Андрей БЕЛЯНИН
   БАГДАДСКИЙ ВОР



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

   "Бисмилляи ир-рахман ир-рэхим!"
   Вознес„м молитву к престолу Всевышнего и  с  молит  вой  начн„м  наше
повествование. Воистину велик и мудр Аллах и  бессмертны  деяния  его...
Ибо осенил он благодатью своей души правоверных и возв„л к небесам  руки
свои, извечно благословляя славный город Багдад. И  правил  тем  городом
могучий эмир Селим ибн Гарун аль-Рашид, чье громкое имя из  века  в  век
будут прославлять благодарные мусульмане. Сурово искоренил  он  один  из
самых страшных пороков души человеческой -  воровство!  Зорки  были  его
стражи, неподкупны судьи и суровы палачи кровь рекой лилась на плахах, и
ни один грешник не из бежал заслуженной кары! Но горек был  день,  когда
на улицах спящего Багдада появился молодой человек с  кожей  белой,  как
снега Шахназара, и глазами голубыми, как купола Бухары, а гордое имя его
звучало подобно бубнам Хочкара - Лев Оболенский!

***

   Очень коротенькая биографическая справка: "Оболенский Лев Николаевич,
1967 года рождения, русский,  прописан  и  проживает  в  городе  Москве.
Женат, имеет годовалого  сына,  работает  помощником  прокурора  в  суде
центрального района столицы. Рост выше среднего,  телосложение  крупное,
волосы т„мно-русые, кудрявые. Действительный член  Дворянского  собрания
России,  потомок  древнего  аристократического  рода.  Всего   в   жизни
добивался сам..." Натура разносторонняя, увлекающаяся, что, впрочем,  не
мешает ему иметь трезвый взгляд на реальные вещи.  До  описываемых  нами
событий - ни в чем предосудительном не участвовал, фантастику не читал и
вс„ произошедшее с ним долгое время скрывал  даже  от  друзей.  Мы  были
знакомы достаточно давно, но встречались редко: я не каждый день бываю в
Москве, он в Астрахани - ещ„ реже. Так вот, год назад,  случайно  прочтя
мою автобиографическую книгу о приключениях тринадцатого ландграфа,  Лев
позвонил и поделился очень загадочной историей. Проблема переселения душ
и множественности воплощений человека на этой  земле  волновала  умы  не
одного поколения. Думается, что этот рассказ внес„т свою скромную  лепту
и,  быть  может,  послужит  для  кого-то  уроком.  К  моему   дружескому
предложению  написать  что-либо  на  эту  тему  сам  Оболенский  отн„сся
довольно скептически. Мне так и не удалось убедить его в  том,  что  вся
эпопея, сделавшая  его  знаменитым  Багдадским  вором,  в  должной  мере
оригинальна и поучительна. Но, увы... прочтя мои первые нам„тки  романа,
Лев сказал, что это никому не будет интересно, потому как тысячу раз уже
было и в кино, и в литературе, и наотрез отказался ставить  сво„  имя  в
соавторах. А посему прошу видеть во мне, а не  в  господине  Оболенском,
истинного автора сего повествования. Итак...
   Лев не верил в сказки. Москва вообще очень быстро  отбивает  у  своих
детей веру в чудеса. Слезам  столица  традиционно  не  верит,  но  щедро
наделяет взамен холодным практицизмом, трезвой расч„тливостью, привычкой
полагаться исключительно на себя и особой,  только  москвичам  присущей,
гордостью. Приезжие единодушно называют москвичей высокомерными снобами.
Это ложь! С полной ответственностью заявляем,  что  настоящие,  коренные
жители  столицы  -  народ  общительный,   хлебосольный   и   чрезвычайно
деловитый. Если вы приехали сюда  в  первый  раз  -  вам  не  откажут  в
ночлеге, накормят ужином, поддержат  советом,  но,  увы,  на  этом  вс„.
