так  "ценного
свидетеля" стопроцентно найдут.
   - Может быть, пока ждем, допросим кошачьего маньяка?  -  предложил  я.  -
Возражений нет?
   - Нет, - с ходу обрадовался государь. У  него  есть  маленькая  слабость:
любит изображать опытного опера. - Зови давай! А тока что ж  это  за  маньяк
такой?
   - Злыдень помешанный! - привстала Баба Яга. - Ночами по городу шастал  да
котам безвинным башки напрочь рубал! Стрельцы еремеевские его взяли... А то,
мало ли, как кошек перебьет да за людей возьмется?
   - Ух ты, хмырь какой... Сей же час поставить пред очи мои  ясные!  Не  то
гневаться изволю...
   - Ребята! - крикнул я в окно. - Ведите задержанного из поруба.
   Через пару минут нам доставили обмотанного толстой веревкой  низкорослого
типа в желтых кожаных штанах, такой же грубой рубахе, с длинными, до  пояса,
патлами и багрово-красным лицом с жиденькой бородкой и усами. Волосы  скорее
имели мутно-пегий цвет, ближе к левому уху торчали два пера, и  для  полного
эффекта маньяку не хватало только боевой раскраски. Во рту аборигена  торчал
кляп.
   -  Это  кто  ж  такой?  -  на  всякий  случай  перекрестилась  Баба  Яга,
отодвигаясь вместе с табуреткой.
   - Очередной небритый Чингачгук! - Я обернулся к царю: - Вот  уж  чего  не
ожидал в вашем тихом Лукошкине... И много их тут таких по прериям бегает?
   - Не язви, участковый... Сам такое чудо впервые вижу. Как ты его назвал?
   - По внешности и костюму - натуральный индеец времен колонизации Америки.
Не берусь определить наверняка, но, по-моему, он из  гуронов.  Или  апачи...
или сиу какой-нибудь... Я же тоже не этнографический справочник. Эй,  парни!
Кто его брал?
   - Я! -  Из  двух  стрельцов,  стоявших  позади  задержанного,  выдвинулся
широкоплечий бородач слева. - Тока не один был, со  мной  Семен  Мастырин  и
Федька Череда дозором шли. Глядим,  вроде  кто  под  забором  ползет...  Мы,
значится, в засаду - и ждем. А энтот вот полз, полз  да  и  затих...  Лежит.
Потом вроде посапывать начал. Ну, думаем, пьянь обычная, из кабака  до  дому
на бровях бредет. И тут мимо, вдоль заборчика-то, кот  идет.  Величаво  так,
хвост задрал, ни на кого не смотрит... А этот гад вдруг как вскочит! Как  за
голову схватится! Да как заорет: "Не топай, Барсик,  не  топа-ай!"  -  и  за
топор... Ну а мы, как лезвие блеснувшее углядели, сразу коту злосчастному на
выручку  и  бросились.  Ужо  повязали   втроем!   А   топорик-то   вот   он,
сберегли-подобрали, небось вещественное доказательство...
   На стол перед нами лег обычный плотницкий инструмент, с широким обухом  и
коротким топорищем.
   - Не томагавк, - отметил я в блокноте, - типичный русский топор. Из таких
отставные военнослужащие обычно кашу варят. Ну что  ж,  спасибо  за  службу,
орлы!
   - Рады стараться, батюшка сыскной воевода! - гаркнули оба.
   - А теперь вытащите молчаливому вождю кляп. Я хочу знать,  как  давно  он
ступил на тропу войны.  Ваше  величество,  сколько  помню,  вы  ведь  у  нас
специалист в языках. Сможете перевести с индейского?
   - Попробуем,  -  важно  кивнул  Горох,  но  как  только  пленник  получил
возможность говорить, он рухнул на колени и завопил на чистом русском:
   - Смилуйся, царь-батюшка! Поклеп это и клевета! Не  виновные  мы,  а  все
милиция зазря произвол чинит! Казнить их надо, всех до седьмого колена...
