- пёс уполз в обход.
     Лязг и скрежет усиливались. По звуку более всего это напоминало ржавую железную телегу, но существо, бодро выкатившее нам навстречу, вне всякого сомнения, было Волком! Громадного роста, толстый, как карета, с горящими оранжевым пламенем глазами, распахнутой пастью и... непонятными, многочисленными ногами. Чудовище было столь ужасающе нелепо, что я высунулся из-за пенька, позорнейше пропустив команду "пли!". Вороненый ствол ружья моего французского друга громыхнул огнём! Один глаз волка погас...
     Не дожидаясь, пока меня обложат на всех языках в соответствии с многогранными возможностями драгунской фантазии, я поспешно выстрелил зверю в грудь. Раздался звонкий щелчок, словно моя пуля ударилась в листовое железо.
     - Чёрт дери! - вскрикнули мы с Гётальсом.
     Железный Волк чуть повернул в нашу сторону ужасную голову, и... ни в чём не повинный пенёк разнесло прямым попаданием из пушки! Как нас не задело - по сей день не могу дать вразумительного ответа.
     - За ним! - хрипло кричал откуда-то из-под сугроба плотно утрамбованный полковник. - Он ранен, далеко не убежит! Ату, ату! Фас!
     - Мы тоже не убежим, - трезво возразил я, прикидывая, сколько ж мне придётся спускаться вниз с того самого дерева, где на полверсты ниже сидел бледный от храбрости литовец. Как я там оказался (сам залез или взрывом забросило?), в упор не помню...
     - Он ушёл л, - минут через десять напомнил Валдис. - Но фы его не убилли!
     - Почему это?
     - Так федь ушел! А мёртфые не ходят, я проферялл...
     Спорить не хотелось, как, впрочем, и топать по зимней дороге неизвестно сколько, преследуя раненого хищника. По зрелом размышлении было принято компромиссное решение - продолжить охоту на рассвете. Если следы не заметёт, мы нагоним его, ослабевшего от ран, и добьём прикладами. Или он нас - хвостом по маковке...
     А интересно, чем это Железный Волк так лихо шарахнул по пеньку? Впечатление такое, что бомбой из кавалерийской пушки. Знаете, маленькие такие, одно время было модным ставить их на переднюю луку седла. Потом отменили из-за малой площади боя и повышенного травматизма у лошадей (глохли, бедолаги, через одну).
     Надо бы разузнать об этом странном чудовище побольше.
     Разгорячённый "общими" подвигами, Валдис охотно и много рассказывал, но практически всё не по теме, о звере он знал немногое. В частности, то, что Волк иногда возвращается, и обычно не от хорошего настроения...
     Если бы на геройский спаниель Гётальса, вовремя подоспевший с "докладом" о приближении противника с тыла, хищник бы накрыл нас первым же залпом. А так мы хоть успели оглянуться... Чёрная туша железного зверя кралась за нами исподтишка, таинственно подмигивая одним глазом.
     - Мон дье! - ужаснулись мы, ибо перезарядить ружья и не подумали. Конечно, у меня были пистолеты, но против такой громадины - это попросту несерьёзно. Поэтому, не тратя времени на бессмысленное сопротивление, мы вверили свои судьбы собачьему чутью, бросившись наперегонки за спаниелем.
     Успели удрать, наверное, шагов на двадцать, как услышали сзади неуверенный голос нашего проводника:
     - Мне фас тутт ждать?
     Почти одновременно выругавшись по-русски и по-французски, мы кинулись назад, цапнули парня за шиворот и уволокли за собой с линии атаки. Опоздай хоть на мгновение, и невеста бы его не дождалась - новый взрыв обсыпал нас с ног до головы пахнущим пороховой гарью снегом!
     - Это не волк! - орал я, отплёвываясь на бегу. - Не настоящий волк, наши волки так не стреляют!
     - Да, мои шер, стрелок из него скверный...
     - Я не об этом, полковник, он вообще не должен уметь стрелять!
     - Вы хотите сказать, не обязан?! - поправил невозмутимый нормандец. - Но ему и железным быть не положено... Так, допустив одну нелепость, почему мы непременно отказываем животному в другой?
     - Потому что это - не животное!
     - Но я могу забрать его голову в качестве трофея?!
