рямо на
наш мраморный пол! Грыз, да еще предложил мне горсть сих вонючих, замаранных
коровьим дерьмом семечек!
     Сей варвар  на  полном  серьезе сказал  мне, что  моей жене  предлагали
хорошую цену! "Полталанта  за задницу на  троих!" Я когда услыхал, что  "мои
люди сразу просили -- лишь в задницу, потому как видят - беременная, а они -
с пониманием", чуть не убил его...
     Вдобавок  ко  всему,  он самовольно  спросил  вина  и один  выпил целую
амфору!  Выпил,  довольно рыгнул  и  стал  лапать  своими  ручищами скатерть
тончайшего тирского полотна и спрашивать, - сколько я за нее заплатил?
     Я к  тому времени был уже в полуобморочном  состоянии от всех  запахов,
словечек и шумов,  кои  производил этот  варвар  всеми частями  его немытого
тела,  что  просто  снял  скатерть  и  отдал ему в подарок, чтобы только тот
быстрее убрался...
     Так на пороге этот  мерзавец вдруг схватил  меня  за грудки и  прошипел
чесночным запахом мне в лицо:
     - "Я-то  свои руки вымою,  а скатерку-то  - простирну. Так мне за нее -
стиранную  в  Риме  отвалят  таланта  два!  Я  сразу же разглядел,  что  это
настоящая тирская шерсть!  Так что мне все твои смешки, да ужимки - по фигу.
А вот ты, - как был всю жизнь Дураком, да Дерьмом, так на всю жизнь Дураком,
да Дерьмом и останешься! Сколько бы  ты не душился своими духами. Вонючий ты
педик! Позовешь меня еще раз, не забудь жопу намаслить. И себе, и бабе своей
- я со всей сотней приду".
     Когда  дверь  за чудовищем  затворилась,  я  обернулся  и  увидел  мою,
бледную, как  смерть, жену. Она зажимала  от ужаса рот, чтобы  не закричать.
Потом она подбежала ко мне, прижалась всем телом и прошептала:
     - "Он вернется. Он сказал мне, что через десять дней он вернется и если
я  не  пущу его, он...  А ты,  как  мужчина, не  решишься сказать,  что тебя
изнасиловали.  Он  сказал,  что  приведет  двух  дружков,  а  втроем  они --
"изнасилуют что угодно". Что делать?"
     Я сунул два пальца  в рот,  меня  вырвало,  но я избавился  от ужасного
запаха, коим провоняла моя маленькая гостиная. и отвечал:
     - "Собирай вещи. Мы уезжаем. С этими выродками я не  смогу и  не  желаю
иметь ничего общего".
     Через неделю мы  были уже в Александрии. Я был молод  и наивен и думал,
что  уж  в Александрию-то  сим  скотам  - вовек не добраться.  Я ошибался. В
Александрии  они объявились  через  каких-нибудь  двадцать  лет...  Тогда  я
вернулся домой в Сиракузы.

     Я не узнал  Города. Мне показалось, что  дома стали пониже, а сам город
стал каким-то съежившимся и напуганным. Я встретил моего  старого друга и не
поверил  глазам, - он  был одет в  какой-то  бесформенный серый хитон  и все
время озирался по сторонам. Я его спросил, почему он не писал все это время,
почему он сменил одежду, почему он не следит за прической, почему...
     А  мой друг отвечал мне, что, оказывается, с точки зрения римлян, - все
красиво  одетые  --  "проститутки". В первые дни негодяи стеснялись, а потом
стали насиловать всех подряд, а  наказать  их  нельзя, потому что  они после
этого - всегда оставляют огромные (для нас -- эллинов!) деньги для жертвы.
     Насилуют -- всех, невзирая на пол  и на возраст, а центурионы смеются в
глаза: "Вы бы еще позже по улицам шли, пышней одевались, да -- душились, как
шлюхи!" А  какой  симпозиум без --  гетер, умащения маслами, да бесед --  за
полночь?! Ну и...

