еку свойственно  ошибаться.  Зайдя
внутрь, я не  нашла  там  моих  товарищей,  увидев  только несколько  вдрызг
напившихся  деревенских  мужиков.  Усадив  за  стол  свинью,  они   пытались
заставить  ее пить  из  горла  марочную  "Вдову  Клико", судя  по  этикетке.
Особенно усердствовал местный кюре. Свинья упорно отказывалась, дико визжала
от возмущения, вероятно,  была большой трезвенницей,  и  яростно вырывалась,
пытаясь цапнуть "благодетелей" за патьцы. Время от времени ей это удавалось,
и по залу разносился крик укушенного, мало чем отличавшийся от визга свиньи.
В общем, народ веселился вовсю.
     Я поднялась  наверх. Какая-то необычная тишина. Вообще в гостинице жили
не только  мы втроем с котом и Алексом, но и еще с десяток  постояльцев, как
то:  школьный  учитель,  к  которому  наведывался  вечно  нетрезвый звонарь;
хирург,  втихаря  практикующийся  на лягушках. Он  резал их  в своем номере,
разделывал  и тут  же  сам  готовил и  съедал --  редкий  гурман, поэтому он
никогда  не  обедал  внизу  в трактире,  питаясь только  результатами  своей
деятельности. Остальные  постояльцы торговали скотом,  и эта  деревня  была,
видимо, постоянным местом их дислокации. И говорите после этого, что женщины
ненаблюдательны...
     Но сейчас,  поднявшись до верхней  ступеньки,  я почувствовала какую-то
смутную тревогу. Тишина полная, даже муха не прожужжит, несмотря  на  жаркий
мушиный месяц июль.
     --  Алекс! --  крикнула я. Ответа,  естественно,  не  было. И  только я
собралась  свеситься через  перила  и  спросить  у жены трактирщика  тетушки
Марлон,  куда  все  подевались,  --  дверь  моей  комнаты  тихо  со  скрипом
открылась.
     "Наверно,  горничная убирается", --  попыталась  успокоить  себя я,  но
тревога нарастала.  Впрочем,  она никак не могла соперничать с разгоравшимся
внутри любопытством, которое всегда являлось моим слабым местом.
     Тут  я услышала шум,  веселые голоса на улице и  громкий говор внизу. Я
поняла по разговору, что это пришли за кюре.
     --  Невеста  и жених  уже ждут давно,  да  и  люди  начинают выказывать
недовольство,  святой  отец,  когда же  вы  наконец явитесь  и соблаговолите
начать церемонию.
     -- Да, святой отец, а  свинью вы и потом сможете напоить. Если  хотите,
мы даже возьмем ее с собой.
     И  с  этими словами  двое  здоровенных мужиков  выволокли  упирающегося
старичка  в  сутане  на  улицу.  Следом еще двое  тащили свинью, потому  что
священник ни в какую не хотел совершать обряд бракосочетания без присутствия
этой,  вероятно,  чем-то дорогой  его  сердцу  особы. Значит,  праздник  уже
начался, я вновь  повернулась к двери  своего номера,  продолжавшей медленно
открываться, и решилась наконец. Перешагнула последнюю ступеньку и, подбежав
к двери, распахнула ее, вошла в номер и...
     Тут  же  пожалела об  этом,  почувствовав очень  явственно,  как  вдруг
пересохло во  рту, а  глаза стали выкатываться из орбит. На моей  кровати на
боку полеживал и посматривал  на меня весьма насмешливым взглядом Волк,  наш
старый знакомый. Или, правильнее, наша будущая жертва.
     -- Давно не виделись, красавица, -- проворковал он. И  распластался  на
постели еще  фривольнее. А  выражение  морды  такое, что не опишешь словами.
Помните  Джека  Николсона в  роли  дьявола в  похожей  сцене  в  "Иствикских
ведьмах"? Ничего ближе я вспомнить не могу.
     -- 3-з-з-здравствуйте,  --  пролепетала я,  пятясь  назад, но не успела
обернуться  и  с воплями  о  помощи выскочить  в коридор,  как  дверь  резко
захлопнулась,  чуть не защемив мне нос. Впрочем, ситуация  складывалась так,
что нос  впоследствии оказался  бы самой  малой потерей из всего. Эта  мысль
меня сильно  разозлила и заставила забыть о страхе.  -- Эй, что за хамство?!
Это моя комната! И моя кровать! Как ты сюда попал?!
     --  Ха! Ты еще спроси:  "Где  моя  бабушка?",  --  схамил Волк,  широко
улыбаясь, после чего похлопал лапой по постели рядом с собой, еще  пакостнее
усмехнувшись.
