бил его с ног.
   Только железная рука графа Бруклина остановила обезумевшее  животное.
Джек ухватил нюшка  за  ошейник,  выставил  перед  собой  аннигилятор  и
приготовился к нападению из темноты. Гонзо даже залюбовался с земли этой
живописной парой.
   - Не трепещу никого с Трезоркой на границе, - пробормотал он, вставая
и отряхиваясь. - Спасибо, граф. Держите его покрепче.
   - Что случилось? - встревоженно спросил Джек.
   - Так, ерунда! - отозвался Христофор. - Штурмуем забор...
   Бурьян по ту сторону забора оказался еще выше и гуще, и крапивы в нем
заметно прибавилось. Но нюшок по-прежнему не обращал  на  это  внимания.
Оправившись от пережитого потрясения, он снова  резко  натянул  поводок,
рвался из ошейника и задушенно хрипел.
   Бег вслепую сквозь заросли  сорняков  продолжался.  Неожиданно  нюшок
круто свернул в сторону. Христофор, который следовал за  ним  уже  почти
волоком, едва не угодил в яму, раскрывшуюся вдруг у его ног. На сей  раз
это была самая обычная яма, довольно обширная,  но  неглубокая,  вернее,
заполненная почти до краев обыкновенным деревенским  мусором  -  главным
образом, увядшей ботвой. По  ту  сторону  начинался  нарезанный  грядами
огород, а за ним, на  пригорке,  возвышалась  темная  масса  -  довольно
внушительных размеров строение.
   - Любопытно, куда это нас  занесло,  -  пропыхтел  Христофор.  -  Еще
интересней, как нас тут встретят...
   Он думал, что нюшок направится прямо  к  дому,  но  тот  и  не  думал
удаляться от ямы, а сиганул вдруг в кучу мусора и принялся разгребать ее
всеми лапами.
   - Что он там нашел? - Ольга, а за ней и граф, спустились по  сыпучему
откосу к нюшку. Христофор, осторожно  наступая  на  зыбкие  кучи  ботвы,
подошел к нему сзади.
   - Есть! - вскрикнула вдруг Ольга. - Ну-ка, оттащи его, Христо!
   Из-под носа у  рычащего  нюшка  она  выхватила  темный  продолговатый
предмет. В  луче  фонаря  матово  засияло  стекло,  и  золотом  блеснула
знакомая этикетка: "cognac NAPOLEON. Vive L"Imperior!"
   - А пробка? - нетерпеливо спросил Гонзо.
   Ольга вздохнула.
   - Пробки нет. В бутылке пусто. Зря мы надеялись...
   - Вылез, гад! - подытожил граф Бруклин и с досады плюнул.
   В унылом молчании неудачливые охотники за ифритами выбрались из  ямы.
Первым заговорил Гонзо.
   - Уходить надо, - сказал он, вытирая сапоги  о  траву.  -  А  то  еще
застукают нас здесь, в огороде, собак спустят...
   - Я удивляюсь, что их до сих пор не слышно, - заметила Ольга. - Шумим
тут, у самого дома...
   - А может в доме и нет никого? - предположил Джек.
   - Как же нет, когда мы видели свет в окнах? - возразила Ольга.  -  От
самого леса были видны огни.
   - Но теперь-то глухо! Ни собак, ни людей... Что бы это значило?
   - А ну, пошли, посмотрим, чего там делается... - Христофор,  бесшумно
ступая, направился к дому.
   Длинное строение в два этажа с бельведером казалось необитаемым.
   Между тем, окна не были закрыты ставнями, парадная дверь оказалась  и
вовсе настежь распахнутой. Отряд охотников вступил в темную прихожую.
   Здесь было несколько дверей,  ведущих  во  внутренние  покои,  и  две
лестницы - наверх и вниз, в подвал. Возле лестницы,  ведущей  в  подвал,
нюшок вдруг принялся жалобно скулить и рваться назад, на улицу.
   Ага! Что-то там есть! - Ольга направила луч фонаря на лестницу.