     Я  сперва  не  поверил своим  ушам,  а  потом  вдруг  по-новому  увидел
посерелое,  изможденное  лицо друга и - все  понял... Я так растерялся,  что
нечаянно спросил, как же до такого дошло?
     Мой друг покраснел и еле слышно ответил, что наши торговля с  ремеслами
пришли в упадок, а представителям свободных профессий  -- жить  вообще не на
что! Оказалось, что варвары скупали всю сельскохозяйственную продукцию оптом
и  сразу  отсылали  ее к себе  в  Рим,  а расплачивались -- только деньгами,
говоря, что --  мы не умеем делать ни оружия, ни -- стальных плугов, поэтому
и  ремесла наши им  не  нужны.  Производство  же амфор, кубков, перстней, да
браслетов пришло в упадок, ибо варвары не желали за все это платить.
     Это звучит ужасно и дико,  но  наши же земледельцы сегодня --  горою за
римлян  (именно  поэтому  варвары так легко заняли  всю остальную  Сицилию),
ремесленники  же  и  эллинская  знать --  разорились.  Чудовищное опрощение,
вульгаризация нравов  привели... к массовым занятиям проституцией, ибо  лишь
торговля собственным телом и приносила всем стабильный доход.
     Цены же на  съестное взлетели практически до небес. Я уже не мог каждый
день кормить собственных чад африканскими  финиками, да экономнее расходовал
перец!
     Эти  римляне...  Они хватали  и  тащили  в  казармы всех,  кеого  могли
заподозрить  в занятиях проституцией.  И  теперь во  всем  городе, во  всех,
славившихся радостью  и весельем Сиракузах,  нет ни одного мужчины  с не  то
чтобы локонами - с длинными  волосами! Никто не носит одежд  веселых цветов,
никто не  пользуется духами, или  косметикой... "Представь  себе",  - горько
усмехнулся мой друг, - "не прошло и двадцати лет с прихода этих скотов, а мы
уже все здесь потихоньку стали угрюмыми римлянами".
     Помню,  как сжало у меня тогда сердце. А еще больше она  сжалось, когда
после всего этого мой старый друг  еле слышно попросил у меня денег, а когда
я  замешкался,  он,  не  осмеливаясь взглянуть  на  меня, прошептал,  что  в
казармах его научили  такому, о чем я не имею малейшего представления и если
я заплачу, он сделает так, что я не пожалею об этом.
     На другой день я узнал, что этим промышляют практически все мои прежние
товарищи  по гимнасию.  Но у  них не очень хорошо  получается, потому что их
хлеб отбивают их жены, сестры и дочери. В  Сиракузах при римском владычестве
оказалось хорошо жить только  крестьянам, выращивающим  урожай,  мастеровым,
работающим на этих крестьян, да проституткам обоего  пола. Через месяц я уже
знал наверняка, что большинство моих бывших  друзей посещает  мой дом не для
того,  чтобы засвидетельствовать мне свою  дружбу,  но чтобы  "удовлетворить
половую нужду" моих же  рабов,  а  прочие  -  завидуют им, потому что других
заработков в Сиракузах нет, а цены на питание сводят с ума.
     Если бы я был помоложе, наверное, я бы прочел морализаторскую проповедь
насчет такого неслыханного падения нравов, но... Честность требует признать,
что относительно благополучное  положение моего дома  связано только с  тем,
что я все  эти годы был придворным  механиком самого Гиерона. Если бы не мое
жалованье, боюсь, многим  бы женщинам из моей же семьи пришлось, как  и всем
прочим, жить  проституцией.  Не  хочу думать,  что  такая  участь  могла  бы
постигнуть и  моих мальчиков. Вот что  такое  римское  владычество на  самом
деле. Владычество плебеев...
     Боги, да что же это за шум ,- там внизу?!

     * * *

     Парни мои чуть ли  не  голышом --  из воды полезли  на  скользкие камни
Ортигии.  С  десяток  их сорвалось  с отвесной  стены  и разбилось сразу  же
насмерть,  но  --  ни  один даже  не  пикнул!  Лишь взобравшись  на каменный
парапет,  за  коим высились ужасные машины проклятого Архимеда, они сбросили
веревки всем прочим и мы тоже -- поползли по отвесной стене вверх из воды.
     Хлестал сильный дождь, ноги скользили  по  камню, а руки  не  могли  уж
сжимать жгущие ладони веревки. Затем мы все  уже оказались на огромной стене
и беззвучно рассыпались по ночной крепости. Грекосы и не ждали нас с этой-то
стороны!
     Пара  точных ударом мечом,  да  небольшая работа  удавкой и  гигантские
ворота Ортигии  медленно  распахнули  свою бездонную  пасть перед  остальною
нашей когортой. Потом запылали огни и раздался крик насилуемых богатеек...
     Я чуток задержался,  распоряжаясь, чтоб поставили  караулы, да не жгли,
да -- не грабили.  Баб-то -- ладно,  от них  не убудет,  а вот за машины, да
местных механиков -- нарушители ответят мне головой!
     Пока суд, да  дело, замешкался я и ребята  мои  убежали все на  главное
развлечение -- поимку чертова Архимеда. Шутка ли, -  тридцать талантов живым
серебром за паршивого грекоса?!
     Бегу я по этим всем коридорам, по дворикам крепости и присматриваюсь, -
небось этот гад никуда не денется от своих механизмов. И точно,  - смотрю из
одного такого вот  дворика высовывается  такая  здоровенная  труба и  глядит
точно в небо. Мне труба  на хрен не нужна, но какой  дурак, кроме  Архимеда,
способен смотреть ночью - в дождь, на покрытое тучами небо?
     Я  остановился, отдышался  чуток, подошел...  В дверном  проеме  стояли
мужики  из моей сотни и странно глядели все на меня. Затем Ларс -- спасенный
мною этруск откашлялся и сказал:
     - "Мы тут с мужиками подумали... Это -- твой приз. Ежели кому и суждено
получить награду за сию сволочь, так -- тебе. Ты --  самый достойный из всех
нас. Он -- там..."
     Я смотрел на моих  верных  людей  и  к  горлу ком подкатил... Какая там
вилла  на  вершине холма...  Какой там  мне  к  черту  --  фонтан?! Вот  мое
богатство, вот где мои таланты!
     Не в силах слова  сказать,  я обнял  Ларса, попытался пожать руки  всем
нашим, а затем вошел в чертов дворик...