     Третий взрыв прервал глупый спор - нас, несомненно, нагоняли. Чёрт, какая непростительная глупость - отправиться на охоту пешком! Будь у нас лошади, давно удрали бы, сидели бы в тепле и пили чай, наслаждаясь "оччень нетороплифыми" беседами с местными жителями.
     Когда четвёртый выстрел снёс небольшую ёлку у дороги, я принял гордое и бескомпромиссное решение:
     - Стойте, друг мой, дальнейшее бегство бессмысленно - впереди река, а на глади льда он накроет нас без пристрелки. Держитесь, пора покончить с этим... Он увидит, как умирают русские офицеры!
     - Вы хотите застрелиться? - чуть удивился Гётальс, видя, как я взвожу курки двух тульских пистолетов.
     Я молча всучил ему один, строго глядя в глаза. Драгунский полковник сурово вздохнул и, став со мной плечом к плечу, медленно поднял пистолет на уровень виска...
     - Вообще-то я имел в виду, что мы дружно подстрелим ему оставшийся глаз, но если вопросы чести заставляют вас поступить иначе...
     - О нет, нет! Я думал, это вы столь щепетильны...
     - Смотритте, фолк фернулся! - аж донельзя удивлённый, сообщил нам Валдис.
     Железное, чудовище, не останавливаясь, резво спешило к нам, и в свете выбежавшей из-за древесных крон луны я вдруг отчётливо разглядел его ноги. Это были колёса! Самые настоящие колёса, только не круглые, а скорее восьмиугольной формы. Голова действительно напоминала пасть животного, меж зубов блестело пушечное дуло. На спине железного зверя откинулся люк, и кто-то нагло проорал:
     - Руссиш партизанен, капут! Тра-та-та!..
     - Пруссаки, - презрительно выпрямился я, вскидывая пистолет.
     - Союзники, но не французы, - значимо подтвердил Гётальс, и два наших выстрела грянули одновременно, сливаясь в один.
     Раздался звон разбитого стекла, и у Железного Волка погас второй глаз. Мы церемонно пожали друг другу руки... Но, как оказалось, слишком рано радовались победе.
     Даже будучи ослеплённым, чёрный монстр двигался прямо на нас и задавил бы непременно, не прыгни мы в разные стороны. Раздалась сдавленная германская ругань, железная коробка на колёсах медленно, но верно сползала по склону, на лёд... Я выхватил кабардинскую шашку, драгунский полковник - палаш, и мы оба, вспомня детство, понеслись на заднице вниз, добивать врага!
     Так вот что за "зверь" угрожал безвинным литовским крестьянам, отнимая у них фураж и молочные продукты. Механическая игрушка, страшно маскированная под безжалостного хищника, собранная терпеливым гением немецкого народа и поставленная на службу союзным частям императорской армии, засевшей сейчас в Гродно. Сколь же страшным и могущественным оружием могли бы стать эти стреляющие короба на колёсах, если составить из них целые корпуса и подразделения...
     Мы вспрыгнули на спину Железного Волка в тот самый момент, когда его "морда" уже уходила под ещё тонкий лёд.
     - Отрубите для меня хотя бы хвост!
     - Здесь есть даже знамя, полковник. Думаю, этот штандарт займёт достойное место среди ваших охотничьих трофеев над камином! - Я вытянул из гулкого чрева "зверя" двух толстомордых перепуганных пруссаков, обозвал обоих тараканами и отобрал в нашу пользу небольшой флажок с изображением "мёртвой головы". Скрежещущее чудовище с бульканьем уходило на илистое дно. Глубина небольшая, надеюсь, литовцы выволокут его всей деревней и перекуют на орудия полевого труда. То есть, если твёрдо решат сделать это побыстрее и весной начнут, как раз к осени управятся...
     - А мне ппонрафилось! - счастливо объявил беззаботный Валдис, съезжая по склону к реке уже по третьему заходу. Наши разборки с Волком он ещё не оценил, наверняка выскажется чрез часик... Спаниель, первоначально наблюдавший сию картину укоризненным взглядом, незаметно оттаял и пару раз прокатился сам. Хотя вид у него при этом был неподкупно высокомерный...
