дох?! Конечно, таланты
у меня, как у  самого  крутого  уголовника.  Могу  украсть...  все,  что
хочешь, могу украсть! Даже эту долбаную тюрьму, но для  этого  мне  надо
оказаться вне е„, а не  внутри.  Внутри  красть  нечего,  следовательно,
профессиональные  данные  пропадают  всуе...  Хотя,  с  другой  стороны,
руки-ноги целы, голова... ещ„ болит, но пока на месте, а значит -  жизнь
продолжается! Эх, любо,  братцы,  любо!  Любо,  братцы,  жить!  С  вашим
атаманом не приходится тужить...
   Раздумчивое пение Оболенского прервал мелкий камушек, стукнувший  его
по макушке. Первоначально он не уделил этому особого  внимания.  За  что
соответственно получил по маковке вторично.
   - Грех смеяться над больными людьми! -  громко  объявил  Лев,  шмыгая
носом.  Больной  не  больной,  но  насморк  от   такой   сырости   почти
неизбежен... Наверху раздалась приглуш„нная перепалка. Кто-то  с  кем-то
яростно спорил, и смутные обрывки фраз заставили-таки обиженного  узника
поднять голову.
   - Живой... А ты не верил! Ну, так что, где моя таньга...
   - Ты с ума сошел, клянусь аллахом!
   - Да никто не узнает...
   - Три таньга?! Мы спорили на четыре!
   - Господин Шехмет нас убь„т...
   - Ва-а-й, ну ты сам посуди, куда ему со двора деваться?! Хорошо,  ещ„
две таньга...
   - А я думал, муфтий не может быть вором...
   - Ни за что у нас не сажают! Сам реш„тку поднимай...
   - Где лестница?
   - На твои таньга, подавись!
   - Вах, зачем  так  ругаешься?  Ты  мне  их  честно  проспорил...  Эй,
уважаемый! Эй!
   "Уважаемый"  -  это,  видимо,  относилось  к  Оболенскому.  Когда  он
допетрил, то сразу откликнулся, не дожидаясь третьего камушка. Мелочь, а
неприятно...
   - Что надо, кровососы?
   -  Ай-яй,  почтенный  человек,  духовное  лицо,  а   говоришь   такие
невежливые вещи... - Реш„тка над отверстием  наверху  исчезла,  на  фоне
фиолетового неба ч„тко вырисовывалась голова в необычном, конусообразном
тюрбане. - Скажи нам правду, о сидящий в зиндане, ты ли  на  самом  деле
настоящий Багдадский вор?
   - Ну, допустим...
   - Что он сказал? Кого допустим? Куда?! - ветревоженно  вмешались  ещ„
два голоса, но тот, что расспрашивал  заключ„нного,  поспешил  успокоить
неизвестных товарищей:
   - Он сказал "да"! Не  позволяйте  пустым  сомнениям  отвлечь  вас  от
истинной причины нашего спора. Вспомните, сколько  денег  поставлено  на
кон! Эй, достойнейший Багдадский  вор,  а  это  правда,  что  ты  можешь
украсть вс„ на свете?
   - Ну, в принципе...
   - Где?! - теперь впал в л„гкое замешательство даже говоривший, и  Лев
вынужденно уточнил:
   - Я могу украсть  вс„,  что  угодно,  но  для  этого  мне  необходима
некоторая свобода действий.
   - А-а... - облегч„нно выдохнули все три голоса  сразу.  Потом  голова
пропала, реш„тка опустилась на место, а спорщики, видимо,  удалились  на
совещание. Спустя пару минут вс„ вернулось на круги своя,  а  человек  в
чалме торжественно спросил у Оболенского:
   - О великий вор, отмеченный хитростью самого шайтана,  можешь  ли  ты
поклясться именем Аллаха, что не  причинишь  нам  вреда,  если  мы  тебя
ненадолго выпустим?
   - А зачем?! - на всякий случай крикнул Лев.
