вашей, а? И ведь так мне  всю  конюшню  подчистили!  Ни  одну
лошадь не запряжешь... Че ты скалишься? Че скалишься, немец? Охоты не будет.
Смешно тебе, да?! А кто виноват, я спрашиваю!
   - Он, - спокойно сказал кто-то.
   Мгновенно повисла гробовая тишина. Потом все взгляды  напряженно  сошлись
на мне. На всякий случай я деланно улыбнулся и фамильярно похлопал барина по
плечу:
   - Зер гут! Тре бьен шутка! А кто это тут, собственно, такой умный?
   Из-за спин дворни показался старый Сыч, перемотанный бинтами, с  костылем
под мышкой и прежней злобой в глазах.
   - Сереженька, все пропало,  бегите!  -  трагическим  голосом  посоветовал
ангел с правого плеча.
   - Не надо паники, Циля, - мгновенно парировали слева. - Куда он  побежит?
Пусть  здесь  помрет  героем.  Ты  ведь  давно   мечтал   записать   его   в
великомученики?
   - Эй, старик! Ты ведь мой лесничий, кажется? - проснулся барин.  -  А  ну
говори, говори все, что знаешь об этом человеке.
   Сыч, естественно, не стал упускать ситуацию и выдал  с  размахом  во  всю
ивановскую:
   - Я знаю его. Этого негодяя  давно  разыскивают  власти  шести  стран  за
мошенничество, разбой и воровство детей! - Все ахнули и подались назад. - Он
не кто иной, как знаменитый Гамельнский  Крысолов!  У  него  есть  волшебная
дудочка, стоит в нее подуть, сразу все крысы и мыши  идут  за  ним  гурьбой,
выполняя все его приказы. Он страшный колдун! Наверняка ему удалось  наслать
порчу на ваших собак. Конечно же именно он заставил крыс сгрызть всю упряжь.
Его надо схватить и сжечь!
   - Павел Аркадьевич, ну кого вы слушаете? - начал  было  я,  но  осекся...
Барин  смотрел  на  меня   с   такой   нездоровой   подозрительностью,   что
оправдываться было бессмысленно.  Егеря  подталкивали  друг  друга  локтями,
однако не двигались с места.
   - Так вот ты что за птица, немец-перец-колбаса, - недобро начал отставной
самодур, хватая меня за рукав. - А коли мы тебя в полицию сведем, так, поди,
и награду дадут? Говори, подлец, сколько за  твою  голову  в  шести  странах
уплатить обещают?! У, немчура проклятая...
   - Пустите меня, думкопф!  -  Мою  шальную  голову  захлестнули  ничем  не
оправданный гнев  и  уж  совершенно  непонятная  гордость  за  свою  "родину
Германию". - Их бин честный немец! Я не позволю вам позорить майн фатерлянд!
Зиг хайль! Унд дер офици-и-рен!..
   - Взять его! - заревел  Павел  Аркадьевич,  первым  бросаясь  на  меня  с
кулаками.
   В общем, мы подрались немного... Он разбил мне нос, а я ему дал  в  глаз,
очень удачно. Потом еще успел пнуть пару раз, после чего подоспели  дворовые
холопы, меня, естественно, скрутили и очень деликатно  понесли  на  конюшню.
Старый  Сыч  прихрамывал  рядом,  грязно  ругался,  истошно   требуя   моего
немедленного сожжения. Видимо, тот факт, что инквизиция меня не  дожгла,  не
давал ему покоя. Но русские  мужики  оказались  куда  более  рассудительными
людьми.
   - Побойся Бога, что ж мы, нехристи какие? Живого человека жечь... Вот ужо
полиция приедет, так там в уезде и разберут, а то жечь... Иди отсюда!
   Удобно уложив меня на охапке сена, егеря принесли хлеб, яички,  молоко  в
крынке, а перед тем как выйти, низко кланялись, тихо благодаря:
   - Спаси тебя Господь за то, что барину нашему в морду  дал.  Откушай,  не
побрезгуй, молочка попей. Вот ведь, подишь ты,  немец,  а  какой  человек...