     О сём чудесном происшествии я, разумеется, написал рапорт, указуя количество взятых пленных, местонахождение самоходной телеги и перспективы её развития на русской военной базе, но, увы... Как и многие мои доклады, эта бумага затерялась в бесчисленных канцеляриях, а по слухам, вообще была выброшена за ненадобностью как пример обмана и очковтирательства, то бишь бесстыжей гусарской трепотни... Узнай я, кто именно так выразился, - вызвал бы мерзавца на дуэль!
     Следы пленных пруссаков затерялись, а вот полковник Гётальс как мой "личный" пленник дошёл с Ахтырским гусарским полком до самого Парижа. В сражениях, разумеется, не участвовал, но ни одной пирушки не пропускал, получив от наших казаков ласковое прозвище "пагубник". Видимо, потому, что всё так же списывал все свои проблемы на "пагубную страсть", обуздывать кою совершенно не собирался.

***

     А в ту ночь, после битвы с Железным Волком, мне опять приснился прапрапрапрадедушка. Место встречи было неизменным - всё та же юрта с дорогими коврами и коллекционным оружием на стенах, а вот сам предок выглядел гораздо более посвежевшим и довольным.
     - Удача несётся впереди тебя на крылатом коне, трепеща золотыми крыльями! Ты - герой из героев, о мой обросший бородою правнук!
     - Спасибо, - скромно поклонился я, уже доподлинно зная, что особенно обольщаться не стоит - предок очень ревнив к чужой славе.
     - Наполеон изгнан из пределов твоей Родины, небеса благоволят храбрым... Некогда великая армия зализывает свои раны, но ты же знаешь, как опасен раненый зверь. Не давай ему время оправиться!
     - В смысле продолжать бить французов на территории сопредельных, но независимых государств?
     - Зависимы все земли, которых достанет взмах твоей сабли! - наставительно поднял палец Великий Могол. - И помни: враг покорившийся всегда опаснее врага явного. Тебе предстоят новые испытания, и я уже договорился о помощи и совете.
     - Хм... Вакх - был, Клеопатра - была, китаец со сложным трёхступенчатым именем - тоже, царь Пётр - был, на этот раз кто?
     - Моисей.
     - Кто-кто-кто?! - не поверив своим ушам, привстал я.
     - Мне понятны твои сомнения, правнук... - опустив узловатую руку мне на плечо, вздохнул Чингисхан. - Знаю все предубеждения твои и разделяю их всечасно, ибо имею обширный опыт общения с детьми Сиона. Но, увы...
     - Дедушка... - сурово начал я, однако весь пыл мой погас втуне - старик демонстративно взялся за камчу и продолжал уже с нажимом:
     - Я сказал "но, увы...". Других союзников дать тебе не могу, бери, что осталось. И не спорь со стариками! Если бы всё решалось с наскока, огнём и железом, мир был бы устроен проще и справедливее... Постарайся хотя бы прислушиваться к слову человека с государственным складом ума.
     - Да я и сам умом не слаб.
     - Даже крепок, особенно задним, балабол! - окончательно доведённый препирательством моим, решил прапрапрапрадедушка, вздымая плеть. Долготерпением он никогда не отличался...
     Однако же и я в этом смысле опытом подкованный - знаю, как прекратить нежелательное течение сна, и щиплю себя что есть мочи! Ничего не происходит... Я щиплю вторично - бесполезно! Я... ив этот миг рысьи глаза предка становятся ярко-оранжевыми от гнева, а плечо моё обжигает ударом камчи!
     Я проснулся в холодном поту. Смех смехом, но толстый рубец остался, красный и болючий. Говорите мне потом, что сны есть субстанция эфемерная, летучая, в реальной жизни бесполезная, анализу неподвластная и физических последствий не имеющая. Это всё суть научные мудрствования, а вот боль в левом плече - факт, оспариванию не подлежащий.
     Я поутру показывал своим - все только ахали... Потому как искренне сострадали друг другу в ежедневных походах и ежечасных стычках с неприятелем, что объединяло и возвышало наши загрубевшие мужские души...
     Однако отставим в сторону лирические отступления о моей залётной партизанской жизни и продолжим повесть нашу согласно хронологии. Итак, как уже упоминалось, пока мы с французским другом не жалели живота в борьбе с Железным Волком, партия моя успешно двигалась на Гродно. Я же, в розвальнях и с полным комфортом, был отозван в ставку светлейшего в Вильно.

