н нам грозыть?! - аж вытаращил глаза  паренёк,  хватаясь
за саблю. - Ой, у мене ж серденько у пятки впало-о...
   - Не рубай его, пан есаул! - расхохотались казаки. - Вин же москаль,  вин
дурный, чоловичьих слов нэ розумие...
   Я почувствовал, как в мою ладонь тычется  что-то  жёсткое  и  холодное  -
бледный Митяй совал мне царскую саблю.
   - А ну брысь отсюда!
   - Не гоните заради Христа! Я вон и оглобельку для  себя  захватил...  Ужо
попомнят пепелище наше милицейское!
   - Что ты несёшь, Митя?!
   - А ну вилазь, пан участковый! - продолжал надрываться молодой  есаул.  -
Не то зараз ворота знесём та вас, Панове, нагайками до атамана погоним!
   Я так и не понял, шутит этот парень или говорит всерьёз. Просто не  успел
понять, потому что с двух прилегающих улочек показались  возбуждённые  толпы
народа. К нашему  отделению  шествовал  весь  кузнецкий  квартал  и  ткацкая
слобода. Ругань и крики висели в морозном воздухе  не  замерзая.  Уперевшись
рогом в самонадеянных запорожцев, лукошкинцы на минутку замерли...
   - Православные, милицию бьют! Ну поможите кто чем может...
   Кажется, это прокричал Митька. Всё... уволю... поздно...

***

   Согласитесь, на тот момент у меня были очень  веские  основания  для  его
увольнения из штата. Я  часто  его  увольнял...  То  есть  это  случалось  и
раньше... В горячке, в  спешке,  по  делу,  просто  так,  может  быть,  даже
несправедливо... Но! За сегодняшний поступок его стоило просто  расстрелять.
Только так, и непременно без суда и следствия! Донимаю, что слышать такое из
уст участкового несколько странно, но  другие  мысли  тогда  мою  голову  не
занимали.
   Двадцать  с  чем-то  казачков  развернули  лошадей,  Отработанно  занимая
круговую оборону.  С  двух  сторон  их  теснили  насупившиеся  лукошкинцы  с
тяжёлыми клюшками в руках, а путь  к  отступлению  перекрывал  забор  нашего
отделения. Где пропадал Еремеев - ума не приложу! Я сам ни за что  не  сумел
бы навести порядок, это только в сказочках  драчуны  разбегаются  от  одного
осуждающего взгляда дяденьки милиционера... Но,  чёрт  побери,  что  же  там
могло довести горожан до  такой  точки  кипения?  Ведь  если  вдуматься,  то
соперники и одного тайма сыграть не успели...
   - Дозвольте мне, Никита Иванович? - Я  не  сразу  сообразил,  какая  сила
снимает меня с ворот и вежливо сажает в сугроб.  -  Уж  я  -  то  обстановку
криминальную за версту чую... Не след нам тут смертоубийство допускать,  так
ведь? Ну дак я сейчас с ними со всеми душевненько побеседую...  Они  у  меня
враз к консенсусу придут! Прибегут аж!
   Ничего  не  могу  сказать  в  своё  оправдание  -  я  молча  сидел,   как
загипнотизированный кролик, глядя на Митьку,  занимающего  моё  место.  Быть
может,  даже  на  мгновение  загордился  его  могучей  фигурой  в  форменном
милицейском тулупчике нараспашку...
   - Граждане-господа-товарищи, чтоб вас! Пока царь Горох  горькую  пьёт  от
женитьбы неминуемой... Пока Бабуленька Ягуленька сны французские про красные
мельницы  откушивает...  Пока  Никита  Иванович  в  сугробе  сидит,  судьбой
нелёгкой поперёк фуражки пришибленный... Я - вам отец родной!
   На минуточку действительно  все  заткнулись.  Митька,  толкающий  речь  в
отделении, у нас уже в загривке сидит, а вот с моноспектаклями  на  большую,
всенародную аудиторию он выходит редко...
