овертел
ее в руках. - Если вы не  подчинитесь  приказу,  начнется  пальба.  Половина
ваших людей ляжет после первого же залпа. Перестроиться для  обороны  вы  не
успеете.  Лошади  и  верблюды,  испугавшись  выстрелов,  начнут  сумасшедшую
беготню и потопчут остальных. Не приведи Господь, в  ваших  мешках  окажется
порох... От одной шальной пули  взлетит  весь  караван.  Я  никого  не  хочу
запугивать. Я лишь надеюсь, что вы подумаете...
   - Но... ведь ты,  младший  лейтенант,  можешь  и  не  дожить  до  первого
выстрела, - угрюмо заключил другой, поглаживая клинок.
   - Очень может быть... - грустно согласился я. - Как  только  моя  фуражка
коснется земли, стрельцы откроют огонь. Через минуту  здесь  будет  кровавый
ад! Вы убьете меня сразу или попросите пару минут на голосование?
   Пятеро командиров отошли в сторону посовещаться. Словно  в  подтверждение
моим словам, из каждой щели торгового подворья  высунулись  граненые  стволы
стрелецких пищалей. Враг понял, что проиграл. Старший из купцов вернулся  ко
мне:
   - С кем мы можем обсудить условия сдачи? Я повернулся  к  тем  окнам,  за
которыми прятался царь, и помахал рукой. Через минуту появились двое опытных
бояр. Они быстро взяли переговоры в свои руки. Я вытер платочком выступивший
пот... Можно было возвращаться. Где-то не очень далеко  послышалась  пальба.
Боже мой, неужели у казначейского терема? Быстро пройдя стрелецкие  заслоны,
я рванулся к Бабе Яге. Прохожие так уважительно уступали  дорогу,  словно  я
бежал с включенной милицейской сиреной. На базарной площади, среди толкотни,
скорость упала, но и тут вслед неслось:
   - Смотри, смотри, дочка, вон участковый несется! Как  шибко  бежит,  а?..
Небось ловит кого...
   - Ату его, сыскной воевода, поддай!
   - Ох и не повезет кому-то, когда поймает...  Вон  у  милиции  рожа  какая
красная...
   С базара я действительно вырвался здорово взмокший. Нашему народу палец в
рот не клади, При первом же случае так обласкают,  от  всей  души,  со  всей
заботой - хоть глаз не подымай...
   Над тюринским двором медленно рассеивалось  облачко  порохового  дыма,  у
ворот толкался  народ,  бурно  обсуждающий  происходящее  за  забором.  Меня
пропустили безропотно, хотя  некоторые  навязчиво  ломились  следом,  слезно
упрашивая меня разрешить им "пособить правоохранительному  органу"...  Когда
они успели слов-то таких нахвататься  -  ума  не  приложу.  Протиснувшись  в
калиточку, я бегло осмотрел поле боя. На  поросшем  травкой  дворе  валялось
четыре трупа, все еще сжимающих в руках зубастые шамаханские  ятаганы.  Один
стрелец сидел у забора, ему перевязывали руку, других пострадавших вроде  не
было.
   - Тюря в доме, - подковыляла ко мне Яга. - Я сама  его  морду  постную  в
окошке-то углядела. - А это кто?
   - Шамаханы все, я уже проверила. Без личин, как есть в своем  же  обличье
из дверей выскочили. Стрельцы-то залпом пальнули, да один  вон  успел  ножик
бросить, зацепил плечо пареньку. Я пошептала, остановила кровь. Нож вроде не
отравлен, до свадьбы заживет. Что теперь-то делать?
   - А вот теперь... Эй, молодцы! А ну, сабли наголо! Тюрю взять живым, всех
прочих - кроши в капусту. За мной!

   У царских стрельцов был боевой  опыт,  да  и  злость  взяла  за  раненого
товарища. Они действовали ловко и слаженно, строго распределив  обязанности.
