е успею, - признался богомаз. - Это ж леса надо
устанавливать, лазить по ним вверх-вниз, несподручно одному. Ткани должны
были доставить черной, на полу расстелю, а уж после на стены разверну. Это
и с лестницей сделать можно...
  - Как же вы будете рисовать черным по черному?
  - Что ж тут мудреного? Свет - красным проложу, а тени... краска-то черная
только на первый взгляд одинакова, а ведь сколько оттенков у нее: сажа
смоляная, кость жженая, виноградная, персиковая, гутанкарская,
шахназарская, звенигородская... Это ж как технически интересно! Черным на
черном, да черную душу демонизма во всем ужасе показать... Вот увидит отец
Кондрат, сразу поймет мое искусство и еще небось и на работу к себе
пригласит.
  - Очень может быть, - сдержанно кивнул я. Все складывалось более-менее
ясно, хотя совершенно непонятно, что же, в конце концов, делать. Черная
месса недалека, возможно, ее проведут уже завтрашней ночью. К сожалению,
четкого плана действий мы не выработали до сих пор...
  Новичков, закончив с чаем, попрощался и ушел, я попросил стрельцов
проводить его до немецкой слободы.
  - Ну, что скажешь, сыскной воевода? - Если честно, то сказать нечего.
  - Будем всех арестовывать?
  - Можно, но это не выход. Раз уж в деле замешаны такие темные силы, то
взамен одного пастора они легко соблазнят десяток других. Необходимо не
просто остановить черную мессу, а сделать так, чтобы впредь никакому
Повелителю мух не взбрело в рогатую голову лезть к нам в Россию.
  - Правильно мыслишь, Никитушка. Только как сделать-то? - развела руками
Яга.
  - Вот и у меня те же проблемы...
  - Стало быть, думать будем...
  Но долго думать нам не дали - едва не снеся дверь, в горницу вломились
четверо стрельцов, да еще Митька держал в охапке двоих, пытаясь изобразить
служебное рвение:
  - Никита Иваныч, я их не пускал! Нельзя, говорю, без доклада. Их
благородие с бабулей думу думают! А они, окаянные, так и прут...
  - Беда, сыскной воевода! - шагнул вперед один из стрельцов.
  - Царя убили? - вскинулся я.
  - Хуже! Дьяк Филимон с ума сошел...

  На этот раз мы отправились всем отделением. Стрельцы в минуту запрягли
нашу кобылу, Митька прыгнул за вожжи, в общем, до дьякова дома добрались
быстро. А уж народу там было... жители трех близлежащих улиц, половина
гончарного квартала, бабы, сельские мужики, приехавшие на базар, дети с
сахарными петушками на палочках, заезжие торговцы, свободные от службы
стрельцы, куча работного люду, побросавшего все дела, дабы послушать
"политические откровения" Филимона Груздева. Сам дьяк влез на крышу домика
и оттуда, держась за трубу, орал дурным голосом:
  - А еще купцу Манишкину бумагу нечестную подписал, будто у него холстина
батистовая для производства портновского дюже подходящая. Врал я! За
взятку в полмешка муки да фунт сала кабаньего все воровство злодею
дозволил. Грешен я! Каюсь перед всеми! Судите меня, православные!
  - Ну что ж, сыворотка правды успешно действует. Как вы полагаете, долго
продержится этот эффект?
  - Часа два, а то и три, - задумчиво решила Баба Яга, а из толпы уже
подбрасывали провокационные вопросики:
  - Эй, длинногривый! А вот ты нам про бояр расскажи, правда ли, что они в
царском тереме только водку жрут да девок щупают, а об судьбе Отечества
никто не радеет...
  - Правда! - вдохновенно вопил Филимон, осеняя себя размашистым крестом. -
Вот давеча сам видел, как боярин Ржевский бабку Марфу с кухни в углу
прижал. Та тока пищит, а он, распутник, сзади се облапил и ручищами все по
груди, по груди, так и возит... Словно ищет че, а че - непонятно...
  - Митя, рот закрой, спустись с небес и слушай мой приказ. Учителя своего в
другом месте дослушаешь...
  - А? Что? Вы мне, воевода-батюшка?
  - Тебе, дубина стоеросовая! - рявкнул я. - У нас в отделении пропажа -
свидетель сбежал. Кучерявенький такой, с длинным носом, зовут Шмулинсон
Абрам Моисеевич, ты его знаешь. Наша бабушка, в порядке программы охраны
свидетелей, несколько уменьшила его рост, чтоб спрятать по-надежнее, а
этот несознательный элемент взял и сбежал. Так вот, пока его куры не
склевали, найди и верни. В поруб можешь не сажать, сунь за пазуху, пусть
там загорает.