***

     Первого декабря явился я на главную квартиру к Кутузову. Какие перемены! Вместо прежних разорённых деревушек и курных изб - широкая улица и богатый двор, заполненный великолепными каретами, колясками и санями. Толпы польских вельмож в губернских мундирах, с пресмыкательными телодвижениями. Множество наших и пленных неприятельских генералов, штаб - и обер-офицеров - иных на костылях, других бодрых и весёлых, - теснившихся на крыльце человека, начальствовавшего над всеми силами спасённого им Отечества!
     Когда я вошёл в залу, внешний вид мой сразу обратил ко мне все взоры. Кто-то зажал нос, кто-то изобразил упадение в обморок, но дерзновенно корчить рожи и стучать пальцем по лбу не посмел ни один. Среди облитых золотом генералов, красиво убранных офицеров, граждан польских и литовских в парадном платье я явился в чёрном с заплатами чекмене! В красных неглаженых шароварах! В начищенных дёгтем сапогах с непередаваемым ароматом! С круглой курчавой бородой, нестриженой головою с ма-а-ленькой папахой на макушке и кабардинской пташкой на бедре!
     - Кто таков? С какого дерева спустился? - тихо вопрошали в зале.
     - Партизан Давыдов! - отвечали некоторые, и самолюбие моё было польщено неподдельным ужасом, звучавшим в словах их.
     Вкруг меня мгновенно образовалось пустое пространство, словно у диковинного зверя в вольере, и я расхаживал важно и грозно, лишний раз напоминая этим штабным петухам, кто тут на самом деле главный! Не прошло и двух минут, как меня (вне очереди! Все радостно уступили...) препроводили к фельдмаршалу.
     Светлейший принял меня ласково, хотел даже потрепать по плечу, но почему-то передумал. Улыбчиво повелел идти за бригадой моей на Гродно, занятое австрийским корпусом Фрейлиха, и взять город под свою руку.
     Ибо Гродно лежит ближе всех больших литовских городов к Варшавскому герцогству и заключает в себе наибольшее количество противников оружию нашему. Из-за родства и дружбы с левым берегом Немана и Варшавой, сим горнилом козней вражды и ненависти к России, польские жители данного города весьма увлекались любыми проектами, нам вредными. Однако же лишний раз никого расстреливать не требовалось, а лихому партизану надлежало стать тонким политиком...
     - Иди, герой, - благословил меня Кутузов, наделяя всеми полномочиями.
     - А... вы мне снились, - смущённо признался я.
     - В каком виде? - усмехнулся светлейший.
     - Ну я там как-то с Наполеоном дрался во сне... Он меня почти победил, а тут вы - весь в белом, огромный такой! Вот я и...
     - Вот и молчи о том, - вовремя остановил меня Михаил Илларионович и едва слышно добавил:
     - Про всё, что в астрале видывал, забудь и внукам накажи забыть! Тонкие материи, они - не гусарского ума дело.
     - А миссия? Вы же сами говорили...
     - Я? Ступай воюй, как всех победишь, о мирной жизни подумай... А у кого какая миссия, про то лишь небесам ведомо. Наполеон ещё не осознал, сколь смертельную рану получил в России. Он ещё изволит шутить и смеяться, однако же прозрение достигнет его тогда, когда русские знамёна войдут в Париж! Жаль, что я сего не увижу...
     - Странные речи, ваше превосходительство, - дрогнул я, и глаза мои увлажнились. - До Парижа кавалергардским галопом - меньше месяца, что ж вы так на здоровье своё наговариваете?
     - За всё платить надобно... - загадочно ответствовал фельдмаршал и, не чинясь облобызав меня в обе щеки, выпроводил вон.
     С тяжёлым сердцем уходил я в тот день от сего великого человека, не зная, что судьба уж не даст нам возможности увидеться вновь. Война - страшная штука, отнимающая у тебя боевых друзей, а у Отечества - истинных героев... Но, что бы там ни было, солдату не пристало рассуждать, и вот уже армия моя храбро стала у стен Гродна.
     Как доселе упоминалось, город сей оборонялся силами австро-венгерского корпуса. Что, собственно, их и погубило... В том смысле, что австрийцы - это одно, а вот венгерцы - совсем другое дело! Правильно расставив приоритеты, мы взяли врага без единого выстрела.