     Я  дернула за ручку  двери. Она не подалась. Я задергала  еще  сильнее,
упираясь в пол ногами, пока не вырвала ручку с мясом. Волк  все это время  с
грустным видом наблюдал за моими отчаянными попытками открыть  дверь. Поняв,
что  мои  усилия бесполезны, я  отшвырнула  дверную  ручку  и раскрыла  рот,
приготовившись  завопить,  как  милицейская  сирена.  Волк  убрал  улыбку  и
загрустил еще больше.
     --  Нет, не  делай этого,  пожалуйста, -- вежливо попросил он тоскливым
голосом. -- Мне так лень вставать. О нет! Я же просил!
     В это время я уже  пронзительно орала, но это длилось не более секунды.
Волк молниеносно  вскочил с кровати,  схватил меня в охапку  одной  лапой, а
другой зажал рот:
     -- Ну чего ты в самом деле? Я же пошутил, а она сразу  в крик. Пожалела
хотя бы мои барабанные перепонки, крошка.
     -- М-м-м-мм! Мырмым?! Муммырмымма!!!
     -- О Жаннет! Я и не думал,  что у тебя такие расшатанные нервы, если бы
знал, не появлялся бы так  неожиданно. Я  даже узнал твое имя! Мне почему-то
казалось, что ты будешь рада меня видеть.
     "Ах ты, эгоист самовлюбленный, я вдвойне была бы рада твоя видеть, если
бы  поблизости  стоял  Алекс   с   полным  арсеналом  пулеметов,  заряженных
серебряными пулями!" -- рыча, я пыталась вырваться из цепких лап зверя.
     -- Если ты обещаешь, что не будешь кричать,  я тебя отпущу, -- подумав,
предложил Волк.
     Я энергично закивала. Пусть он только  выпустит меня на  свободу, пусть
относительную, а там посмотрим. Волк медленно разжал лапы.
     -- Вот  и умница... Между прочим, вечером будут танцы. Чур, я первый на
очереди!
     -- На какой очереди? -- подавленно поинтересовалась я. -- Как на какой?
На вальс и гавот! И вообще, ты что, собиралась танцевать с кем-то еще, кроме
меня? -- строго осведомился Волк, демонстративно сложив лапы на груди.
     -- Боже меня упаси это сделать, -- пробормотала я в сторону и поспешила
успокоить серого ревнивца: -- Нет, конечно, я вообще не танцую.
     -- Как говорится, не умеешь -- научим, не хочешь... -- обрадовался он.
     -- Что, у вас тоже так говорится? -- удивилась я.
     -- У кого это "у вас"? -- насторожился он. -- Разве ты не француженка?
     -- Еще бы!  Конечно,  француженка,  причем чистокровная,  у меня в роду
были даже породистые французские бульдоги.
     -- Да?! -- недоверчиво произнес  Волк, искоса глядя на  меня,  видно, в
душе  у  него зародились подозрения. Неужели он  обо  всем  догадался  и нас
раскрыли?
     -- А почему у тебя глаза такие... -- Он замялся.
     -- Какие?  -- почти угрожающе  потребовала  пояснить я,  догадываясь, к
чему он ведет.
     -- Ну... э-э... слегка раскосые, -- выкрутился Волк, отводя взгляд.
     -- Все ясно, сейчас я расскажу одну  историю, и ты сразу поймешь, что я
тебе не  лгу.  Был  один человек,  про которого  все его соседи  и друзья на
протяжении многих лет думали, что у него узкие глаза, пока в один прекрасный
день  он не вышел с утра из дома трезвым. Тогда все  увидели,  что  он самый
обычный  француз  с  нормальными европеоидными  глазами.  Вот  так  и  я  --
француженка,  только   выпиваю  иногда,  --  разъяснила  я  Волку,  смущенно
улыбаясь.
     Выслушав меня, он слегка опешил.
     --  Извини,  Жаннет,  кто   бы  подумал,  я  даже  не  догадывался,  --
пробормотал он, с сочувствием глядя на меня.
     -- Вот так вот оно и бывает, --  вздохнула я, решив поставить  точку  в
разговоре на эту тему. Волк подошел к окну и выглянул наружу.
     -- Чудненько! --  сразу же донесся его радостный  голос. -- Похоже, там
уже накрывают столы. О! Чую черную кровяную колбасу, рыбный супчик  с  сыром
-- какой аромат! У нас в Оверни это главное  блюдо. О!  Судя по  запаху, еще
бифштексы  с жаренным в  кипящем масле картофелем,  пальчики оближешь, и это
еще не все... Рагу с разными соусами и... О да! Это она! Самая вкусная штука
на свете -- утка по-мексикански!