     Вхожу,  а темно  там и тихо.  Только запах  каких-то  духов - у нас  на
Субуре такими  самые дешевые шлюшки мажутся, и то  ли сушеными фигами, то ли
финиками несет.  Я такие  вкусности  за  версту  чую  - даром  что последние
полгода на одной  чечевице живу. Да протухлой  солонине. Всю жратву мы в Рим
отправляем, - бабам, да деткам нашим.
     И вот иду я, мечом вперед, а запах такой, что слюнки так и текут, так и
текут... Тут,  ба, да сбоку  от меня какой-то плотный полог, а  из под  него
лучик света!
     Я по материи - хрясь мечом, смотрю,  а предо мною картина  - столик, на
нем  огромная ваза  с сушеными, да засахаренными фруктами-ягодами, а  дальше
светильник  и  за  светильником  какой-то  старикашка сидит и  скрипит  себе
перышком. Скрипит и нахальным таким голосом:
     - "Я занят. Придите попозже".
     Я сразу понял, кто  это такой.  У  меня аж в животе все  кишки свело, а
перед глазами  только - мраморная вилла на берегу Тибра, матушка улыбается и
Терция моя с целым  ворохом  ребятишек... Ну, иди сюда мерзкий старикашка...
Иди, не бойся, я тебе дурного не сделаю, - ты мне тридцать талантов сейчас в
зубах принесешь...
     А во рту так и  течет слюна, так  и течет, и запах  сладких фиников так
кружит голову...

     * * *

     Я не стал поднимать голову. В нос мне ударила нестерпимая струя  запаха
пота, крови и чеснока. Я закрыл глаза и увидал того самого  центуриона, коий
полвека назад плевал семечками на мой мраморный пол. Запах дерьма...
     Вонючий центурион тянет  руки к  моей жене,  -  врешь, она - мертвая --
наверно, мертва, ведь римляне поубивали всех, кто  в ту ночь был в городе...
А вдруг - жива?
     Вдруг  вот такие  нелюди  сейчас  глумятся над нею, над  дочерьми,  над
внученьками, я же ничего не знаю о том, что там - в городе...
     Будьте вы Прокляты. Пошел вон отсюда. Вон. Вон...
     Ты не посмеешь дотронуться до меня, варвар.  Ты  не изнасилуешь меня на
старости лет, как  вы это  сделали полвека назад со всеми моими  друзьями...
То, что мы - философы, еще не значит, что мы - проститутки... Вон... Вон!
     - "Пошел вон!!! Ты... Ты заслоняешь мне свет! ПОШЕЛ ВОН!!!"

     * * *

     Сладкий запах  фиников,  Боже, как мне осточертела  моя чечевица.  Меня
тошнит с  чечевицы... И все равно я буду ее жрать, пока не уделаю последнего
черномазого, пока своими руками не удавлю последнего грекоса! Мы  доверились
вам,  а вы нас Предали и продали! Все говорят, что  после того, как убили вы
своего  Гиерона, тех наших, что попали к  вам в плен, вы пытали до смерти  и
всячески издевались. Предатели... Подлые грекосы...
     Мои ребята шли вперед на эти Высоты, качаясь от голода, а эта мразь все
это время - жрала финики?! Сколько еще мужиков мне суждено схоронить на этой
войне,  а  эта мразь будет продолжать жрать -  сладкие финики?! Сука,  петух
вонючий, вот тебе, ВОТ, ВОТ, ВОТ - ПОЛУЧАЙ, ПРЕДАТЕЛЬ!!!