Двери  в  конюшню  заперли.  Я  вольготно  развалился   в   сухом   душистом
разнотравье, запрокинув голову, чтобы остановить кровь. Лошади сочно хрупали
овсом, под потолком носились ласточки, мне было  хорошо,  и  мысли  казались
кристально чистыми. Больше не надо никого обманывать, не надо изображать  из
себя то, чем на самом деле не являешься, не надо  говорить  с  акцентом,  не
надо глядеть на эти противные рожи. Все, пора  становиться  самим  собой.  В
конце концов, на самом деле все не так уж и плохо. Барин не поедет на охоту,
и хотя бы сегодня медведи будут спать спокойно. Барыня...  Ну,  может  быть,
ложка подействует хотя бы к вечеру. Старому Сычу не удалось склонить народ к
самосуду,  похоже,  егеря  его  недолюбливают.  Эх,  жизнь  моя  -   копейка
медна-а-я...
   К дверям конюшни кто-то подошел, зыркнул на меня свирепым взглядом сквозь
щель и злорадно просипел:
   - Ладно, поэт... Вот только дождись ночи...
   * * *
   Анцифер и Фармазон появились тут же, только я подумал о  еде.  Хлеба  был
целый каравай, вареных куриных яиц - четыре штуки, молока -  полная  крынка,
так что мы закатили пир горой. Черт хвастался напропалую: дескать, именно он
научил меня так драться.
   - Не, мужики, вы бы видели сейчас его морду! А  я  не  поленился,  сбегал
посмотрел...  У  толстобрюха  глаз  так  заплыл,  что  бровей  не  видно,  и
подпрыгивает при ходьбе - так классно ему Серега сапогом под зад приложил!
   - Это  было  просто  замечательно!  -  воодушевленно  поддерживал  братца
скромный Анцифер. - Когда он вас ударил, я уж было решил, что вы  подставите
и другую щеку, но вы... Ах, как вы ему вмазали! Рукоприкладство - это  грех,
но я горжусь вами.
   - Мне и самому как-то приятно было, - признался я, -  хотя  с  непривычки
здорово ушиб палец. А вы не в курсе, что они там собираются делать?
   - Граф булькает, как таз с вареньем, у него постельный режим  и  огромная
примочка на пол-лица. Графиня мучается животом  у  себя  в  спальне,  кусает
подушки, отплевывается перьями и  орет,  чтобы  не  беспокоили.  Вся  дворня
передает из уст в уста народную сказку о том, как умный немец побил  глупого
барина. Сыч шныряет по углам, злобный как аллигатор, на  всех  огрызается  и
явно строит козни. Уездный пристав сможет  прибыть  только  завтра,  поэтому
сегодняшняя ночь решающая.
   - Я должен все успеть.
   - Правильно, а какой у нас план, майн генераль?
   - Фармазон, прекратите издеваться. Никакого  тактического  плана  у  меня
нет. Я уже говорил вам и Наташе, что совершенно  не  представляю  себе,  что
делать дальше. Я никого не хочу убивать, да и не могу,  если  на  то  пошло.
Вспомните перестрелку с Сычом... Стыдоба. Три ранения,  а  он  бегает.  Нет,
кровопролития - это не по мне. Стихов, умертвляющих потенциального врага,  у
меня тоже нет. Итак, ваши предложения?
   - Дались тебе эти медведи, - шумно начал  нечистый,  -  дались  тебе  эти
крысюки,  дался  тебе  этот  Сыч,  далась  тебе  эта  же...  Все.  Я  сказал
достаточно, чтобы присутствующие оценили мой такт и прямолинейность.
   - Анцифер, скажите, неужели этот двуличный подстрекатель  на  самом  деле
половина моей души?!
   - Увы, Сергей Александрович...