Превыше всего москвичи ценят в человеке самостоятельность. Тебе помогли?
На следующее утро берись за дела, барахтайся, как  можешь,  но  выплывай
сам.  Сажать  тебя  на  шею  никто  не  обязан...  Думаю,  что  подобное
лирическое отступление немного поможет вам понять характер нашего  героя
и не удивляться, почему он порой поступал так или иначе.
   Дело в том, что памятным утром середины января позапрошлого  года  на
Льва Оболенского неожиданно свалились самые  настоящие  чудеса.  Сначала
был сон... Длинный, маловразумительный сон, мучивший его почти  полночи.
Лев дважды просыпался в холодном поту,  ругался,  чашками  пил  кофе  на
кухне, ложился  вновь,  но  сон  возвращался  с  завидным  постоянством.
Ч„ткого сюжета в н„м не было, а суть  неизбежно  сводилась  к  одному  -
смерти! Вроде бы он, Лев Николаевич, разгуливает  по  сказочной  Бухаре,
словно сошедшей со  страниц  "Тысячи  и  одной  ночи".  Щ„лкает  дорогим
фотоаппаратом, грыз„т арахис в меду, чуть улыбается проходящим красоткам
в чадрах и, как вежливый российский турист,  никого  не  обижает.  Шумит
восточный базар,  размахивают  руками  крикливые  торговцы,  взад-впер„д
снуют босоногие мальчишки; нищие, гнусавя, просят подаяния... А небо над
головой - синее-синее, облака белые-белые, и огромный диск солнца  похож
на золотой казан самого эмира! Утомл„нный Л„вушка останавливается в тени
навеса торговца редкими тканями. Вытирает пот со лба, улыбаясь, пытается
на пальцах объяснить хозяину,  что  ничего  не  покупает,  заш„л  просто
так... Лицо лавочника становится злым, он хватает Оболенского за руку  и
тонко кричит на весь базар:
   - Этот человек - вор! Он украл тень! Он наслаждался е„ прохладой и не
заплатил ни таньга!
   Сначала москвич громко сме„тся, как бы  над  удач  ной  шуткой...  но
когда  появлялась  какая-то  устаревшая  стража...  с  копьями,  кривыми
мечами, и его пытались обезглавить прямо у прилавка -  за  воровство!  -
Лев кричал и... просыпался. Во второй  раз  всерь„з  обеспокоенная  жена
предложила ему валерьянки. Оболенский встал, с тоской взглянул  на  часы
и, поняв, что уснуть вс„ равно не удастся, отправился  в  ванную.  После
душа и завтрака с остатками  вчерашнего  торта  он  не  придумал  ничего
умнее, кроме как отправиться на работу. Контора открывалась в девять, но
Лев сч„л, что вполне убедит ночного охранника  пропустить  его  в  такую
рань.  Следующее  действие  произошло  на  улице,  сразу  по  выходе  из
подъезда.  К  нему  привязался  старый  узбек,  один  из  тех   бродячих
попрошаек, что заселили сейчас едва ли не весь Киевский вокзал.  Старик,
видимо, не знал ни слова по-русски, только кланялся и,  поминая  Аллаха,
совал под нос Льву зат„ртую до дыр тюбетейку. Москвичи не  любят  давать
милостыню, особенно тем,  кто  е„,  по  сути,  вымогает.  После  третьей
попытки обойти настырного старика Оболенский вспылил, достал из  кармана
рубль  и  приготовился  высказать  азиату  вс„,  что  он  думает  об  их
занюханном, но суверенном Востоке. А старый узбек вдруг, глаза в  глаза,
уставился на молодого помощника прокурора, хлопнул  себя  тюбетейкой  по
колену, ощерив в улыбке редкие острые зубы:
   - Ай, шайтан! Якши шайтан! Весь Багдад его ищет, а он  тут  гуляет...