   На ступенях, покрытых толстым  слоем  пыли,  не  было  видно  никаких
следов.
   - Ни черта там нет! - прошептал граф.
   - Нет, нужно посмотреть! - зеленые ведьмины искорки блеснули в глазах
Ольги. - Я же чувствую!
   - Если ты чувствуешь то же, что и я, - сказал Гонзо,  оглядываясь  по
сторонам, - То лучше не смотреть... А что ты чувствуешь, Оленька?
   - Колдовство!
   - Я так и думал.
   - Ну вот, - вздохнул Джек Милдэм, - опять начинается чертовщина!
   За поворотом  лестница  уперлась  в  подвальную  дверь,  запертую  на
тяжелый висячий замок.
   - А ну, посторонитесь! Сейчас я ее... - Джек поднял аннигилятор.
   - Вот не надо этого! - поморщился Христофор. - Спрячьте оружие, граф.
Поберегите батарейки...
   Он вынул из кармана  плоско  заточенный  гвоздик  и  поковырял  им  в
замочной скважине.
   Замок, тихо щелкнув, открылся.
   - Прошу! - сказал Гонзо и толкнул дверь.
   Однако, никто  не  спешил  воспользоваться  его  приглашением.  Нюшок
пятился, оскалив три ряда раздвоенных клыков. Граф вскинул аннигилятор и
приник к прицелу. Ольга прибавила света в фонаре.
   За дверью рядами тянулись полки,  уставленные  кадушками,  ушатами  и
берестяными туесами. Сквозь паутину поблескивало стекло бутылок.
   Потянуло смешанным запахом имбиря и  огуречного  рассола.  На  первый
взгляд, ничего необычного здесь не было.
   - А это что такое? - Ольга, раздвигая свисавшие с потолка пучки трав,
направилась вглубь подвала.
   Здесь, за пирамидой пустых бочонков, обнаружился длинный  ряд  весьма
вместительных стеклянных сосудов. Узкие горла  их  были  залиты  зеленым
смолистым веществом и запечатаны затейливым оттиском.
   Христофор смахнул пыль с одного из сосудов и отшатнулся. Из-за стекла
на него смотрели широко раскрытые человеческие глаза!
   Морщинистое, обрамленное бакенбардами лицо человека в бутыли выражало
удивление и муку, большие белые ладони упирались в стенки сосуда, словно
бедняга пытался выдавить стекло изнутри, да так и застыл навеки.
   - Кто это? - испуганно спросил Гонзо.
   - Ольга провела лучом фонаря по длинному ряду бутылей.
   - Бывшие обитатели дома. Ифритова работа, сразу видно! Он поступил  с
ними также, как мы поступаем с ифритами. Запечатал.
   - Они живы?
   - Живы. Но  время  внутри  сосудов  течет  в  тысячу  раз  медленнее,
пространство несколько искривлено. Словом, для ифрита это очень удобно -
они занимают мало места и не мешают ему обделывать свои дела....
   - Какие дела?
   - Если бы мы знали!
   - Тсс! - сказал вдруг Джек. - Смотрите! Что это с нюшком?
   Лохматый зверь, который так боялся таинственных сосудов, стоял теперь
к ним спиной и глухо рычал на входную дверь.
   - Кто-то идет, - объяснила Ольга.  За  прошедшие  дни  она  научилась
разбираться в рыках нюшка. - Но, пожалуй, еще далеко...
   Граф кашлянул.
   - Не лучше ли нам пока... кхм... отсюда убраться?
   - Да, - согласилась Ольга, - пошли.
   -  А  этих...  -  Христофор  кивнул  на  бутыли,  -  ты   не   можешь
расколдовать?
   - Могу, но это долго. Да и не грозит им здесь ничего. Пусть  посидят,
для них это несколько лишних секунд...
   - Хорошо тебе говорить, - проворчал Гонзо, - а  когда  скрючит  эдак,
небось будешь каждую секунду считать!
