Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
претенденток? Может, они кидали жребий? Или тыкались спицами через платок? И
как, интересно, будет проходить праздник? Я знала, что на юге Франции
устраивали бои быков и бега коров, но тут, в Оверни, люди к коровам, а
коровы к людям относились гуманнее и понапрасну друг друга не беспокоили.
Я вышла на площадь у церкви. Здесь сидели кружком девушки и плели
венки, выбирая более-менее пригодные ромашки из целого стога полевых цветов,
сваленного рядом. Готовясь к празднику, некоторые из них украсили лифы
платьев красными и фиолетовыми цветами. Крестьяне деловито готовили трибуну,
которой служила старая разваливающаяся телега, сверху покрытая досками. Я
немного побеспокоилась, что во время выступления оратора -- а староста Жак
Коротышка должен был произносить торжественную речь по случаю праздника --
она почти наверняка рассыплется в труху или просто рухнет. С другой стороны
подъехали фургончики с бродячими актерами, они стали устанавливать свою
сцену, презрительно косясь на телегу.
Среди плетущих венки девушек я увидела трещавшую без умолку Жослин и
направилась к ней.
-- О, привет, Жаннет! -- Всем своим видом Жослин показывала, что ей не
очень приятно меня видеть, но она продолжила, почему-то поджав губы: -- Не
думай, я не в обиде, я тебя понимаю -- каждая девушка у нас на селе мечтает
об этом.
-- О чем?! -- У меня расширились глаза. Почему-то сразу представилось
что-то очень неприличное...
-- Ты прекрасно знаешь о чем, милая... Почему ты так смотришь? Не надо
ради меня притворяться! Разумеется, о том, что сегодня вечером твоя свадьба
с Жаном Пьером!
Я растерянно окинула взглядом лица всех девушек, ожидая, что кто-нибудь
сделает опровержение, но все они молчали, уставившись на меня
злобно-завистливыми взглядами.
-- Э-э, девчонки, вы что-то путаете, -- промямлила я.
Вся эта орава в любой момент могла вскочить и наброситься на меня с
неконтролируемой яростью, тем более что тут присутствовали все четыре
претендентки, считая Жослин. А она вдруг, сменив гнев на милость, кинулась
мне на шею и стала искренне желать счастья, целуя и крепко обнимая. Я
попыталась высвободиться, видя, что на нас уже косятся, но тщетно.
-- Извини, не хочется тебя разочаровывать, -- из последних сил,
чувствуя, что мне уже не хватает воздуха, выговорила я. -- Но я даже никогда
не видела этого вашего любимчика, так называемого Жана Пьера. Кто тебе
сказал, что я за него выхожу замуж? Вы меня с кем-то путаете.
Жослин наконец стала соображать. Она немедленно выпустила меня и впала
в глубокую задумчивость. К сожалению, тут негде было достать кислородную
подушку, в которой я больше всего нуждалась на данный момент, -- хватая ртом
воздух, я была вынуждена осесть прямо на землю. Встреча с Волком прошла для
меня заметно легче, чем с этой ненормальной... Какой черт дернул меня к ней
подойти, и что это за треп обо мне и местном донжуане? Жослин недоуменно
смотрела на меня:
-- Мне сказала Мари Анна, а ей Мария Луиза, а Марии Луизе призналась
Мадлен Тибо, а Мадлен услышала об этом от своей тетки Симоны, которой
рассказала Тереза Пирожница, а ей бабушка Марго, а бабушке Марго я не знаю
кто. Получалось, что ты, Жаннет, сестра королевского егермейстера Густава
Курбе, который только вчера появился в нашей деревне по приказу короля,
давшего ему две недели на поимку жеводанского Зверя, выходишь замуж за Жана
Пьера. А еще я слышала -- король велел твоему брату, непременно связав,
доставить волка живым в ближайший административный округ, где бедного
Волчика должны будут судить и по вынесении приговора сначала повесить, потом
отрубить ему голову, колесовать и под конец четвертовать, после чего все
части его тела, кроме головы, собрать, поместить в самую большую пушку и
выстрелить в сторону Австрии, а голову ваш брат должен положить в
инкрустированный сундучок и доставить в Париж ко двору. Все это приказ
короля, который я видела собственными глазами. Так что, ты не выходишь
замуж?
