ь...
   - Минуточку, - мгновенно подсчитал Лев, - а мы  вчера  выпили  только
пять. Гасан, ты зажмотничал от друга ещ„ один кувшин!
   - Нет! Не дам! Ни за что не дам!  Совсем  меня  погубить  хочешь?!  -
взвыл караван-баши, и погонщики с охранниками встали на его сторону. Они
вообще смотрели на Оболенского с неприязнью...  Во-первых,  им  дорогого
вина не довелось попробовать ни глоточка, а во-вторых, белокожему нахалу
не досталось и капли того, что с лихвой  получил  каждый  в  злополучном
караване, - гибких кизиловых палок!
   Лев помрачнел, но сделал ещ„ одну попытку к примирению:
   - Тогда, может быть, зафинтилим куда-нибудь к девочкам? Где тут у вас
ближайший гарем?..
   - Во дворце багдадского эмира... - едва  не  задохнувшись  от  ужаса,
выдал Гасан-бей, а уже через минуту завопил в полный голос:
   - Разрази тебя шайтан, о коварнейший  из  агентов!  Ты  что,  прислан
вести среди мусульман крамольные речи и тайно  докладывать  о  тех,  кто
внимал тебе с радостью?! Истинно правоверный даже помыслить не дерзн„т о
гареме эмира...
   - А он большой? - ш„потом уточнил молодой человек.
   - Да как смеешь ты спрашивать о том, куда и  весеннему  ветру  нельзя
заглянуть без воли великого Селима  ибн  Гаруна  аль-Рашида?!  -  охотно
зав„лся караван-баши, а все, кто присутствовал при разговоре, навострили
уши и вытянули шеи. -  Гарем  повелителя  нашего  -  святое  место,  ибо
отдыхают там дочери  Востока  и  Запада,  Севера  и  Юга.  Золотоволосые
красавицы румийки,  с  телом  розовым,  словно  нежная  плоть  раковины.
Чернокудрые индианки, натирающие себя благовониями и красящие ступни ног
в  красный  цвет.  Желтокожие  прелестницы  Китая,  коим  нет  равных  в
искусстве любви  и  управления  энергией  "ни".  Крутоб„дрые  персидские
танцовщицы, чей живот сводит мужчин с  ума.  Ч„рные  нубийки,  известные
ненасытной страстью, а также тем, что  к  ним  не  выйдешь  без  пл„тки.
Синеглазые славянки, чья верность известна  повсеместно,  как  и  умение
пить араку. Стройные девушки Аравии, выжженные солнцем до цвета меди,  с
тугими грудями и множеством браслетов на руках.
   - Ещ„!  -  воодушевл„нно  зааплодировал  Оболенский,  пока  Гасан-бей
переводил дух. На этот раз Льва поддержал одобрительными выкриками  весь
караван. Бедного купца затрясло, он закусил  рукав  халата  и  опрометью
бросился в свой шат„р, дабы не рассказать ещ„ чего лишнего... Поняв, что
продолжения не будет, недовольные слушатели разбрелись по своим  местам,
укладываясь спать. Начинающий вор никуда не пош„л,  в  шат„р  не  звали,
куда-то ещ„ - тем более, да и не  очень-то  хотелось...  Лев  привалился
спиной к  т„плому  боку  верблюдицы  Гюльсар  и,  мечтательно  глядя  на
чистейшие зв„зды Востока,  строил  деловые  планы  на  завтрашний  день.
Конечно, надо бы в первую очередь найти башмачника Ахмеда и  выяснить  у
него насч„т Ходжи Насреддина. Однако, с  другой  стороны,  после  пышных
восхвалений достоинств гарема гражданина  эмира  никого  искать  уже  не
хотелось. Оболенский понял, что главной  достопримечательностью  Багдада
является гарем градоначальника. А следовательно, это самое  первое,  что
стоит посетить завтра же. И никак не откладывать в долгий ящик...

