шегося  на  мостовой  друга,
первые эмирские молодцы уже бежали к распахнутым воротам.  Закрывать  их
было  некогда,  да  и  преследуемых  от  догоняющих  отделяли   какие-то
пятьдесят шагов. Вот тут-то словно  из-под  земли  вырос  маленький,  но
очень грозный серый ослик! Оскалив зубы и прижав уши, он  издал  длинный
пиратский клич, что-то вроде "Иа-хо-хо!", отважно бросившись  на  врага.
Храбрые нукеры  были  готовы  ко  всему...  но  не  к  этому.  Поверьте,
взбесившийся ос„л - это каюк тигру! Рабинович кусал всех за вс„  подряд,
лягался ногами в  самые  неподходящие  места,  пихался  крупом,  хлестал
хвостом и орал так, словно пытался на спор  перекричать  всех  муэдзинов
сразу. Нападающие стушевались, сбились в кучу и, отмахиваясь саблями  от
"длинноухого шайтана", предприняли тактический отход  за  подкреплением.
Ослик тут же сорвался  с  места,  пулей  подлетел  к  своим  хозяевам  и
услужливо подставил спину. После секундного размышления мужчины  кое-как
уместились вдво„м, а мужественное непарнокопытное резво бросилось прочь.
Рабинович н„сся впер„д  резвее  породистого  аргамака.  Как  только  они
пересекли площадь и скрылись в россыпи переулочков,  риск  погони  отпал
сам собой. Мохноногий спаситель  переш„л  на  размеренный  шаг,  а  двое
друзей пошли рядышком пешком, давая герою хоть немного отдышаться.
   - Никогда больше меня так не обнимай.
   - Блин, и ты туда же?!
   - Куда я? Нет, хвала аллаху, я не туда же! Я в голом  виде  по  чужим
гаремам не бегаю...
   - Это от зависти! И нечего на меня так смотреть - я не голый, у  меня
тюбетейка и вот... это вот... прозрачное. Ты чего уставился?
   - Вах, никуда я не уставился.
   - Нет, уставился! То не обнимай его, то сам глаза отвести не может!..
Какой-то ты подозрительный,  Ходжа...  Нужно  мне  было  тебя  обнимать?
Просто держаться за что-то надо.
   - Ну и держись подальше! И  прикройся  чем-нибудь...  Вот,  на,  свой
халат отдаю.
   - Без блох? Ладно, шутка...
   - О Аллах, ты видишь мо„ долготерпение? Отметь это в  Книге  Судеб  и
признай, что теперь мне есть чем откупиться за все грехи.
   Так что кол„са Рока успешно вошли в свою колею. Правда, на подходе  к
лавке башмачника соучастники ещ„ немного поцапались,  выясняя,  кто  так
хитроумно поставил осла в засаду и кому он,  ос„л,  вообще  принадлежит?
Рабинович, уже неоднократно слышавший подобные споры, проявлял  поистине
философское равнодушие. Или,  попросту  говоря,  "пофигизм",  ибо  точно
знал, что не  принадлежит  никому,  кроме  себя  любимого.  А  в  шумные
приключения  Багдадского  вора   и   его   друзей   ид„т   исключительно
добровольно, по причине любопытства  и  авантюрного  нрава.  Но  ослы  -
существа неразговорчивые, посему  все  мысли  лопоухого  умнички  так  и
оставались при нем же.
   В лавке горел свет, телега с лошадьми стояла у  входа,  а  взмыленный
Ахмед торопливо переносил в не„ вещи.
   - Хвала аллаху, вы тоже живы!
   - Вашими молитвами, - буркнул Лев.
   - Потому, что руки помощи от тебя не дождешься, - так же сухо добавил
Ходжа.
   - Но...  я...  я  же...  ведь  надо  было...  -  смущ„нно  забормотал
башмачник. - Главное ведь - спасти женщин?!  Вот  я  их  и...  то  есть,
конечно, это мы их... мы все их спасали!