Настоящий шайтан, клянусь бородой  пророка  Мухаммеда!  -  И  узкоглазый
дедок  вновь  забормотал  что-то  узбекское,  бодро  хромая  в  обратную
сторону. Лев от избытка чувств  шумно  выругался  матом,  нарвавшись  на
ответное воронье карканье с ближайшего мусорного ящика.  Третье  событие
произошло по дороге на работу и оказалось роковым. Москва  -  деятельный
город: даже если вы отправляетесь на работу в шесть утра, то  вс„  равно
пойд„те в плотной толпе таких же ранних пташек. У  каждого  свои  планы,
свои заботы, свои сложности -  до  ваших  проблем  никому  дела  нет.  И
вс„-таки Лев не мог отвязаться от  ощущения  того,  что  за  ним  кто-то
следит. Сначала  он  гнал  от  себя  это  чувство,  как  первый  признак
паранойи. Потом начал невольно оглядываться  в  поисках  того,  кто  так
упорно сверлил его спину взглядом. На улице, в троллейбусе, в  переходах
метро, в поезде - везде его преследовали незнакомые глаза, колючие,  как
рентгеновские лучи. Они были повсюду -  слева,  справа,  сзади,  сверху,
снизу. Лев всей кожей ощущал нереальную  физическую  мощь  направленного
взгляда, но никак не мог встретиться с преследователем глаза в  глаза...
Сначала это даже тревожило, потом  стало  раздражать!  Дворянская  кровь
Оболенских никогда не отличалась долготерпением, а уж о  трусости  в  их
роду вообще не слышали. Когда разгоряч„нный  невидимым  соглядатаем  Лев
встал на пороге своей конторы и резко обернулся, его голос действительно
походил на рык царя зверей:
   - Какого ч„рта?! А ну выходи, подлец, и поговори со мной как  мужчина
с мужчиной! Или, клянусь аллахом, я...
   С  чего  ради  он  стал  клясться  светлым   именем   всевидящего   и
всемилостивейшего, Лев не в состоянии  объяснить  до  сих  пор.  Видимо,
слишком много восточного в тот день свалилось ему на голову...  А  в  ту
скорбную  минуту  его  ботинок  самопроизвольно  соскользнул  с   порога
госучреждения, и благородный господин Оболенский всем весом  опрокинулся
на спину,  тяжело  ударившись  затылком  о  холодный  асфальт.  Как  его
поднимали, вызывали "скорую" и везли в больницу он  не  помнил.  Главным
для нашего рассказа оста„тся одно: молодой человек впал в глубокую кому,
и вс„, что мы знаем о его тогдашнем  состоянии,  почерпнуто  из  скудных
строчек медицинских отч„тов:
   "...дыхание  ровное,  пульс  непрерывный.  Больной  не  реагирует  на
посторонние  раздражители.   Отечественная   медицина   не   располагает
средствами, способными эффективно улучшить состояние  пациента.  Ведутся
переговоры с американской  клиникой  в  Нью-Джерси.  Их  опыт  работы  с
больными в состоянии комы более  обширен,  хотя,  по  утверждению  самих
американских специалистов, полной гарантии у них тоже нет..."

***

   Путешествие в Арабские Эмираты со скидкой,
   В багажном отделении...
   Вс„ еще Горящие Пут„вки.

   Лев приш„л в себя от  невразумительного  шума.  Два  голоса,  яростно
споря, ругаясь и перекрикивая друг друга, пробивались в его затуманенное
сознание... Сначала он даже сч„л их появление новым дурацким сном. Глаза
открывать не хотелось по причине безумно  болевшего  затылка,  наверняка
его стукнули паровозом... Что такое паровоз, Лев не знал,  но  почему-то
был уверен, что эта штука очень тяж„лая. Он ощущал сво„ тело  непривычно
л„гким, руки и ноги словно висели  в  воздухе,  а  вот  припомнить,  что
конкретно с ним  произошло  и  где  он  сейчас  находится,  -  никак  не
удавалось. Не желая усложнять себе жизнь  натужным  шевелением  мозгами,
Оболенский расслабился и  более  благосклонно  прислушался  к  настырным
голосам, продолжающим незаконченный спор...