Двое дюжих бородачей с разбегу ударились в дубовую  дверь  плечом,  попросту
сорвав ее с петель и выломав засов с гвоздями. Они  отработанно  рухнули  на
пол, а в дверной проем залпом выстрелил десяток снайперов. Пока не рассеялся
дым,  четверо  закаленных  рубак  нырнули  внутрь.  Зазвенели  клинки.  Меня
деликатно попросили не путаться под ногами.  Стрельцы,  выхватив  сабли,  по
двое  скрывались  в  большом  казначейском  тереме,  там  шла   ожесточенная
рукопашная.
   - Погоди, участковый... -  вцепилась  в  мой  рукав  Баба  Яга,  когда  я
вторично намылился в бой. - Там и без тебя управятся. Вот  лучше  скажи,  ты
сам рази не оставил бы себе лишний выход на случай беды?
   - Понял, - сразу догадался я.
   Конюшня! Там был обнаружен "самоубийца", туда легко прорыть ход из  дома,
оттуда можно прыгнуть в седло и верхом вырваться со двора.  Как  глупо,  что
после нахождения шамаханских тайных баз у боярина и  дьяка  я  не  додумался
проверить подсобные помещения казначея. Надо все доводить до конца...  Учили
же!  До  конюшни  я  добежал  первым,  на  свою  голову...  Двери  мгновенно
захлопнулись  за  моей  спиной.  Сзади,  поигрывая  ножом,  стоял  плечистый
шамахан. В углу под ворохом сена чернел открытый люк, из него вылез еще один
басурман, а следом показался и незабвенный казначей Тюря.
   - Докопался-таки, ищейка участковая... Ну, вот он я. Арестовывать  будешь
или как?
   - Арестовать всегда успеется,  вам  отсюда  все  равно  не  уйти.  Сейчас
стрельцы добьют ваших сообщников в тереме и подойдут  сюда.  Самое  разумное
будет сдаться. Суд зачтет в вашу пользу добровольную явку с повинной...
   - Ох и добр же ты, сыскной воевода... -  с  угрожающей  лаской  в  голосе
протянул казначей. - Одного я не пойму, как же ты на меня-то вышел? Ведь все
вроде бы как по маслу шло. Ни с того ни с сего стрельцы во двор бегут, терем
окружают. Четырех шамаханов пустил, думал, возьмете - уберетесь, так нет.  В
дом ломиться стали. Я со старшими через лаз ухожу, а ты уж тут  как  тут,  в
конюшне дожидаешься... Может,  скажешь  перед  смертью,  где  ж  я  ошибочку
допустил?
   - Пожадничали  вы,  гражданин  Тюря.  Если  б  не  прельстились  Кощеевым
золотом, то, возможно, по сию пору жили тихо и мирно, неспешно  приворовывая
из казны монетку за монеткой. Рано или поздно я бы, конечно, вас взял, но...
Воровство - это не государственная измена.
   - Замолчи! - взревел мнимый покойный, хватаясь за длинный  нож.  -  Пусть
моей голове на колу торчать, да только ты, собака легавая, этого не увидишь!
   Шамахан, стоящий за моей спиной у двери, вдруг охнул и  мешком  повалился
наземь. Тюря изменился в лице. Я тоже не сразу  понял,  что  произошло...  В
тяжелой двери дымились две сквозных дыры, словно кто-то прожег их на  уровне
глаз.
   - Будь ты проклята, старая ведьма! - заскулил Тюря,  первым  догадавшись,
что это было.
   Почти в ту же минуту из подземного хода  показался  усатый  стрелец,  его
сабля была испачкана кровью.
   - Не робей, воевода,  щас  пособим...  Шамахан  пошел  на  него,  завывая
по-волчьи.   Зазвенела   сталь,   оба   противника   оказались   искушенными
фехтовальщиками. Я сдвинул брови и шагнул вперед:
   - Гражданин Тюря, вы арестованы, немедленно сдайте оружие и...