  - Понял, Никита Иванович, а где же мне его по городу в сумерках искать?
  - Думаю, в районе Шмулинсонова двора. Раз у него там жена и дети, значит,
туда он и побежит. Порасспрашивай соседей, дело нехитрое, может, кто чего
и видел.
  - Соседи, они врать горазды, - шмыгнул носом Митяй.
  - Ну не угощать же всех подряд Кощеевым порошком. Во-первых, мало его, а
во-вторых, как людей уговоришь? Ладно, шутки в сторону... Двигай давай,
сориентируешься на месте. Кру-у-у-гом!
  - Слушаюсь! - по-солдатски вытянулся он, сделал поворот и ушел, бормоча
себе по нос: - Во-первых... во-вторых... щас сориентируюсь...
  - Что делать-то, участковый? - протолкались ко мне стрельцы. - Он там уж
всех бояр да князей осрамил, того и гляди, за государя возьмется.
  - А царь-то наш совсем дела государственные забросил... - мгновенно
донеслось с крыши. - Об женитьбе и думать не хочет, не дает народу на
матушку царицу полюбоваться! Намедни я ему портретец донны Изабеллы
Флорентийской как бы невзначай под нос сунул... так он меня за руку
ухватил, да как нажмет, как согнет, как завернет - я ж света божьего не
взвидел!
  - Вяжите его, - тихо приказал я. - Двое на крышу, шестеро ловят внизу,
остальным оцепить двор и деликатно попросить граждан расходиться по домам.
  - А кто его, батюшку нашего, этому костоломству-то зверскому обучил?!
Участковый, Никита Иванович, сыскной воевода! Мало ему воров ловить, так
он еще и царя нашего в свою милицию заманивает! Уж не хочет государь в
боярскую думу, хочет в опергруппу!..
  На этом последнем истерическом вопле души дьяка сдернули за лапоть с
крыши. Внизу ловко поймали, сунули кляп и, опутав веревками, бросили в
нашу телегу. Народ немного поворчал, но большинство логично считало, что
Филимон попросту сбрендил. "Вот посидит в порубе, на холодочке, ему и
полегчает..." - говорили они. В общем, правильно. Если расчеты Яги верны,
то завтра же бедный дьяк будет рвать на себе остатки волос, но... слово не
воробей, вылетит - не поймаешь. Наговорил, конечно, от всего сердца.
Ладно, осталось только применять это средство по уму, без суеты и
расточительства, а так - вещь очень полезная.
  Уже по дороге домой в мою голову забрела некая идея, нужно было срочно
посоветоваться с Ягой, но сначала я поманил к себе стрельцов.
  - Ребята, не напомните, у нас в Лукошкине есть какие-нибудь специалисты по
настенной росписи? Ну, оформители храмов?
  - Богомазы, что ли? Знамо, есть, цельная артель. На Иконной улице
расположена.
  - Тогда доставьте-ка ко мне их начальника. Извинитесь за поздний визит, но
приведите.
  - Как скажете, сыскной воевода! - Двое молодцов ушли влево по переулочку.
  Яга повернулась ко мне и тихо протянула:
  - Ну и хитер же ты, Никитушка...
  - Но ведь вполне может сработать? - предположил я.
  - Не знаю, не знаю... Это ж еще успеть надо, да Новичкова твоего
предупредить, да чтоб немцы раньше времени ничего не заподозрили... А во
всем прочем - план хоть куда! Вот Вельзевул-то обрадуется...
  - Я еще уточню утром у отца Кондрата. Сейчас главное, чтобы артельщики не
проболтались.
  - Сделают дело - и в поруб их всех! - безапелляционно заявила бабка. - Ужо
потом... отпустим с извинениями.
  Я невольно вздохнул и призадумался, с каких же времен берут свое начало
проблемы "превышения полномочий"?..

  Спать легли рано, все намотались за день. Митяй пришел почти вслед за
нами. Шмулинсона он не нашел, соседи его на смех подняли и по куширям
лазить заставили. Дескать, только что туда измельчавшие евреи толпой
бросились... Короче, похихикали над младшим сотрудником. Он им от моего
имени пригрозил, за что был еще раз обсмеян задиристыми бабами.
  Стрельцы привели щупленького старца с кроткими глазами и благообразной
бородой. Вкратце объяснив ему, в чем дело, я получил степенное согласие и
услышал такую сумму, выставленную в оплату, что едва не свалился с лавки.