   За разговорами незаметно опустилась  ночь.  Забегал  конюх,  справился  о
здоровье, проверил лошадей и принес мне рюмку водки с огурцом.
   - Ты, немец, нос-то не вешай... Надумаешь бежать - конюшню не ломай,  вон
в том углу лаз есть, тока солому разгреби. Однако ночью лучше тут  отсидись,
вдруг опять упырь объявится. Дождись первых петухов, а уж там Христос тебе в
подмогу. А двери я запереть должен, для порядку.
   Мы  посоветовались  и  тоже  решили  переждать  до  утра.  Фармазон  было
нацелился на рюмку, но Анцифер успел осенить ее крестным знамением, и  черту
осталось лишь раздраженно плеваться. Около полуночи лошади  стали  проявлять
первые признаки беспокойства, мы насторожились. Черт припал к дверным  щелям
и доложил обстановку:
   - Братва, дело кислое! По всей территории усадьбы  разгуливают  волки,  а
наш недостреленный старикашка стоит прямо перед конюшней и что-то  бормочет,
размахивая руками. По морде видно: читает заклинание, гад...
   - Может быть, пора воспользоваться лазом? - спросил я.
   - Не выйдет, я ж тебе говорю,  тут  волки  как  по  Бродвею  разгуливают.
Мгновенно заметят, вычислят и съедят с пуговицами.
   - Будем молиться! - твердо решил Анцифер. - А ну-ка опуститесь на колени,
прикройте глаза, сложите руки вот так...
   - Ага, обрадовался! Щас  я  тебе  помолюсь!  Хочешь,  чтобы  меня  совсем
уволили?
   - Хватит орать! Вечно  вы  цапаетесь,  как  сведенные!  -  прикрикнул  я,
вглядываясь в щель. - Посмотрите, они что-то задумали.
   Повинуясь приказам вожака, серые  хищники  кольцом  окружили  конюшню,  а
десяток самых рослых старый Сыч медленно вел в атаку. Кони бились в стойлах,
вставая на дыбы и стуча копытами, в воздухе пахло смертью.
   - Сейчас он отодвинет засов, волки бросятся внутрь, и нам  всем  наступит
неминуемая хана! - прозорливо заключил Фармазон.
   - Ребята, ну вы же существа высшего порядка, сделайте что-нибудь!
   Сыч приближался... Анцифер углубленно читал молитву, черт приготовился  к
худшему и лишь отряхивал соломинки  с  черного  одеяния.  Я  тоже  не  видел
никакого выхода, но мою мятущуюся душу вместо  отчаянья  наполняла  здоровая
злоба. Из-за этого маньяка моя жена навсегда останется волчицей, талантливые
крысюки пойдут войной на Город и погибнут, барин выздоровеет и  окончательно
затравит медведей, даже если его жена все-таки умрет, это  тоже  сыграет  на
руку злодею, ведь в округе останется только один оборотень. А его  подручные
в качестве награды растерзают ни  в  чем  не  повинных  лошадей,  которые  и
сопротивляться-то не могут, потому что надежно привязаны в стойлах...
   - Ну нет! - вскочил я, хватая висевший на стене серп.
   - Серега, ты че? - отодвинулся Фармазон. - Не надо  так  нервничать,  все
устаканится... В  Раю  неплохо,  а  если  залетишь  к  нам,  я  первый  буду
заглядывать в гости... Я тебя там не брошу, не переживай.  Брось  железочку,
а?
   - Он их не получит! - рычал я,  с  размаху  обрубая  крестьянским  серпом
поводья и недоуздки. Лошади косили безумными глазами. - Хотя  бы  их  он  не
получит без боя... Фармазон, гоните их к выходу!
   - Не идут! Они чуют волчий запах, они напуганы, и у них нет вожака.
   - Вот этот подойдет? - Я  повис  на  гриве  рослого,  черного  как  смоль
жеребца.  Он  свирепо  раздувал  ноздри,  приплясывал,  и  крутые   мускулы,
перекатываясь под лоснящейся шкурой, говорили о яростной жажде жизни.  Такой
конь будет биться до последнего...