   Ольга посмотрела на него с веселым изумлением.
   - Христо! Ты стал заботиться о людях! Вот что  значит  войти  в  роль
доктора!
   Христофор смутился. Действительно,  что  это  в  нем  не  ко  времени
проснулась филантропия? Как бы самому не пришлось занять  место  в  ряду
бутылей!
   - Я подумал: может устроим засаду? Если  явится  ифрит,  мы  на  него
навалимся всей толпой, а ты прочитаешь заклинание  и  загонишь  парня  в
бутылку, а?
   - Нет, Христо, не сегодня, - Ольга улыбнулась ему почти ласково. -  Я
еще не готова. Да и вы тоже. Так что лучше нам пока уносить ноги...
   Охотники за ифритами торопливо покинули подвал, а  затем  и  дом.  На
улице нюшок несколько раз порывался завыть, но Ольга зажимала ему пасть.
   -  Вон  там,  за  изгородью,  кажется,  проезжая  дорога,  -   сказал
Христофор. - Идем туда. И быстро!
   Отряд, пригибаясь на бегу,  пересек  огород.  Едва  успели  перелезть
через невысокий тын, как со стороны леса послышался шелест  раздвигаемой
травы - кто-то пробирался в зарослях бурьяна по их следу.
   Размытая серая тень вдруг показалась на краю ямы, постояла с  минуту,
словно принюхиваясь, а затем бесшумно скользнула к дому и растворилась в
его тени.
   Ольга, Христофор и Джек Милдэм  поспешно  выбрались  на  дорогу.  Они
долго молча вглядывались в темноту. Присмиревший нюшок тоже  не  подавал
голоса.
   Ольга вдруг схватила Христофора за руку.
   - Что это там? - прошептала она.
   - Где?! - вздрогнул Гонзо.
   - Там, у поворота. Будто кто-то стоит...
   - Да где? Не вижу я!
   - А по-моему, это столб... - просипел у Гонзо над ухом граф  Бруклин.
- Ну точно, столб! Или, может быть... Да  нет,  столб!  Не  шевелится...
оно.
   Все осторожно приблизились к темному предмету  у  поворота  дороги  и
скоро убедились, что граф Бруклин был прав.
   Перед ними возвышался резной  деревянный  столб,  накрытый  небольшой
дощатой крышей в виде шатра. Под шатром  было  укреплено  некое  подобие
скрижали - мраморная плита с вырезанными на ней буквами.
   Христофор включил фонарь на самое слабое свечение  и  прочел  надпись
вслух:
   - "Владение помещика, отставного коллежского секретаря  Петра  Силыча
Бочарова"...
 
Предание о первом ифрите 
 
   ... О, всемилостивейший владыка, падишах вселенной! Твой верный  раб,
слуга слуг твоих, просит позволения продолжить рассказ и спешит сообщить
тебе, о, перл творения, что корабль Адилхана три дня  шел  вдоль  череды
скал, окружающих остров Судьбы. Сколько ни вглядывались мореплаватели  в
черные изломы нависающих над водой стен, нигде не  находили  они  места,
пригодного для высадки на берег. Наконец, Адилхан приказал бросить якорь
напротив одной из скал, казавшейся не такой  высокой,  как  другие.  Она
далеко выдавалась в море, и волны прибоя, разрезаемые ею, бились о стену
с меньшей яростью, чем в других местах побережья.
   Несколько смелых матросов и с ними любимый раб  падишаха  юный  Саади
вызвались отправиться в лодке к скале, и попытаться влезть на ее вершину
- может быть так удастся отыскать путь в глубь острова.
   Падишах  поначалу  не  хотел  отпускать  Саади,  к   которому   очень
привязался  за  время  путешествия  и  предпочитал  всем  другим  рабам,
прислуживающим за столом. Но мольбы юноши были так горячи, а желание его
отличиться в глазах господина так сильно, что Адилхан, в  конце  концов,
согласился.