Выручила Яга, она сразу согласилась, оговорив, что полный расчет только по
окончании работы, а до этого - скромный аванс в пять золотых червонцев.
Ударили по рукам. Пусть пашут, потом с ними царь разберется... Барыги
какие-то, а не свободные художники. Три шкуры с милиции драть...
  Ночь прошла спокойно. Утро - тоже. Петух ко мне в комнату не входил, в
голос орал за окном. Я еще с вечера принес старую тапку, подкрался к
подоконнику и запустил в гада. Попал?! Надо же, попал! Петух брюквой
рухнул в лопухи, только перья взлетели, выбрался оттуда, глянул на меня
злобно и дернул жаловаться курицам.
  Вниз к завтраку я спустился сам, не дожидаясь зова Яги. Старушка уже
хлопотала у стола, готовя мне вареники со сметаной, оладьи с молоком и
брусничный чай с клюквенными пирожками. Если бы ее поставили завстоловой
какого-нибудь захудалого санатория, то уже через год там не было бы
свободных мест. Бабка готовит так, что пальчики оближешь! Сильно
подозреваю, что знаменитая поваренная книга Молоховец на самом деле была
написана Бабой Ягой и издана под псевдонимом.
  - Никитушка...
  - А?
  - Да ты ешь, ешь... - Бабка уселась за стол и подперла подбородок
сухонькими кулачками. - Ты кушай давай, а я тебе о делах докладывать буду.
  - Есть новости? - полюбопытствовал я.
  - Митя спозаранок в засаду бегал, Шмулинсона ловил. Вроде бы заприметил,
как в евонном доме кто-то возится. Ближе подкрасться не мог, собачонка у
них дюже злая. Разгавкалась на всю улицу, но Митька наш уверен, будто
семейство еврейское вещи в узлы вяжет.
  - Значит, Абрам Моисеевич уже дома. Что, выписать ордер на арест?
  - Да ну его... не до них сейчас, поважнее дела есть. Нам ведь по совести
Шмулинсон-то совсем не нужен. Это уж так, для порядка, чтоб знали, как из
отделения сбегать. Бог с ним... Сегодня утром Вася мой вернулся.
  - Кот? М-м... это хорошо. И какие известия?
  - Вчера вечером к пастору шестеро монахов из-за границы пожаловало.
Телохранители посольские не появлялись нигде, но кошки местные уверяют,
что там они, в слободе, по подвалам прячутся. А вот самого посла нет как
нет! И знаешь, Никитушка, версия твоя о похищении, видать, неверная.
Карета посольская так за конюшней и стоит, никуда она со двора не выезжала.
  - Тьфу, черт! Мы с Горохом там обыск устраивали... Как же не обратили
внимания? Я же сам видел карету, но... наверно, думал, что они уже
вернулись.
  - А они и не выезжали вовсе. Это нам немцы с перепугу наболтали, чтоб от
себя подозрения отвести. Так что ежели посол где и пропал, так только в
собственной слободе.
  - Значит, плохо искали, - пригорюнился я. - Сейчас, конечно, уже поздно.
От трупа десять раз могли избавиться. А что же тогда искали в кабинете у
посла?
  - О том не ведаю, - пожала плечами Яга. - У меня все ж таки кот, а не
криминалист. Что мог - выспросил, больше с него не возьмешь.
  - Нет, нет, и на том спасибо. Вычтете из моего жалованья премию на покупку
сметаны, наградить медалью не могу, их только служебно-розыскные собаки
носят.
  - Правильно, к чему ему медаль? Еще Митька заревнует. Он вон свою к мамке
в деревню отправил, теперь перед девками хвастать нечем. А Васеньке моему,
касатику, сметанка для здоровья полезнее. Ты сам-то что сейчас делать
намерен?
  - Схожу к отцу Кондрату, утрясу детали, пусть держит своих наготове.
Оттуда к царю, доложу сложившуюся обстановку, пусть даст приказ войскам
оцепить слободу. Ну, а потом уж на Иконную улицу, надо взять бригаду
оформителей и каким-то образом переместить их вместе с материалами в новую
церковь.
  - Ох! Старая я дура! - Яга хлопнула себя ладонью по лбу. - Совсем о
главном запамятовала... Мессу черную сегодняшней ночью служить будут!
  - Я знаю.
  - Как? А... мне ж тока-тока Вася сказал...
  - Бабуля, но раз Новичкову велели закончить работу к этой ночи, то и так
понятно, что тянуть они не будут. Милиция на хвосте, каждый час на учете.