   Казначей, нагнув голову, как баран бросился вперед, держа шамаханский нож
обеими руками. Я принял его в болевой захват, но толчок был так  силен,  что
мы, сцепившись, покатились по  разбросанной  соломе.  Тюря  тяжело  сопел  и
старался ткнуть меня ножом, а я упорно  выкручивал  ему  руку.  На  деле  он
оказался не столь рыхлым, как казался внешне. От отчаяния  в  нем  появилась
сила. У меня тоже не было ни малейшего желания сесть на "бандитское перо", и
в конце концов мне удалось его скинуть.
   Шамахан, скрючившись, сучил ногами в углу, видимо, у  него  был  распорот
живот. Усатый стрелец, выронив саблю,  зажимал  кровоточащую  рану  в  боку.
Дверь  упала  внутрь  конюшни,  словно  сорванная  взрывом.   Мы   с   Тюрей
обернулись... На пороге стояла Баба Яга, страшная,  как  ночной  кошмар!  Ее
глаза горели красным огнем, и мне сразу стало ясно, что именно прожгло такие
дыры в двери. Бабка только глянула на перепуганного Тюрю,  как  он  упал  на
колени  и  начал  необъяснимым  образом  съеживаться.  Вот  оно,   настоящее
колдовство... Я потихоньку начал к нему привыкать, хотя, конечно, совершенно
привыкнуть к этому невозможно. Меньше чем за минуту бывший казначей оказался
превращен в крупный мухомор с красной шапкой в белых шариках. Огни в  глазах
Яги слегка померкли, она резво подошла к одинокому  грибу,  подняв  над  ним
ногу в новеньком лапте...
   - Нет!
   Я  сгреб  старушку  в  охапку,  пытаясь  оттащить  ее  в  сторону.  Бабка
вырывалась как бесноватая. Откуда только силы взялись?
   - Пусти! Пусти, Никитка, не доводи до греха... Дай мне  самой  эту  дрянь
растоптать!
   - Нельзя! Это самосуд... Мы не  можем  так  про-сто  уничтожить  главного
организатора всех этих преступлений.
   - Он мне терем хотел поджечь, к тебе дважды убивцев подсылал, шамаханов в
столицу напустил, заговор против царя строил... Ежели я сейчас его, гада,  с
землей не перемешаю, так сама от злобы задохнусь!
   - Я все понимаю... Но нельзя! Когда милиция начинает сама  изображать  из
себя правосудие, решать, кого карать, кого миловать, начинается беспредел! Я
видел это в своем мире. Мы должны передать его в суд.
   - Пусти, что ты за человек такой вредный? Вот ведь выгоню  тебя  со  всем
твоим отделением, куда пойдешь?
   - Никуда, - улыбнулся я. - Кому же я такой еще нужен?
   - И то верно... - вздохнула Яга, поправляя сбившийся платочек. -  Сунь  в
карман поганку эту злодейскую. Пора ему пред ясные царские очи предстать.

   Мы направили царю доклад сразу же, но аудиенцию у  Гороха  нам  почему-то
назначили лишь наутро. В принципе он по такому важному делу мог бы принять и
не откладывая. Тем более что  завтра  ожидался  подход  Шамаханской  Орды  и
времени на нормальный процесс было немного. Но один из бояр любезно пояснил,
что государь повелел поутру всем явиться в тронный  зал  для  показательного
суда над изменниками Отечества. Я так понял, что боярин и  дьяк  пойдут  как
соучастники. Горох скор на расправу, надо бы  как-то  смягчить  его  горячий
нрав, Ягу попросить, что ли...
   В  тереме  казначея  оказалось  шестеро  шамаханов,  еще  двое,   как   я
рассказывал, нашли свою смерть в конюшне.  Погиб  один  стрелец,  двое  были
серьезно  ранены.  Парень  с  порезанным  плечом  отделался  малой   кровью.
