.
   - Ищите небольшой дубовый сундучок, обитый по углам и на крышке железными
узорами. Заодно перетряхните женские украшения - нужен  перстень  золотой  с
хризопразом, большой, на мужской палец, камень  зеленовато-желтый,  овальной
формы, придерживается коваными дубовыми листочками.  Обо  всех  обнаруженных
тайниках, подвалах или кладах докладывать немедленно. Я буду в конюшне.
   Десятник кивнул и отрядил людей на поиски. Мы с Ягой  и  двумя  дворовыми
мужиками отправились к месту трагедии. Труп из петли, естественно, был вынут
сразу, как только конюх поутру раскрыл двери. Тело казначея  Тюри  лежало  в
доме на столе, но сейчас меня волновало только место самоубийства.
   - Вот туточки на балке он и висел... Тюря выбрал для разрешения споров  с
жизнью одну из потолочных балок прямо перед входом. С нее свисали вожжи,  на
которых удавился казначей. Конец вожжей был обрезан,  по-видимому  во  время
снятия тела. Я подошел, подпрыгнул, с трудом задев пальцами обрезки вожжей.
   - Мужики, а кто обнаружил тело?
   - Конюх, батюшка воевода, - поклонились оба.
   - Это я знаю. Где он сейчас? Быстро доставить его ко мне.
   Когда они ушли, Яга, уважительно цокая языком, указала взглядом на балку:
   - А ить ты  прав,  Никитушка...  Казначей-то  наш  тебе  и  до  плеча  не
доставал, как же он на такую высоту петлю себе ладил?
   - Это как раз вполне объяснимо. - Задумчиво поправив фуражку, я поделился
с  бабулькой  своими  соображениями:  -  Вот  лестница  в   углу,   на   ней
полуподсохшие отпечатки навоза. Если ее приставить к балке, то легко и вожжи
затянуть.
   - А что ж тогда не так, касатик?
   - А это мы сейчас выясним у конюха. Вот его ведут...
   - Здравия желаем, батюшка сыскной воевода, - поклонился худющий старик  с
нечесаной бородой. - Федор я, из бывших стрельцов, а ныне конюх здешний.
   Я раскрыл планшетку и приготовился к записи...

   - Теперь самое главное. Значит, вы открыли двери?..
   - Да, петухи уже пропели. Я на зорьке лошадок водицей пой, так и пошел  к
конюшне. Дверь открыл, глядь... Висит, сердечный!
   - Так, а что, конюшня на ночь не запирается?
   - Нет, батюшка. Вот только засов малый, но ить он отворен был!
   - Еще бы нет! Получается, что гражданин Тюря пришел сюда  ночью,  отворил
засов, приставил лестницу, наладил петлю, убрал лестницу на место и...
   - Повесился, - скорбно перекрестился дед Федор.
   - Он высоко висел? - как бы между прочим уточнил я.
   - Высоко! - кивнул конюх. - Я-то только ноги и достал.  Пришлось  бежать,
Гришку да Пашку звать, они  парни  молодые.  Один  другому  на  плечи  влез,
ножиком по ремню полоснули, так и сняли.
   - А во что хозяин был обут?
   - Да ни во что, босой он был.
   - "Босой" - так и запишем. Спасибо, все свободны. Хотя  нет...  Еще  один
вопросик. Вот лошади вас, они в стойлах все привязаны?
   - Все, батюшка. Я свою службу знаю. Как вечером заведу, выскребу, вычищу,
хвост да гриву расчешу, так в стойло и ставлю. А  уздой  каждую  за  гвоздик
цепляю. Мало ли какая ночью из стойла выйти решит? Других перебаламутит. Так
что уж все привязанные, не сомневайтесь.
   Захлопнув планшетку, я поманил Ягу. В дом покойного мы вошли  в  глубоком
молчании.
   Каждый думал о своем, но ни для меня, ни для нее уже не являлся  загадкой
факт скоропалительного самоубийства казначея. Мы  столкнулись  с  грязным  и
подлым убийством.