   - О казаках запорожских отдельный  разговор  будет.  Они  люди  из  степи
приезжие, законов не  знают,  умываются  через  раз,  культурному  поведению
отродясь не обучены... А остальные присутствующие  почему  нарушают?!  Улицу
перегородили, дубъё приволокли, нешто бить кого собрались? Не-хорошо-о...
   Народ потупился. Люди в Лукошкине отходчивые, даже казаки, прислушиваясь,
сунули сабли в ножны. Я облегчённо выдохнул, как оказалось, рано...
   - Нехорошо, без санкции-то... А вот с санкцией - самое милое дело! Щас  я
вам её быстренько спроворю, и  покажем  гостям  запорожским,  как  со  Своим
уставом по чужим монастырям шастать! Никита Иванович, так я нашим  дозволяю,
да? Санкция получе...
   - А-а-а-а! - взвыл я, прыгая вертикально метра на полтора вверх. Не  вру,
ей-богу! Вцепившись обеими руками в воротник  Митькиного  тулупа,  я  сделал
попытку подтянуться и насмерть загрызть  провокатора,  но  не  успел...  Наш
младший сотрудник потерял равновесие и  вместе  со  мной  рухнул  в  тот  Же
злополучный  сугроб.  По  счастью,  я  сверху...  Будь  внизу  -  там  бы  и
задохнулся. Несколько минут  промедления  спасли  всех:  откуда-то  набежали
наконец еремеевские стрельцы, и  сам  Фома  Силыч  лично  отгородил  ретивых
лукошкинцев от буйных казаков. Каковые, кстати, тоже  поняли,  что  нахрапом
здесь не возьмёшь, но старались по мере возможности "сохранить лицо".  Когда
я выбрался-таки за ворота, никто  уже  никому  не  угрожал.  С  кузнецами  и
ткачами разобрались быстро. Оказывается, матч меж двумя командами вообще  не
состоялся  по  причине  необоснованной  неявки  главного  судьи,  гражданина
Шмулинсона. Абрам Моисеевич загадочным образом исчез. Ни дома,  ни  в  лавке
его не было, и  наиболее  горячие  головы  тут  же  обвинили  в  этом  своих
соперников. За разъяснениями пошли в отделение - в  вопросах  хоккея  я  для
горожан  последняя  инстанция...  Пообещал  разобраться,   люди   постепенно
разошлись по домам.
   За это время к казакам подъехал всадник на длинногривой рыжей  кобыле.  Я
сразу узнал того самого человека, что был во  главе  запорожской  делегации.
Пан атаман  Чорный  выслушал  молоденького  есаула,  при  всех  отвесил  ему
подзатыльник и быстренько отправил всю ораву обратно на Гостиный  двор.  Сам
спрыгнул с  седла,  передал  поводья  кому-то  из  стрельцов  и  вразвалочку
направился ко мне:
   - Здоровеньки булы, пане-добродию участковий. Погуторить треба, та тилькы
нэ при всих...
   - Прошу  в  терем,  -  вежливо  козырнул  я,  старательно  игнорируя  его
насмешливый взгляд. Ой, ну  можно  подумать,  я  сам  не  знаю,  как  сейчас
выгляжу... Весь в снегу, в фуражке набекрень, с планшеткой на спине, с носом
красным от мороза!
   Казак расправил усы и пошёл в дом. Я повернулся к Еремееву:
   - Фома, будь другом, отправь десяток ребят на розыск Шмулинсона,  второго
такого судьи нам не найти.
   - Дык разрешите посодействовать? У меня ж в деле  ловли  Абрама  Моисеича
передовой опыт есть, - радостно раздалось у меня за спиной.  Я  оборачивался
медленно... Митя поднял  руки  вверх,  проследил  за  моим  взглядом,  нашёл
деревянную лопату у забора и опрометью  бросился  убирать  снег  с  площади.