   - Цыц! - рявкнул царь, хлопая ладонью по столу. Звякнула посуда, и все  в
горнице как-то неосознанно пригнулись. -  Ты,  мухомор  в  перьях,  мне  еще
советы давать будешь! Я ить не  участковый,  на  дыбу  отправлю  и  вопросов
задавать не стану... А ну колись, фраер, откуда  ты  такой  в  моей  столице
объявился?
   - Как откуда?.. - не поднимаясь с колен, залепетал несчастный.  -  Дак...
свой же я! Русский! Лукошкинский!
   - Бредит али врет?
   -  Не  врет...  -  посерьезнела   бабка,   вглядываясь   в   задержанного
попристальнее. - Сдается мне, и вправду наш он. Дюже похож на кого-то, а вот
на кого... ума не приложу!
   - Да свой я, свой!  Али  не  признали,  государь-батюшка?!  Холоп  я  ваш
верный, Паша Псуров!
   - Чего-о-о?! - Наверное, у нас троих отвисли челюсти. Нет,  у  пятерых  -
стрельцов тоже стоило включить в список.
   А "кошачий маньяк", пользуясь моментом, всхлипывая, изложил свою страшную
историю:
   - Как из отделения-то вырваться удалось, так и пошел  я,  сиротинушка,  в
баньку. От поруба милицейского отмыться, от позору и стыда всякого.  С  горя
бутылочку полуведерную прихватил, да еще со товарищи  с  собой...  добавили.
Ну, знамо дело, выпили, и начали они меня мыть. Особливо  морду  мою...  Ить
этот хам с отделения, Митька который, так особу  мне  дегтем  изваксил,  что
хоть на люди не выходи! Вся рожа ровно ворота у порченой невесты... Ну,  они
меня и водой, и мылом, и пемзой  поперек  хари  чистили  -  отмыли-таки.  Не
черное лицо стало - красное... С таким тоже особо не разгуляешься, думал,  к
утру отойдет. А уж как одевалися, так  и  вышло,  что  Фимка-рыбарь  в  моей
одежке ушел, а мне, стало быть, робу свою,  кожаную,  оставил.  Что  делать,
идти-то надо... Тут еще и голова замерзать стала,  волосья-то  повылезли,  а
шапка со всей одежкой ушла. Вот я мочалы мокрые себе на маковку и напялил...
Из бани по ночи одному топать страшновато будет. Углядел я топорик в  дверях
да и взял от лихих людей на защиту. А что забором вдоль курятника полз,  так
то клевета! Не стоко я  выпил,  чтоб  ползти...  просто...  ежели  за  забор
держишься, то уж николи с пути не собьешься. И не спал  я  вовсе!  Не  спал!
Так... прилег, призадумался... Вдруг как молотом по башке - бум,  бум,  бум!
Ну, ровно слон по улице бежит! Самогон, видать, неслабый оказался...  Встаю,
а передо мною - кот! Да какой... Не кот -  тигра  цейлонская!  Когти  точит,
зубами сверкает, спину выгнул, усищи вздыбил - как есть съест!  Я  тока-тока
топориком от него оборониться, тут сразу бросаются, вяжут, в рыло  без  дела
стучат... Вона фонарем каким одарили! Ужо заступись, царь-батюшка. Ну,  хоть
на каторгу их, аспидов милицейских, а?

   ...К тому времени, когда мы трое наконец  отхохотались,  стрельцы  взашей
вытолкали Пашу Псурова за ворота отделения. Горох удовлетворенно откушал еще
пирожка с брусникой, выпил чаю и стал собираться. Ждать Митьку действительно
не имело смысла. Договорились, что если к вечеру все-таки возьмем дьяка,  то
мы с Ягой сами привезем его в царский терем и устроим допрос там, на  месте.
Помахав отъезжающему Гороху платочком, бабка вернулась ко мне  в  горницу  и
сама начала разговор:
   - Что, Никитушка, небось о том злодее крупном уголовном призадумался?