Вернувшись домой, я аккуратно положил  мухомор  на  полку.  Бабка  обещалась
поутру вновь вернуть ему человеческий облик. До этих пор  пусть  пребудет  в
грибообразном состоянии, и нам спокойнее, и ему безопаснее. Баба Яга накрыла
роскошный ужин. В этот раз она сама пригласила Митьку за  стол.  Он  страшно
обрадовался, засмущался, сбегал куда-то, явившись через пару минут в  мятой,
но чистой праздничной рубахе. Парень  даже  руки  лишний  раз  вымыл,  чтобы
сделать мне приятное. Яга пошарила на полке, достала  глиняную  бутылочку  и
налила всем по маленькой.
   - Ну что, герои, выпьем...
   - За первое дело первого милицейского отделения города Лукошкино, успешно
завершенное  нашей   оперативно-следственной   группой!   -   предложил   я,
присутствующие кивнули и чокнулись.
   Напиток напоминал густой ликер  на  основе  малины,  разных  трав  и  еще
чего-то необычайно душистого. Ну, крепость тоже была приличная...
   - А что, батюшка Никита Иванович, стало быть, завтра суд?
   -  Да,  Митя,  завтра  суд.  Мы  должны  представить  царю  преступников,
ограбивших его казну.
   - Но ить... Дьяк-то не особо виноват. Да  и  боярин,  ежели  разобраться,
больше по дурости своей в такое дело влез. Государь  их  наказать,  конечно,
должен, а только есть и повиноватее...
   - Не всякую вину на плаху кладут, - подтвердила Яга, а Я пожал плечами:
   - По нашим законам только казначей мог бы схлопотать высшую меру, да и то
вряд ли. Скорее всего, дали бы лет пятнадцать  в  колонии  строгого  режима.
Дьяк наверняка отделался бы строгим внушением и парой лет  условно.  Степень
вины Мышкина несколько выше, но едва  ли  тянет  на  пятилетнее  заключение.
Вышел бы досрочно за примерное поведение.
   - Хм... Государь обычно  не  столь  милостив  к  ослушникам.  Уж  поверь,
Никитушка, не одна буйная голова завтра с плеч покатится...
   - А куда денут караван пленных шамаханов? - попытался  я  поменять  тему,
рассуждения о завтрашнем суде наводили меня на грустные мысли.
   - Знамое дело, на каторгу пойдут, - ответила Яга. -  Болота  сушить,  пни
корчевать, огневища жечь, землю под пахоту готовить, да мало  ли...  Знатных
начальников на выкуп обменяют, от них все равно в работе толку  нет.  Горох,
он ведь только в бою гневлив, а с пленными, опосля боя, отходчив.
   - Ну хорошо, хоть массовые  расстрелы  у  вас  не  практикуются.  Как  вы
полагаете, завтра будет война?
   - С Ордой, что ли? Не-е... Шамаханцы, они лишь наскоком храбры. Налетят к
городу с шумом, лязгом, воем, начнут крики кричать, стрелы горящие метать, а
толку? Ворота у нас надежные, из мореного дуба  сбитые,  железными  полосами
окованные. Стены толстые, высокие, так что басурмане  побузят  часок-другой,
да в степь свою обратно и повернут. А уж лошадей будут гнать - куда быстрей,
чем сюда мчались!
   - Я тоже думаю, что нет.  Орда  должна  дождаться  сигнала  диверсионного
отряда и под его прикрытием войти в город подземными ходами. А ничего  этого
не будет. Столица готова к обороне,  ходы  засыпаны,  террористы  задержаны,
заговорщики с утра предстанут перед судом. Горох  говорил,  что  пограничные
отряды пропустят врага и ударят ему  в  спину,  а  царская  гвардия  сделает
вылазку из ворот. Общими усилиями они погонят Орду с таким треском!..