Ближайшие два часа ему лучше не попадаться мне на глаза. А ведь тогда я  ещё
ничего не знал о его "добрых советах" царским невестам...
   Пока пан атаман чинно крестился на иконы, меня  в  сенях  двое  стрельцов
бодренько обтерхали вениками. Бабка, судя по всему,  беспробудно  спала,  её
место в углу занял  верный  кот  Василий.  Уходить  он  явно  не  собирался,
наверняка намереваясь доложить Яге все результаты наблюдения. Дай ему  волю,
он бы и платок  на  голову  нацепил,  и  спицы  В  лапы  взял,  лишь  бы  не
прогнали... Да ради бога, пусть хоть стенографирует, мне-то что?!
   - Присаживайтесь, я весь внимание.
   - Гарная хатка... - неторопливо начал запорожец, усаживаясь на скамью.  -
Одын жывэшь чи как?
   - Квартирую.
   - Ага... - отвлечённо покивал  он.  Создавалось  впечатление,  что  мысли
атамана витают где-то далеко, в отделение он  зашёл,  как  случайный  турист
музей противопожарной  безопасности,  и  дела  ему  до  меня  ровным  счётом
никакого...
   - Тут люди кажут, будто  бы  хозяйка  твоя,  не  во  гнев  будь  сказано,
приходится слегка сродни чёрту?
   - Гоголь, кузнец Вакула, "Ночь  перед  Рождеством"!  -  после  секундного
размышления угадал я. Казак непонимающе покосился, но  смолчал,  мало  ли...
Где-то в глубине души моя неспокойная совесть напомнила, что уж этого-то  он
точно не мог читать...
   -  Давайте  знакомиться.  Ивашов  Никита  Иванович,  начальник   местного
отделения милиции... С кем имею честь беседовать?
   - Левко  Степанович  Чорный.  Полковник  славного  запорожского  вииська,
прыихав до  вашего  государя  с  грамотой  та  дорогим  подарком  от  нашего
ясновельможного пана гетьмана Бандурки.
   Мы обменялись торжественным рукопожатием. Я предложил поставить  самовар,
пан атаман скорчил брезгливую физиономию и  выудил  откуда-то  из-за  пазухи
круглую кожаную флягу. Я пошарил по полкам, достал хлеб,  миску  с  солёными
грибами и одну гранёную стопку:
   - На службе не пью.
   - Добре,  -  не  стал  уговаривать  Чорный,  без  стеснения  налил  себе,
опрокинул и на мгновение прикрыл глаза, задержав  дыхание.  -  Ох  и  гарную
горилку з перцем гонят у нас на батьковщине... Грузди-то сам собирав?
   - Стрельцов посылал, в полном составе, - подчёркнуто вежливо просветил я.
- Итак, с чем пришли, гражданин полковник?
   Вместо ответа он опять запустил руку  за  пазуху,  в  необъятные  глубины
своего парадного одеяния, выложив на стол небольшой, обитый красным бархатом
ящик:
   - Ось, бае, пане-добродию участковий, цэ и е наш подарунок  царю-государю
от батьки гетьмана!
   Я придвинул  ящик  к  себе.  По  размеру  в  нём  должен  бы  поместиться
пионерский горн. Атаман молчал, уставясь задумчивым взглядом куда-то  сквозь
меня. Я осторожно откинул крышку...
   Внутри ничего не было.
   - Ну и?
   - От и я кажу - ничего нема...
   - А что было?
   - Булава гетманская, - чересчур равнодушно ответствовал Левко Степанович,
неторопливо наливая себе по второму разу. -  Уся  из  червонного  золота,  с
каменьями самоцветными, од турецкого султана у прошлому роди з бою взятая.
   - И где же она?
   - Так от о том я тебе спросить и хочу! На Запорожье - була,  в  походе  -
була, в курене царском - теж була, а тилькы короб открыл - нема её!  Який-то
дьяк в дверях ховався, я его за шкирку да об стену - он и сболтнув, шо-де  у
вас, у москалей, ты на любого вора - наиперший ловец. Не сбрехнул, а?