   - Ты старый,  бесполезный,  пьяный,  тупоумный  джинн!  Кого  ты  мне
притащил, чтоб Азраил пожрал твою печень?!
   - Я не  старый...  Мне  всего  двенадцать  тысяч  лет,  а  по  меркам
джиннов...
   - У-и-ий, он ещ„ спорит со мной?! Ты прожил столько веков,  а  ума  в
твоей пустопорожней башке - как в пересохшей тыкве! Не позорь мою  седую
бороду, скажи ради аллаха, кого ты приволок в эту хижину?
   - Ты просил молодого, сильного человека,  не  знающего  страха  перед
законом, смеющегося над эмиром, плюющего на  происки  шайтана  и,  самое
главное...
   - Самое главное, ослоподобный Бабудай-Ага, чтобы он был  неместным  и
никто не знал его в лицо!
   Здесь  разговор  прекращается  по   причине   длинного   перечисления
цветистых  арабских  ругательств.  Тот,  кого  называли   джинном   (или
Бабудай-Агой), оправдывался односложно и как бы нехотя. Зато второй, чей
визгливый, старчески дребезжащий  голос  буквально  резал  уши,  украшал
свои, проклятия столь поэтичными образами, что Лев невольно  заслушался.
Каждый аксакал на Востоке  -  обязательно  мудрец,  а  каждый  восточный
мудрец ругается очень поэтично... Это юным  и  влюбл„нным  позволено  по
глупости облекать свои мелкие страсти  в  дивные  узоры  рифмосплет„нных
строчек. Человек, поживший на свете, знает, как скоротечна молодость,  а
потому тратит благословенный дар Аллаха исключительно на ругань!  Ибо  в
этом есть  свой  высший  смысл  передачи  мудрости  уходящего  поколения
легкомысленным юнцам, иначе они просто не поймут... Вот  нечто  такое  и
пытался донести до всего белого света  неизвестный  старик,  распекающий
неизвестного джинна. Оболенский попытался повернуться на  бок,  но  тело
отказывалось ему повиноваться,  и  он  вновь  сосредоточил  внимание  на
голосах,  которые  звучали  теперь  так   близко,   что   уши   начинали
побаливать...
   - Мне был нужен вор! Самый ловкий, самый неуловимый,  самый  искусный
вор, чь„ имя с восторженным придыханием произносили бы от  вершин  Кафра
до низовий Евфрата. Его глаза должны быть подобны зел„ным очам кошки  из
Сиама, руки - сильны и упруги, словно клинки Дамаска, шаг -  неуловим  и
л„гок, подобно златотканым вуалям Каира...
   - Вах, вах, вах... как красиво ты говоришь, господин мой!
   - Я тебе не о красоте говорю, о козлоподобный сын безволосого шакала!
Я спрашиваю: кого ты мне притащил?!
   - Хозяин, он сильный, смелый очень и умный  тако-о-й...  Я  два  раза
проверял, снами мучил, денег просил, присматривался, клянусь аллахом!
   - Не смей произносить имя Аллаха, светлого и великого! О  мо„  старое
сердце, оно не выдержит праведного гнева, гложущего мои бренные кости...
Молчи, молчи, гяур лукавый!
   - Ну гяуром-то зачем обзываться...