   - Братан, ты гений! - вдохновенно  взвизгнул  черт,  подсаживая  меня  на
лошадиную спину. - Держись крепче. Если ты свернешь шею - меня за это только
похвалят!
   - А... остальные пойдут за ним?
   - Побегут! Они же табуном от волков мокрого места  не  оставят.  Главное,
чтобы этот негр первым вылетел в дверь.
   - Фармазон! Сыч снимает засов.
   - Придумал!!! - Бес пулей бросился к молящемуся в уголке ангелу,  схватил
забытую всеми рюмку водки, вновь  вернулся  к  коню,  задрал  ему  хвост  и,
плеснув  под  него  содержимое,  старательно  растер  ладонью.   Благородное
животное встало на дыбы, заржало дурным голосом и бешеной торпедой рвануло с
места. Именно в это время старый Сыч широко распахнул двери... Я  не  видел,
куда его снесло. Меня занимали более насущные проблемы:  как  удержаться  на
этой сумасшедшей скотине! Остальные лошади ломанулись за нами, сдирая  бока.
Отчаянный визг волков потонул в  хрипе  и  ржании.  Ошалевшие  от  испуга  и
ярости, кони остервенело топтали серых разбойников.  При  каком-то  особенно
резвом прыжке моего коня я выпустил гриву и кубарем отлетел в клумбу. Лошади
разбежались. Уцелевшие волки тоже дали деру, но,  несмотря  на  весь  адский
шум, ни один человек не рискнул высунуть нос из дома: люди боялись упыря.
   - Серега, Серега, эй! Ты живой? - Фармазон вышел из конюшни раньше, но по
ходу Анцифер его опередил:
   - Слава Господу нашему, вы живы и, надеюсь, невредимы! Что, злой дух,  не
вышло твое пакостное дело?
   - Не повезло... - притворно сокрушаясь, подмигнул мне улыбающийся черт. -
Очередной злорадный  план  ужасного  террориста  Фармазона  потерпел  полное
фиаско.   И   все   из-за   душеспасительных   молитв   некоего   белокурого
доброжелателя.
   - Спасибо всем! - громко вмешался я, потому что ангел уже готовился  дать
достойный отпор. - Парни, а ну прекратите дуться друг на друга. Если вы  оба
равные  части  моего  подсознания,  то  я  от  ваших  вечных   склок   скоро
душевнобольным  стану.  Пора  подсократить  амбиции  и  прийти  к  разумному
компромиссу. Не могу я больше враждовать сам с собой. Хочу внутреннего мира,
любви и согласия. Кто против?
   - Он! - хором сказали близнецы, одновременно указывая друг на друга.
   Я приобнял их обоих за плечи и продолжил:
   -  Довольно  ссор  и   претензий.   Да   здравствует   сотрудничество   и
взаимопонимание! Забудьте о прошлом, живите  настоящим,  верьте  в  будущее.
Протяните открытые ладони и скрепите дружеским рукопожатием начало новой эры
наших деловых отношений!
   - Как сказал... - умилился черт. -  С  чувством  сказал,  проняло  аж  до
кишок... Эх, была не была! Циля, вот тебе моя рука!
   - Не буду я ему руку подавать, - поджав губки, отвернулся белый ангел.
   - Почему? - не понял я.
   - А вы посмотрите, в чем она у него. И запах... Мне едва удалось ухватить
Фармазона за шиворот, разобиженный черт гневно махал  кулаками  перед  носом
невозмутимого Анцифера.
   - Пусти меня! Я же коня под хвостом не для удовольствия, между прочим.  А
этому... чистоплюю этому я в глаз! Не держите меня...
   - Анцифер, вы должны извиниться!
   - Я? Извиниться?! Перед ним?!!