   - Ага... вообще-то особенных версий по этому поводу у нас нет. Из местных
влиятельных шишек мы по роду службы вряд ли кого зацепили всерьез.
   - Как же... - хмыкнула Яга, - да ты вон хоть Мышкина вспомни. Он по твоей
милости уже сколько в деревне дальней на отшибе кукует? А ведь каким крупным
чином был...
   - Ну, во-первых, не по моей, а по царской милости. Горох,  между  прочим,
намеревался отрубить ему голову,  а  я  настоял  на  исправительной  ссылке.
Во-вторых, сам Мышкин такого сложного дела никак не  потянет.  Он,  конечно,
дурак и кровопийца, но на кражу государева имущества второй  раз  не  пойдет
даже под угрозой пулемета.
   - А ежели дружки его из боярской думы? Ты ведь не одному Бодрову  поперек
дорожки встал.
   - Возможно. - Я сам налил себе чаю и потянулся за вареньем. - На всех  не
угодишь. Остается одно "но": черт говорил, что с данным "авторитетом" мы уже
сталкивались. Бодров в этот образ не вписывается.
   - Ну, тады... что ж... - Яга тоже придвинула к себе чашку, - тады, может,
опять немцы мутят?
   - Я думал об  участии  иностранных  разведок,  промышленный  шпионаж  был
выгодным делом во все времена. Но пастор Швабс мертв, о Вельзевуле ни  слуху
ни духу... Честно говоря, я бы подозревал Кощея, если бы он сам не говорил о
невозможности появления в Лукошкине.  Вроде  бы  молитвы  отца  Кондрата  не
позволяют ему сюда и нос сунуть.
   - Так и есть, батюшка наш хоть кой в чем и грешен,  но  к  нечисти  очень
строг. Кощей его и вправду боится... А только тогда кто ж?
   - Вопрос без ответа, на уровне гипотез и предположений, - заключил я.
   Мы неторопливо налили по второй. Здешний  чай,  смесь  липового  цвета  с
индийским байховым, очень недурен, а при наличии огромного выбора варений  и
сластей - просто великолепен.
   - Никитушка...
   - А?
   - Да я вот все спросить хотела... Только  ты  не  серчай,  ежели  что  не
так... Ты вот там, в мире своем, ведь жил и жил себе. Вещей у  вас  чудесных
много было, культура всякая, сам рассказывал... Тебе опосля этого у  нас  не
скучно ли?
   - Честно говоря, мне об этом думать-то  особенно  некогда...  -  медленно
протянул я. Бабка, как всегда, была права, хотя от подобных  воспоминаний  у
меня портилось настроение. - У нас там все иначе.  Жизнь,  конечно,  гораздо
насыщеннее. Есть много  прогрессивных  моментов,  которые  я  бы  привнес  в
Лукошкино, если бы обладал нужными знаниями.  До  телевизора  тут  не  скоро
дорастут,  в  радиотехнике  я  несилен,   но   чего-нибудь   электрического,
признаться, очень хотелось бы... А в остальном, в плане работы, любви, быта,
-  проблем  нет.  Что  здесь  в  милиции  работать,  что  у  нас,  абсолютно
идентично... Нет, если вести речь о скуке, - скучать мне не дают.
   - Вс„ одно... - вздохнула Яга, - коли уж другой, светлой  жизни  повидал,
так с нами, дураками темными, завсегда тяжко будет.
   - Какие же вы темные, бабуль?! Вы  у  меня  -  ого-го!  Нормальные  вы...
хорошие русские люди...
   - Никита Иванович! - проорали во дворе. - Извольте выйтить, кажись, народ
дьяка побитого несет... с песнями!
   - Дубины стоеросовые, - сдержанно прорычал я и пошел разбираться.