   Лев почувствовал, как у него чешется  нос.  Поверьте,  человек  может
стойко перенести многое, но, когда нет  возможности  почесать  там,  где
чешется, - это одна из самых страшных пыток в  мире.  Может  быть,  его,
спящего, укусил комар, может быть, по носу пробежал муравей, может быть,
даже намеревался вскочить прыщ какой-нибудь, - не важно... главное,  что
Лев Оболенский всеми мыслимыми и немыслимыми усилиями поднял  казавшуюся
эфемерной руку и упо„нно поскр„б переносицу. Оба голоса дружно слились в
единый  вздох  то  ли  умиления,  то  ли  разочарования.   Не   прерывая
поч„сывания, наш герой открыл наконец глаза. И... закрыл почти сразу же,
так как увиденное ничуть его не обрадовало. Вроде бы он лежит  абсолютно
голый на старом, давно не стиранном одеяле, прямо на полу  в  грязнейшей
хибарке, а рядом с  ним  препираются,  сидя  на  коврике,  два  странных
субъекта. Один маленький и  какой-то  коричневый,  другой  высоченный  и
ч„рный, как негр.
   - Вай дод! У него ещ„ и глаза голубые?! О недоношенный  щенок  ч„рной
пустынной лисы, я в последний раз тебя спрашиваю: кого ты мне  притащил?
Кожа белая, как брюхо у лягушки; плечи широкие, как  у  бурого  медведя;
пальцы тонкие, как у продажной женщины; глаза голубые, как...  О,  храни
аллах, какой урод!!!
   - Там, где я его брал, все такие  страшные...  Вот  тут  уж  господин
Оболенский  не  сдержался.  Во-первых,  он  решительно  открыл  глаза  и
огромным усилием воли сел. Голова сразу закружилась, но он  не  позволил
себе даже малейшего проявления слабости. Во-вторых,  Лев  набрал  полную
грудь воздуха, чтобы обрушиться на грубиянов, но не успел. Он неожиданно
поймал себя на том, что смотрит сквозь ч„рного гиганта,  словно  бы  тот
был не из плоти и крови, а из закопч„нного стекла.
   - Господи Иисусе... - изумл„нно сорвалось с его губ.
   - Ва-а-х...  -  на  почти  истерическом  писке  выдавил  старый,  как
карагач, дедок в застиранном халате и драной  чалме.  -  Так  он  ещ„  и
неверный! Христианин! О ж„лтые почки протухшего верблюда, ты что, не мог
найти кого-нибудь в мусульманском мире?! Сейчас же отнеси его обратно!
   - Это второе желание? - уточнил джинн. - Тогда слушаю и...
   - Не-е-е-т!!! - быстро опомнился старик, обеими руками цепко  схватив
Оболенского за ухо. - Он - мой! Я передумал! Вай... позор на  мою  седую
голову...  Как  я  могу  подготовить  себе  достойную  замену  и   навек
отрешиться от дел,  посвятив  помыслы  Аллаху,  если  бестолковый  джинн
приволок мне такое чудовище...
   - А... вы о ком это? -  Праведный  гнев  Льва  мгновенно  улетучился,
сменившись скорее жадным любопытством, усугубившимся тем, что в голове у
него было абсолютно пусто. И пусто, к сожалению, в самом страшном смысле
этого слова...
   - Вай мэ... - безнад„жно махнул рукой словоохотливый владелец  чалмы.
- Куда деваться, брать, что дают... Скажи мне сво„ имя, о страшнейший  и
уродливейший из всех юношей Багдада!
   - Не помню... - неожиданно для самого себя выдал наш герой.
   - Как так не помнишь?!
   - Так... не помню. И ухо мо„ отпустите, пожалуйста.
   - Кто ты такой? Кто были твои родители? Чем  ты  занимаешься,  какому
ремеслу обучен? Откуда родом?
   - Не знаю. Не помню.  Понятия  не  имею,  -  честно  отвечал  Лев,  а
старичка, похоже, вот-вот должен был хватить сердечный приступ.
   -  Ходил   ли   в   медресе?   Читал   Коран?   Чтишь   ли.   Аллаха,
всемилостивейшего и всемогущего?!
