  А
сейчас время  было  послеобеденное,  и  мне  с  бабулей  следовало  обсудить
завтрашний день...
   - А хорошо, Никитушка, что хоть не убили ни-, кого, пока...
   - Меня это тоже греет, хотя  в  целом  сценарий  не  особо  радует.  -  Я
меланхолично общипывал край уполовиненной ватрушки. Есть не хотелось, но Яга
так готовит, что всё равно не удержишься.
   - Как это?
   - Что?
   - Ну, ты вот говоришь, будто не радует он тебя.
   - Кто?!
   -  Да  сценарий  твой,  прости,  господи,  слова  мои  грешные!  -  мелко
перекрестилась бабка.
   - Ах вот вы о чём... - Я мужественно, суровым волевым  усилием  отодвинул
тарелку с ватрушкой подальше.  Подумав,  ещё  и  сам  отодвинулся  вместе  с
табуреткой, на всякий случай. - Сейчас объясню. Мне не нравится, что  у  нас
одновременно горят сразу три уголовных  дела.  Две  явные  кражи  плюс  одна
неудавшаяся попытка убийства. Проблема в том, что подозреваемых на этот  раз
так много, что мы рискуем просто завязнуть  в  арестах,  приводах,  обысках,
допросах и отчётах аж до самого лета!
   - Не пойму я тебя, сокола... - Яга села в уголок, взявшись за корзинку  с
вязаньем. - Как же энто подозреваемых много? Где ж они все?!
   - Объясняю подробнее. Начнём  с  кражи  царского  кубка.  Кому  она  была
выгодна? Любой команде, не вошедшей в  финал,  а  значит,  практически  всем
хоккеистам, за исключением наших стрельцов. Так?
   - Истинно, - важно согласилась бабка. Я продолжил:
   - Теперь о краже  гетманской  булавы.  Подозревать  самих  запорожцев  не
хочется, но надо. Для настоящего казака всё,  что  лежит  без  присмотра,  -
военная добыча! Это у себя, на Сечи, они к воровству суровы, а у  нас  тырят
без зазрения совести. Москальское - значит ничьё! Но даже если все они чисты
как дети, то Гостиный двор,  где  их  разместили,  в  криминальном  плане  -
сплошные слёзы! Я давно уговаривал Гороха проводить там планомерные  чистки,
а он всё о дипломатическом иммунитете печётся...
   - Не был ведь он таким, Никитушка, - поддакнула  Яга.  -  Совсем  недавно
ведь, тока намекни государю, сам милицейский произвол чинить побежит! Да как
начнёт!.. Тока пух и перья  во  все  стороны!  Пообтесался,  поди,  культуры
европейской нахватался, вот и развёл всякое жульё иноземное Нашему отделению
на шею...
   - Это из-за женитьбы, - с пониманием отметил я. - Когда  в  тереме  такое
количество   зарубежных   гостей,   волей-неволей   приходится    сдерживать
диктаторские порывы, но речь не об этом... Берём третью позицию  -  польскую
принцессу, отравленную яблоком. Это кому было выгодно?
   - Да кому хошь... Вон хоть в любую из оставшихся невест  пальцем  ткни  -
сразу в подозреваемую и попадёшь! - резюмировала бабка. Всё  верно,  в  этих
случаях она ловит на лету, значит, мыслит параллельно.
   - Всё так, я бы ещё добавил  послов,  дипломатов,  курьеров,  охранников,
прислугу, кучеров и просто сочувствующих. Причём сочувствующие в основном из
нашего боярства...
   - Да-а, дела...  А  ить  нашим-то  небось  совсем  поперёк  горла,  ежели
государь-то на иноземке женится. Боярский гонор такого позору не снесёт!
   - Почему я и говорю - слишком много подозреваемых...
   - А ежели их... всех сразу  и...  -  Яга  демонстративно  пристукнула  по
недовязанному носку сухоньким кулачком  и  в  ответ  на  мой  унылый  взгляд
вынужденно покаялась:
   - Ладно, это я так, сама понимаю, что такого дела одними  арестами  никак
не исправишь. Поворожила бы я тебе, дык ведь  и  улики  ни  одной  нет,  как
назло... Ну прям хоть лучше б убили кого!
   - Мыслите позитивно!
   - Ох,  слыхала  уже...  а  только  с  убийствами  у  нас  завсегда  лучше
получалось!
   - И что?! Самим кого-нибудь пристукнуть?
   Как видите, разговор был ленивый, пустопорожний и ни о  чём.  Со  второго
этажа по щербатым ступенькам сонно стёк кот Василий. Пристроился рядышком со
мной, привалившись спиной к табурету, тупо лупам зелёными глазами. Я опустил
руку почесать его за ухом. Кот сначала не понял и  разомлел,  потом  вовремя
спохватился,  что  колдовским  котам  такие  фамильярности  не  к  лицу,   и
царственно отстранился. Повспоминал о чём-то, слегка стукнул себя  лапой  по
лбу и выудил из-под мышки смятое письмо. Или, правильнее сказать, скрученную
грамотку от... дьяка Филимона Груздева! Он у нас в  Лукошкине  наиглавнейший
борец за справедливость, отсюда и дня не пройдёт без нового  доноса.  Однако
на этот раз я держал в руках очередную жалобу.