   Яга только ухмыльнулась, собирая чашки со стола.  Ей  хорошо  спрашивать:
"Не скучно ли?" - а вот поскучаешь тут с ними, как же... Я влез на лесенку у
ворот и приподнялся на цыпочки, вглядываясь в даль. Из-за  Базарной  площади
вдоль по широкой улице пылила  огромная  толпа  народа.  Впереди  маршировал
гордый Митька, высоко задирая ноги в  лаптях,  как  фельдфебель  на  параде.
Плененного дьяка  несли  следом,  на  вытянутых  руках,  высоко  подняв  над
головами. Рот  ему  не  заткнули,  видимо,  специально,  чтоб  мог  от  души
пообщаться с простыми людьми. Они тоже в долгу не оставались, таким образом,
гармония общественных взаимоотношений соблюдалась свято - всем было весело!
   -  Тащи,  тащи,  братва,  уголовничка  отпетого!  Под  духовным   званием
скрывался, деспот длинногривый! А дайте мне его, злодея, хоть пальцем пнуть!
Всем миром ловили, небось за границу утечь хотел - дескать, там евнухи много
зарабатывают... Шалишь! От народу не уйдешь, и за тридевять земель  поймаем,
чтоб в родную милицию сдать!
   - Ироды египетские! Чуркобесы некрещеные! Не смей  вдоль  по  мне  руками
лапать...  Архистраты  Вааловы  беспардонные!  -  надрывно  вопил  гражданин
Груздев, и толпа вежливо замирала, чтоб его выслушать.
   - Ужо покажут тебе в отделении,  как  у  нас  в  Лукошкине  свои  порядки
наводить! Ужо всыплет тебе Никита Иванович промеж ягодиц, да сзаду, спереду!
Ужо нахлебаисси сполна всех кар небесных, какими народ потчевал...
   - Христопродавцы бесхвостые! Пилаты понтийнутые! Нероны  неартистические!
Тьфу на вас! И не мельтешите, а то не попаду...
   - Батюшка сыскной воевода! - едва ли не хором проревела  толпа.  -  Здрав
будь и ты, и твоя милиция! А мы вот подарочек малый  принесли,  сердце  твое
порадовать. Долг свой гражданский свято помним и содействие оказать завсегда
готовы!
   ...К слову сказать, фальши и патетики в этом порыве не было ни на грош. В
первых рядах воодушевленно стояли уже  знакомые  мужики,  которых  Митька  в
служебном рвении пару раз незаконно арестовывал. А поскольку "на свободу - с
чистой совестью" выпускал именно я, то люди добро помнили и платили  той  же
монетой. Поэтому, так и не  спускаясь  с  ворот,  как  с  трибуны,  пришлось
толкнуть короткую содержательную речь:
   - Граждане лукошкинцы! От лица всего отделения я искренне  благодарю  вас
за проявленную социальную активность. Нет,  бить  дьяка  не  надо!  Митрофан
Груздев разыскивался нами как ценный свидетель, а не как подозреваемый. Если
кто его все-таки немножко  стукнул  (не  по  злобе,  а  по  ходу  дела),  то
рекомендую принести извинения пострадавшему. Со своей стороны  заявляю,  что
всем принимавшим участие в  ловле  дьяка  будет  выражено  еще  и  отдельное
приветствие  со  стороны  нашего  дорогого  государя.  Сдайте,   пожалуйста,
задержанного стрельцам и  расходитесь.  Когда  мне  вновь  понадобится  ваша
помощь, я непременно скажу. До свиданья, граждане!
   - И вам до свиданьица! Как сказал,  аж  до  души  проняло...  Храни  тебя
Господь, участковый! Добрый у нас Никита Иванович, к безобразникам строг,  а
к простым людям  -  с  пониманием.  -  Расходясь,  мужички  степенно  качали
головами, оттирая скупые слезы умиления. Я, признаться, еще не совсем привык
к таким естественным проявлениям человеческих эмоций и тоже сглотнул  комок,
предательски подкативший к горлу. Сейчас я был готов отдать  жизнь  за  этих
людей... Ну ладно, сантименты отложим на потом. Гражданин  Груздев  послушно
висел в могучих стрелецких руках, а довольный Митька крутился рядом со мной,
что-то сумбурно докладывая о выполнении безмерно опасного задания. Все, пора
браться за дела...