   - Надо осмотреть тело.
   - Надо, Никитушка, надо... Зачем же его убили-то?
   - Чтобы мы прекратили следствие. Я почти уверен, что сундучок с  деньгами
найдут где-нибудь здесь.
   - Ох и темное это дело, - вздохнула бабка.
   - Да уж, светлей не становится...  Хотя  круг  подозреваемых  сузился  на
одного человека.
   Нас сопроводили  в  небольшую  комнатку,  где  на  широком  столе  лежало
накрытое простыней тело "самоубийцы". Я по долгу службы не раз сталкивался с
мертвецами, но все равно не могу привыкнуть к  виду  насильственной  смерти.
Меня сразу мутит и начинает кружиться голова, хотя я и  могу  взять  себя  в
руки, не обращая на это внимания.
   Баба Яга без малейшего смущения откинула ткань  и  принялась  внимательно
изучать усопшего.
   -  Удушили  его  сначала  шнурком,  а  уж  потом  в   петлю   сунули,   -
профессиональным тоном судмедэксперта выдала она. - Как  тело  провисло,  то
след от шнурка ремнем перекрыло, да не везде.
   Но это ж какую силищу надо иметь, чтоб такого крепкого мужика мертвым  на
высоту тащить да в петлю совать?
   - Посмотрите еще и ноги, - попросил я.
   - Ноги? Чистые они: ни синяков, ни грязи.
   - Так я и думал... Ну вот и все. Больше нам  Здесь  делать  нечего.  Надо
забирать стрельцов и возвращаться к царю.
   Мы вышли во двор. Так и есть! У ног десятника стоял  симпатичный  дубовый
сундучок, из-за которого и поднялся весь шум-гам.
   - Ребята в подвале нашли, в уголке стоял.
   - Был чем-то прикрыт или стоял на виду? - уточнил я.
   - Да вроде на виду... - пожали  плечами  стрельцы.  -  Мы  как  в  подвал
спустились, так сразу и увидали.
   - Угу... ясненько. А насчет перстня как?
   - Перстня нет. Уж не обессудь,  участковый.  Все  перетрясли  -  золотого
кольца с зеленым камушком ни у кого не было. Наверно, получше спрятали... Ты
уж прикажи вдовицу в пыточную сдать, так  она  живо  про  перстенек  царский
запоет! - дружески предложил десятник.
   -  Это  лишнее,  -  сухо  обрезал  я.  -  Извинитесь  перед  женщиной  за
причиненные неудобства и шагом марш за мной к царю.
   - Слушаемся, воевода-батюшка!
   Всю дорогу  в  голову  лезли  самые  разные  мысли.  Версии  преступления
складывались одна страшнее другой. Факты противоречили друг другу.  Убийство
казначея не имело никакого логического объяснения. По крайней мере, я его не
находил. Равно как и смысла похищения сундучка. Держу пари: сейчас придем  в
царские палаты, откроем крышку, пересчитаем, и все деньги окажутся на месте.
Положим, что в деле действительно замешаны все трое:  Мышкин,  Тюря  и  дьяк
Филимон. Один из них умыкнул сундук, не поставив  в  известность  остальных.
Казначей поднял шум, хотя вполне мог спереть его  самолично.  Организованное
расследование показало, что. могут полететь головы. Не в фигуральном смысле,
а в прямом. Тогда боярин, сам или  по  совету  дьяка,  пускается  на  поджог
управления, а нанятый шамахан бросается на меня с ножом.  Узнав  о  провале,
они (или он) решают пожертвовать сообщником и перевести все стрелки на него.