   Оболенский махнул рукой и вош„л в лавку,  домулло  молча  протиснулся
следом. Аль-Дюбина, сидя на кошме, паковала в узлы самое необходимое. Е„
рыженькая сестричка безмятежно спала, свернувшись калачиком,  на  старом
ковре в углу. Лев только хмыкнул и поспешил  переодеться,  Насреддин  же
сразу уселся у стены, налил себе остывшего чаю и как ни в чем не  бывало
начал светскую беседу:
   - Скоро рассвет, уважаемая. Ночь была насыщенной, и нам  всем  стоило
бы отдохнуть где-нибудь - подальше от Багдада.
   - Мы едем в мой кишлак, - лаконично поведала старшая Ирида.
   -  Хорошее  дело,  о  мудрейшая.  Пора,  давно  пора  навестить  вашу
почтеннейшую матушку. А она не очень  огорчится,  если  мы  вас  немного
проводим? Я вчера обещал другу показать окрестности Багдада...
   - Остановитесь у меня, там вас не будут искать.
   - Ваша забота о нас,  недостойных,  превыше  всякой  похвалы.  Аллах,
всевидящий и всемогущий, не оставит вас  без  награды.  Но  воины  эмира
наверняка будут отвлекать нас  от  дружеской  беседы  и  тихих  радостей
жизни...
   - Не будут, - уверенно обрубила  девушка.  -  Мой  папа  направит  их
поиски в другую сторону. Уж это он мне точно обещал!
   - Храни его Всевышний! - благодарно поклонился Насреддин и отправился
собирать собственные немногочисленные пожитки.
   Примерно  через  полчаса  все  были  в  сборе.  Заранее  подкупленные
стражники быстренько выпустили из города двух всадников, девушку на осле
и странную "супружескую" пару, где "жена" волокла за собой "мужа", а тот
только  вскрикивал  от  радости.  Начиналась  новая  стезя   приключений
Багдадского вора - так сказать, вне стен Багдада. И пусть  это  были  не
такие  захватывающие  события,  но  тем  не  менее...  Хорошо,  я   буду
нетороплив и последователен. Продолжим?

***

   Все, что нам да„тся даром, лучше брать деньгами.
   Еврейская мудрость.

   Раз уж мы договорились рассказывать друг другу  истории,  то,  думаю,
сказку о Багдадском воре и аль-Дюбине можно  считать  законченной.  Нет,
разумеется, они так сразу не расстались, но и  провести  всю  оставшуюся
жизнь в дал„ком горном кишлаке Оболенский бы  ни  за  что  на  свете  не
согласился. Их совместные планы были утрясены ещ„ утром, почти сразу  же
за воротами Багдада. Было решено, что девушки под охраной  Ахмеда  (хотя
надо ещ„  посмотреть,  кто  под  чьей  охраной!)  отправлялись  в  почти
двадцати  километровый  путь,   к   матушке   старшей   Ириды.   А   два
массовика-затейника намеревались неспешно отсидеться в маленьком кишлаке
Кадисе, что расположен буквально в тр„х часах ходьбы от славного Багдада
и скорее даже считается его пригородом. Там часто останавливались разные
путешественники, был большой  караванный  двор,  а  затеряться  в  толпе
всегда  легче.  К  тому  же  где,  как  не  в  караван-сарае,  воровские
способности Оболенского могли найти себе лучшее применение? Ходжа первым
проговорился, что у  них  кончаются  деньги:  пришлось  сделать  немалые
(добровольные и не очень) пожертвования соседям, хотя  впоследствии  все
легенды однозначно утверждали, будто бы Насреддин безвозмездно  раздавал
вс„ золото беднякам. Да - раздавал, да - безвозмездно, да -  почти  вс„,
но... Во-первых, из самых разных побуждений, и филантропия играла  здесь