***

   Глядя на человека, верблюд может только плеваться...
   "Гринпис".

   Честно говоря, мне самому интересно,  откуда  у  простого  бухарского
купца такие сведения... Оболенский впоследствии уверял, будто  бы  очень
многие коммерсанты того времени имели по несколько ж„н, прич„м в  разных
странах.  А  ведь  кроме  того  были  ещ„  наложницы,  рабыни  и  просто
"дарительницы  удовольствий".  Так  что  о  качествах  женщин  Гасан-бей
действительно мог знать немало. Ну а  то,  что  в  гареме  самого  эмира
собраны красотки со всех концов света, однозначно не подлежало сомнению!
Так считали все, ибо это было признаком богатства  и  знатности.  Думаю,
что и сам эмир охотно поддерживал такие слухи...
   Помечтав примерно до полуночи, Лев взялся за работу.  Надо  признать,
что, будучи по натуре царственным сибаритом, он вс„-таки умел  трудиться
и не ленился приложить руки к достижению собственного блага. Ещ„ в пути,
выяснив, что за проход в город  прид„тся  платить  страже  пошлину,  наш
герой быстренько  прикинул  план  наиболее  экономного  проникновения  в
Багдад. С этой целью он скромно подкатился к костру шестерых охранников.
Те, естественно, не спали, а тихо потрошили барашка, дабы скоротать ночь
не на голодный желудок. Оболенского они к столу  не  пригласили,  но  он
нечто подобное и предполагал, а потому,  потолкавшись  у  них  на  виду,
очень громко и  несколько  раз  повторил,  что  ляжет  спать  поближе  к
верблюдам. Никто и не заметил, как, уходя, Лев  стащил  небольшой  кусок
сырой  бараньей  печени.  Дальше  было  совсем   просто...   Подойдя   к
стреноженным на ночь животным, Оболенский  храбро  мазанул  тр„х-четыр„х
печенью по носам и, убедившись, что морды  верблюдов  запачканы  кровью,
начал снимать с себя одежду.
   - Буду я ходить в этом старье, ждите... - бормотал он, стягивая узкий
халат. - Вор должен одеваться прилично! В противном случае его и уважать
не за что... Думаю, Гасан на  меня  не  очень  обидится.  К  тому  же  о
безвременно  усопших  страшной  смертью  от  зубов  верблюда  плохо   не
думают... Грех! Аллах накажет, как пить дать...
   Дедушкины монеты Лев на время сунул за щ„ку, тюбетейку, халат,  штаны
и тапки живописно разбросал по песку  и,  выжимая  из  бараньей  печ„нки
последние капли крови, "пометил" ими  вс„  "место  преступления".  После
чего,  аккуратно  заметая  следы,  в  голом  виде  допрыгал   до   шатра
караван-баши и, порывшись в  его  тюках,  подобрал  себе  более  сносный
костюмчик. А уж переодевшись, профессионально закатался в большой  мешок
с деш„выми женскими шароварами из  Китая.  Да,  как  вы,  наверное,  уже
догадались, заветный кувшин он благополучно перетащил с собой...
   - Мне начинает нравиться это дело! Видимо, гены берут сво„... К  тому
же настоящему профессионалу всегда нужна практика.  Держись,  Багдад!  Я
намерен красть со страшной силой! Тво„ здоровье, эмир...
   Утро встретило пригревшегося героя  дикими  воплями  всего  каравана.
Оболенский сонно улыбнулся удовлетвор„нно причмокивая губами, в то время
как бледные азиаты будили друг друга рыданиями и криками...
   - Вай дод! Вставайте, правоверные, Аллах отвратил от нас сво„ лицо...
И не мешайте мне плакать!
   - Что случилось, Али? Не рви халат, он у тебя последний...
   - Верблюды съели мусульманина!!!
   - Вай мэ! Не может быть?! Ты слышал, Ильнур-джан? Ильну-у-р...