Это была кульминация. Я почувствовала сильное головокружение и желание
выругаться матом.
На протяжении всего рассказа подружки Жослин энергично кивали,
подтверждая каждое ее слово. Я кляла себя за то, что вообще приблизилась к
этим дурам, но теперь мне ничего не оставалось, как утолить их любопытство и
рассеять сомнения.
-- Нет, тут какая-то дикая ошибка! Я клянусь вам, что у меня и в мыслях
не было намечать на сегодня свою свадьбу, тем более что такое ответственное
решение я не стала бы принимать с бухты-барахты.
-- А-а, так все-таки это правда! -- вскричали сразу несколько
сельчанок.
-- Я не знаю вашего вшивого Жана Пьера, берите его себе с потрохами,
без остатка. Он мне не нужен, сколько вам повторять?!
Кажется, девчонки начали мне верить. Но все же хотели быть уверенными
до конца.
-- Поклянись, что сегодня у тебя не будет свадьбы, -- деловито
потребовала Жослин. -- И что ты никогда не выйдешь за Жана Пьера!
-- Клянусь. -- Но в душе в этот момент я засомневалась: если этот
парень действительно такой красавчик, к тому же если он уже заочно согласен
и даст мне французскую прописку, то почему бы и нет? Это стоило сделать хотя
бы из-за того, чтобы досадить зарвавшимся сельчанкам, -- ведь их зависть
будет обеспечена, а что еще так удовлетворяет самолюбие женщины и делает ее
счастливой, как не зависть окружающих женщин. Если я выйду за Жана Пьера,
мне будут завидовать здесь так же, как завидовали бы дома, если бы я была
женой Бреда Пита. Не меньше и даже больше, я думаю.
Поразмыслив таким образом, я помирилась с Жослин. Она и все девушки,
услышав мою клятву, облегченно вздохнули (надежда к ним вернулась) и
продолжили плести венки с заметно большим энтузиазмом.
Две женщины средних лет вешали огромные еловые венки на двери и окна
деревенской церквушки. Я прошла мимо, собираясь выйти на луг и расспросить
пастухов о Волке -- неужели он никогда не нападал, пытаясь стащить ягненка?
Если это так, то наше убеждение в том, что этот Волк мало чем, кроме
внешности, похож на обычного, подтверждается еще одним фактом.
Переходя деревянный мостик через речку, отделяющую деревню от полей и
пашен, я увидела сидящего под мостом человека, весьма странно одетого -- в
лохмотья серого цвета со следами черно-белых полос. На руках и ногах --
браслеты кандалов с разорванной цепью. На черном от грязи лице сверкали
голодные глаза. Он поманил меня пальцем. Я остановилась как вкопанная --
разные люди тут попадаются.
-- Здравствуй, мамзеля, не найдется какой-нибудь мелочишки в кармане,
век воли не видать? -- прохрипел он, смачно сплюнув, и выжидательно
уставился на меня.
-- Иди работай! -- парировала я и, собираясь отправиться дальше,
подобрала юбку, делая первый шаг. Но этот проходимец тут же выскочил из-под
моста, перегородив мне дорогу.
-- Ну че, тебе жалко, что ли? -- неожиданно заканючил он. -- Я шесть
дней не ел, совесть-то имей.
-- Же не манж па сие жур? -- удивилась я. -- Бывший депутат
Государственной Думы?
-- Нет! -- Похоже, проходимец поразился еще больше моего, но тут же
вернулся к прежнему плаксивому тону: -- Ну не жлобись! Сама небось в две
хари жрешь, когда обедаешь, вон как бубен-то отъела.
Я покраснела от досады и, собрав всю свою волю в кулак, одарила его
презрительно-высокомерным взглядом.