самую распоследнюю роль. А во-вторых, раздавал-то действительно домулло,
но кто добывал непосредственные  капиталы?  На  одной  детской  афере  с
киданием лохов по принципу: "Вот! Зверь под  названием  кот!"  долго  не
протянешь и много не заработаешь. Ходжа  честно  признавался,  что  даже
провести эту шутку в гастрольном порядке, каждый день меняя  кишлаки,  -
вс„ равно очень рискованно.  Дурная  слава  распространяется  быстро,  а
кизиловые палки - вещь пренеприятнейшая, так что риск прямого  воровства
был практически минимален в сравнении с иными способами изъятия денег  у
населения. Следующую историю, согласно установившейся традиции, мы могли
бы условно озаглавить как: "Али-Баба и Багдадский вор  проявляют  чудеса
храбрости, избавляясь от...", ну и так далее. Подходит? Опаньки! Ребята,
я, кажется, упустил одну очень важную вещь. Не для всех важную, конечно,
но женщины вс„ время меня спрашивают: а как дальше  сложились  отношения
рыженькой танцовщицы Ириды Епифенди и знаменитого Ходжи Насреддина? Была
ли у них любовь? А  свадьба,  а  дети?  Кое-что  могу  сказать  со  всей
определ„нностью - любовь была! Домулло не раз  навещал  свою  шаловливую
избранницу, и его чувства не были безответными. А вот насч„т  свадьбы  и
всяких дальнейших совместных проживании "долго и счастливо"  -  увы,  не
знаю. Лев ничем не мог помочь в плане информации просто потому, что  все
это произошло уже после его таинственных приключений. Или  не  произошло
вообще... Придумайте себе любой вариант развития  событий,  и,  если  вы
всерьез верите в теорию материальности человеческой мысли, тогда  где-то
там далеко у этих двоих - вс„ сбудется. Мне кажется, что они  будут  вам
только благодарны... Ну а мне, к сожалению, нельзя ни на  шаг  отступать
от истины и разворачивать  историю  так,  как  это  было  бы  желательно
сентиментальному читателю. Довольно псевдолитературной болтовни -  ближе
к делу...

***

   - Л„ва-джан, я тебе арабским языком повторяю - это мой ос„л!
   - Ходжа, ну у тебя хоть кол на голове теши. Я  сам!  Собственноручно!
Его! Украл! Значит, он мой...
   - А потом ты подарил его мне!
   - Ничего я тебе не дарил! Ты сам его схватил, внаглую, без спроса.
   - А ты не оспаривал, значит - он мой! Мой, ибо сказано в Коране...
   - За-бо-дал!
   - Аналогично!
   - О, какое мы слово выучили?!
   ... Вот так легко и беззлобно беседуя на чисто философские темы,  два
друга возлежали на старом персидском ковре третий  день,  тратя  золотое
время в самых недорогих номерах караван-сарая. Цены на продукты и  жилье
были достаточно низкие, красть приходилось по минимуму, и уж конечно  не
там, где  ночевали.  Ослик  наслаждался  подножным  кормом,  а  новости,
привозимые купцами из Багдада, в основном  обнад„живали.  Главной  темой
был визит в эмирский дворец целой банды волшебников, похитивших у  главы
города его горячо обожаемый гарем. Хотя некоторые, более  осведомленные,
уточняли, что волшебников было всего двое и похищен не  целый  гарем,  а
лишь одна жена, зато самая  любимая.  Кое-кто  поминал  также  и  дикого
снежного барса, изувечившего своими копытами весь цвет эмирской гвардии.
С чего это у барса вдруг выросли копыта - никто не знал, но все  верили.