   -  Мы  с  друзьями  поспорили  и  хотим  воочию  убедиться  в   тво„м
непревзойд„нном искусстве...

***

   Мал золотарь, да ароматен.
   Рекламная распродажа.

   В ту судьбоносную минуту наш герой не думал ни о  ч„м,  кроме  как  о
возможности покинуть это т„мное,  сырое  и  смрадное  место.  Он  охотно
поклялся светлым именем Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего (а  если
бы попросили, то и любым дополнительным божеством в придачу, ибо  ничего
святее свободы для него в  тот  момент  не  было).  Впрочем,  врожд„нная
московская смекалка и опыт юридических ув„рток позволили  ему  исключить
из клятвы слово "вред", а сконцентрировать обещание на стандартных:  "не
убью, не покалечу, не ударю в спину..." и так далее. Ведь  под  понятием
"вред" можно было бы  предположить  и  логичный  побег  с  шехметовского
подворья, а Лев скрытно  намеревался  воспользоваться  для  этого  любым
шансом.  Итак,  в  изукрашенном  зв„здами  круге  над   головой   узника
показалось бревно. Или, правильнее сказать,  толстая  жердь  с  набитыми
поперечными  брусьями.  На  Востоке  это  сооружение  смело  именовалось
лестницей. По ней Оболенский с замиранием сердца и выкарабкался  наверх,
к долгожданной свободе. Почему долгожданной? А вот  вас  бы  засунуть  в
такую яму хотя бы на пару часов, и я охотно послушал бы, какие  ласковые
и красочные эпитеты вы придумали бы этому месту. Лев ощущал себя узником
Бастилии, томившимся в застенках как минимум сорок лет! Лестницу тут  же
вытянули обратно, зиндан прикрыли  деревянной  реш„ткой,  а  Оболенскому
связали ноги. Он не протестовал, просто стоял не шевелясь, жадно, полной
грудью вдыхая прохладный воздух ночи. Кто-то  тронул  его  за  плечо,  и
блаженно жмурящийся Лев ощутил легкий  запашок...  вокзального  туалета!
Диссонанс с благоуханиями восточной ночи был так велик, что бедного вора
аж перед„рнуло от омерзения. Он наконец-то  спустился  с  благословенных
небес на грешную  землю  и  соизволил  оглянуться...  Его  окружали  три
человека. Двое в стандартных  одеждах  городской  стражи,  без  копий  и
щитов, но с ятаганами за поясом, а третий... странный какой-то. Вроде бы
упитанный,  хотя  одет  в  рванину,  на  голове  чалма  уложена  конусом
сантиметров на шестьдесят  в  высоту,  левая  щека  перевязана  платком,
наверное, флюс, и запах... Запах ш„л именно от этого третьего!
   - Поклянись именем Аллаха, что ты не приблизишься к нам и не нанес„шь
нам обиду! - потребовал вонючий тип.
   - С превеликим  удовольствием,  -  честно  ответил  Лев,  отступая  в
сторону. - Да я к тебе под угрозой расстрела не прикоснусь... Мужики, из
какого унитаза вы его выловили?
   - Это новый золотарь, - хихикнув, просветили стражники. -  Он  чистит
отхожие места и увозит на своем осле мусор.
   - Ясненько... Ну, и чего от меня надо друзьям ассенизатора?
   - Видишь ли,  уважаемый,  -  опять  вмешался  в  разговор  чистильщик
сортиров. - Я имел дерзость поспорить с этими  высокородными  господами,
что истинный Багдадский вор способен за одну ночь обчистить вс„ подворье
великого Шехмета.. - А мы клян„мся, что это не под силу никому!
   - Как скажете, благородные воины... но я поставил на  этого  человека
все двенадцать таньга и своего осла в придачу.
   - Угу... ты ещ„ штанишки свои положи сверху, и парни  сами  откажутся
от выигрыша... - душевно посоветовал Лев, но общую суть проблемы уловил.