   - Именно вы, именно извиниться, и именно перед ним! -  строго  потребовал
я. - Пока вы были заняты, Фармазон  приложил  все  силы,  чтобы  помочь  мне
спасти лошадей. Если он при этом не  побоялся  запачкаться  -  честь  ему  и
хвала. Хотя, конечно, руки следовало бы ополоснуть.
   - Ну, если вы настаиваете, - пожал плечами светлый дух. -  О  нечистый  и
лукавый бес, прими мои искренние извинения.  Возможно,  я  не  сразу  оценил
глубину и благородство твоего  поступка.  Сходи  к  умывальнику,  не  забудь
воспользоваться мылом, и я первый пожму твою мужественно вымытую руку.
   Их диспут прервал сдержанный рык. Мы обернулись, с  трех  сторон  на  нас
опять смотрели волки...
   * * *
   Вот так, нельзя забывать о  живучих  врагах.  Видимо,  пока  мы  спорили,
оборотень пришел в  себя  и  как-то  сумел  организовать  сбежавших  волков.
Единственное место, куда мы могли бы отступить, - двери  барского  дома,  но
они  наверняка  глухо  заперты.  Но  больше  бежать  некуда  -  мы  медленно
попятились к дверям, а волки так же медленно последовали за нами.
   - Кто в теремочке  живет?  А  ну  открывайте!  -  зашумел  Фармазон,  но,
естественно, никто не отозвался.
   Оборотень вышел из-за конюшни, удовлетворенно потирая руки. Он хромал еще
сильнее, под глазом чернел кровоподтек, а  его  хриплое  дыхание,  казалось,
отравляло воздух нечеловеческой злобой.
   -  Сереженька,  вы  бы  как-нибудь  довели  это  дело  до  конца.  Только
посмотрите, он ведь весь израненный, а до сих пор  живой.  В  следующий  раз
обязательно дострелите, из человеколюбия...
   Я машинально кивнул белому ангелу и тоже пару раз пнул каблуком в  дверь.
Бесполезно.
   - Тебе никто не откроет, - тихо захихикал старый Сыч. - Ты умрешь  здесь,
тебя разорвут волчьи клыки. Знаешь, как это бывает? Волчьи зубы  так  остры,
что сначала человек даже не ощущает  боли.  Он  лишь  удивленно  смотрит  на
глубокие резаные раны, больше похожие на следы от ударов ножом. Обычно  волк
рвет горло и начинает есть с живота. Если ты не  будешь  сопротивляться,  то
выгадаешь легкую смерть. В противном случае они начнут резать тебя на  куски
еще живого. Ты хочешь умереть быстро, поэт? Тогда не дергайся и слушай  меня
молча.  Я  изучил  тебя...  Твою   магию   невозможно   просчитать   -   она
непредсказуема, но все же и  здесь  есть  одно  слабое  место:  у  тебя  нет
коротких стихов. Все, что ты читаешь, достаточно длинно, и мы  можем  успеть
оборвать  заклинание  до  того,  как  оно  войдет  в  силу,  заставив   тебя
захлебнуться собственной кровью...
   Ему не стоило тратить столько  времени  на  пустопорожние  угрозы.  Решил
убить, так убей! А то старик, увлекшись, впал в  те  же  ошибки,  в  которых
упрекал меня. Он заболтался.  К  тому  времени,  когда  разговоры  уже  всем
наскучили, за дверью раздались уверенные шаги, и она широко  распахнулась...
На пороге стояла Ольга Марковна! Ну, почти она... В смысле, она, конечно, но
уже перевоплотившаяся. Упыриха радостно вперила  в  меня  взгляд,  плотоядно
щелкнула зубами и пошла в атаку. Мы  оказались  меж  двух  огней.  Близнецы,
мгновенно  уменьшившись,  взлетели  на  балкон  и  уселись  там,   прощально
помахивая ладошками. Старый Сыч заворчал,  потом  быстро  сбросил  одежду  и
превратился в перемотанного бинтами волка. Это выглядело несколько  комично,
но даже в таком виде я не рискнул бы выйти с ним  один  на  один.  Громадный
волк поднял шерсть дыбом и грозно прорычал:
   - Теперь я убью тебя, поэт...