     Бедряга смотался парламентёром в венгерские гусарские части, нахальнейше оповестив, что их вызывает на состязание Ахтырский гусарский полк под командованием подполковника Дениса Давыдова. Предмет спора: есть два бочонка крепчайшей сливянки, побеждают те, кто прикончит их быстрее и без закуски! Ясное дело, что венгры не могли попустить уступку русским в деле пития их национального напитка. Ну а через час наша кавалерия полегла вперемешку с гусарами противника в трогательном братском единении, так и не выяснив имя победителя...
     В свою очередь, к австрийцам был направлен героический ротмистр Чеченский. Да, да, тот самый, что твёрдо знал целых три предложения на русском и ни слова по-немецки. Ей-богу, надо было слышать их переговоры. Там бедный переводчик едва не стрелялся от ужаса и безысходности...
     - В принципе мы готовы сдать город...
     - Давай пацэлую!
     - Но требуем сохранения знамён, оружия и обозов.
     - Щас зарэжу!
     - О, не стоит так волноваться! Давайте придём к разумному компромиссу.
     - Я больше нэ буду...
     - Наши части отойдут за границу в организованном порядке.
     - Давай пацэлую!
     - Однако мы вынуждены предать огню провиантские и комиссариатские магазины...
     - Щас зарэжу!
     - Но поймите же, наше командование будет крайне огорчено. Нас не поймёт император!
     - Я больше нэ буду...
     - Однако, если обставить наш отход как вынужденное бегство, возможно, удалось бы сохранить несколько зданий. Но это исключительно между нами...
     - Давай пацэлую!
     В конце сего содержательнейшего диалога генерал Фреилих вышел из Гродна с остатками конницы и пехоты, оставя нам всех венгров (чему они и сами были несказанно рады!), весь запас продовольствия на сумму более миллиона рублей и тридцать орудий в полном боекомплекте.

***

     Партия вошла в город буквально по их следам, занимая улицы и ставя везде караулы. Макаров и Бекетов пропадали до вечера, выясняя отношение местного населения к русским оккупационным войскам. Оказалось, что нам никто особенно не рад.
     Основную часть горожан составляли надменные поляки, всё ещё полагавшие армию нашу под Смоленском, а Наполеона по-прежнему восседающего в Московском Кремле. Однако треть населения были безобидные евреи, проживающие в Польше, и вот они-то вдруг и проявили себя как самые преданные лазутчики в нашу пользу. Забыв на время об алчности и корыстолюбии, ринувшись навстречу лошадям нашим, дети Сиона столь рьяно и радостно выражали своё искреннее воодушевление, что я невольно задумался: а так ли уж был не прав мой прапрапрапрадедушка?
     Утро вечера мудренее, я отложил торжественный въезд в город на завтра, убежав побыстрее спать, дабы заручиться полезными советами от великого пророка израильтян. Спал без снов... Моё состояние наутро - сами понимаете...
     Именно в тот момент, когда я действительно нуждаюсь в чьей-либо поддержке и помощи, этих "кого-либо" днём с огнём не сыщешь! Так, значит, придётся срочно что-то выдумывать самому... Мыслей в голове, как на грех, всего одна, и та не о том. Лизанька моя, увижу ли тебя, невинную, чистую, томно произносящую: "Да, мой небритый Тезей..."

     О, пощади! Зачем волшебство ласк и слов,
     Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокой,
     Зачем скользит небережно покров
     С плеч белых и с груди высокой?

     - Ваше высокоблагородие, тут до вас жид пришёл!
     - Оставь меня, Петренко, я на Пинде...
     - На........... хрена себе?! - с трудом высказался молодой казак, широко перекрестясь. - Да за что ж вас, отец родной, в такое место?!
     - Вот ведь жизнь, и поговорить по-интеллигентному не с кем... - сокрушённо покачал головой я. - Продолжай службу, Петренко... Хороший ты парень, простодушный, только ассоциации чересчур прямолинейные...
     - ас...сы...ци... Матерь Божья, кто у меня прямолинейные?!
     - Пшёл вон, - тихо попросил я. Он понял, не обиделся и, лишь выметаясь из горницы, уточнил:
     - Так звать или по шеям?
     - Утоплю в Каст