   - Уй-юй, зачем так сразу сказал? У него же больное сердце...
   - Но, Саид-ага, разве верблюды кушают правоверных мусульман?
   - Вах, вах, вах... Сходи сам посмотри! Ещ„ как кушают, даже костей не
оставили... Чем мы прогневили Аллаха?!
   - Зовите Гасан-бея! Вс„ это происки шайтана... У, бессовестные  тигры
в шкуре мирных животных, зачем вам понадобилось  есть  того  приблудного
юношу? Вас что, плохо кормят, да?!
   Подоспевший  караван-баши   бросился   наводить   порядок,   привычно
размахивая камчой направо-налево. Осмотрев место "съедения" и  найденные
"улики" (драную одежду Льва со следами коричневых капель), а также  видя
перемазанные подсохшей кровью флегматичные морды двугорбых преступников,
Гасан-бей сам впал в перепуганное неистовство. Если пойдут слухи о  том,
что в  его  караване  кровожадные  верблюды  живь„м  сожрали  случайного
путника, - торговле конец! Никто и никогда не захочет иметь с ним  дела,
его ткани перестанут покупать, а люди  обратятся  в  суд  эмира,  требуя
наказать виновных. Но ведь не верблюдов же! А кого? Охранники,  виновато
разводя руками, подлили масла в огонь, подтверждая, что молодой  человек
действительно намеревался  лечь  на  ночлег  у  стреноженных  верблюдов.
Наверное, из-за боязни укуса скорпиона... Сентиментальные восточные люди
били себя в грудь, рвали на груди одежду и посыпали головы пеплом, прося
прощения у  "бесприютной  души  усопшего".  Оболенскому  даже  пару  раз
становилось как-то неудобно лежать в тюке и не присоединиться  к  общему
горю. Хотя вскоре он захотел выйти  совсем  подругой,  более  низменной,
причине  (вс„-таки  вино  -  это  жидкость,  а  полтора  литра,  как  ни
верти...),  но  приходилось  терпеть.  Гасан-бей  и  двое   приближ„нных
помощников где плетью, где угрозами, а где и посулами кое-как  угомонили
зар„ванный караван. Солнце поднималось над барханами, и  ворота  Багдада
вот-вот должны были открыться перед  путешественниками.  О  произошедшем
несчастье  решили  молчать,  верблюдов  наскоро  отмыть,  остатки  одежд
"бедного юноши" закопать, а  потом  во  всех  мечетях  неустанно  молить
Аллаха, чтобы он забрал его душу к себе в рай. А если она и без  того  в
раю (вкушает щербет с зефиром среди сладострастных  гурий),  то  просить
всемилостивейшего и всемогущего отпустить каравану этот  грех...  Ну,  в
смысле, тот факт, что не уберегли. На Востоке вообще отношение к путнику
очень уважительное. Того, кто в пути, всегда  накормят,  обогреют  и  не
откажут в ночлеге. Говорят, многие мусульманские  святые  (да  что  там,
порой и сам Мухаммед - великий  пророк!)  ходят  по  пыльным  дорогам  в
рубище бродяг и дервишей, проверяя  готовность  истинных  правоверных  к
соблюдению заповедей Аллаха. Горе тому, кто откажет просящему!  Поэтому,
как  вы  понимаете,  весь  караван   Гасан-бея   пребывал   в   поникшем
настроении...
   Едва  бледно-розовое  солнце  окрасило  первыми  лучами  позолоченные
полумесяцы на шпилях мечетей, р„в длинных сторожевых труб  оповестил  об
открытии ворот славного города Багдада! Принарядившийся караван-баши  на
отдохнувшей  лошадке  первым  подъехал   к   суровым   и   невыспавшимся
стражникам, вручая начальнику караула  полотняный  мешочек  с  монетами.