Все свершится именно сегодня, тут и сомнений нет...
  - Ладно, Никитушка, ты уж свои дела решай, а я своими займусь. Придумаем
небось, как мастеров твоих в слободской храм посредь бела дня тайком
доставить... Митьке-то чем заняться?
  - Пусть продолжает наблюдения за Шмулинсонами. Это самое безобидное, что
мы можем ему предложить, напортачить здесь трудно.
  Разговор с отцом Кондратом был короткий и деловой. Батюшка сообщил, что
нашел в городских храмах соответствующую литературу и вместе с церковным
хором будет молиться всю ночь у ворот немецкой слободы. Случись Вельзевулу
таки вырваться на свободу, они постараются Божьим именем загнать его
обратно. Здесь проблем не было. Мы пожали руки и договорились о
взаимовыгодном сотрудничестве. Вот с Горохом пришлось несколько туже...

  - Меня с собой возьмешь!
  - Ваше величество...
  - Пастора ихнего я самолично арестую! Руки за спину - и в кутузку...
  - Да там ровным счетом ничего интересного, - пытался договориться я, но
царь был непреклонен.
  - Щас как дам... скипетром по лбу за вранье... Вы, значит, там будете
засаду устраивать, демона иноземного ловить, монахов заморских брать, а я
тут сиди?!
  - Но там опасно!
  - Так ты, шавка участковая, меня трусом обзываешь?!
  Тяжелая держава, как баскетбольный мяч, полетела мне в голову. Я ухитрился
ее поймать и продолжал бессмысленные уговоры:
  - Что дума боярская скажет? На меня тут и так все зубы точат... а если
узнают, что я вашу светлость смертельному риску подвергаю?! Да они мне все
отделение разнесут!
  - Я тебе новое построю. Хочешь, как у меня, в четыре этажа?
  - Нормальный царь должен на престоле сидеть, дела государственные решать,
а не с опергруппой по углам шарить... Вот возьмем мы их тепленькими,
приведем сюда на ваш царский суд - тут и потрудитесь на благо Отечества.
  - Ты мне про Отечество не пой! Ишь, соловей легавый выискался... Всякий
царь, ежели он к себе хоть каплю уважения имеет, поперед прочих должен
любому злу в лицо глянуть! Особливо когда зло это всему
царству-государству угрозу несет весомую. Хватит со мной спорить,
участковый, уволю ведь... Вот те крест, уволю!
  Мы оба выдохлись. В дверь постучали встревоженные охранники и, убедившись,
что кровопролитие не состоялось, шепотом поинтересовались, не подать ли
чего откушать? Мы переглянулись с царем и решили выпить мировую, но только
чай - вечером серьезное дело. В таких случаях слуги не утруждают себя
длительным соблюдением этикета, а накрывают на стол с налету в две минуты.
Чай разливал государь:
  - Тебе с медом или с вареньем?
  - С вареньем. Спасибо, я сам положу.
  - Во сколько начинать думаешь?
  - После обеда надо загнать в католическую церковь весь отряд художников.
До ночи они должны расписать ее, как пасхальное яичко. После десяти, к
моменту выхода ночной стражи, ваши молодцы должны незаметно оцепить всю
слободу по периметру. Ружей и пушек не брать, только сабли. Думаю, до
прямого сражения дело не дойдет, в основном все жители слободы - честные,
законопослушные немцы и к черной мессе никакого отношения не имеют. Но вот
пастор, шестеро монахов и, возможно, трое-четверо охранников представляют
серьезную опасность, нельзя дать им сбежать. Мы с Ягой, Митькой и
Еремеевым попытаемся укрыться внутри, в самом храме. Если все пройдет по
плану, то демон не вырвется. Если будут накладки, то у ворот слободы, на
всякий пожарный, разместится сводная бригада священников под командованием
отца Кондрата. Они готовят молитвы и псалмы, так что Вельзевула мы в любом
случае скрутим.
  - Мудреный план, но верный, - поддержал государь. - А как иконописцев
обратно выводить будешь?
  - Яга обещала позаботиться.
  - Ну, тут и я подмогну. Сделаем второй визит с обыском. Пущай пастор
поволнуется... Пока я шорох наводить буду, твои богомазы и проскользнут.
  - Годится, - кивнул я.
  - Но на засаду в храме меня с собой возьмешь. И не перечь! Я по-простому
оденусь, никто и не признает. Не спорь, сыскной воевода, я тоже отродясь
живого демона не видел. Не одному тебе интересно...