Пришли ночью, вызвали условным сигналом. Раз Тюря выбежал на крыльцо  босой,
значит, шел ненадолго и к знакомому человеку. Потом его задушили,  подвесили
в конюшне и поставили сундучок на видное место  в  подвале.  Что  опять-таки
подтверждает  версию:  по  ночному  дому  шел   человек,   отлично   знающий
расположение комнат. Вроде бы все  логично...  Непонятна  только  совершенно
бессмысленная  кража  царского  перстня.  Может,  все   это   блажь?   И   в
действительности никто не брал ключи для  изготовления  таких  же?  Перстень
валяется где-нибудь в щели у порога. Сундук  Тюря  сам  унес  и  этой  ночью
намеревался пустить в дом сообщников для дележки.  Или  же  он  пал  жертвой
обычного  шантажа.  Кто-то   приближенный   к   государю   поймал   его   на
разворовывании  казны  и  пригрозил  доносом,   если   тот   не   откупится.
Разрабатывать новые версии можно было до бесконечности...
   Мой доклад поверг царя в глубокое недоумение.
   - Не пойму, чего ж ты еще на пустом месте  тесто  месишь?  Ведь  сундучок
найден?
   - Да, государь.
   - Деньги считают, вроде на месте все. Казначей наш,  видать,  как  понял,
что по нему топор плачет, так с перепугу в петлю и полез.
   - Я берусь доказать, что смерть гражданина Тюри была  инсценирована.  Это
убийство! - Как так? - оторопел Горох. Он вообще  мужик  головастый,  но  на
веру ничего не принимает, ему только факты давай.
   - Дело в том, что при обследовании трупа на  шее  обнаружены  две  черных
полосы от ремня. Одна узкая, а другая широкая, перекрывающая первую почти по
всей длине. Разница заметна лишь на концах. Узкий ремень оставил след  вниз,
как если бы два человека душили сзади.  Широкий  ремень,  наоборот,  оставил
следы, вытянутые вверх, так как его оттягивало тело.
   - Хм... да мало ли какие синяки  на  шее  могли  быть?  Может,  гайтан  с
крестом так неловко зацепился...
   - Возможно. Однако в конюшне,  где  якобы  повесился  казначей,  балка  с
привязанными вожжами находится слишком высоко.
   - Мог встать на что-нибудь, - тут же нашелся государь.
   - Верно, там есть лестница. Тот, кто ей пользовался,  ненароком  испачкал
ноги в  навозе,  на  ступеньках  остались  характерные  следы.  А  вот  ноги
повешенного чистенькие, без всяких навозных пятен.
   - Так... может, его жена успела обмыть?
   - Хорошо, вернемся к лестнице.  Чтобы  повеситься,  Тюря  должен  был  на
чем-то стоять. Ни табурета, ни чурбачка в конюшне  не  обнаружилось.  Та  же
лестница, если бы он воспользовался ею, не стояла бы аккуратно в углу.
   - А вот... ежели... - на минуту задумался царь, которому,  похоже,  очень
понравилась наша своеобразная "игра", - он ведь мог на коня  сесть,  пятками
его толкнуть и повиснуть за милую душу!
   - Мог бы, - согласился я, - но тогда  указанная  лошадь  должна  была  бы
послушно вернуться в свое стойло и привязаться уздечкой на крючок.
   - Убедил! Твоя взяла. Вижу, что и впрямь по сыскному Делу  ты  разумеешь.
Думаешь, что сундучок-то подкинули?
   - Думаю, да. Уж слишком легко мы его нашли, словно специально для  нас  и
поставили. Меня больше беспокоит то, чего не нашли...
   - Чего именно?
   - Следов пребывания на подворье Тюри  шамаханского  поджигателя.  Значит,
заказчик не он...

   Уже на выходе из царского  терема  я  столкнулся  нос  к  носу  с  дьяком
Филимоном.
   - Здравствуйте,  батюшка  Никита  Иванович!  Как  здоровьице?  -  любезно
раскланялся он.
   - А вот здоровье-то мое не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается, -
неуклюже пошутил я, вспомнив детский мультик.