     * * *

     На другой день меня вывели  перед  строем и нахмуренный Марцелл даже не
спросил, а прямо выплюнул мне в лицо:
     - "Как ты  посмел не  подчиниться  моему Приказу?  Как ты посмел  убить
Архимеда?"
     - "Не могу  знать,  Ваша Честь. Я...  Я подумал, - столько наших  ребят
полегло,  а  этому  Предателю -  Жить... Столько  народу  в Риме  померло  с
голодухи - в Блокаду,  а этот...  всю  жизнь жрал  финики и  дальше их будет
жрать... Разве сие Справедливо, Ваша Честь?
     Разве это по-честному? Вот Вы - умнее меня, вы читали Платона, чем этот
самый  Архимед лучше меня, или Вас?  Почему  нашего  Ларса черномазые  могли
пытать, как  хотели,  и издевались  над ним,  как хотели,  а этого гада и  -
пальцем  не  тронь?!  А  ведь  он присягал  Риму  в  Верности.  Разве  сие -
Справедливо?"
     Командующий сперва пытался ответить, но ребята тут зашумели:
     - "Дурак правду сказал.  Все мы равны. Все мы потомки Ромула и - Равны.
Все патриции - одного поля ягода. Мы  тут  подыхаем,  а  они -  финики жрут.
Правду Дурак говорит -- не Справедливо! Не Честно!"
     У  Марцелла   почему-то   вдруг  задергался  глаз  и  уголок  рта.  Уже
поспокойней он произнес:
     - "Слушай, Дурак, неужто тебе не  жалко было целых тридцати  талантов?!
Подумай, это же целое состояние!"
     А меня такая обида взяла, - мочи нет, что не  выдержал я  и расплакался
прямо при всех:
     - "Еще как жалко, Ваша Честь... Да только моих ребят, что  лежат сейчас
на Высотах -- жальче в сто крат..."
     И  вдруг стало так тихо-тихо,  что слышно, как  - ветер листву гонит по
крепости.  А потом  у командующего задергалось все  лицо, он схватил мешок с
серебром и швырнул его в мои руки и закричал:
     - "Ну раз ты такой  жалостливый, возьми сии деньги  на помин всех наших
ребят. Получай!"

     * * *

     Странная штука жизнь...  Думал  я,  что --  вот сейчас  казнят меня  за
нарушенье Марцеллова приказа, а вышло...
     Через месяц после  паденья Ортигии из Рима пришел корабль с претором на
борту.  Претор выстроил нас во дворе  Ортигийской  крепости  и зачел решенье
суда:
     "За потаканье  Предательству  и попытки  спасти  Шпиона  с  Изменником,
гражданин  Рима -- Марцелл лишается  всех чинов,  наград и воинских званий и
должен быть под конвоем препровожден в Город Рим для дальнейшего следствия.
     Вместо  него, временно,  командующим Римской  Восточной армией назначен
Марк Юнний Брут, как единственный, кто догадался что нужно делать в подобных
случаях со всеми Предателями.
     Армии  подготовиться и  при  первой  возможности выступить в  Восточный
поход  на  предавшую  нас Македонию.  Марк  Юнний  Брут  назначен  временным
проконсулом  армии  до особого распоряжения  и  властен над судьбою и жизнью
любого   из  вверенных   его  Гению   подчиненных.  Народ  и  Сенат  Римской
Республики".
     Я не знал, что сказать.  Ноги мои подогнулись  и я не мог ступить ими и
шагу. Потом ко мне подошел постаревший вдруг Марцелл и тихо сказал:
     - "Ты достоин  этого, Брут! Они  спросили меня, - кого я думаю оставить
вместо  себя на команду и  я решил,  что ты -- самый лучший. Не поведи меня,
Дурачок... И Дай Бог тебе Счастья!"
     Я... Я бросился к Марцеллу. Я сказал ему:
     - "Это -- неправильно! Это не Честно! Вы -- наш командующий! Вы обязаны
повести нас на греков! Я не знал, что так выйдет... Я  бы... Я бы -- пощадил
Архимеда, чтоб только вас бы не трогали!"
     Но Марцелл рассмеялся в ответ:
     - "Какой же ты -- Дурачок, мальчик! Я -- сторонник Фабия Кунктатора, мы
надеялись завершить всю Войну мирным договором. Но наш враг Сципион  одержал
ряд побед в Бетике, да Испании... Теперь его партия  -- сторонники  победной
войны   требуют  кровопролития   до   конца.  До   безусловной   Капитуляции
Карфагена...
     Наша,  а  верней  -- твоя  Победа в  Сицилии  пришлась  им  как  нельзя
кстати...
     Знаешь, я рад, что ты  убил  Архимеда. Мудрец не заслуживал медленной и
мучительной  казни  --  прилюдно, под пыткой.  А этим  бы  все и  кончилось,
доставь ты его мне -- живым...
     Ну, удачи тебе, Дурачок. Береги армию. Я ее тебе --  недурную  оставил.
Удачи".