   - Бабуля, хотите послушать, что нам гражданин  Сруздев  слёзно  советует?
Пардон, просит! А еще вернее - умоляет...
   - Обычно грозит, -  тихо  вздохнула  бабка,  -  геенной  огненной,  судом
Страшным али просто дыбой да острогами сибирскими. Ну дак читай, что ль...
   - "Бью челом тебе, сыскной воевода! Уж прости меня, грешного, ежели когда
чем тебя ругал... Хоть слова энти неприличные твоя же бабка мне  на  язык  и
наложила. А тока не могу я боле молчать и вопиять,  аки  глас  умирающего  в
пустыне,  буду,  не  услышишь  покуда!  Нет  моченьки  моей  в  хоккей  твой
богопротивный играть... Бьют  же  меня!  Слышь,  ты,  участковый?!  Тебе  по
должности людей охранять положено, а меня при всём  честном  народе  гнутыми
палками поперёк хребта охаживают, так что только хрящики пищат! Отец Кондрат
как белены объелся, ни о чём, окромя победы энтой  окаянной,  и  слушать  не
хочет. Ночей не спит,  всё  попадье  своей  про  кубок  чемпионский  вещает,
измаялась баба... А обо мне, сироте, ни у кого и горя нет?! Смилуйся, Никита
Иванович! Всё тебе прощу, зла помнить не стану, помолюсь даже, а ежели  что,
дык и информацией какой ни есть завсегда поделиться готов! А знаю я  ох  как
много... Вона боярин Крынкин,  к  примеру,  давеча  девку  сенную,  царскую,
тайком комом снежным  за  шиворот  опозорил.  Визгу-то  было!  Чем  не  дело
уголовное?! Али еще вон..."
   Я отложил письмо, встал и, победно глянув на Ягу, сунул коту в лапы кусок
ватрушки. Яга, опустив глаза, взяла со стола миску с вожделенной сметаной  и
честно поставила на пол перед героем дня.
   - Итак, "Святые отцы"?!
   - Пиши повестку, Никитушка...

***

   В конце концов это была первая,  робкая  ниточка.  На  самом  деле  я  не
очень-то верил в то, что беседа с отцом  Кондратом  принесёт  хоть  какие-то
плоды. Этот небезызвестный святой отец двухметрового роста,  весом  под  сто
пятьдесят кило уже дважды бывал у  нас  в  гостях.  Увлекающаяся,  страстная
натура, нечисть его боялась как огня. Таким людям суждены великие дела, и со
временем отец  Кондрат  непременно  станет  патриархом  всея  Руси...  если,
конечно, в самый неподходящий момент не залетит на пятнадцать суток.  Однако
вызывать  местное  духовенство  в  отделение  казалось  всё  же  не   совсем
правильным с точки зрения  этики  и  уважения  чувств  верующих,  поэтому  я
предпочёл прогуляться сам. Погодка солнечная, морозец лёгкий, почему бы и не
пройтись по снежку до храма Ивана Воина? Яга в принципе не возражала...
   Я козырнул ребятам у ворот и вышел на  улицу.  Охранные  стрельцы  стояли
навытяжку, и только рядовой Заикин  полез  было  с  пожеланиями  "д-доб-рого
пу-ути!", но его быстренько  затёрли  боевые  товарищи.  На  секундочку  мне
показалось, будто Сил щёки парней так и распирает от невысказанной тайны, но
это, наверное, не важно... Какие уж там тайны у наших же стрельцов?
   Идти было не очень далеко, два квартала до базара, там  -  налево,  а  за
поворотом до златоглавого храма уже  рукой  подать.  Мне  там  нравилось.  В
отличие от новгородских или киевских соборов даже самая махонькая церковка в
Лукошкине была расписана как пасхальное яичко! Храм заступника всех служивых
людей, святого мученика Ивана Воина, радовал глаз стройностью архитектуры  и
яркостью  внешней  росписи.   Над   его   крышей   трудился   небезызвестный
богомаз-авангардист Савва Новичков. В своё время мы  удачно  пристроили  его
маляром, и парень, конечно, расстарался. Полюбоваться на новую крышу в стиле
русского кубизма приезжали со всех концов  страны  и  даже  из  сопредельных
государств. А картинку с купающимся ангелочком он мне всё-таки подарил...
   Вот так, с тёплыми воспоминаниями и чистыми помыслами, я шёл себе в гости
к отцу Кондрату. Встречные граждане, продавцы и зазывалы  на  базаре  как-то
очень  уж  заботливо  косились  в  мою  сторону,  а  я...   Честное   слово,
первоначально я не "разу уловил, что, собственно, происходит.