     С горящими глазами серый  гурман повернулся ко  мне и облизнулся. "Этот
тип полон загадок", -- подумала я, невольно отступая к стене.
     -- Слушай, неужели ты  собираешься и  в  самом деле быть на  празднике?
Мной овладевают здоровые сомнения.....
     --  Ну я  же  решился  навестить тебя,  несмотря ни на что, милочка, --
показушно обиделся Волк.
     --  А  кстати,  как  тебе  это удалось,  Волчик? Помнится,  ты опасался
появляться  в этой  гостинице, --  подковырнула  я,  почему-то отбросив  все
опасения насчет того,  что  он  когда-нибудь  все-таки  причинит  мне  вред.
Знаете,  наблюдая  за ним. я даже пришла к выводу,  что у него все-таки есть
шанс исправиться и стать законопослушным гражданином  своей страны (если его
до  того  времени не прихлопнут,  конечно). В этот момент на морде  у  Волка
отразились внутренние сомнения.
     --  Признаюсь тебе,  крошка,  у  меня есть  одна  слабость, -- начал он
вполне серьезным тоном, -- это девушки...
     Я сглотнула чисто инстинктивно:
     -- Вэк... в каком смысле?!
     -- Нет, нет,  тебе нечего бояться. Но сердцу не  прикажешь, почему-то я
запал  на тебя  с  того самого момента,  как  познакомился  с тобой  в такой
романтической обстановке на помойке, за этими стенами.
     Он мечтательно  закатил  глаза. В  этот  момент мы сидели на кровати на
почтительном расстоянии друг от  друга, Волк загрустил и  легонько  сжал мою
руку,  так  что я  стиснула зубы, чтобы  не  завопить от  боли.  Не хотелось
прерывать его речь, все девушки падки до подобных признаний.
     -- С тех  пор я  позабыл  об осторожности, это  уже  однозначно, раз ты
видишь  меня здесь. Я  сам себя не узнаю, даже  стал подумывать о том, чтобы
начать  новую  жизнь, прекратить эти  разбойные нападения на  людей  и стать
вегетарианцем. Ну,  на худой конец, по крайней мере  если я не смогу прожить
без утки  по-мексикански, вегетарианство придется отложить на неопределенный
срок.
     "Так же как и благие мысли о прекращении разбойных нападений на людей",
-- мысленно дополнила я, не очень-то веря в волчью искренность.
     -- Уйду туда, где  никто  меня не знает, и начну претворять в жизнь то,
что  задумал.  Надоела  мне  эта  слава,  существование  (это  и  жизнью  не
назовешь), полное риска, -- от таких вещей очень быстро устаешь. К тому же я
не  совсем  бесчувственный,  муки  совести  и  меня  порой  достают.  Может,
окончательно завязать с этим  людоедством? Что ты молчишь? -- Волк посмотрел
на меня с укором, как будто я сейчас в полный голос вопила: "Нет, я  не могу
в  это  поверить,  ври  больше! Муки  совести?  У легендарного  жеводанского
оборотня?!  Ха!  Не  смешите  мои  тапочки!"  -- Зачем  ждать,  пока  убийцы
нашпигуют  тебя серебряными пулями и  с  упоением  будут наблюдать  за твоей
предсмертной  агонией, а  затем сдерут дырявую шкуру с твоего хладного трупа
и, постелив на пол  вместо  ковра,  станут топтать ногами.  Более  того, они
могут  и  в сапогах по  ней  ходить!  -- возмущенно произнес он и, заботливо
пригладив  шерсть  на  груди,  сбил  с  нее  пальцами  невидимую  пылинку  и
продолжил:  --  В общем,  я твердо решил исправиться с того  самого дня, как
увидел тебя. А сейчас, Жаннет, хочу сказать тебе о самом важном. Кхе, кхе...
-- Он  смущенно прокашлялся, отвернувшись. -- Даже твое признание в том, что
ты любишь выпивать, не смогло изменить силы моих чувств. Я искренне хотел бы
верить, что ты поймешь  меня,  и буду  заранее благодарен, если осчастливишь
положительным ответом. В общем, выходи за меня замуж!
     После  этих  слов он торжественно взял  и мою  вторую руку в свои лапы,
просительно уставившись мне в глаза.
     Прямо  какая-то мексиканская мелодрама в  стиле "Дикого  ангела"!  Я не
знала, что и думать, а уж тем более что говорить...  Не буду врать, будто бы
раньше мне никто не признавался.  в  любви, но в любом случае это были никак
не волки. И,  честно говоря, я бы  хотела услышать подобное признание совсем
из других уст... Но от него дождешься, как же!