     Я видел как преторианцы уводили нашего командира. Я... Я  не  знал, что
думать, что делать... А потом будто Боги подтолкнули меня!
     Я бросился вслед уходящим  судейским, схватил главного из них за плечо,
развернул его патрицианскию харю и прошипел:
     -  "Пусть  волос упадет  с его головы и ты  не поверишь, что я с  тобой
сделаю! Я -- Дурак! Я смогу это сделать!"
     В первый миг претор побагровел, хотел что-то сказать, но за моею спиной
сразу сгрудились  мои молодцы и вдруг я увидал в глазах судейского ужас.  Он
задрожал всем своим телом, боязливо поднял руку, будто хотел загородиться ей
от меня и проблеял:
     -  "Да  что  вы... Что  Вы, Ваша Честь! Я...  Мы провели уже следствие!
Ничегошеньки не  подтвердилось! Отставка и ссылка -- обещаю вам, - не больше
того... Я... Мы... Марцеллу ничто не грозит, уверяю вас!"
     В  ответ на это  я поднял мой плебейский кулак к самому носу патриция и
со значением произнес:
     - "Я - верю тебе. Я -- проверю  тебя. Для тебя же, дружок, будет лучше,
ежели ты сказал правду!"

     Когда  они все  уехали, я  собрал  всех пленных механиков, вызвал моего
старенького толмача и указал грекосам на ворох их книг:
     - "Значит, - так. Половина из вас переводит все это вот  --  с птичьего
языка  на  наш --  человеческий. Вторая  половина учит меня  вашему птичьему
языку. Третья -- вашей уродской механике..."
     Грекосы захихикали. Кто-то сказал:
     - "Целое можно разделить лишь на две половины -- никак не на три!"
     Я позвал  Ларса и тот  на  глазах пленных стал многозначительно  точить
свой большой меч. А я пояснил:
     - "На сколько половин я вам велю, на столько вы и разделитесь. Или Ларс
мой сейчас  разделит  любого из вас ровно на семь половин! Отдельно  - руки,
отдельно  --  ноги,  отдельно  -- все  прочее. Начнет  он с  вашего мужского
хозяйства, а закончит, пожалуй что -- головою.
     Ну... Так сколько половин в одном целом?"
     И механики покорно проблеяли:
     - "Семь, Ваша Честь!"
     Я одобрительно кивнул головой:
     -  "Это -- славно.  Вы, грекосы, быстро учитесь. А я --  Дурак, со мной
вам придется здорово попотеть. Но какой бы я ни был Дурак, ежели в  расчетах
у Архимеда я  вижу число пять, ни  одна ваша сволочь не посмеет сказать мне,
что  длина  такого-то рычага  не  пять  пальцев,  а, скажем,  семь.  Давайте
уговоримся, ежели я прищучу кого-нибудь вот на  этаком -- я сам лично загоню
в вас ровно два пальца -- чего не положено. Надеюсь, вы -- поняли.
     Смысл же учения состоит в том,  чтоб  я лично  по чертежам этого вашего
Архимеда смог выстроить такую же катапульту  в три  месяца. Ежели я не смогу
это сделать, каждому  из  вас  --  камень на  шею и -- купаться со стены сей
прелестной Ортигии. Надеюсь, вы -- поняли.
     Кроме меня этому  ж  самому  вы научите  --  самое меньшее, -  тридцать
офицеров моих. За три месяца. Или -- купаться.
     Вы запомнили?"
     И чертовы  грекосы  еще  раз повалились в  ноги ко  мне и  --  стали их
целовать.  А  я смотрел на  далекое встающее солнце и видел Рим в Фонтанах и
Термах, а  из  него бесконечные дороги и по  ним - наши  плебейские легионы,
идущие спасать целый мир.

     * * *

     "История Римской Республики".

     ...Марк Юнний Брут Старший - первый римский консул из плебса...
     ...Отправился на Вторую Пуническую войну в  возрасте пятнадцати лет. За
особую   храбрость  и  личное  мужество,  проявленные  на  Сицилии  назначен
командиром Авентинской  когорты.  За взятие  Капуи  произведен  в  командиры
Италийского Легиона.  За успехи и победу в  Македонском  походе  всенародным
голосованием избран консулом Восточно