   - Э-э... доброго здоровьичка, батюшка сыскной воевода! Дай бог  вам  всех
злодеев собственноручно заломят, а уж мы не без понятия... Молчим-с!
   Молодой парень, явно из  конюхов,  многозначительно  подмигнул,  приложил
палец к губам и сделал  нарочито  равнодушную  физиономию.  Я  автоматически
козырнул. Похоже, это послужило сигналом для остальных:
   - Ничё, ничё, Никита Иванович! Оно ужо,  ужо...  друг  сердешный!  Мы-то,
чай, не энтим шиты-деланы, ага... Тс-с-с!!!
   - Знамо дело, мужики, в таком разрезе без секретности полной -  всё  одно
што лопатой блох бить! Тс-с-с!!!
   - Дык, гражданин участковый, мы-то покумекали тута... Таперича хто шо без
твовова слову тока брякни - могила... Тс-с-с!!!
   - Мама, мама, мама!... А можно я  дяденьке-милиционеру  тоже  скажу,  что
ничего не скажу про то, что сказать нельзя, потому что ежели скажешь,  то...
Тс-с-с!!!
   С базара я буквально вылетел... Нет, если бы бежал,  так  они  бы  следом
увязались "подмогнуть органам".  Для  нашего  народа,  если  милиция  бежит,
значит - кого-то ловит! В сущности, всё логично, обычно так и есть, но не  в
сегодняшнем случае. Создавалось  нехорошее  подозрение,  словно  весь  город
знает о какой-то тайне, а мне не  говорит.  И  самое  худшее,  что  все  они
наверняка считают, что уж я - то  точно  в  курсе...  Последней  каплей  был
знаменитый  юродивый  Гришенька,  сидящий  в  сугробе,   а   потому   одетый
по-зимнему: в ту же знаменательную драную рубаху, косой платочек на  голове,
удвоенные вериги и... новёхонькие шерстяные носки с узорчиками.
   - Не оставь милостью своей, Господь-батюшка, помоги милиции! Ох и  трудна
жизнь у Никиты-сыскаря... За весь честной  люд  костьми  ложится,  кровушкой
кашляет, головушкой мается, а тайны следственные пуще глаза хранит!  Все  ли
слышали, православные? Всё ли поняли? Все ли помните?! Тс-с-с...
   Я молча купил ему  пирог  с  визигой  и  сунул  прямо  в  руки,  юродивый
счастливо отвлёкся. Вот так вот, и этот туда же... А кстати, закалка у парня
- любой индийский йог обзавидуется! Весь год босиком, в одной рубахе, и хоть
бы хны, даже насморка не бывает. Видимо, это и есть сила веры...
   С такими мыслями я вошёл  в  ухоженный  дворик  храма  Ивана  Воина.  Всю
базарную суету из головы выбросил, поймал первую  же  встречную  бабульку  в
чёрном, уточнив, у себя ли  отец  Кондрат.  Оказалось,  что  да.  Как,  куда
пройти, мне тоже было известно.
   Отдыхающий священнослужитель сидел у себя в каптёрочке, разговляясь  чаем
с бубликами.
   - День добрый!
   - Изыди, сатана!
   Не пугайтесь, это такое дежурное приветствие. Всё-таки он  дважды  у  нас
сидел...
   - А я к вам по  делу,  Кондрат  Львович.  Побеседовать,  так  сказать,  в
непринуждённой обстановке...
   - Арестовывать будешь, Геерон сладкоречивый, али как?!
   - Али как... - решил согласиться я.  -  Сегодня  у  нас  профилактический
день.
   - Чаю? А может, покрепче чего? - густым басом осведомился святой отец.  -
Так имей в виду, не дам!  Ибо  во  храме  Божием  кагор  стаканами  пить  не
дозволяю!
   - Хорошо, тогда чай.
   По   мановению   мизинчика   настоятеля   две    шустрые    старушки    с
зашуганно-благообразными личиками быстренько поставили передо мной  глиняную
кружку с отбитой ручкой и пару сушек на блюдечке. Ложку мёда в чай я положил
сам, внаглую, невзирая на гневный писк пенсионерок. Пили молча, стараясь  не
смотреть глаза в глаза, поэтому один раз даже  едва  не  взяли  одновременно
одинокий бублик со стола. Бабки гневно перекрестились,  а  мы  величественно
уступили друг другу. Короче, несчастный бублик так и остался несъеденным...
   - Ну и как православная жизнь в храме в целом? - издалека,  с  подтекстом
начал я.
   - Господь милостив, - не менее дипломатично ответствовал отец Кондрат.  -
Люди в церковь за утешением да за советом добрым ходят. О  душе  бессмертной
пекутся, не то что некоторые тут...
   - Именно!
   - Чего именно?!
   - Именно о душе бессмертной я и хотел с вами поговорить, - определился я,
подбрасывая в общем-то вполне безобидные вопросики. - А не напомните ли  мне
как неспециалисту: воровство точно относится к семи сме