     --  Извини,   Волчик,  но  все  это  как-то  неожиданно  для  меня,  --
пробормотала   я,  стараясь  не  встречаться  с  ним  взглядом  и  осторожно
высвобождая руки.
     --  О  Жаннет!  Прошу тебя, не произноси жестоких  слов  отказа.  Лучше
подумай -- я буду ждать хоть десять лет! -- с пафосом воскликнул он и тут же
поинтересовался: -- До завтра тебе времени хватит? До семи  утра, к примеру?
Если ты к этому времени, хорошенько поразмыслив, решишь для себя, что я тебя
не  достоин, я пойму, но в любом случае я решил отчаливать отсюда завтра же,
как только  услышу  твой ответ.  Надеюсь, что ты  скажешь  "да"  и  мы уедем
вместе!  Сразу же  зарегистрируемся  в  ближайшей мэрии (сама  понимаешь,  я
оборотень и  в  церковь мне нельзя),  потом  поедем на побережье, там  купим
домик прямо  у  моря  в какой-нибудь  теплой бухте. Не беспокойся, средств я
поднакопил, мы заживем вместе сытно и счастливо!
     -- Ладно, я подумаю. -- Мне удалось изобразить ободряющую улыбку.
     --  Чудесно! А  то я тут что-то проголодался. Все эти душевные терзания
на почве любви, знаешь,  заставляют больше думать о  еде. Не замечала? --  с
интересом осведомился он и, когда я отрицательно мотнула  головой, удивленно
заметил: -- Странно,  а у  меня всегда так... Ну ладно, я пошел, обязательно
встретимся сегодня  вечером на празднике.  Он, похоже,  в  самом разгаре. До
встречи часом позже, -- заключил. Волк и, распахнув окно, прыгнул вниз.
     "Там же  люди,  да и высота приличная!" --  ахнула я просто в  шоке  от
такого безумного  поступка.  Но, подскочив  к окну, не  увидела  внизу  даже
следов жеводанского Зверя, ни крови,  ни кишок,  ни разбрызганных мозгов. О,
почти  в рифму! Хотя кому я вру, поэтесса  из меня еще хуже, чем балерина...
Словом, никаких  результатов  отчаянного  прыжка. Нарядно одетый  люд  ходил
туда-сюда как  ни  в  чем  не  бывало. Я подбежала к  двери -- она  свободно
открылась (чудеса!) -- и на полной  скорости выбежала в коридор. Спустившись
вниз по  лестнице, я  выскочила на улицу  и  мигом долетела до площади перед
церковью.  Брачная церемония  уже давно  закончилась, все  рассаживались  за
столы, дабы достойно открыть самую  главную часть свадебного мероприятия  --
пьянку! Из-под обломков развалившейся ораторской телеги вытаскивали старосту
Жака Коротышку. Я же говорила, что она рухнет, -- получите...
     --  Алина! Тьфу... Жаннет! Ну  где ты  ходишь, сестричка? -- послышался
крик Алекса. Обернувшись, я увидела, как мой "братец" уже сидит  за столом и
держит для  меня  одной рукой место на скамье. Кот  примостился  у  него  на
коленях и даже не обернулся в мою сторону. Я подсела к ним. Стол был завален
всякой  едой, просто ломился  от  разнообразия  снеди. У Мурзика вовсю текли
слюнки,   а  глаза   остекленели   при  виде  такого  великолепия,   поэтому
неудивительно,  что  он не заметил  моего прихода. Алекс  подсунул ему сразу
половинку  свиного  окорока,  и кот самозабвенно принялся его  уплетать. Как
понимаете, бедняге здесь нельзя  было  в открытую сидеть за столом, иначе бы
он  провалил  всю конспирацию,  так  что  вынужденно приходилось  мириться с
неудобствами.
     -- Мы тебя уже давно ищем, где ты пропадала? -- осведомился командор.
     -- Я тоже вас  искала. Как прошел  мальчишник? Целый день развлекаемся,
когда работать будем? -- строго поинтересовалась я, накладывая себе картошки
с  шампиньонами  из  большой  общей миски,  после  чего  пододвинула поближе
соусницу.
     Алекс слегка опешил, похоже, на его лице отобразились муки совести.
     -- Нормально, -- ответил он,  --  весело  было. Правда, потом  Жан Пьер
опять  засомневался насчет  своего  окончательного выбора, но мы  его быстро
убедили, что нельзя вечно сомневаться и  раз  уж решил, так  и следуй своему
решению. Ничего, венчание прошло без эксцессов, вроде бы все довольны.