  Дальше все шло как по маслу. Горох кликнул верховую бригаду и вместе со
мной отправился в немецкую слободу. Баба Яга с командой художников уже
ждала в установленном месте. Пока царь со стрельцами шумел внутри,
изображая активный обыск, моя хозяйка что-то пробурчала, помахала руками,
и в надежных бревнах дубового забора образовалась мерцающая дыра.
  - Быстро внутрь! - приказала бабка. - Церковь ихняя задним крылом как раз
сюда приходится. А ну, смелей, тараканы безусые, один шаг - и вы на месте.
  Понукаемые иконописцы, груженные красками, кистями и лестницами, лезли в
дыру. Старший замыкал колонну, и Яга напомнила ему, строго подняв палец:
  - Как в десять часов пушка бумкнет, чтоб все здесь же были, я вас обратно
выпущу. Кто не успеет - сгинет смертью безвременной! Качество работы я уж
потом сама погляжу, но ежели что не так, ноги у святых кривые али глаза
косят...
  - Побойся Бога, бабушка! - возмутился мастер. - Мы ж - люди крещеные,
нешто не понимаем...
  - Ну, то-то же... Новичкову приказ передашь, как я велела. Скажешь, от
участкового. Он спорить не будет. Ну, в добрый час!
  Вскоре на том же месте так же незыблемо стояли надежные тесаные бревна.
  - Куда теперь, Никитушка?
  - В отделение, - взглянув на часы, решил я. - Времени только половина
первого, раньше десяти нам здесь делать нечего. Митька-то где?
  - Все Шмулинсона ловит. У него уж какой-то пунктик по этому поводу. Ох, да
вот и он, легок на помине. Только, что ж это, Никитушка, его стрельцы под
белы ручки ведут?!
  - Сейчас выясним. - Мы суровым шагом направились навстречу шестерым
стрельцам, ведущим под прицелом нашего младшего сотрудника.
  - Здравия желаем, сыскной воевода!
  - Здорово, молодцы. Что у вас тут за конфликт, опять к милиции
придираетесь?
  - Никак нет! - гаркнули стрельцы. - А только заприметили мы парня твоего,
когда он в колодезь какой-то порошок горстями сыпал. Божится, что не яд...

  На углу улиц Плешивой и Волконской шло натуральное сражение. Жители
окрестных домов яростно выговаривали друг другу что накипело. Мужья лепили
женам пресвятую истину, бабы в свою очередь откровенно докладывали
благоверным тако-о-о-е... Ну, честное слово, в личной жизни любой семьи
есть моменты, о которых стоит умолчать по причине сохранения нормальных
отношений. Старики и старухи, друзья и соседи, даже дети малые и те
периодически оглашали улицу какой-нибудь страшной тайной... Кое-где вовсю
дрались, в других местах каялись и плакали, почти все просили прощения,
причем у всех. На фоне происходящего разгула правды-матушки горькие
исповеди дьяка Филимона казались цветочками. Ягодки - вот где!
  - Митька-а-а!
  - Да я всего горсточку! - жалобно выл он, валяясь у меня в ногах. -
Случай-то какой... Шмулинсониха за водой собралась, то ли баню топить, то
ли белье стирать, а только раза три с ведрами бегала. Я уж как просек, так
рысью в отделение, порошка Кощеева взял да у колодца и жду. Думаю, сейчас
опять придет, воды наберет, а я сзади в ведерко и сыпану! Пусть потом
попробует скрыть, в какой щелке муж прячется... а ее нет и нет. Вдруг
сзади как хлопнут по плечу! У меня аж сердце захолонуло... Обернулся -
стрельцы! Че в колодезь сыпешь? Ниче не сыплю! Ну, глядь... а в руке-то...
уже и впрямь ничего...
  - Я с тобой дома разберусь.
  - Не надо...
  - Поздно. Довел ты меня. Так, ребята, - я обернулся к стрельцам, - народ
здесь сам успокоится, особо буйных волоките в отделение, а вообще... ну
пусть люди выскажутся.
  И началось... Пока мы с Ягой пробились сквозь толпу, чего только не
наслушались:
  - Смилуйся, батюшка сыскной воевода, уж прикажи, Христа ради, дурака моего
в тюрьму посадить! Сколько крови мне выпил... А вчерась слова бранные про
власть говорил и песни орал сплошь разбойничьи. Посади, а? Не то мой
полюбовник совсем ко мне бегать перестанет, мужнина голоса дюже пугается...
  - Грешен, грешен я, гражданин участковы