   - В горницу его, на допрос.  Митя,  подготовь  телегу,  после  заполнения
протокола нам с Ягой понадобится навестить царя...

   Как видите, мы гнали изо всех сил, завтрашний день был последним. Значит,
послезавтра на рассвете я должен явиться в царский  терем  с  чертежами  под
мышкой и ворами в наручниках. Конечно, в самом крайнем  случае  можно  вновь
подбить народ к бунту и  выторговать  для  следствия  еще  одну  трехдневную
отсрочку, но, по большому счету, это  все-таки  будет  уже  нечестно.  Дело,
казавшееся совершенно будничным, успешно пробуксовывало по всем  параметрам,
а ведь если присмотреться, мы же абсолютно не  отдыхаем.  День  расписан  по
часам: встречи, вызовы, допросы, погони, аресты на дому -  кто  скажет,  что
милиция бездействует?! Вот только царских чертежей по-прежнему нет,  как  не
было... И кому, черт побери, мог понадобиться этот летучий корабль?
   - Никитушка! Ты призадумался, что ль?
   - А? Я... это... отвлекся на минуточку.
   - Так дьяка Фильку допрашивать будем или как?
   - Будем, всенепременно! Ибо, - глубокомысленно завернул я, -  когда  царь
посадит его на кол, он уже ничего не скажет. Садитесь, гражданин.
   - Курва ты  неблагообразная!  Вахлак  неотесанный!  Пошто  альтернативное
следствие на корню мотыгой гасишь?! -  охотно  включился  дьяк,  всем  видом
давая понять, что ответит на любые вопросы.
   - Бабуль, вы слышали, какие он слова знает? Нахватался всего подряд у нас
в отделении... И ругается так витиевато, прям хоть записывай! Вы не могли бы
на время вернуть его лексику в обычный разговорный режим, а то мне  протокол
предъявлять неудобно будет - одни неприличные выражения.
   - Не могу, Никитушка, - виновато вздохнула Яга, - я ить того... в горячке
да запарке до конца следствия его колдонула. Покуда все покраденное  к  царю
на стол не положим, Филя наш так и будет на весь белый свет пасть  разевать.
Уж не серчай на меня, старую...
   - Ладно, попробуем как-нибудь выкрутиться. - Честно говоря, как именно, я
представлял весьма смутно.  Однако,  отметив  в  блокноте  первый  пункт,  я
повернулся к дьяку: - Три или четыре дня назад вы передали мне из рук в руки
очередной донос относительно мелких нарушений бытового и житейского плана на
царском подворье, помните?
   - Да, вертопрах бухарский, помню! Всю  правду-матушку  тебе  в  глазоньки
твои оловянные так и изрезал... Да тока тебе энто, аки  пню  подосиновому  -
что в лоб, что по лбу!
   - Отлично, значит, помните, - обрадовался я, переглянувшись с Ягой.  Дьяк
вполне мог отвечать на поставленные вопросы, надо только заставить  себя  не
реагировать на оскорбления и правильно фильтровать его ответы. - Вот это ваш
донос, узнаете?
   - Узнаю, мошенник при исполнении!
   - Тогда позволю зачитать одну строчку, слушайте внимательно, это важно...
Итак, речь идет о теперешней возлюбленной царя, дочери  покойного  дворника,
Ксении Сухаревой. Ну, там... ее отношений с государем мы касаться не  будем,
а вот один момент: "Мало того, что сама лазит, так намедни еще и  подругу  с
собой прихватила..." Это как?
   - Что "как"?! Да разврат это, аки в Содоме и Гоморре! Что ж тебе,  чучелу
репоголовому, еще и объяснять надо?!