Ответные  меры,   предпринятые   разобиженным   эмиром,   воспринимались
окружающими несколько скептически. Городская стража Шехмета получила  по
чалмам, и хотя они теперь хватают всех подряд, виновные до сих пор так и
не найдены. Проблема как раз не в том, чтобы кого-то поймать, а  в  том,
что эмир лично видел в лицо тех, кого поймать-то как раз и требуется. То
есть  абы  кого  уже  никак  не  подсунешь.  Безвинно  задержанным  дают
подзатыльник и вынужденно отпускают восвояси.  А  самые  свежие  новости
впечатляли и того круче: никаких волшебников  не  было  вовсе!  Эмирский
дворец  на  самом  деле  посетил  неуловимый  Багдадский  вор  со  своим
хитроумным напарником Ходжой Насреддином.  Имя  Льва  Оболенского  стало
всенародно известным за какие-то два дня! Конечно, ничего, кроме  плахи,
такая слава принести не могла, но факт е„  наличия  вс„  равно  немножко
окрылял. Прибывающие и отбывающие купцы рассказывали друг  другу  сказки
об удачливом воре, нарушителе всех заповедей Корана, и осмеянном  эмире,
поборнике закона и справедливости. На Льва  и  Ходжу  никто  не  обращал
внимания. Предположение, что оба мошенника отсиживаются здесь,  в  самой
гуще народа, казалось чрезмерно глупым. И даже если бы они оба били себя
в грудь, предъявляя паспорта с  фотографиями,  -  им  бы  вс„  равно  не
поверили. А может быть, и поколотили за присвоение чужой популярности...
   История с Али-Бабой началась, когда Оболенский проголодался.  Домулло
пожал плечами, он тоже был не дурак покушать, поэтому заказали на  двоих
большое блюдо настоящего узбекского плова. Обедали на открытой  веранде,
подобно римским патрициям возлежа на пот„ртых пуфиках.  Свежие  леп„шки,
дыню и холодную простоквашу на десерт подали сразу  же,  но  не  в  этом
дело, а в том, что, почти покончив с  горячим,  Лев  неожиданно  заметил
краем  глаза  смуглую  руку,  тянущую  со   стола   леп„шку.   Удивлению
Багдадского вора не было границ - его пытались обокрасть! Могучая ладонь
Оболенского, подобно лапе царя зверей, накрыла руку злоумышленника.
   - Ходжа, ты тока глянь, что у вас тут творится  -  леп„шки  буквально
изо рта рвут! Как пылесос плюшки фрекен Бок...
   Насреддин придирчиво осмотрел извлеченного из-за занавесочки  щуплого
мужичка с дрожащими губами.
   - Уважаемый, судя по вашей одежде, вы - местный. Скажите, неужели ваш
казий никогда не рассказывал, как в эмирате наказывают воров?
   - Не губите... - из последних сил пискнул несчастный и обвис в потере
сознания.
   Лев аккуратно положил его рядышком и укоризненно обернулся к Ходже:
   - Братан, ты уж полегче как-нибудь...  Глянь,  до  чего  мусульманина
дов„л, а ведь у него жизнь небось и так не сладкая.
   - Вах, вах, вах... Вор всегда заступается за вора, или,  как  говорят
мудрецы, одна рука не откажет другой в умывании! Но ты ошибаешься, о мой
мягкосердечный друг, - это очень зажиточный человек.
   - Да брось...
   - Посмотри сам, - Насреддин многоопытно кивнул  на  добротное  платье
лежащего, - халат чистый, новый, чалма дорогая, чувяки сделаны на заказ,
а руки... Вай мэ, ну вообще-то  раньше  он  много  работал,  мозоли  ещ„
видны. Хотя последние года два...
   -  Браво!  -  слегка  поаплодировал  Оболенский.  -  Скотланд-Ярд   в
очередной раз посрамл„н великим мастером дедукции. А скажи-ка мне лучше,
зачем такому солидному дяденьке воровать мою  законную  леп„шку?  Честно
купленную, отметь!
   - Отмечаю, на краденые деньги.
   - Не увиливай от ответа!
   - А ты от ответственности!