   - М-м, ну... вообще-то действительно, кражи  -  это  по  нашей  части,  -
вынужденно согласился я. Чёрт побери! У меня  тут  кубок  пропал,  финал  на
носу, как же не вовремя всё...

***

   Честно говоря, особо полезной информации я от запорожского полковника  не
получил. Не то чтобы ему было  что  скрывать,  просто  зацепки  ни  одной...
Возможно, там и вообще кражи не было - перепутали, переложили,  перепрятали,
да всё, что угодно! Обстоятельства  исчезновения  этой  самой  булавы  тоже,
знаете ли, весьма подозрительные. Она вроде бы бесследно растворилась в  том
самом красном ящичке. Казаков поселили в  отдельном  крыле,  сундук  атамана
находился под постоянным наблюдением. Посторонние люди к запорожцам вроде бы
не заходили, участие своих полковник  отметал  начисто!  Как  видите...  Да,
собственно, здесь и видеть-то пока нечего. Разве что и это дело  мы  обязаны
провести в атмосфере строжайшей секретности, ибо гетман Бандурка имеет  свои
цели от дипломатической  миссии  Черного.  С  одной  стороны,  факт  подарка
запорожских казаков нашему государю свидетельствует о  лишнем  подтверждении
надёжной охраны границ и создании боеспособной буферной зоны, принимающей на
себя периодические удары беспокойных южных соседей. С другой  позиции,  если
наш Горох эту булаву с  благодарностью  примет,  то  полковник  получит  для
Запорожья весьма солидную политическую и материальную поддержку. Речь идёт о
взаимовыгодном долгосрочном проекте: гуманитарной помощи, поставке оружия  и
формировании новых казачьих станиц по всем рубежам. Если булава не найдётся,
пан атаман пустит себе пулю в висок, вернуться с пустыми руками к гетману он
уже не сможет... Чорный сказал об этом легко и буднично, так, словно  смерть
не была для него трагедией. Опозоренное имя, невыполненный долг - повод  для
насмешек,  несмываемое  пятно   на   безукоризненной   репутации   воина   и
дипломата... К стыду моему, мне  казалось  непрактичным  воспринимать  такие
вещи всерьёз, но у казаков свои законы чести.
   ... Вот так или почти так я рассуждал  вслух  (как  оказалось,  ещё  и  в
полный голос), неторопливо прикидывая сложившуюся ситуацию  за  чашкой  чая.
Левко Степанович ушёл с полчаса назад, и  Фома  выделил  двух  ребят  ему  в
провожатые. Никаких известий о пропавшем Шмулинсоне пока не поступало. Разве
что кроме доклада о незыблемом  спокойствии  его  супруги.  Видимо,  уж  она
знала, куда  делся  Абрам  Моисеевич,  но  помогать  следствию  отказывалась
категорически... Митька дрых в сенях, он вообще укладывался  спать  часов  в
восемь вечера, но уж и  вставал  -  с  петухами!  Кот  Василий  важно  сидел
напротив меня и слушал, не мигая. Я  так  и  эдак  пытался  склонить  его  к
откровенному разговору, но этот двуличный хитрец нагло  притворялся  обычным
домашним животным. Хотя с Ягой болтает за милую душу! Правда, не знаю как...
То ли он ей  человеческим  языком  все  дела  объясняет,  то  ли  бабка  его
мурлыканье на свой лад расшифровывать навострилась.
   Первая депеша для "герр Лобофф" поступила  в  отделение  где-то  ближе  к
половине одиннадцатого.
   Как утверждали еремеевские стрельцы у ворот, подбежал  человек,  одет  не
по-нашему, сунул бумажку в руки, и бежать. Я с невнятным  удивлением  вскрыл
небольшой  конверт  из  плотной  бумаги,  вытащив  лист  с  одним   коротким
заявлением: "Уважаемый герр Лобофф! Ваше предложение принято.  Алекс  Борр".