- Итак, если я награблю тут у вас целую  гору  добра  и  никто  даже  не
почешется, ты, санперсонал, получаешь?..
   - Двадцать четыре таньга, - хором подсказали стражники.
   - А если  хоть  кто-то  проснулся  или  кучка  награбленного  слишком
маленькая, то весь барыш (монетки  плюс  ос„л)  ид„т  доблестным  слугам
закона?
   - Истинно так, - кивнул золотарь.
   - Ну а  что,  собственно,  с  этого  поимею  я?  -  резонно  вопросил
практичный россиянин. Вопрос поставил спорщиков в тупик, но не надолго.
   - Независимо ни  от  чего  ты  будешь  гулять  под  луной,  счастливо
наслаждаясь чистым воздухом этой последней ночи. Но  до  утренней  смены
тебе прид„тся вернуть вс„ украденное на свои  места!  Утром  ты  примешь
смерть с л„гким сердцем...
   - М-да... должен признать,  предложение  заманчивое,  -  поразмыслив,
согласился наш герой. - Но при одном условии:  этот  яйцеголовый  тип  с
больным зубом держится от меня подальше. Иначе чистым воздухом  подышать
мне никак не удастся!
   Активных протестов не было,  таким  образом,  вс„  четверо  пришли  к
взаимоприемлемому соглашению. Оставалось обсудить рабочие детали типа: у
кого что и, главное, в какой очер„дности  красть?  Золотарь  помалкивал,
видимо все-таки  обиженный  на  Левину  брезгливость,  а  вот  стражники
расстарались вовсю. Не будучи знакомы даже  с  первоосновами  воровского
ремесла, они поназаказывали такого, что у Оболенского попервоначалу едва
не отпала челюсть. Во-первых, следовало выкрасть всех лошадей, во-вторых
- ограбить кухню, в-третьих - извлечь войсковую казну, а  в-четвертых  -
утащить  парадную  чалму  самого  Шехмета!  Честно   говоря,   последнее
предложение внесли не стражи, - противный ассенизатор почему-то  настоял
на непременной краже у высшего начальства, хотя вроде бы это было и не в
его интересах. Территориально вс„ подворье представляло собой правильный
квадрат, обнес„нный высоким забором из камня и глины. Большие деревянные
ворота запирались  на  засов,  справа  от  ворот  находился  двухэтажный
особняк Шехмета, рядом плац для занятий  с  оружием,  слева  -  казармы,
конюшня и кузница.  В  принципе,  вс„  рядом,  и,  прикинув  общий  план
действий, Лев решил, что, пожалуй, вс„-таки  справится.  Если,  конечно,
немного поменяет порядок действий...
   - Итак, парни, прошу внимания - я начинаю!
   - Давай-давай! Да сохранит тебя Аллах, сын шайтана!  -  воодушевл„нно
напутствовали спорщики. Оболенский резво шагнул впер„д и... рухнул носом
в пыль - вер„вки на ногах позволяли лишь семенить мелкими шажками.
   - Не, братва... так дело не пойдет. Я вам не „жик какой-нибудь  и  не
расписная китайская невеста! Вор должен двигаться  быстро,  а  с  такими
условиями я отсюда до казармы только к утру доберусь... Развязывайте  на
фиг!
   - Ай, а вдруг ты захочешь нарушить клятву и убежать?!
   - Тогда меня покарает безжалостная  десница  небес.  Они  о-о-ох  как
суровы с клятвопреступниками!
   - Вай мэ, какой умный наш„лся... - быстренько скумекали стражи.  -  А
господин  Шехмет  утром  накажет   нас,   не   дожидаясь   божественного
правосудия! Нет уж. - Мы, пожалуй, развяжем тебе ноги, но накинем  аркан
на шею, чтоб... ты не поддался искушению.