Хмурый бородач мрачно кивнул, дважды пересчитывая верблюдов,  погонщиков
и охрану, дабы никто не проскользнул сверх положенной  платы.  Гасан-бей
был обязан препроводить всех в караван-сарай,  где  неподкупная  таможня
щепетильно проверит его людей и товары. Эмир Багдада искоренил воровство
везде, где мог. А следовательно, карательные органы не дремали, проверяя
и перепроверяя всех, у кого могла  заваляться  лишняя  таньга.  Какая-то
часть  изымаемых  денег  пополняла  казну,  вс„  прочее  расходилось  по
карманам умелых чиновников, старательно покрывающих друг друга.  Но  тут
уж, как говорится, аллах им судья, нас же интересует  совершенно  другой
герой... который, кстати, только что решил одну свою насущную  проблему,
удачно найдя применение опустевшему кувшину...

***

   Говорящий правду - теряет дружбу.
   Восточная мудрость.

   Таможенный осмотр в те  времена  осуществляла  городская  стража  под
началом некоего Шехмета. Судя по всему, он и сам  был  разбойник  не  из
последних, имел собственные казармы,  отряд  в  сорок  душ  и  творил  в
Багдаде  натуральный  рэкет.  Однако  чем-то  глянулся  эмиру,   и   тот
благоволил ему, официально позволяя наводить свои порядки. Взамен Шехмет
охотно поставлял правосудию всех воров. Или же тех, кого ему было удобно
счесть ворами... Короче, лично мне Лев отзывался  об  этом  типе  крайне
отрицательно. А тогда, в караван-сарае, они встретились в первый раз...
   Оболенский вылез из тюка с тряпь„м  абсолютно  никем  не  замеченный,
чуть помятый с недосыпу. Кругом  суетились  люди  Шехмета,  выделявшиеся
зел„ными повязками на рукавах. Двое копались в персидских тканях, совсем
рядом, и нашему герою не стоило большого труда аккуратно  стырить  такую
же  зел„ную  ленту  и  для  себя.  Теперь  он  был  одним  из  городских
стражников... А их непосредственный  начальник  снисходительно  принимал
доклад от изд„рганного Гасан-бея.
   - Итак, уважаемый, ты  утверждаешь,  что  мо„  вино  выпил  бесстыжий
ч„рный дэв из пустыни?
   - Воистину так, о благороднейший господин! Вчерашней ночью, при свете
полной луны, когда я, наслаждаясь стихами бессмертного Саади, отдыхал  у
себя в шатре, странный шум привл„к  мо„  внимание.  Казалось,  в  песках
пробился ручей и  журчит,  услаждая  слух  правоверных.  Но  стоило  мне
откинуть полог, как мой взор был помрач„н ужасной картиной: весь караван
погруж„н в волшебный сон,  а  на  тюках  с  товаром  сидит  ч„рный  дэв,
уродливей которого не видел свет, и пь„т вино!
   - Прямо из кувшина? -  не  поднимая  глаз,  уточнил  глава  городской
стражи. Господин Шехмет, казалось, был  целиком  погруж„н  в  созерцание
собственных перстней на левой руке, и занимательный рассказ караван-баши
слушал вполуха. Хотя для  Льва,  например,  это  повествование  казалось
очень забавным...
   - Да, о благополучнейший! - неизвестно чему обрадовался Гасан-бей.  -
Прямо из горлышка кувшина, даже без пиалы, клянусь аллахом!  Я  закричал
ему: "Не смей! Это прекрасное вино предназначено высокородному господину
Шехмету, а не тебе, шакал паршивый!" Но он лишь рассмеялся,  ругая  твою
светлость словами, непроизносимыми  языком  мусульманина...  Как  сказал
поэт: "Вино - твой друг, пока твер„з, а если пьян - то враг! Змеиный  яд
оно, когда напь„шься, как дурак..."
   - После чего ты конечно же схватил свою дамасскую  саблю  и  бросился
наказать злодея?