   - Почтеннейшие... -  У  пришедшего  в  себя  мужчины  оказался  такой
слабенький голос,  что  соучастники  разом  прекратили  диспут.  -  Ради
аллаха, дайте мне самый маленький кусочек леп„шки... Я буду вечно молить
Всевышнего за вашу доброту!
   - Ходжа, да он просто голодный... - беспомощно протянул  Лев.  -  Как
хоть тебя зовут, голодающее Поволжье?
   - Али-Баба...

***

   Искренняя забота есть разновидность шантажа.
   Больной, но богатый родственник.

   Думаю, что популярную сказку об Али-Бабе и сорока  разбойниках  вы  и
без меня знаете. Излишней нужды в детальном пересказе  нет,  но  позволю
себе обратить ваше внимание на некоторые, несколько щекотливые, моменты.
Сам я этого тоже никогда не замечал, и  Лев,  расписывая  этот  сюжетик,
буквально открыл мне  новое  прочтение  давно  известной  истории.  Буду
краток.  Как  вы  помните,  Али-Баба  успешно  победил  всех   нехороших
разбойников и богато зажил с уворованным им золотом. После смерти  брата
Касима он унаследовал и его дом, и его жену, и рабов. А именно среди них
и бытовала некая Марджина, известная своей  паранормальной  преданностью
хозяину. Именно она изобразила на дверях всех домов своего квартала  тот
самый крестик, которым разбойники пометили дом ограбившего их  Али-Бабы.
Только она, а не кто другой, повинна в страшной, чудовищной смерти самих
разбойников  -  Марджина  залила  их  кипящим  маслом!  Представьте   на
секундочку: хрупкая женщина с бледным  лицом  сорок  раз  кипятит  ведро
кунжутного  масла,  чтобы  сорок  раз  пойти  и  вылить  его  на  головы
беспомощных людей, сидящих в  больших  кувшинах...  Сорок  ходок,  сорок
человек, сорок воплей боли, сорок смертей и спокойный, уверенный в  себе
взгляд человека, считающего, что творит правосудие,  угодное  Аллаху!  А
бесчестное убийство атамана разбойников?!  Она  ведь  попросту  зарезала
его,  без  всякого  предупреждения   распоров   горло   гостю,   вежливо
наслаждавшемуся  е„  танцем!  После   первого   преступления   несколько
шокированный, но вс„ же благодарный за спасение Али-Баба дал ей золота и
отпустил на свободу. Золото бывшая рабыня, естественно, прикарманила,  а
вот на свободу не пошла, предпочтя остаться в доме своего господина.  Ей
не рискнули перечить... Да и кто бы, скажите, особенно возражал дамочке,
за одну ночь отправившей на тот свет целую банду?! Вот после этого,  уже
будучи, по сути, вольным человеком, она и замочила главаря  разбойников.
Прич„м сделала это  демонстративно,  при  всех,  раз  и  навсегда  давая
понять, кто теперь главный в доме. Бедный Али-Баба не сразу  понял,  что
происходит... Он даже радовался вначале, видя, как  бодро  и  решительно
Марджина управляется со всеми  делами  по  хозяйству,  раздавая  приказы
направо и налево. Он прозрел, лишь когда все ключи от дома  оказались  у
не„ на поясе и повар виновато, пояснил, что  без  распоряжения  "суровой
госпожи" не смеет дать ему поесть. В считанные дни был установлен  самый
настоящий террор. Без соизволения бывшей рабыни никто и шагу ступить  не
смел, а та вс„ туже закручивала гайки... Мы  уже  упоминали  о  названии
этой истории, но давайте вс„  же  внес„м  некоторые  правки...  Пожалуй,
пусть лучше будет вот так: "Сказ о Багдадском воре,  Али-Бабе,  страшной
красавице Марджине - убийце разбойников и бедных стражниках  Шехмета..."
Нет, Ходжа, конечно, тоже  участвовал,  но  если  перечислять  всех,  то
никакой бумаги не хватит.