   - Ничего не имею против, -  подумав,  решил  я.  -  Заступиться  за  меня
некому, оружия под  рукой  никакого,  даже  убежать  и  спрятаться  негде...
Единственное, что хотелось бы, так это извиниться перед  уважаемой  графиней
Ольгой Марковной за то, что ей сегодня ничего не достанется...
   - Как это? - низким, хрипловатым голосом переспросила упыриха. -  Я  хочу
тебя. Вчера не успела, значит, сегодня ты - мой!
   - Эй, Сыч! Может быть, уступите даме? Видите, какая она голодная...
   - Мои волки тоже голодны, - огрызнулся оборотень. - Не морочь мне голову,
я сам тебя убью.
   - Ты не получишь и капли его крови! Этот человек - только моя добыча!
   Упыриха уперла руки в бока, обливая волка  презрительным  взором.  Старый
Сыч оскалил  пасть,  демонстрируя  острые  зубы,  а  я  осторожно  шагнул  в
стороночку.
   - Пошел прочь, плешивый пес! Его мясо принадлежит мне!
   - Уйди с дороги, грязная дура! Я первый напьюсь его крови!
   - Ну... вы тут сами разберитесь. Не бойтесь, я не убегу,  просто  подожду
тут, на ступенечках.
   Оборотень и графиня так и не смогли прийти к единому мнению, в результате
чего и произошла вполне ожидаемая  драка.  Шерсть  летела  во  все  стороны!
Волки, сгрудившись, хором болели за Сыча, я, чисто из  вредности,  за  Ольгу
Марковну. Анцифер и Фармазон оставили балконные перила, присели рядом, жарко
обсуждая гладиаторское побоище.
   - По-моему, силы неравны... Она все-таки женщина, к тому же  с  ложкой  в
животе.
   - Много ты понимаешь, Циля! Да эта горилла  хоть  половник  проглотит,  и
ничего... Даже целый столовый набор из серебра - не поперхнется.
   -  Ребята,  они  друг  друга  стоят.  Лично  для  меня  кто   победит   -
принципиального значения не имеет. Какая разница, кто конкретно меня съест?
   - Серега, ты фаталист! Или у тебя в голове зреет очередной коварный план?
Зуб даю, что ты  уже  придумал  взрывоопасный  стишок,  после  которого  оба
бармалея превратятся в безобидных резиновых пупсов.
   - Фармазон, не приставай к хозяину с глупостями, и без тебя тошно. Почему
же все идет не  так?  Почему  волк-оборотень,  трижды  раненный  серебряными
пулями, все еще вершит свои темные дела? Почему упыриха бодро  бегает,  хотя
должна была умереть еще прошлой ночью? Может быть, изменилась сама структура
серебра и оно уже не смертельно для нечисти?
   - Не знаю, не знаю... Одно предположение у меня, конечно, есть,  -  начал
я, поудобнее располагаясь на мраморных ступеньках. - Мы ведь скормили  Ольге
Марковне обычную серебряную ложку, а вот пули для Сыча были еще и освящены!
   - Что-то он не торопится тапочки  отбрасывать,  -  скептически  сощурился
черт.
   - Да просто жизненно важные органы не задеты, но раны дают о себе  знать:
вон посмотрите - он же весь выдохся.
   И вправду, оборотень с упырихой выпустили друг друга. Волк тяжело  дышал,
до  колен  высунув  язык,  мокрые  бока  вздымались,  как  кузнечные   мехи.
Поцарапанная  и  покусанная  графиня  тоже  выглядела  не  лучше.  Мне  было
интересно, придет ли им в  голову  мысль  наконец  объединить  свои  усилия?
Монстры внимательно посмотрели на меня, потом друг на друга, сложили  в  уме
два плюс два, перемигнулись и действительно пришли к соломон