   - Воистину ты мудр, ибо читаешь тайное,  словно  открытую  книгу!  Да
будет известно  могучему  Шехмету,  что  я  владею  изогнутым  дамасским
ятаганом, подобно соколу, карающему собственным клювом! Я...
   - Ты не прив„з ни одного кувшина? - Начальник стражи даже не  повысил
голоса, но Оболенскому почему-то показалось,  что  меж  лопаток  у  него
пробежал холодок. Видимо, нечто подобное испытал и Гасан-бей, так как он
грузно рухнул на колени, моля о пощаде:
   - Был! Был один кувшин, о сиятельный... Я своими руками отбил  его  у
подлейшего дэва, да пожрут его печень вороны! Но... он... этот...
   - Дэв?
   - Кувшин! - В узких глазах караван-баши блеснули первые слезы. -  Был
кувшин, о благороднейший! Но увы...
   - Ты потерял его?
   - Нет, клянусь бородой пророка! Он... он... он сам... пропал!
   - Мой кувшин с самым дорогим румийским  вином  украден?!  -  страшным
голосом взревел глава городской стражи, и  все  вокруг  как-то  невольно
подпрыгнули. Ястребиное лицо Шехмета вдруг стало каменным, брови сошлись
в ломаную линию, а ухоженные усы напряглись, как живые. - Так, значит, в
твоем караване есть воры!
   -  Нет,  нет,  нет!  Что  ты,  что  ты,  проницательнейший!  Я  готов
поручиться за каждого из своих людей...
   - Ах, так ты ещ„ покрываешь  воров!  О  безволосый  хвост  двугорбого
шайтана... Что ж, клянусь светлым именем нашего эмира, ты недолго будешь
испытывать мо„ терпение!
   Нервные пальцы начальника стражей  сомкнулись  на  узорчатой  рукояти
кривого кинжала, и Оболенский, неожиданно для самого себя, шагнул  из-за
тюков впер„д:
   - Товарищ генерал! Разрешите доложить?! Я  тут,  таможенным  методом,
кувшинчик контрабандный надыбал. Без акцизной марки!
   -  Ты  кто?  -  Ч„рный  сверлящий  взгляд   надменно   скользнул   по
вытянувшемуся во фрунт "внуку старого Хайяма".
   - А... новобранец я, ваше  благородие!  Весеннего  призыва,  закончил
курс молодого бойца и назначен под ваше  командование  в  отряд  особого
растаможенного реагирования!
   - Хм... клянусь муками Исы, я тебя не помню...  Но,  быть  может,  ты
Сайд,  троюродный  племянник  зятя  моей  шестой   жены   Гюргюталь   из
Алимабада?
   - Ну... почему бы и нет... - подумав пару секунд, согласился  Лев.  -
Только не троюродный, а единоутробный, и не племянник, а  деверь,  и  не
зятя, а т„те золовки вашей третьей жены, да сохранит  Аллах  е„  красоту
исключительно для вашей светлости!!
   Комплимент удался. Гасан-бей так и стоял на коленях, нюхая  пыль,  но
начальник городской стражи  милостиво  махнул  рукой  -  караван  прош„л
осмотр. Оболенский быстренько сбегал к своему бывшему убежищу,  доставая
из вороха женских шаровар памятный кувшин. Но не успел он поставить  его
пред ясные очи господина Шехмета, как удача покинула нашего героя.
   В том смысле, что его подло и низко предали...  Униженно  кланявшийся
Гасан-бей, пятясь задом, столкнулся  со  Львом  и  завопил,  словно  его
укусил каракурт:
   - Шайтан! Сюда, правоверные мусульмане! Вот  истинный  виновник  всех
наших несчастий!
   Ну,  естественно,  поглазеть  на   живого   шайтана   сбежался   весь
караван-сарай. Бедный Оболенский только рот раскрыл  от  удивления,  как
уже был со всех сторон окруж„н возбужд„нно галдящими азиатами.
   - Где шайтан? Кто шайтан? Кого шайтан?
