льно скрываемо завесой природной гусарской скромности. Думаю, в ту ночь нас никто не подслушивал, а зря...
     Наутро красавица-полька упорхнула, не пожелав принять от меня на память ничего, кроме маленького золотого образка Николы Угодника. Серебряную цепь, коей сразила она неведомую мне нечисть, я доныне вожу с собой. Почерневший труп убрали казаки, а наш отряд покинул неприветливое Гродно в то же утро.
     Всю дорогу я был на редкость молчалив, не отзываясь на шутки и песни товарищей. Перед взором внутренним стояли синие глаза обворожительной спасительницы моей. И, кстати, "коханей" - по-польски значит "любимый". Так-то...

***

     Переступя границы России в Тикогине и видя каждого подчинённого моего, награждённого минимум трижды, я крепко призадумался над нелепостью сего положения. Можно подумать, не я водил этих разбойников в атаки, не рисковал животом наравне (а зачастую и превыше всех!), не разрабатывал планы, полные редкостной тактики и стратегии, или не побеждал французов везде, где находил оных? Да уже за один Юхновский уезд, полностью укомплектованный пленным неприятелем, мне бы стоило поставить отменный памятник на центральной площади!
     Однако же проблема заключалась в том, что, партизанствуя "по воле собственной", я не имел ни одного вышестоящего посредника, могущего рекомендовать меня к поощрению. То есть сам-то награждал всех без удержу, а вот меня не мог наградить никто. Кроме Кутузова, разумеется... О! Вот это был единственно правильный вывод, к которому я пришёл весьма своевременно.
     Определившись с позицией, я уселся за бумагу и перо: "Ваша светлость! Пока продолжалась Отечественная война, я считал за грех думать об ином, как не об истреблении врагов несчастной Родины моей. Ныне я за границей, тут мода другая, без медалей на улицу хоть не выходи - собаки засмеют! Посему покорнейше прошу... нет, настоятельно требую... Нет, опять не так... в общем, тоже очень хочется поносить что-нибудь яркое! Так не соблаговолит ли ваша светлость прислать мне Владимира 3-й степени и Георгия 4-го класса. Если же таковых на складе в данный миг нет, то хотя бы пятьдесят рублей золотом - напиться с горя... Целую крепко! Всегда ваш, Денис Давыдов".
     Ответ пришёл довольно быстро, курьер уже через два дня доставил мне пакет с обоими крестами и записью генерала Коновницына: "Получа письмо ваше к его светлости, мы долго смеялись и решили показать оное государю императору. Он тоже похихикал, но, признавая заслуги, труды и подвиги ваши, соизволил повелеть наградить вас запрошенными орденами. В чём вас с приятностью и уведомляю. Декабря, двадцатого дня, тысяча восемьсот двенадцатого года. Вильна".
     Макаров ещё пожимал плечами, говоря, что если бы я тогда потребовал Георгия 3-го класса, то, без сомнения, получил бы и его. А я - то по наивности просто не осмелился требовать орден, который в те поры носим был исключительно генералами Остерманом, Раевским, Ермоловым, Коновницыным и Паленом!
     Мы двигались к Сокорам, когда произошло последнее чудесное событие в истории нашего партизанства. Вся партия моя, общим числом в пятьсот пятьдесят сабель, была остановлена в чистом поле внезапной грозовой тучей, возникшей посреди небес при ясной погоде.
     - Виданное ли дело, ваше благородие? - смущённо крестились бывалые донцы. - Откуль посредь зимы такое природное безобразие?.. Знать, нечисто тут!
     Нечисто... Да кто бы спорил?! Похоже, мои худшие сны неумолимо становятся явью. Туча стремительно росла, принимая всё более и более знакомый профиль, но только я догадывался, что сие значит...