   Оболенский едва не  искусился  другим  грехом  -  сквернословием,  но
как-то сдержался. Ему почему-то показалось, что местные жители не поймут
тех грязных и сочных обозначений, вроде бы естественных вещей и  деяний,
коими  так  богат  русский  мат.  Получилось  почти  в  рифму,   и   Лев
обрадовался,   решив   как-нибудь   на   досуге   попробовать   себя   в
сочинительстве классических рубай. Ведь его дедушка Хайям ибн Омар  слыл
здесь признанным поэтом...
   - Ну, так что, ты согласен,  о  вороватый  предмет  нашего  спора?  -
Подоспевший золотарь уже разматывал длиннющую волосяную веревку.
   - Шакал багдадский тебе товарищ...  -  смачно  сплюнул  наш  герой  и
кивнул стражникам:
   - Нате, вяжите, душите,  водите  на  поводке,  как  пекинеса,  только
уберите подальше этого ароматизированного труженика. Вам же  после  него
весь двор проветривать прид„тся...
   Чистильщик скрипнул зубом и сжал кулаки.  На  мгновение  щелочки  его
ч„рных глаз  блеснули  очень  знакомым  огоньком.  Но  у  Льва,  как  вы
понимаете, не было времени выспрашивать и уточнять...

***

   Небо в алмазах появляется только после качественного удара о землю...
   Астрологическая поправка Авиценны.

   С кухней особых хлопот не намечалось, на  дверях  даже  не  оказалось
замка. Видимо, никому и в голову не могло прийти покуситься  на  остатки
вчерашнего ужина. Грязные котлы, закопч„нный очаг, ч„рные вертела, чан с
отбросами и погреб. Вот погреб как раз и оказался запертым,  ибо  именно
там хранилось то единственное, что стоило украсть, - вино! Целых  четыре
огромных, почти вед„рных, кувшина, каковые  Лев  и  вынес  аккуратненько
наружу. Вер„вка немного давила  шею,  но  в  общем  позволяла  двигаться
достаточно свободно. Не сомневайтесь, затарившись среди кухонной  утвари
двумя  вполне  сносными  ножами,  Оболенский  легко  мог  избавиться  от
унизительного ошейника, но не хотел. Пока не хотел... Когда  он  выволок
наконец четв„ртый кувшин и остановился на пороге перевести  дух,  троица
спорщиков уже вовсю помахивала пиалами. Прич„м, как нам„танно  определил
опытный в таких делах Л„вушка, пили в  основном  стражники,  а  золотарь
подливал  и  произносил  тосты.  Если  это  и  отдавало  чем-то   слегка
подозрительным, то не настолько, чтобы чрезмерно заострять внимание...
   - Братва, а мне не плесн„те на помин души?
   - Не наглей, уважаемый... - вежливо, но строго ответил разливающий. -
У  тебя  своя  работа,  у  нас  своя.  Имеют  право  честные  мусульмане
празднично отметить победу или проигрыш?
   - Да, но ведь Аллах запреща...
   - А мы по чуть-чуть!
   Оболенскому  ничего  не  оставалось,   как   захлопнуть   варежку   и
направиться к апартаментам Шехмета. Лично у меня во время всего рассказа
чесался язык спросить Льва, почему же нигде (ни у конюшни, ни у  казарм,
ни при входе  в  штаб-квартиру  начальника  городской  стражи!)  ему  не
встретилось ни  одного  часового?!  Неужели  вс„  подворье,  кроме  двух
легковерных любителей поспорить, спало беспробудным сном? Оказывается  -
да! Часовые были, но совершенно бесстыже спали на своих постах в обнимку
с копьями, укрываясь круглыми щитами. Двое у входа  в  казарму,  один  у
конюшни, четверо у главных ворот, а ещ„  двое  на  пороге  шехметовского
особняка. Почему спали, вопрос отдельный... Но мы ещ„ к этому  верн„мся,
а пока наш герой, беспроблемно проникнув в помещение, едва ли не  ногтем
открыл длинный кованый сундук  и  вынес  шесть  тяж„леньких  мешочков  с
денежками. То есть практически всю  войсковую  казну  городской  охраны.