   - Хозяин, он же христианин... - тихо вмешался Ба-будай-Ага, но тут же
получил сво„.
   - А ты вообще  молчи,  тяж„лый  аромат  коровьего  пом„та!  Я  просил
доставить ко мне умного, красивого, вежливого юношу из хорошей семьи,  с
благородными  манерами,  правоверного  мусульманина...   А   это   что?!
Неизвестно кто, неизвестно откуда?!
   - Тот, кого ты описываешь, аксакал, ни за что на свете не  согласился
бы стать вором, - резонно возразил джинн. - А этот молодой человек будет
в твоих руках послушней глины под пальцами умелого гончара.
   - Я вспомнил! Вспомнил! - Обсуждаемый объект подпрыгнул на тряпках  и
выпрямился во весь рост. - Я - Лев Оболенский!

***

   Тут я понял - это джинн, он ведь может многое...
   Он ведь может мне сказать - враз озолочу!
   Ваше предложение, говорю, - убогое.
   Морды будем бить потом, я вина хочу!
   В. Высоцкий. Из куплетов к "Старику Хоттабычу"

   К сожалению, это оказалось единственным,  что  злая  судьба  даровала
бывшему помощнику прокурора. Он сумел  вспомнить  только  сво„  имя,  ни
больше ни меньше... Быть может,  джинн  как-то  не  правильно  провернул
волшебное заклинание или удар затылком об обледеневший асфальт не прош„л
бесследно, - беднягу поставили перед свершившимся фактом. Лев  абсолютно
ничего  не  помнил,  но  врожд„нный  оптимизм  и  непоколебимая  вера  в
собственные силы всколыхнули в н„м ту неистребимую, вечную жажду  жизни,
столь характерную для каждого истинно русского человека. Пусть он ничего
не помнит и не знает, пусть он наг и одинок, но руки и ноги  пока  целы,
голова на месте, а значит, он сумеет найти сво„ место даже в этом  чужом
мире! И ещ„ посмотрим, кому будет хуже...
   Старика в чалме звали Хайям ибн Омар. Лев был убежд„н, что где-то уже
слышат это имя, но, естественно, никак не мог припомнить, где?  Характер
у старого Хайяма был вздорный, внешность - вроде сморщенной  луковицы  с
козлобородой порослью. Как понял Оболенский, в молодости дедок отличался
завидной крутизной нрава и наводил шороху везде,  где  мог.  То  ли  был
великим разбойником, то ли вором, то  ли  аферистом,  в  общем,  крупным
спецом по криминальной части...  На  старости  лет  начал  пить,  отсюда
впадать в философию, пописывать нравоучительные стишки и вести  в  целом
законопослушный образ жизни. В те времена власти решили ужесточить режим
контроля над преступным элементом - и многие друзья  и  ученики  старика
были казнены на плахе без всякого суда и следствия.  Бывший  "авторитет"
поклялся отомстить, но не сносить бы и  ему  головы,  если  бы  по  воле
всемогущего Аллаха не обнаружил он в  одном  из  старинных  кувшинов  не
вино, а настоящего джинна!  Бабудай-Ага  выполз  из  горлышка  пьяным  в
стельку,  на  радостях  пообещав  дедуле  исполнить  три  его   желания.
Умудренный долгими часами размышлений над пиалой с крепл„ными напитками,
Хайям ибн Омар принял  судьбоносное  решение  -  найти  себе  достойного
преемника и, передав ему вс„ сво„ мастерство, спустить этот бич божий на
мирно спящий эмират. Вс„ ещ„ не совсем протрезвевший джинн отправился на
поиски и... доставил в близлежащие от Багдада пустыни того  самого  Льва
Оболенского, чь„ тело на данный момент в состоянии  комы  возлежало  под
капельницей в НИИ  Склифосовского.  Как  получилось,  что  один  человек
одновременно  находился  и  тут  и  там,  до  сих  пор  н