     - Батюшки светы, Буонапартий!
     Холодное лицо отступающего императора Франции зависло над отрядом моим подобно гранитной глыбе, в любое мгновение грозя рухнуть вниз и раздавить всё живое. Лошади нервно прядали ушами, не слушаясь поводьев, люди пребывали в оцепенении, а я очень хотел, чтобы вот именно сейчас объявился мой всезнающий прапрапрапрадедушка, который, по сути-то, и заварил всю эту кашу...
     - Выходи, подполковник! - рокочуще разнеслось над полями.
     Я беспрекословно поворотил коня, направляя его к невысокому пригорку.
     - Остановитесь, Денис Васильевич! - кричали мне вслед боевые офицеры и простые казаки, но я - то знал, кто нужен этому чудовищу, и не смел подставлять его неистовой мести своих людей. Не надо торжественных слов и оправданий, что было - то было, помолитесь, господа, за бедного Дениса Давыдова...
     Крики за спиной смолкли, - видимо, народ осознал значимость момента, кинувшись разбирать лучшие места в партере на сегодняшний спектакль. Громадное лицо Наполеона чуть сдвинулось в сторону, дабы произвести на меня большее впечатление, и демонстративно налилось свинцом. На сердце меж тем было удивительно легко и покойно, весь страх куда-то пропал, голова была непривычно ясною, а на языке вертелись разные весёлые шалости.
     Великий император заговорил первым, я соблюдал субординацию.
     - Ты испортил мне всю войну!
     - Ну-у, так уж и всю...
     - Не сметь пререкаться со старшим по званию!
     - Увы, научен горьким опытом в боях с вашими генералами...
     - Думаешь, что ты такой исключительный? - Голос Наполеона неожиданно стал проникновенно тих, он словно бы разговаривал сам с собой, размышляя вслух. - Хочешь знать, ЧТО ты наделал своей дурацкой борьбой за "освобождение любимого Отечества"? Тогда хоть раз послушай не перебивая... Мне не нужна Россия! Удивлён, поэт-партизан?! Мне был нужен мир... весь мир! Богатый и процветающий под благосклонным оком цивилизованной Франции! Я был готов пойти на любые уступки, я взял Москву лишь для того, чтобы склонить вашего императора к переговорам. И он бы по-прежнему правил своей страной, сохраняя вашу валюту, вашу независимость, вашу религию, армию и национальную самобытность... Мне ничего не нужно от вас, глупые русские медведи, только не вмешивайтесь в мои планы! Что плохого в том, если французы будут править миром, а Россия единственная стяжает право оставаться непобедимой?! Все понимали это, вся Европа приняла разумность этого порядка, и даже царь Александр уже был готов на всё... О, как бы мы с ним поладили! Он единственный из всех государей, снискавший моё глубокое уважение ещё на встрече в Тильзите. Помнишь, подполковник? Ты тоже был там, стоял рядом со мной, и я видел тайное обожание в твоих глазах...
     - Я восхищался вашим талантом полководца, - сухо признал я, - но лишь до тех пор, пока французы не двинулись на Россию.
     - Идиот, это же было благом для вашей варварской страны! - не выдержав, сорвался он. - Мы несли вам культуру и просвещение, экономические реформы, освобождение от рабского труда всему народу, политическую стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Переняв от нас всё лучшее и прогрессивное, Россия могла бы стать второй сверхдержавой!
     - После Франции?
     Наполеон замолчал, с трудом переводя дух. Мне тоже не приходило в голову ничего достойного для праведной отповеди захватчику. Выходило, что он повсюду прав, а весь наш лесной героизм шёл только во вред, раздражая и усиливая противостояние двух армий. Если бы не мы, они давно бы пришли к миру...