-- Отойди с дороги, бездельник, иначе я позову своего брата, человека с
ружьем! -- пообещала я, в душе не очень-то веря, что мое требование будет
тут же выполнено. Оборванец и не подумал сдвинуться с места и посматривал на
меня искоса весьма нахальным взглядом. Пришлось лезть в декольте за
деньгами. Фиг с ним, до Алекса действительно не доорешься, а жизнь дороже. Я
выкопала оттуда всю мелочь и отдала пройдохе. Тот, казалось, был
удовлетворен, с возбужденно сверкающими глазами он пересчитал монеты,
предварительно освободив мне дорогу. Я быстренько спустилась с мостика,
пересекла рощу и вышла на тропинку в поле. И тут только заметила, что по
пятам за мной следует Замочная Скважина.
Еще в деревне я обратила внимание, что он то и дело оказывается за моей
спиной, но тогда не придавала этому значения. Пришлось остановиться и
подождать -- Меризо, по всему видать, топает за мной не меньше получаса,
такое настойчивое внимание не может не льстить. Я с улыбкой глядела на
приближающегося тайного агента, который, похоже, совсем не обрадовался
перспективе общения со мной. Вжав голову в плечи, он затравленно оглянулся,
посмотрел по сторонам, в последней надежде, что я жду совсем не его, а
кого-то, кто сейчас вынырнет из густых рядов пшеницы. Но чуда не случилось
-- мы с Меризо, к его нескрываемому разочарованию, оказались одни на всем
поле. Не считая, конечно, переодетых в крестьянок королевских солдат, они
теперь шныряли повсюду, в том числе и здесь, тщетно пытаясь попасть на глаза
Волку.
-- Добрый день, господин тайный агент, -- любезно поприветствовала я,
дождавшись, когда он подойдет ближе. На самом деле от Меризо я хотела узнать
только одно: как он преодолел заслон в виде каторжника? Откупившись? Или,
может, имеется другой способ? Поскольку срочных дел у меня не было, я решила
во что бы то ни стало утолить свое любопытство, касающееся данного вопроса.
-- Не имею чести быть знакомым, мадемуазель, -- пробормотал Замочная
Скважина и попытался ретироваться. Не тут-то было! Я успела схватить
господина Меризо за полу камзола, прежде чем ему юркнуть в самую густую
часть пшеничного поля. Он упирался, я тянула, Меризо пришлось сдаться.
-- Послушайте, я всего лишь хотела спросить, как это вы так быстро
миновали того типа, что стоит у моста и говорит, будто он является
представителем таможенных служб, -- выдала я на одном дыхании. Сотрудник
тайной канцелярии оставил наконец все попытки сбежать и с обреченным видом
уставился на меня.
-- А вы как? -- спросил он, переминаясь с ноги на ногу от очевидного
смущения.
-- Как все, дала ему на лапу -- ничего другого не оставалось, -- охотно
поделилась я.
-- А меня он просто так пропустил, как это ни странно звучит, --
краснея, признался Замочная Скважина. -- Окинул жалостливым взглядом, просто
возмутительно, и сказал: "Проходи, вижу, что с тебя шиш возьмешь".
Что имел в виду каторжанин, и так было понятно. Стоило взглянуть на не
просто непритязательный, а довольно потрепанный вид Меризо, как на глазах от
жалости выступали слезы. Черный бархатный камзол был настолько засален и
весь в таких огромных проплешинах -- ну просто стиль а-ля клошар, если бы не
претензии на былую изысканность. "Наверное, это оттого, что полицейским
чиновникам мало платят", -- подумала я и отчего-то начала испытывать нечто
похожее на симпатию к этому таинственному человеку.
-- Что вы думаете насчет этого Волка? -- Мне показалось разумным
завязать светскую беседу.
Подобно Меризо заложив руки за спину, я шла с ним рядом и заглядывала
ему в лицо. Беднягу это очень мучило, он не мог смотреть прямо в глаза
собеседнику. Живо подметив эту его слабость, я решила поразвлечься и не
сводила с него влюбленного взгляда. Меризо отворачивался, вжимал голову в
плечи, пытался забежать вперед, но это было бесполезно. Он и краснел, и
бледнел, и страшно потел, постоянно вытирая большие красные руки об полы
камзола. А на деле оказался добродушным малым, врожденная застенчивость даже
добавляла ему долю привлекательности, пусть небольшую, но все же.