***

   Пока   голодающий   Али-Баба   сл„зно   обрисовывал   ситуацию,   два
сочувствующих слушателя вс„ подсовывали ему то леп„шку, то  кусок  дыни,
то  остатки  плова.  История  простодушного,  доброго  сказочного  героя
взывала к чисто мужскому братству, и Оболенский уже  был  готов  украсть
для него какой-нибудь домик с фруктовым садом, где его не найд„т ни одна
Марджина.
   - Что вы здесь делаете, мой господин?
   Троица  едва  не  подпрыгнула  на  месте  -  за  их  спинами   стояла
неулыбчивая молодая женщина лет двадцати пяти. Вся  в  ч„рном,  лицо  до
глаз закрыто полупрозрачной вуалью,  а  сам  голос  способен  заморозить
фрукты на зиму. Али-Баба побледнел и опустил плечи, недоеденную  леп„шку
он воровато сунул в рукав.
   - Гражданочка, а ваше какое дело?! - нарочито грубо  развернулся  Лев
Оболенский, он никогда всерь„з не воевал с женщинами, но чувствовал себя
обязанным вступиться.
   - Мо„  имя  Марджина.  Я  лишь  недостойная  рабыня  моего  любезного
господина, да продлит Аллах его годы! - поклонилась  домоуправительница,
и мужчины могли бы поклясться, что не слышали более покорного тона.  Вот
только в миндалевидном разрезе глаз явственно блеснула полоса отточенной
стали. Ходжа даже вздрогнул, но Лев был непреклонен:
   - Иди домой, т„тка! Твой любезный господин ещ„ посидит часок-другой в
чисто мужской компании.  Мы  тут  пивка  попь„м,  анекдоты  потравим,  о
политике  потреплемся.  Короче,  он  мальчик  взросленький  и  к  вечеру
приполз„т без няньки...
   - Как будет угодно моему владыке.
   -   Я...   я   уже   иду,   о   Марджина...   -   Ади-Баба,   подобно
загипнотизированному удавом кролику, безропотно сполз с ковра и  повесив
нос поспешил к выходу. На новых друзей он даже не смотрел.
   - Эй! Ты что?! Ты кого слушаешь, а? Да будь же ты  мужчиной  в  конце
концов!
   Марджина на секунду замерла, потом быстро шагнула на ков„р и  подняла
маленький ножик для резки дынь. Али-Баба в испуге зажмурил глаза,  Ходжа
сжал кулаки, а Оболенский только презрительно сдвинул брови:
   - Положи на место, для бритья подмышек эта штука  не  подходит.  Чего
уставилась? Пора милицию вызывать?! Багдадского  вора  всякой  десертной
железякой не запугаешь! Так ты сама  свалишь,  или  вс„-таки  чем-нибудь
подтолкнуть?!
   -  Я  всего  лишь  сопровождаю  моего  достойного  господина  в   его
собственный дом, - чуть скрипя зубами,  отозвалась  женщина.  -  Он  уже
раскаивается  в  том,  что  заговорил  с  вами,  почтеннейшие.  И  будет
раскаиваться ещ„ очень долго. - Она быстрыми  шагами  догнала  Али-Бабу,
потом, словно вспомнив что-то, резко обернулась:
   - Мне показалось, будто бы вы в ч„м-то  упрекали  -  его?  Никому  не
дозволено обижать моего хозяина. Не делайте так больше, уважаемые...
   Лев был уверен, что женщина лишь поправила вуаль,  и  только  поэтому
даже не д„рнулся, когда маленький кухонный нож сверкающим шмелем  впился
в глиняную стену у самого его уха. Традиционно побледнеть  он  догадался
гораздо позже.
   - Л„ва-джан, ты цел?
   - Не уверен, щас общупаюсь... вроде да.
   - Эта женщина - живое воплощение шайтана.
   - Да уж, агрессивный феминизм шагает