     - А ты первым подал пример безоглядного сопротивления. Настроил крестьян, нашёл последователей, своими шальными успехами ты вдохнул в них веру! Всё пошло не так... Вы победили, но - зачем? О, это непостижимое русское упрямство!
     - Ну, не знаю... всё равно... мы за Родину... потому что...
     - Как же я устал от тебя, Давыдов... - сокрушённо вздохнул император Франции. - Но сегодня всё кончится, мне нельзя допустить, чтобы ваше влияние распространилось на всю Европу. Поход в Россию - всего лишь нелепая, смешная ошибка - ведь от великого до смешного один шаг. Это всего лишь неудачная кампания... это ещё не конец, все поймут...
     Свинцовые глаза Бонапарта помутнели, брови изрядно нахмурились, а всё вокруг словно бы схватило ужасающе пронзительным холодом. Режущий ветер ударил меня по щекам, н-а секунду я вспомнил о прапрапрапрадедушке и... увидел его!
     Великий Могол сидел у себя в золотой юрте, лицо его было неподвижно, а по коричневым щекам текли скупые стариковские слезы. Он даже не посмотрел в мою сторону, только вздохнул и отвернулся, словно стыдясь своего бессилия. Сердце моё дрогнуло от гнева и сострадания, но я знал, кто в силах поставить на место зарвавшегося корсиканца. Тот, кто уже делал это и теперь наверняка не оставит в беде...
     - Надеешься на Кутузова? - Ветер чуть стих, дабы каждое слово Наполеона раскалённой подковой впечаталось в моё сознание. - Он слишком слаб... Высшие силы не терпят конкуренции, за всё приходится платить, а ставка была неизмеримо высока... В России больше нет такой силы!
     - Кроме самой России... - тихо раздалось в ответ. Это не я сказал. У меня сдавило грудь, воздух не проходил в лёгкие, а верная шашка почти выпала из рук. Но холод отступал, темнота начинала светлеть, на чистом клинке блеснул невесть откуда взявшийся солнечный зайчик.
     Вдоль окаменелых рядов партии моей неспешным и невесомым шагом семенила невысокая старушка. Но что за чёрт?! Вроде уже и не старушка вовсе, а женщина зрелых лет... Нет, нет, опять не так - девица, да ещё столь юная, что на вид и девочка совсем! В простом платье, и, несмотря на ветер, даже локон у виска не шелохнётся. Встала передо мной, коня по морде погладила да на императора Франции глаза бездонные подняла. Ужасное видение застыло, завыло, корчась в нечеловеческих муках, и, окончательно пронзённое солнечными лучами, так и затрепетало, рассеиваясь...
     - Не-э-э-т! Мы могли бы... договориться... я ещё... я...
     Девочка улыбнулась, подняла детскую ладонь к губам и что-то сдунула с неё, ровно пылинку. Наполеон тоненько пискнул и рассыпался прахом!
     - Матушка... - В немом благоговении я слез с седла, падая на колени.
     - А то кто ж за тебя, бедненького, заступится?! - звонко ответила она, благословляя меня тонкими пальчиками. - Иди, гусар! Знатного гостя мы в дому своём принимали, да только доброго слова сказать о нём некому. Пришёл - не зван, ушёл - не попрощавшись... Видать, настал и наш черёд долги возвращать. Уж не сочти за труд, поклонись и от меня городу Парижу!
     Посмотрела ласково и вся в золотом сиянии растаяла. На том месте, где чела моего коснулось чудесное видение, средь чёрных кудрей появился белый локон. Я встал на ноги, держась за стремя, и помахал рукой счастливым товарищам своим. Зимнее солнце горело над головой, снег музыкально хрустел под копытами скакунов наших, а суровые души переполняла неизъяснимая благодать...
     Кончилась гордая пора блистательного партизанства! Впереди лежала покорённая, обесчещенная французами Европа, в которую уже вступили первые русские полки, неся на штыках своих свободу...