   - А все благодаря нам! - с тихой гордостью в голосе  заключил  Митька.  -
Если бы не милиция, быть Лукошкину под  шамаханцами.  Царь  бы  нам  награду
какую ни есть выдать должен. Батюшке участковому,  к  примеру,  коня  белого
пожаловать. Бабушке Яге - корову дойную  али  курей  заморских,  а  можно  и
павлина с перьями, я у них во дворе такого видел. Красивы-ы-ый! Вот ежели  б
с нашими хохлатками его да скрестить...
   - Сам-то ты чего от царя хочешь? - улыбнулся я.
   - Мне-то? Ничего мне не надо... Не за чины  да  награды  старался,  кровь
свою проливал, жизни не жалел, смерти не боялся...
   - Не вертись, балабол! А ить и вправду, скажи-ка нам с воеводой,  чего  б
тебе хотелось?
   -  За-ради  Отечества,  при  мысли  о  сиротах  да  старцах  беззащитных,
греховными почитаю и помыслы о наградах...
   - Митька!
   - Медаль хочу... - стыдливо вздохнул он, опуская глаза  долу.  -  На  шею
повесить да в деревню к мамане, хоть на денек. Один я у  нее,  кровинушка...
Пусть бы порадовалась, а то все бабы соседские непутевым дразнили.  Заявился
бы с медалью - все б так и ахнули! Вот вам И Митька непутевый! Мне самому не
надо, мамани ради...
   - Никитушка, - неожиданно дрогнувшим голосом зашептала Яга, - ты  уж  там
попроси... Скажи, ежели царь ему энту медаль не даст, я сама  ее  сделаю  да
парнишке нашему на грудь-то  и  повешу.  Нет  такого  закону,  чтоб  матерям
огорчения доставлять! Пущай у них  в  деревне  хоть  один  герой  с  медалью
объявится. Уж ты похлопочи, посодействуй... Ну их,  энтих  павлинов,  только
медаль пущай даст.
   Я молча кивнул. Какие они у меня славные... Что бы я без них делал?
   - Ну что, еще по маленькой во славу российской милиции и... спать.

   Когда бабка успевала стирать и гладить мою форму - неразрешимая  загадка!
Каждый  вечер  ложась  спать,  я  складывал  ее  на  скамью,  каждое   утро,
просыпаясь, находил ее там же чистую и отутюженную. Наверно, все дело  опять
же в колдовстве. Видел я их утюги. Такие тяжелы-е, громадны-е, неуклюжи-е...
На ногу раз уронишь - калека на всю жизнь.  Хрупкой  старушке  в  преклонном
возрасте с таким вовек не справиться, значит, колдовство. Спустившись  вниз,
я застал Ягу, хлопотавшую у печки, не знаю, что уж там кипело  в  горшочках,
но аромат был изумительный!
   - Никитушка, давай скоренько за стол, надоть у царя пораньше  быть.  Пора
нашу службу до самого  конца  справить.  Ужо  как  суд  решит,  тогда  и  мы
отдохнем. Я на все отделение такой пир закачу...
   - Угу... а все отделение - мы трое. Ладно уж, после  вынесения  приговора
преступникам посидим в узком кругу, как свои люди. Митька-то готов?
   - Как всегда. Я ж говорю, он деревенский, до петухов вставать  с  детства
приученный. Ну, вот и кашка по-лукошински с грибами  да  брусникой  поспела.
Бери ложку-то...
   Завтракали быстро. От чая я отказался, сказывалось нервное перенапряжение
последних дней. Потом выпью... все потом. Баба Яга аккуратно взяла с полочки
мухомор, завернула его в платочек и положила в корзинку. Митяй дожидался нас
во дворе, он был необычайно серьезен и собран. К царскому терему шли  молча.
Что-то недоговоренное давило  на  всех  нас.  Какое-то  смутное,  непонятное
беспокойство  тревожило  изнутри,  бередило,  как   заноза,   перекатывалось
холодным комком в животе и не давало дышать спокойно... Уже  у  самых  ворот
бабка обернулась и осторожно потянула меня за рукав:
   - Пойдем отсюда,  Никитушка...  Не  то  здесь  затевается,  неправый  суд
вершиться будет. Кровь близкую чую, человеческую... Не по сердцу мне это.