Что, зачем, с чего, почему, на кой ляд и  с  какого  бодуна  -  непонятно...
Будить Митьку не стал, отложил разборки до утра.
   Наутро стрельцы  положили  мне  на  стол  шесть  таких  конвертиков!  Что
особенно умиляло - текст везде был примерно одинаков: кто-то там, по  зрелом
размышлении,  принимал  условия  работы   нашего   младшего   сотрудника   и
гарантировал соответствующую оплату.  Я  не  взялся  за  него  сразу  только
потому, что из своей спаленки, кряхтя и держась  обеими  руками  за  голову,
кое-как выползла зелёная бабка. Да, да, не спорьте - зелёная, это именно то!
Я бы даже сказал, бледно-зелёная с хорошим салатовым отливом...
   - Никитушка-а... дай-кось сяду хоть. Ты... тока вопросами меня не  мучай,
ладушки?
   - Не буду, - сочувственно пообещал я. - Особенных проблем пока всё  равно
нет... Может, чайку покрепче?
   - Рассолу, - твёрдо определила  Яга,  -  туда  ещё  валерьяночки  плесни,
пустырничку, ну  и  спирту  муравьиного  на  меду  пол-ложки  сунь...  Перцу
красного, пороха щепоть, соли каменной, угольку тёртого... Да, ой! Головушка
моя болезно-разнесчастная... Кардамону  и  анису  не  забудь,  а  ложкой  не
деревянной мешай, серебряно-ой!
   - Бабуля, я все понимаю, но вы уж помедленнее  как-то...  Я  же  не  юный
химик, такого тут понаворочаю - полтерема снесёт!
   - Не смеши старуху... и так помираю. - Выражение лица у нашей домохозяйки
было такое страдальческое, что  рыцарь  Печального  Образа  удушился  бы  от
зависти. Нет, кроме шуток,  бабка  у  нас  одна,  мы  её  любим,  а  значит,
бережём...
   Я  безропотно  поднял  полную  кружку  снадобья  и,  аккуратно   размешав
ложечкой, поставил перед Ягой. Она дрожащими  руками  попыталась  приподнять
"лекарство", не сумела, вытянула губы, но вовремя принюхалась:
   - Никитушка-а... а дрожжи-то клал?
   - Дрожжи? По-моему, вы не говорили...
   - Говорила, - капризно всхлипнула бабка.
   Я честно метнулся к печке, нашёл  в  каком-то  Замызганном  горшке  сухой
дрожжевой порошок и от всего сердца сыпанул  в  бабулину  кружку...  Грохнул
взрыв! Меня выбросило в сени,  прямо  на  Митьку.  (Я  потому  так  спокойно
рассказываю, что дверь была не заперта и, по-хорошему, мне страшно  повезло:
отделался лишь синяками.) Куда снесло Бабу Ягу -  разглядеть  не  успел.  На
грохот, дрызг,  гром,  дрязг  и  прочие  вынужденные  спецэффекты  сбежались
стрельцы. Бабку нашли приклеенную к печке... Ей-богу, не вру!  Когда  мы  её
отлепили, на печи остался чёткий силуэт  сорванной  побелки.  Однако  первые
слова нашей эксперт-криминалистки окончательно выбили  меня  из  седла  или,
правильнее, добили! С трудом сфокусировав зрение и приведя глаза  к  единому
знаменателю, Яга с чувством сказала:
   - А ить радикулит-то прошёл!
   По-моему, там все повалились  от  хохота,  включая  кота  Василия...  Как
оказалось, я перелил анису, муравьиный спирт не успел до конца  размешаться,
а дрожжей надо было всего щепоточку. Больше меня к  лабораторной  работе  не
подпускали, ну и правильно...