     Восхвалялся вор-французик во Расеюшке побыть...
     Ай люди, ай люли! И чё-то ему там не очень понравилось!

     Горланили новую походную песню донские казаки, а я крутил ус, складывая первые строфы на страничках полевого дневника. Зачем, для чего и для кого?
     Не думаю, что когда-нибудь настанет срок показать сии листки, исчерченные мелким моим почерком, спрыснутые вином и прокуренные бивачным дымом, кому-то из столичных издателей. Что увидит он в них? Ложь, насмешку над великими, пустое фанфаронство да искажение исторических фактов! Мне ли надлежит вступать посему в споры или вбивать истину в дубовые башки их шашкою и пистолетом?! Время всех рассудит и всё расставит долженствующим образом...
     А я, пожалуй, поеду и, как обещал, отвезу поклон городу Парижу. Путь долгий, война с Наполеоном ещё не окончена. Ещё не поднималась Россия во весь исполинский рост свой, и горе её неприятелям, если она когда-нибудь поднимется! А пока...

     Я люблю кровавый бой,
     Я рождён для службы царской!
     Сабля, водка, конь гусарский,
     С вами век мой золотой!

СЛОВАРЬ МАЛОПОНЯТНЫХ И НЕ ВСЕГДА ВРАЗУМИТЕЛЬНЫХ СЛОВ

     Авангард - красивое жизнеутверждающее и искусствоведческое слово! Сразу вспоминаются Хлебников и Малевич, но вообще-то с военной точки зрения - это те, кто идут впереди... и получают первыми, по первое число!
     "Аннушка" - ласковое название ордена Святой Анны 1-й, 2-й или 3-й степени. Там же ордена Святого Владимира и Георгия, последний был как сугубо офицерский, так и исключительно солдатский. Впрочем, их "Вовочками" и "Жоржиками" почему-то не называли...
     Арьергард - то же самое, что и авангард, но с точностью до наоборот. Сидеть там было тихо, скучно и непочётно, а впереди идущие ещё и обзывали "задницей"...
     Банник - здоровенный ёршик на палке, именно им забивают... снаряд... в пушку... туго!
     "Безе" - в жаргонном гусарском обращении значило "французский поцелуй". Впоследствии послужило названием пирожного...
     Ботики - именно так гусары ласково и нежно называли свои коротенькие сапожки.
     "Ворчуны" - самая старая, опытная и верная гвардия самого Наполеона. Говорят, только им он позволял критиковать свою политику и в лицо называть себя "коротышкой". В последнее верится с трудом...
     Доломан - гусарский мундир венгерского покроя. Каждый полк имел свой цвет мундира и разные маленькие заморочки. Параллельные шнурочки от горла до пупа придавали сходство с Кощеем Бессмертным, но дамы млели... Во все времена!
     Инфантерия - пехота. Название наверняка придумали гусары, презрительно считающие всех, кто ходит пешком, - инфантильными...
     Канонир - артиллерист, как раз-таки и забивающий туго... в пушку!
     Кивер - цилиндрический головной убор с козырьком, двуглавым орлом, султаном и всякими висячими побрякушками. Мог быть использован для чего угодно в буквальном смысле...
     Лафет - ложе для пушки, обычно на колёсах. Очень удобен как катафалк для почётной транспортировки павших героев.
     Маркитант - торговец, снабжающий выпивкой своих же солдат. То есть спекулянт в форме и при исполнении...
     Манкировать - избегать, косить, уклоняться от исполнения супружеского долга.
     Ментик - вовсе не маленький мент, а короткая зимняя куртка. Традиционно надевалась на одно плечо, дабы правая рука чувствовала себя свободнее в бою.
     Мундштук - часть удил для управления лошадью. Не путать с мундштуком для курения, оно для лошадей чревато...
     Панталоны - сугубо мужские штаны, чаще встречались в пехоте.
     Пинд - горный хребет, где селятся музы и сожительствующие с ними поэты. Денис Давыдов тоже бывал там, но наскоком...
     Повод - тоже часть удил, а не обязательно то, что ищут ради оправдания пьянки.
     Пруссаки - немцы из Пруссии, обычно рыжие, с торчащими усами. В память о них мы до сих пор ласково называем прусаками... тараканов!
     Рейтузы - опять сугубо мужские штаны, но чаще встречались в кавалерии.
     Ретирада - отступление. Слово, ненавидимое Суворовым, но успешно применённое Кутузовым, дабы заманить Наполеона на зимние каникулы в Москву.
     Сабля - очень похожа на шашку, но кисть руки обычно прикрыта надёжной гардой. И пальцы целее, и дизайн посимпатичнее, и всяких кисточек понавешать можно...
     Синекура - непыльная работа для блатных маменькиных сынков, коих хватало и в те времена.
     Тамбурмажор - дирижёр в костюме клоуна. Нет, ну сами на картинках посмотрите, разве наши военные могут одеваться, как амазонские попугаи?!
     Ташка - гусарский ридикюль. Сумка, где хранились разные полезные вещи, от расчёски для конского хвоста до активированного угля.
     Темляк - витой красивый шнур, которым "привязывали" саблю к руке - вдруг потеряется.
     Фалды - разрезанный хвост фрака. Встречались как на гражданке, так и в военной форме. Особенно смешно трепыхались при отступлении...
     Фанаберия - зазнайство и понты с распальцовкой на пустом месте.
     Фанфары - прямые потомки иерихонских труб, только размером поменьше. Особенно популярны в быту, когда надо загреметь вниз по лестнице.
     Фуражир - солдат, снабжающий армию продовольствием. То есть грабитель в форме и при исполнении...
     Чекмень - традиционный горский кафтанчик. Их по дешёвке развозил на турецкой войне граф П. А. Строганов и даже подарил
     Один Денису Давыдову, за что и получил благодарность "дурными стихами"...
     Чепрак - эдакий коврик под седло. Обычно украшался вышивкой и вензелями, мог скатываться валиком, заменяя подушку, на одеяло не тянул исключительно по размерам.
     Чикчиры - исключительно гусарские штаны без карманов, ибо уже в те времена держать руки в карманах считалось неприличным.
     Шашка - дли-и-и-нный кавказский ножик без гарды. Просьба не путать с дымовою или игральною.