-- По правде говоря, мадемуазель, у меня есть сильное подозрение, что
этот местный Волк совершеннейше политически неблагонадежный субъект. Боюсь,
скорее всего он тайный лазутчик Австрии. -- Последние слова были произнесены
шепотом, так что мне пришлось сильно напрячь слух.
-- Да что вы говорите?! -- расширила я глаза. -- Какая интересная
догадка...
Тронутый поддержкой, Меризо, несмотря на свой статус, обязывающий
самому молчать в тряпочку и больше слушать других, совсем разоткровенничался
и попытался выдать мне все секреты, известные французской тайной полиции.
Нет, в самом деле, все секреты, касающиеся внешней и внутренней политики
страны, включая тайны дипломатии и неизвестные широкой общественности
сведения о последствиях семилетней войны с Австрией. Мне надо было зажать
уши, но любопытство пересилило добрые намерения, и я их еще больше
навострила. Вот что случается с тайными агентами королевского сыска,
лишенными на протяжении многих лет нормального человеческого общения.
Бедняге хватило малейшего проявления внимания со стороны "деревенской"
девушки, чтобы позабыть об издержках своей профессии, как то: что нужно
держать язык за зубами и не раскрывать служебные тайны кому попало, кроме
непосредственного начальства. Странно, но почему-то все мужчины при первом
знакомстве со мной начинают изливать душу, будто я по меньшей мере
приходский священник. Под конец своей исповеди Меризо немножко сник, похоже
сообразив, что сболтнул лишнее и теперь за мной нужен глаз да глаз, и с
надеждой сказал:
-- Сегодня вечером праздник в вашей деревне, поэтому я попросил бы,
если вы будете так любезны, разрешения быть сегодня вашим спутником.
Он потер руки и уставился на меня умоляющими глазами.
"Ах ты, иезуит коварный..." -- добродушно подумала я и, с самой широкой
улыбкой глядя на тайного агента, произнесла:
-- О чем речь! С сегодняшнего утра, уже несколько часов я удостоилась
чести, и вы являетесь даже моей тенью, а не просто спутником. Так что тут и
разговора быть не может, даже если бы я сказала вам "нет", то от этого
ничего бы не изменилось, скорее всего вы бы все равно следовали за мной.
Поначалу он слегка опешил, но потом согласился:
-- Да, вы правы, мадемуазель, -- и грустно одарил меня чистым и
невинным взглядом младшего сына главного раввина.
Когда мы вышли с пшеничного поля на луга и дошли до ближайшего
пастбища, двое юных пастушков как раз обедали, наворачивая по целому батону
хлеба и запивая его молоком. Нашему с Меризо появлению они не очень-то
обрадовались, поэтому сначала скорчили недовольные рожи. Что, впрочем, не
помешало вскоре сменить гнев на милость и приветствовать нас маслеными
ухмылками.
-- Здорово, мальчики!
-- Привет, подруга! -- ответил один из них и, пока я придумывала
вопрос, обратился к своему товарищу: -- Роскошная телочка, правда? Вот с ней
бы я оторвался по полной хотя бы вон в тех кустах.
-- Ну ты загнул, братишка. У меня в башке звенит от твоих откровений.
Разве можно так говорить о городской дамочке, да еще сестре королевского
егермейстера?! Когда-нибудь тебе точно заряд дроби достанется в задницу от
ее благодарного братца.
-- Ладно, не канючь, разве я не правду сказал?
-- Да просто говорить надо умеючи! Видишь, девчонка интереса не
проявляет, наверно, никак не поймет. Слышь, подруга, мой приятель хотел
предложить тебе свои услуги. Но я лучше растолкую так, что тебе сразу станет
вдомек: девчонки в деревне говорили, что ты городская штучка и ищешь
сельской любви?
Ну так мы не прочь... Я имею в виду -- я, ты и этот оболтус Жеримо. Что
скажешь, а?
-- Послушайте, это возмутительно, -- сообразил наконец, что к чему,
тайный агент.