   - Вот он! Клянусь сиятельной чалмой  Мухаммеда,  -  без  устали  орал
Гасан-бей,  закладывая  собутыльника  с  потрохами.  -  Этого   лукавого
проходимца мы подобрали в пустыне... Я сотворил  ему  милость,  позволив
пойти с нами,  и  даже  предложил  ему  кров  и  постель.  А  он...  все
свидетели! Он нагло выпил  мо„  вино,  жестоко  избил  меня,  украл  мои
одежды,  да  ещ„  обманул  всех  нас,  оклеветав  моих  верблюдов.  Этот
белокожий сын снежного иблиса не может быть единоутробным  деверем  т„ти
золовки вашей третьей жены, о сиятельный!
   - Это правда? - строго спросил грозный Шехмет, и  все  присутствующие
почтительно примолкли. Лев тоже немного помолчал, собираясь  с  мыслями,
потом решительно шагнул к начальнику городской стражи и,  аристократично
опустившись на одно колено, припал щекой к хол„ной  руке  "мудрейшего  и
проницательнейшего".
   - Что я вам скажу, православные мусульмане... Оп.  миль  пардон...  -
правоверные! Закозлил меня верный друг в тот самый момент, когда  я  его
паршивую задницу, можно сказать,  грудью  прикрыл.  Нехорошо  это...  Не
по-мусульмански, Аллах не обрадуется. Но чтоб лишний раз  обстановку  не
накалять, - я тут всем вс„ прощаю! А  в  свою  очередь  попрошу  и  вас,
граждане, во вс„м покаяться и вернуть дорогому  господину  Шех-мету  его
перстен„чки.
   - Какие такие перстен„чки? - удивились  в  толпе.  Оболенский  встал,
подмигнул начальнику стражи и  торжественно  раскрыл  ладонь  -  на  ней
блестели четыре массивных кольца,
   - Но... это же... мо„?!
   - Разбирай, народ, подешевело-о!
   Миг -  и  все  четыре  перстня  взлетели  вверх,  играя  драгоценными
камнями, а караванщики вперемешку со стражей кинулись их ловить. Нет, не
подумайте плохого, никому в голову не взбрело забрать себе хоть один.  С
великим  Шехметом  шутки  плохи,  но  нашедший  золото  господина  может
рассчитывать на вознаграждение. Гасан-бей грязно  ругался,  высокородный
Шехмет кусал губы,  старательные  караванщики  выложили  перед  ним  все
четыре перстня, но Льва Оболенского в общей суматохе и след простыл...
   - Мои люди быстро  отыщут  нечестивца,  -  ровно  пообещал  начальник
городских стражников и неторопливо поманил к себе караван-баши, - а пока
налей-ка мне того вина, что не успел выпить этот плут. Да, можешь и себе
плеснуть, за компанию...
   Услужливый купец быстренько  раздобыл  фарфоровые  пиалы...  Надо  ли
расписывать то, что было дальше?

***

   Дураки - не кунжут, не рис и не просо.
   Их не сеют - они сами растут...
   Из учебника по мелиорации.

   ... Знаете, что больше  всего  интриговало  меня  в  этой  истории  -
ежедневные отч„ты медицинских сестер. Оболенский пролежал в коме  где-то
около месяца. Его милая жена Машенька каждый  день  моталась  сначала  в
Склифосовского, потом в другую престижную больницу, куда  его  перевезли
впоследствии. Я сам в то время разъезжал по творческим командировкам и в
Москве останавливался редко, поэтому  Машины  воспоминания  и  оказались
такими  ценными  для  составления  обшей  картины  повествования.  Итак,
подолгу беседуя с младшим  медицинским  персоналом,  она  выяснила,  что
неожиданно кожа больного покраснела, как от  ожогов,  а  потом  за  двое
суток приобрела  ровный  золотисто-коричневый  загар.  Учитывая,  что  в
столице стояли крещенские  морозы,  -  явление  удиви