МЕМУАРЫ ГЕРОЯ, ИЛИ ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ ГУСАРА

     Не сей ли есть сын отечества?
     А. Н. Радищев

     "Охота на гусара" - не роман с единым сюжетом, а сборник гусарских баек и анекдотов, нечто вроде "Приключений бригадира Жерара" Конан Доила, этакие путевые заметки, жанр, весьма распространенный во времена самого Давыдова, но почти совершенно забытый ныне. Объединяют описанные случаи рассказчик, он же главный участник происходящего, и глобальное событие - Отечественная война 1812 года. Война - не фон, не рамка, а ткань происходящего, полотно, в котором приключения гусара - пусть яркая, но только нить. Однако как волосинка, попавшая в шестеренку, может остановить огромный механизм, так и одна яркая нить меняет рисунок полотна.
     Казалось бы, сто раз прав герой, повторяя про себя разумные доводы, которыми руководствовался Наполеон, завоевывая мир, то, что мечтал привнести в страны всей Европы великий корсиканец: "культуру и просвещение, экономические реформы, освобождение от рабского труда всему народу, политическую стабильность, уверенность в завтрашнем дне..." Но в нашей стране если и делалось что-нибудь разумно, то никак не великие дела. Еще классик сказал: горе - от ума. Так и живем до сих пор, если посмотреть: по наитию свыше, высшим промыслом. И против разумных установлений француза поднимается вся нация. Один из исследователей "русской идеи" писал: "Национальный - значит носитель национальной идеи, Русского Духа, того, что в России непреходяще. Идея (от греч. эйдос) - это первообраз, слово однокоренное с "идеалом". Говоря о Русской идее, не политическую формулу имеем в виду, а всю культурную традицию, в том числе литературную. Что такое история? Это культура народа, реализовавшаяся во времени. А что такое культура? Это национальная идея (совокупность идеалов) или в конечном счете промысел Божий об этом народе, реализовавшийся в пространстве". Вот это и оказывается главным, тем, что во многом объясняет бездумность, бесшабашность, безалаберность русских людей - и их живучесть: они верят в Божий промысел! Недаром страна наша издавна зовется - Святая Русь. Поэтому поднимается народ: нельзя предать промысел Божий.
     В России встречаются два мировых начала, Восток и Запад: нега и лень, чувственность и созерцание и - сухая логика слов и активная деятельность, культура духа и - цивилизация. Особенность философии Андрея Белянина не в оригинальности, а в наглядности, реалистичности; Белянин не рассуждает, а яркой кистью художника рисует - ив точных мазках категории и концепты предстают запоминающимися, точными - образами, самой жизнью.
     Наполеон - символ Запада как цивилизации. Бонапарт несет технический прогресс и материальное благополучие, социальные реформы сверху. Что, конечно, для России не подходит. Остроумная басня "Голова и Ноги" - тому вернейшее подтверждение: народ и власть - единый организм, меняться может только целиком.
     Сейчас сложно сказать, что двигало в действительности реальным Давыдовым, но героя романа Белянина вдохновили высшие силы. Гусар стал орудием Божьего гнева, да позволительно нам будет выразиться так. Отсюда потусторонние гости в снах Дениса Васильевича, отсюда мистический подтекст глобальных событий, встреч с Наполеоном и Кутузовым. Кому-то астральные встречи и битвы персонажей могут показаться слишком современными, притянутыми за уши в произведении историческом, однако стоило бы вспомнить, что именно восемнадцатый век - расцвет мистики, процветание масонской ложи в