   Лицо дьяка  потемнело,  он  фамильярно  взял  меня  за  лацкан  кителя  и
совершенно чужим голосом прошипел:
   - Языком поменьше болтай! Не ровен час - всех погубишь... -  После  чего,
увидев приближающихся стрельцов, вновь перешел на ласковый елей:  -  Ну  так
дай вам Бог силушки да терпения на такой-то тяжелой службе!  До  свиданьица,
батюшка сыскной воевода...
   Я сошел по ступенькам во двор совершенно ошарашенный его  поведением.  Ни
такая  вежливость,  ни  такая  грубость  для  думного  дьяка  Филимона  были
совершенно не характерны. Конечно, я его мало знаю, но все-таки...
   Домой добрались только к обеду. Баба Яга, к моему глубочайшему удивлению,
начала бодренько суетиться у печки, а  у  меня,  здорового  и  молодого,  от
беготни буквально ноги отваливались. Появился проспавшийся после  вчерашнего
Митька. Вид протрезвевшего "сексота" был жалок.  Начал  он,  как  всегда,  с
показухи, есть за ним такой грешок. Что ни делает - все как будто Гамлета  в
последнем акте изображает. Рожа помятая, качается, от  самого  разит,  будто
его целиком в спирте вымачивали, а туда же...
   - Не гневись, батюшка сыскной воевода! - Митяй рухнул на колени  и  начал
молча бить поклоны, гулко стукая лбом об пол.
   - Кончай комедию ломать, трагик! Почему напился как свинья?!
   - Христом Богом прошу, прости, батюшка!  Прости  меня,  дурака  немытого,
неразумного! Деревенщину-засельщину! Сироту горемычную, необразованную!
   -  Митька!  Ты  у  меня  от  ответа  не   увиливай,   рабоче-крестьянское
происхождение тебя не спасет.
   - Не виновный я, но мне ответ  держать!  Не  мог  я  не  пити,  ибо  зело
подозрительно сие...
   - Ты такую фразочку сам смастрячил или подсказал кто? - даже удивился  я.
По сути парень прав, не пить он не мог. Но мог же не  напиваться!  -  Ладно,
вставай с колен, докладывай.
   - А доложу я вам, батюшка участковый, страшное дело! - разом  отставив  в
сторону жалостливый тон, поднялась эта орясина. - Как вы и велели, пошел я в
кабак. Сел в уголке, взял себе кружечку  да  ярыжку  предупредил,  чтоб  все
выпитое на ваш счет записывал...
   - Идиот, - тихо выдохнул я. Одним махом сорвал всю маскировку. Ну что ему
можно доверить после этого?
   - А сам сижу себе, да слушаю, да примечаю, да на ус  мотаю.  Вот  дело  к
ночи, и заваливаются в кабак стрельцы. Не простые, а те, что у  самой  казны
службу охранную несут. Ну, как же их упустить? Я ненароком поближе подсел, а
чтоб, значит, подозрений  не  вызвать,  мужиков  к  себе  за  стол  поманил.
Дескать, день у меня был тороватый, гуляю! Вино рекой течет, а ить мне ж еще
и слушать надобно... Я наливаю всем...
   -  Дмитрий,  не  отвлекайся!  Говори  короче,  что  интересного   сказали
стрельцы?
   - Так я, батюшка, об этом и толкую! А заговорили они о покраже в казне, и
один промеж них возьми да и ляпни, будто бы в тот вечер  сам  боярин  Мышкин
приходил их караул проверять. Поглядел, покричал для порядка и сказал, что у
всех пуговицы мелом не чищены. Срам-де для царевых  слуг  на  таком  высоком
посту. Да чтоб сей же час все за мелом побежали, в порядок себя привели,  а.
он уж тут постоит, их, нерадивых, дожидаючись. Стрельцы - люди подневольные,
дунули - рысью, вернулись - галопом. Боярин журит, что, дескать, долго ждет,
эвон - вспотел даже. А кафтан-то у него через  руку  перекинутый!  Вот  я  и
смекаю...