   - Поздно, уже пришли. - По правде говоря, мне тоже не  хотелось  идти  на
показательный фарс, но и отступать было некуда. - Младший лейтенант  милиции
Ивашов. Доложите царю.
   - Предупрежденные уже, - расступились стражи. - Ждет  вас  государь,  все
проходите.
   Мы поднялись в главный тронный  зал.  У  входа  под  охраной  стояли  два
"крупных уголовника" - боярин и  дьяк.  Увидев  меня,  они  смущенно  отвели
взгляды, видимо, каждый все-таки чувствовал свою вину и отдавал себе  отчет,
что если бы вовремя во всем признался, то мог бы рассчитывать  на  серьезное
снисхождение. Выражаясь их же языком - с повинной головы и волос не  падает.
Я подбадривающе улыбнулся...
   Двери в залу распахнулись, и  высунувшийся  стрелец  из  царской  гвардии
громко оповестил:
   - Государь приказывает сыскному воеводе войти и ответ держать.
   Тут уж мы все трое недоуменно переглянулись. Но делать нечего, вошли.  На
этот раз кроме напыщенных бояр, восседающих на лавках, у трона Гороха стояло
двое телохранителей. Лично  я  видел  подобных  гигантов  впервые...  Такими
лапами лес валить без топора можно, гвозди лбом  забивать,  камни  ногами  в
щебенку дробить. Сам государь явно пребывал  в  самом  суровом  расположении
духа. Это ощущалось всеми и невидимым прессом давило души.
   - А ну подойди, сыскной воевода! Доложи-ка всем  нам,  как  ты  следствие
милицейское проводил, как покражу из казны разыскивал, на кого вину  за  все
дело возложить, кому ответ держать... Смело говори, ничего не бойся.
   Лично мне все это показалось сущей ахинеей.  Царь  говорил  каким-то  "не
своим" языком.  Однако  все  смотрели  на  нас,  на  представителей  первого
отделения, поэтому я сделал шаг вперед, раскрыл планшетку и начал речь:
   - Краже в государственной казне предшествовал заговор.
   - Не может того быть!  Брехня!  Клевета!  Худа!  ~  послышалось  со  всех
сторон.
   Царь поднял руку, и в заде вновь воцарилась тишина. Я продолжил:
   - Все нити преступления ведут к небезызвестному  Кощею  Бессмертному.  Он
давно планировал захват Лукошкина. В конце концов  ему  удалось  завербовать
себе постоянного резидента, который, в  свою  очередь,  шантажом  и  обманом
заставил работать  на  себя  дьяка  Филимона  Груздева  и  боярина  Афанасия
Мышкина.
   - Опять ложь! Не мог  боярин  знатного  рода  так  себя  уронить!  Врешь,
участковый!!! - вновь возмутилось наэлектрилизованное общество.
   Горох поманил стрельцов, и в залу ввели заключенных.
   - Вина их тяжела и доказана!  Нынче  же  казнить  обоих.  А  ты,  сыскной
воевода, поведай нам о том, кто их на кражу направил?
   - Дело в заговоре, а не в краже. Кража сундучка...
   - Не перечь государю! - неожиданно взревел
   Горох, вскакивая с трона.
   Все аж пригнулись. Я пожал плечами и попросил у Яги мухомор. Она положила
гриб на ковер перед троном, зыркнула по сторонам, плюнула на  пол...  Грянул
гром! Перед нами  сидел  казначей  Тюря,  протирая  заспанные  глаза.  Бояре
ахнули.
   - Так он же помер! Преставился... Да не он это, поди, похож только. Опять
милиция свои шутки шутит...
   - Гражданин Тюря, вы  обвиняетесь...  Я  не  успел  договорить,  казна