Я же без лишних слов шагнула к паренькам и подняла с земли чью-то
пастушью палку. Неблагополучная молодежь попробовала отшутиться, но
неудачно. У меня уже был хороший опыт борьбы с летающими головами...
Озабоченные мальчики бросились врассыпную, но далеко не ушли. Отвешивая
крепкие удары, я уже во весь голос сыпала вполне обоснованными угрозами, тут
же претворяя их в жизнь. Говорят, их жалостливые вопли разносились далеко по
полям, заставляя вздрагивать жителей двух соседних деревень, креститься и
шептать: "Это наш Волк на дневную охоту вышел, совсем залютовал, собака!"
Потом я слышала, что особо сердобольные люди сразу после этого создали Фонд
помощи голодающему соседу. Подразумевался, естественно, "недоедающий" сосед
Волк, для которого делались пожертвования в виде съестных припасов,
оставляемых на опушке леса раз в три дня. К слову, их тут же разбирали
радостные клошары, и с тех пор каторжника больше никто не видел собирающим
пошлину за проход через мост.
Но в целом мой поход за деревню прошел безрезультатно, если не считать
неожиданно завязавшиеся приятельские отношения с Меризо. Вернувшись обратно,
мы застали деревню уже приготовившейся к предстоящему празднику. На площади,
разнаряжен-ной цветами, постепенно собирались не менее нарядные сельчане и
сельчанки. Фургончик бродячих актеров был превращен в сцену с яркими
цветными занавесками, подразумевающими кулисы. Кто-то бойко торговал
фруктами и сластями, счастливые дети с визгом носились взад-вперед. У самого
края площади, где росли раскидистые деревья, было огорожено место для
танцев, там же расставлялись столы. Из трактира, который сегодня
переименовывался, доносились разные вкусные запахи. Меризо снова превратился
в немого подсматривалыцика и подслушивалыцика, то есть бескорыстно
пакостящего соглядатая. Жослин то и дело проходила мимо меня, высоко задрав
нос, но вскоре сдалась. Похоже, я была единственной, кому она еще не
рассказала об очередном сверхважном происшествии, о котором она наверняка
знала, как всегда, больше всех.
-- Не знаю, Жаннет, зачем я еще на тебя дуюсь, ведь оказалось, что ты
действительно тут ни при чем, -- защебетала она, так и кинувшись ко мне.
-- В чем? -- спросила я, отступая на шаг.
-- Жан Пьер действительно женится, но не на тебе, -- приближаясь
вплотную, сообщила она тоном, не скрывающим радости оттого, что мне, так же
как и ей, не достался этот деревенский покоритель сердец.
Н-да, этот тип представлял собой редкостное сокровище, не оцененное,
вероятно, только мной.
-- А на ком? -- вежливо полюбопытствовала я, думая, как бы поскорей от
нее отделаться. Надо было отыскать Алекса с агентом 013, я же их целую
вечность не видела -- часа четыре, не меньше.
-- На Кривой Магдалене, этой толстухе, дочери нашего деревенского
старосты Жака Коротышки, -- тяжело вздохнув, сообщила мне милая сплетница.
-- Может, это тоже неверная информация, -- предположила я, стараясь
подбодрить девушку, -- все опять переменится, -- может, и свадьбы не будет?
-- Как не будет? Я ведь уже сшила платье специально к сегодняшнему дню
и приготовила подарок невесте -- медный таз, который я собираюсь надеть этой
жирной свинье Магдалене на голову и постучать сверху, -- возбужденно
поделилась со мной Жослин.
-- Правильно, -- поддержала ее я. -- К тому же медный таз --
незаменимая вещь в хозяйстве. Я думаю, Магдалена все равно будет рада, он ей
потом пригодится для варки варенья.
На лице Жослин после моих слов отразились сомнения. А я, оставив ее в
мучительных размышлениях, пошла к нашей гостинице. Подходя к ней, я увидела,
что вывеску, знаменующую то, что здесь находится именно трактир "Баран и
ворота", а не, скажем, "Козел и копыта", уже успели снять, а окна вымыты. До
этого дня я думала, что стекла в них тонированные, оказалось, что нет, и это
еще раз подтвердило тот факт, что челов