   - Погоди. Чем  дело  пахнет,  и  так  ясно.  Больше  стрельцы  ничего  не
говорили?
   - Нет. Зашикали друг на друга, вспомнили, как  боярин  предупредил,  что,
мол, ежели царю об их пуговицах известно станет,  так  он  всех  на  дальние
границы пошлет, на заставе печенегов да тьмутараканцев  отстреливать.  Ясное
дело, кому  под  стрелы  басурманские  лезть  охота?  В  столице  служба  не
пыльная...
   - Ну что ж... - Я  привстал.  Конечно,  парень  серьезно  провинился,  но
раздобытые им сведения  были  попросту  бесценны.  -  От  лица  командования
первого отделения милиции города Лукошкино объявляю тебе благодарность!
   Митькины глаза наполнились слезами умиления.
   -  Батюшка  сыскной  воевода...  Да  я...   дык...   ежели...   приказать
изволите... живота не пожалею для отечества...
   - Будет вам! - несердито прикрикнула  бабка,  доставая  скатерть.  -  Ты,
милок, берись-ка за топор да молоток. Слыхал небось, что  ночью-то  деялось?
Вот  и  иди  конюшню  чинить.  Участковому  пообедать  надобно.  Иди,   иди,
понадобишься - позовут!
   Накрыв на стол, Баба Яга присела напротив,  налила  себе  немного  щей  и
завела со мной неспешную беседу:
   - Когда супостата брать-то будешь?
   - Как только пойму, зачем ему перстень.
   - Дался он тебе! Все ж и без того ясно.
   - Наоборот. После показания стрельцов все темней не  придумаешь.  Боярин,
конечно, вор, но ведь не дурак уж до такой-то степени! Если его стрельцы  по
кабакам такое болтают, то он должен думать, что они на допросе выдадут. Ведь
заложат с потрохами!
   - Да ты  ешь!  Не  обращай  внимания  на  меня,  старую.  А  все  ж  таки
непонятно...
   - И мне непонятно, - прочавкал я. - Если бы их уловка насчет самоубийства
прошла, все были бы уверены,  что  злоумышленник  -  это  казначей.  Ему  бы
приписали и поджог, и шамахана, и все,  что  душе  угодно.  А  вот  согласно
показаниям покойного... -  я  не  поленился  и  достал  планшетку,  -  когда
стрельцы подняли тревогу и он прибежал  по  вызову  -  дверь  была  открыта!
Неужели гражданин Мышкин, провернув такую  операцию  с  пуговицами,  позабыл
элементарно запереть дверь подвала?! Абсурд!
   - Да мало ли чего в деле-то не бывает? - поправила меня Яга.  -  Вдруг  и
впрямь забыл, а казначей-то прознал от стрельцов, кто ночью приходил,  да  и
стал от воеводы свою долю требовать. Тот его и прихлопнул!
   - Вполне состоятельная версия, - вынужденно признал я.
   Бабка лихо соображает, дедуктивный метод ловит на лету. Если так и дальше
пойдет, то придется ее в штат зачислять. Однозначно.
   - К Мышкиным пойдем под вечер. Обыск в доме  вряд  ли  что  даст,  а  вот
потолковать по душам, пожалуй, следует.
   - Никитушка...
   - А?
   - Меня-то возьми.
   - Ну а как без вас? - улыбнулся я. - Конечно, возьму. Вон  из  нас  какая
следственно-оперативная пара сработалась, любо-дорого!
   Счастливая старуха полезла на полку за медом к чаю. В этот момент в дверь
постучали. Яга сунулась в сени...
   - Кто там? Если Митька, то пусть подождет. За вчерашнюю работу я  намерен
представить его к денежной премии. Если крышу у конюшни починит...
   Хозяйка  вернулась  в  сопровождении  щеголеватого  мужичка  с  бегающими
глазами.
   - Агафий я. Целовальник али  ярыжник,  как  батюшке  участковому  удобней
будет.