   Пока я набивал рот вчерашними творожниками со сметаной,  Яга  пунктуально
докладывала о произведённом у царя расследовании:
   -  Колдовства  нет.  Кубок  государев  взят  руками   чистыми,   никакими
воровскими искусами не прикрашенными. Вошёл человек в  кабинет  царский,  по
докладу ли, по делу спешному али и вовсе случайно, глядь - на полочке  кубок
золотой стоит, поверх краёв червонцами насыпанный... Он его тут и покрал!
   - Стоп, двери охраняются стрельцами, - едва  прожёвывая,  напомнил  я,  -
случайный посетитель туда уж никак не забредёт. Да и потом,  Горох  хвастал,
что кубок немаленький... Сантиметров пятьдесят в высоту,  объёмом  литра  на
полтора,  добавьте  эмаль  и  художественную  работу,  плюс  тридцать   пять
червонцев царской чеканки - общий вес весьма приличный.
   - Дык ясно как день - в кармане не унесёшь, за голенище  не  сунешь,  вот
разве за пазухой... - раздумчиво  предположила  Яга.  -  А  только  нет  там
колдовства, намёку даже нет. Уж ты поверь, Никитушка, у меня на  такие  дела
нюх намётанный...
   - Свои взяли?
   - Вот про то не ведаю... Запаху там сейчас всякого хватает.  Весь  терем,
от ворот до маковок, иноземным духом пропах. Есть вроде и приличный народ, а
есть и такие, что я сама и на порог бы не пустила! Того гляди, стырят  чего,
прости господи...
   - Мда, я -  то,  честно  говоря,  надеялся,  что  вы  раздобыли  какую-то
особенно ценную информацию.
   - Раздобыла, милок,  как  не  раздобыть,  -  хитро  прищурилась  бабка  и
поманила пальцем:
   - Проведала я через допрос перекрёстный царя, стрельцов охранных да  двух
девок горничных, кто в комнатку государеву вчерась до покражи хаживал!
   - О! Вот это уже совсем другое дело, - повеселел дотягиваясь  до  лежащей
на скамье планшетки, - диктуйте, бабушка, конспектирую...
   - Ну так, чтоб не перепутать тока... ага... значится, знакомец наш,  дьяк
Филимон Груздев!
   - Тьфу, зараза... ни одно дело  у  нас  без  него  не  обходится.  Ладно,
проходит как свидетель... Кто ещё?
   - А... не помню.
   - Первоначально я решил, что она шутит.
   - Ну, энтот был... как его... Опять же посол... чей-то, бояре  были,  вот
тока которые... А, вспомнила! Девки говорили, ктой-то шустрый там тёрся  всё
время. Тока кто... не знают они, мельком видели, вот...
   Я молча захлопнул блокнот и сунул карандаш в планшетку. Бабка,  насупясь,
поджал а губки... Время шло.
   - Никитушка?
   - Угу.
   - Вот те крест, не буду больше с царём шампанею ихнюю  распивать!  Сперва
приятно  вроде,  а  наутро  голова   боли-и-т...   И   склероз   вроде   как
обостряется...
   - Да уж, дальше некуда.
   - Но Филимона-то я точно помню!
   - И на том спасибо...
   Яга уже была готова обидеться, но ей на выручку вовремя впёрся Митька  из
сеней:
   - А простите великодушно, Никита Иванович, вот стрельцы бают,  будто  мне
письма какие по ночи пришли?
   - Заходи, родной, заходи... - почти  ласково  пригласил  я,  делая  самое
доброе выражение лица. На что наш наивный дурачок и клюнул...

***

   Когда, сопоставив Митькину исповедь с текстом писем,  до  меня  дошло,  в
какую геенну огненную он втравил всё отделение...  нет,  я  не  удивился.  Я
всегда ждал чего-нибудь особо выдающегося в этом роде. Пьяным он  приползал,
на  крыше  штанами  висел,  в  петушином  облике  отрабатывал,  с  бандитами
врукопашную дрался, целую улицу  едва  ли  не  д0  бунта  сывороткой  правды
доводил, отставных любовниц царских переманивал,