   -  Батюшка  сыскной  воевода!  -  не   выдержали   стрельцы,   охраняющие
допрашиваемого. - Нет  силушки  такие  слова  об  вашей  милости  слушать...
Позвольте, Христа ради, ему кажный раз по шеям давать, как тока ругнется?!
   - Спасибо, ценю, но пока не надо... -  смущенно  закашлялся  я.  В  конце
концов, в поведении дьяка виновата исключительно Яга. Без нее он бы костерил
нас гораздо меньше... процентов на десять. - Вы лично видели эту подругу?
   - А то! Рази ж я вам, злыдням лесным, написал бы, коли сам не видел...
   - Тогда попробуйте поднапрячь память и  предельно  четко  сформулировать,
как она выглядела. Если вы поможете создать подробный словесный  портрет,  я
обещаю, что двух девиц в спальне Гороха больше никогда не будет.
   - И скажу! Чего ж не сказать? За правду колкую, за истину святую в  венце
великомученика  предстать  честью  почту   превысшею...   Спрашивай,   грязь
смердячая!
   Я глубоко вздохнул и медленно сосчитал до десяти  -  помогло.  Оказалось,
что мое терпение отнюдь не безгранично и  филимоновские  реплики  все  равно
делают свое черное дело. Еще пара таких оскорблений - и я от всей  души  дам
стрельцам возможность реализовать свой благородный порыв.
   - Рост, возраст, цвет волос, лицо, фигура, одежда, особые приметы?
   -  Росточком,  стерва,  с  меня  будет.  Возрастом,  мерзавка,  наверняка
помоложе, - закатив глаза  и  наморщив  лоб,  пустился  вспоминать  дьяк.  Я
старательно фиксировал все под запись. - Коса у поганки черная, длинная,  аж
до энтого места... Лицо гладкое, нос ровный, губы розовые, глаза вроде  тоже
черные, но до того смазливые, что так и тянет плюнуть! Одета была в  сарафан
простенький, а так к телу  льнул  бесстыже  -  ну,  ровно  нагишом,  срамота
безбожная, ходит... Примет особых нет, но тока кто раз энту мымру  уродливую
увидит - вовек не забудет!
   - Так, так, так...  записал.  И  последний  момент  -  где  и  при  каких
обстоятельствах вы видели описываемую вами особу?
   -  Где  видел-то?  У  дверей  царских  и  видел,  как   они   обе,   фифы
расфуфыренные, все задами вертели, хиханьками  да  хаханьками  маялись.  Ужо
потом Ксюшка первая в дверь гадюкой  проскользнула,  а  за  ней  и  чернявая
ввинтилась. Совсем царь наш мозги потерял, двух  девок  зараз  лапает!  Ведь
загнется на хрен, бугай непроизводи...
   Договорить он не успел. Двое стрельцов не сговариваясь  опустили  тяжелые
кулаки на макушку  скандалиста.  Гражданин  Груздев  без  звука  опрокинулся
навзничь, задрав тощие ноги в грязных лаптях.
   - Прощенья просим, батюшка участковый... А  только  не  можно  нам  такие
оскорбления в лицо самого царя сносить! Отвели душеньку, а теперь уж хоть на
плаху...
   - Вынесите на улицу, побрызгайте водичкой, как придет в  себя,  отпустите
на все четыре стороны, - ровно посоветовал я. -  Но  помните,  впредь  любые
рукоприкладства в отделении будут караться немилосердно!
   - Слушаемся! - радостно гаркнули оба, подхватывая дьяка под мышки.
   - Минуточку... Я передумал, Филимона Митрофановича сдайте на руки Митьке,
у него большой опыт по части обливания. А вы оба пойдете с запиской к  царю.
Я сам хотел, но, видимо, не стоит. Ничего, что время позднее, надеюсь, он не
спит. Вручите лично! Это  краткое  содержание  сегодняшнего  допроса.