   - А, кабатчик, значит? - догадался я. - Ну, заходите, с чем пожаловали?
   - Дык, - смутился он, доставая смятую бумажку, - за деньгами, стало быть.
Должок за вами, господин сыскной воевода. Парень-то ваш вчерась пил и друзей
угощал...
   - Помню. Он предупреждал. Ладно, оплатим, давайте счет.
   Увидев его каракули, я на минуту потерял дар речи. Выстроившийся  столбик
цифр венчала подведенная сумма в... пять золотых червонцев! Но... у  меня...
у меня же зарплата в десять! Это же... Сколько ж он выпил,  пьянь  зеленая?!
Ну, он у меня... да я ему...
   - Ми-и-ить-ка-а-а!!!
   Итак, после ужина мы с Бабой Ягой, без всякого стрелецкого эскорта, тихо,
пешочком, пошли к терему боярина  Мышкина.  Митяй  получил  от  меня  бурную
нахлобучку и в наказание отправился бдить за  передвижениями  думного  дьяка
Филимона. Зачем? Этого я и сам не мог толком объяснить. Ну, с одной стороны,
наш растратчик будет при деле, а  с  другой...  вдруг  действительно  что-то
полезное вызнает?
   Мышкинское подворье было не так далеко  от  нашего,  в  получасе  ходьбы.
Царский терем имел четыре этажа, казначейский два, боярский три. Здесь  все,
что выше одноэтажной  избы,  гордо  именовалось  "терем"!  Наш  с  Ягой  был
достаточно скромный,  в  общей  сложности  на  пять  комнат.  Терем  боярина
впечатлял шириной, обилием пристроек и качеством ажурной резьбы  по  дереву.
Честно скажу, мастера у них  самого  высшего  класса.  Надо  -  без  единого
гвоздя, на одном рыбьем клею, такой дом соберут - двести  лет  простоит  без
капремонта!
   Двор боярина Мышкина был обнесен толстенным  частоколом,  а  за  дубовыми
воротами надрывались цепные  псы.  Мы  постучали.  Ноль  внимания!  Пришлось
повторить, но уже ногой. Тот же результат. И лишь на третий раз из-за  ворот
раздался суровый голос:
   - Пошли вон, а не то собак спущу!
   - Пожалуйста,  передайте  гражданину  Мышкину  Афанасию  Федоровичу,  что
пришел участковый и хочет с ним побеседовать.
   - Не велено никого пущать!
   - А если через десять минут он мне не откроет, то через полчаса  стрельцы
разнесут ворота "единорогами" и доставят боярина  в  пыточную,  где  царские
палачи будут задавать ему такие же вопросы,  что  и  я,  но  получать  ответ
другими методами.
   Судя по топоту  сапог,  бдительный  страж  бросился  за  разъяснениями  к
хозяину. Через пару  минут  нас  впустили.  Шестеро  здоровенных  волкодавов
рванулись было к нам, но Яга что-то  буркнула,  щелкнула  зубом,  и  собаки,
прижав уши, поскуливая, отползли прочь. Сопровождавший сторож  посмотрел  на
нас едва ли не с суеверным страхом. Это хорошо, милицию должны уважать...
   Боярин встретил нас в горнице, за торопливо накрытым столом:
   - А,  Никита  Иванович  пожаловал!  Проходи,  проходи,  сыскной  воевода,
дорогим гостем будешь. И тебе, Баба  Яга,  завсегда  рады...  Милости  прошу
откушать, чем Бог послал!
   Мы сели. Видимо, Бог уважал дом Мышкиных и  потому  слал  не  переставая.
Слуги с новыми блюдами так и бегали взад-вперед.
   - Я ведь к вам, Афанасий Федорович, так сказать, с неофициальным визитом.
Побеседовать не торопясь, в домашней обстановке.
   - О чем же? - неискренне удивился боярин.
   - Да все о том же, о краже во дворце.
   - Так ведь