     -- А  где  жених,  мне  бы хотелось на него посмотреть, -- сказала я, с
любопытством озираясь по сторонам.
     -- Да вон он. стоит  под деревом с обреченным  выражением  на  лице и с
веревкой  в руках, похоже, примеривается закинуть ее на  сук.  Ага, выбирает
тот,  что  потолще... Так, а  теперь проверяет петлю на веревке, достает  из
кармана мыло...
     Под  деревом,  толстым  раскидистым дубом, стоял не  кто иной,  как мой
вчерашний знакомый, драгунский капитан Леон.
     -- Но  разве  это  не Леон?  --  растерянно спросила  я,  наблюдая, как
капитан ловко карабкается по дереву и начинает  привязывать  веревку, выбрав
самый толстый сук.
     -- Он самый. Леон -- это его прозвище, а настоящее имя Жан Пьер. Жалко,
если такой парень  повесится, скучно будет без него, компанейский малый,  --
притворно  вздохнул  командор  и,  доев  кусок рагу,  отломил  себе  курицы,
одновременно пододвинув целую тарелку печеных пирожков с мясом и капустой.
     --  Эй-эй, оставь мне тоже,  -- предупредила  я, глядя, как быстро  они
исчезают  под  нажимом  его  здорового  аппетита. -- Это я весь день не ела,
вы-то наверняка ушли с мальчишника не с пустыми животами.
     Прошло  всего десять  минут, и  еды  на  столах заметно  поубавилось --
осталось меньше половины, потому  что люди наворачивали  ложками с  огромной
скоростью,  и  это естественно  --  все хотели  хотя бы раз в  пять  окупить
стоимость своего подарка новобрачным.
     -- А как прошло торжественное переименование трактира? -- прочавкала я,
увидев новенькую, блестевшую свежей  краской вывеску  над входом  в трактир,
провозглашавшую, что забегаловка эта называется теперь никак  не иначе,  как
"Волк и бабушка".
     -- Как по нотам! Сначала выступил  Жак Коротышка, возвестивший, что это
лучший день  в его жизни, так как  он наконец выдает замуж свою единственную
дочь,  Кривую  Магдалену.  А еще  это  лучший  день  в  жизни  деревни,  ибо
переименование трактира говорит  о  начале новой  и  лучшей эпохи  в истории
деревни и Так далее, и тому подобная чушь. Потом выступали какие-то сельские
старейшины, трактирщик,  учитель приходской школы, и  каждый толкал речь под
конец, когда люди, уже  устав от  пустой болтовни, стали расходиться, вернее
дернули к накрытым столам, на телегу снова полез Жак Коротышка... Похоже, он
большой  любитель  произносить речи, и  в этот момент телега развалилась  на
части.  Вроде бы он переломал  все ребра, ноги и руки, хотя я  в этом сильно
сомневаюсь...
     -- Почему?
     -- Хотя бы потому, что  в таком случае Коротышка  Жак  вряд  ли  бы так
быстро пробежал сейчас мимо нас, -- изысканно парировал командор.
     Я  проследила  за его взглядом. Точно, деревенский  староста подбежал к
Леону,  который  уже просунул голову в  петлю, и, обхватив его руками,  стал
оттаскивать  от  дерева, отчего  петля немедленно затянулась. Бедный капитан
Леон, схватившись за горло, начал издавать хрипы и  закатывать  глаза.  Мы с
Алексом  и  агентом 013 с нескрываемым интересом  наблюдали за этой  сценой,
впрочем,  как  и  все сидящие  за  столами, ведь  никто  не  ожидал,  что  в
добавление к угощению будет еще и веселое развлечение.
     Наконец общими  усилиями жених был  извлечен  из  петли  и доставлен  к
рыдающей за  столом девушке, по всему видать, к новобрачной, где и произошло
примирение и воссоединение любящих сердец. Хотя  по  лицу  Леона,  или  Жана
Пьера, нельзя было сказать,  что он так  уж счастлив оттого, что его достали
из петли.  Увидев меня, он кисло, через силу улыбнулся. А когда через минуту
Магдалена,  встав  из-за  стола (она оказалась  довольно здоровой  бабищей),
подхватила его на руки и куда-то понесла, у красавчика Леона уже не было сил
для сопротивления.
     -- А где  же его  бравые драгуны? -- удивленно спросила я, думая,  что,
будь они здесь, не дали бы своего капитана в обиду.
     -- Все они в лесу по приказу Леона ищут Волка. Похоже, делают очередную
бессмысленную облаву, -- пояснил Алекс. -- За исключением Толстого Жана,  он
попал  в  медвежий капкан и теперь может передвигаться только на костылях. А
их  у  него от