Четыре мешка он положил перед восторженно икающими  стражниками,  а  два
тихонечко припрятал под мышками.  Если  золотарь  что  и  заподозрил  по
несколько  раздувшейся  фигуре  Багдадского   вора,   то   возникать   с
обличениями не стал, а просто предложил за  это  выпить!  По  чуть-чуть,
по-мусульмански... Льва такое развитие событий даже  устраивало,  ибо  в
его душе зрел план. То есть попросту удрать через забор он мог  уже  раз
двадцать, но уйти из шехметовской темницы и ничего не взять на память...
это было выше его сил! Прич„м следовало так взять на память  это  что-то
для себя, чтоб оно на веки вечные врезалось в  память  не  ему,  а  всем
прочим. (Длинное предложение и немного сумбурное выражение мысли,  но  я
стараюсь сохранять стиль рассказчика...) Так  вот,  делая  вид,  что  он
кругами  движется  к  конюшне,   Оболенский   исподволь   усеивал   двор
серебряными дихремами. За ним не особенно следили, ходит на вер„вочке, и
ладно... Когда деньги кончились, даже луна покосилась в удивлении -  вся
территория городской охраны напоминала теперь  зв„здное  небо!  Холодный
матовый свет, отражаясь в серебряных монетах,  создавал  полную  иллюзию
Млечного  Пути  и  прилегающих  созвездий.   Оболенский   удовлетвор„нно
подмигнул  бледной  спутнице  Земли  -  его  творческой  душе  нравились
подобные параллели... С лошадьми тоже проблем не было, Лев обматывал  им
копыта тряпками и выпускал по одной, хотя на тряпки пришлось рвать  свою
же чалму  муфтия  и  халат:  Собственно,  там  и  было-то  всего  десять
скакунов. Городская стража ходила по узким  улочкам  пешком,  а  десяток
всадников использовался крайне  редко,  как  мобильный,  вспомогательный
отряд быстрого реагирования. Хлопоты доставил  только  злобный  арабский
жеребец белой масти, подарок Шехмету от самого эмира. Капризная  зверюга
попыталась лягнуть Оболенского, а когда дважды промахнулась, то  успешно
цапнула его зубами за полу уже порядком укороченного халата. Не  вступая
в диспуты, конокрад просто врезал кулаком по бесстыжей морде,  и,  мигом
присмиревший, озорник пош„л за Львом, как собачонка.  Факт  разгуливания
лошадок по  двору  "отмечающие"  правоверные  встретили  удовлетвор„нным
гулом. Видимо, понятие "по чуть-чуть" у них немного сместилось в сторону
"еще чуть-чуть и...". Краса воров Багдада понял, что пришло  его  время.
Золотарь куда-то исчез, а двое  умил„нных  стражников,  повизгивая,  уже
вовсю "делили" выигрыш.
   - Ты... не справился, да... Не оправдал... мало украл!  Совсем  мало,
ай-яй... у Шехмета ничего не сумел взять...
   - Алло, парни! Кончайте пить, а то нахрюкаетесь так, что даже хрюкать
не сможете (пардон за каламбур!). Иду  я  к  вашему  начальству,  иду...
Напомните только, что именно я должен там спереть?
   - Чалму!
   - Шаровары...
   - Не-е-т, чалму...
   - Да шаровары же, раздери шайтан твою душу! - уп„рлись оба стража, но
лишний шум абсолютно не входил в сценарий Оболенского:
   - Кончайте бузить, наимудрейшие! Будь по-вашему, я  принесу  и  то  и
другое.
   - А мы... будем тянуть  тебя  за  вер„вку!  -  посовещавшись,  решили
стражники. - Ты... упад„шь и... всех разбудишь, а... а мы забер„м осла!
   - Не спешите, почтеннейшие, -  холодно  осадил  хитрецов  подоспевший
чистильщик сортиров. - Вот мой ос„л и  вот  мои  деньги,  но  недостойно
таких благородных воинов мешать честному спору. Подумайте, если  великий
господин Шехмет просн„тся и обнаружит в своих покоях  Багдадского  вора,
то на кого обратится его гнев?
   - На... наши головы... - покаянно признали оба. - А и...  ч„  же  нам
делать?
   - Идти с  ним  и  держать  вер„вку  крепче,  -  деловито  посоветовал
золотарь. - Если кто-то  просн„тся  -  вы  скажете,  что  поймали  вора,
накинув ему аркан на шею!
   - Вай мэ-мэ! Ты в-воистину мудр! Хоть  одежда  твоя...  зловонна,  но
разум... светел, ик!
   Лев только пожал плечами, разделяя нетрезвый восторг стражей порядка,
и безропотно взял их с  собой.  Уже  подходя  к  распахнутому  окну,  он
обернулся, краем глаза отметив, как в двух чанах,  висящих  по  бокам  у
крепенького ослика,  быстро  исчезли  все  четыре  мешочка  с  войсковой
казной. Больше удивляться было нечему... Оставалась мелочь -  проникнуть
внутрь и совершить акт кражи. Спальню главы городской стражи  Оболенский
наш„л быстро, а поднадоевшую петлю с собственной шеи снял заранее, но не
выбросил. Господин Шехмет, утомясь от дневных трудов,  праведно  храпел,
утопая в ш„лковых подушках, а в это время его бессовестно  грабили.  Лев
взял самый красивый халат, расстелил его на полу и  набил  всем  ценным,
что только попалось под руку. Потом аккуратнейшим образом завязал  конец
вер„вки на голой лодыжке спящего и, закинув  узел  с  вещами  за  спину,
прош„л через весь дом на  противоположную  сторону.  Там  отыскал  окно,
выходящее  на  улицу,  и,   высунув   нос,   увидел   ожидающего   внизу
чистильщика.!
   - Лови! - Тюк с краденым плюхнулся в сильные руки Насреддина. - А  ты
думал, я тебя не узнаю?
   - Там, на базаре, ты спас мою  жизнь,  а  сейчас  я  спасаю  -  твою.
Клянусь аллахом, на этом мы в расч„те! Может быть, разбежимся,  пока  не
поздно, Л„ва-джан?
   - Поздно, Ходжа...

***

   Юность, увы, быстротечна.
   Старость, впрочем, тоже не навсегда...
   Бытовое наблюдение.

   О том, что произошло во дворе  городской  стражи,  наутро  знал  весь
Багдад. Шум был такой, что скрыть произошедшее не оказалось ни  малейшей
возможности. Сам эмир потребовал немедля вызвать  к  нему  высокородного
Шехмета для получения полного отч„та о бегстве закоренелого  преступника
и  страшном  переполохе,  взбудоражившем   весь   квартал.   Благородный
начальник городской стражи заявился по приказу, отчаянно хромая на левую
ногу. Что он мог рассказать? Где-то под утро, ещ„  до  пения  петухов  и
муэдзинов, неведомая сила сд„рнула его спящего с постели  и,  проволочив
за ногу по всему дому, буквально вышвырнула во двор! От его диких воплей
из казармы высыпали заспанные стражники. По  двору  бегали  возбужд„нные
криками кони, а вся земля  была  усыпана  серебряными  дихремами.  Может
быть, поэтому причину тревоги было  трудно  установить...  Вроде  бы  за
вер„вку, на которой выудили командира из его  же  дома,  держались  двое
страшно удивл„нных охранников. Впрочем, оба тут же сумели  затеряться  в
толпе, подбирающей монеты. Навести порядок сразу не удалось, ибо воплями
мученик сорвал себе голос, а ногу так вообще едва  ли  не  вывихнул.  (К
слову сказать, определ„нную роль сыграл и тот факт, что