   В лодку были  положены  несколько  мотков  прочной  веревки,  топоры,
какими пользуются каменотесы, и длинные шесты, чтобы уберечь борта лодки
от ударов о камни. Шестеро матросов сели на весла,  Саади,  успевший  за
время плавания стать заправским моряком,  взялся  за  рулевое  весло,  и
лодка, то медленно поднимаясь на волне, то  быстро  скользя  вниз  с  ее
гребня, стала приближаться к берегу.
   Однако, когда черная громада скалы  нависла  над  головами  матросов,
смелость едва не покинула  их.  Мрачные  утесы,  казалось,  готовы  были
обрушиться и попохоронить под собою любого, кто осмелится прикоснуться к
ним. Под утесами, покрытые белой шапкой пены, бурлили  волны,  словно  и
впрямь прибрежные камни острова Шис  кипятили  море.  Пристать  здесь  к
берегу не было никакой возможности.
   Огибая скалу, матросы нашли место, где волна не ударяла  в  стену,  а
мчалась вдоль нее. Высадиться здесь  было  также  невозможно,  как  и  в
других местах, но лодка, по  крайней  мере,  могла  подойти  вплотную  к
берегу. Ее несло вдоль  стены  вместе  с  волной,  шесты  лишь  царапали
гладкий камень,  не  имея  возможности  упереться  хоть  в  какой-нибудь
выступ. Берег острова Судьбы - такой загадочный и такой желанный  -  был
совсем рядом, хоть дотронься рукой, но  попасть  на  остров  было  также
трудно как и в начале путешествия...
   Неожиданно Саади радостно вскрикнул и указал куда-то вверх.  Там,  на
недосягаемом уступе,  прижавшись  к  скале,  росло  маленькое  узловатое
деревце с короткими, но довольно  прочными  на  вид  ветвями.  Не  долго
думая, Саади схватил веревку  с  привязанным  к  ней  небольшим  якорем,
сильно раскрутил его и забросил на уступ так ловко, что  веревка  дважды
обернулась вокруг древесного ствола. Матросы быстро закрепили другой  ее
конец на корме, и лодка надежно встала на причал у скалы.
   Саади сунул за пояс топор, а затем, упираясь  ногами  в  стену,  стал
подниматься по веревке к уступу. С корабля за ним внимательно  наблюдала
вся команда во главе с  Адилханом.  Видя  ловкость  и  сообразительность
Саади,  гребцы  и  матросы  разразились  приветственными  криками,  даже
падишах не смог удержаться от радостного восклицания.
   Между тем, ловкий юноша уже добрался до уступа.  Он  обнаружил  здесь
неглубокую расщелину, совершенно незаметную снизу, из лодки, и ведущую к
вершине скалы. Саади велел оставшимся в  лодке  бросить  ему  еще  моток
веревки, привязал ее к стволу дерева и полез дальше,  цепляясь  за  края
расщелины. Ветер с берега почти развеял туман,  клубившийся  над  морем,
так что  маленькая  фигурка  в  белой  одежде  была  хорошо  заметна  на
угольно-черном  утесе.  Падишах  и  его  приближенные,  затаив  дыхание,
следили  за  продвижением  белой  точки  к  вершине  скалы.   От   этого
продвижения, возможно, зависел сейчас исход всего путешествия.
   Наконец, Саади добрался до иззубренной вершины скалы, встал на ней во
весь рост и, повернувшись лицом к кораблю, замахал руками.  Ответом  ему
были дружные крики восхищения всей команды.  Сам  Адилхан  воскликнул  с
воодушевлением:
   - Вот славный отрок, достойный любви и наград падишаха!
   Но внезапно общие крики радости превратились  в  тысячеголосый  вопль
ужаса.  За  спиной  Саади  из-за  скалы   поднялась   вдруг   гигантская
безобразная голова с клювом, как у орла. Кроваво-красный глаз, не мигая,
уставился на юношу, все еще приветливо размахивающего руками.
   Затем чудовищная птица раскрыла клюв и издала зловещий  пронзительный
крик, эхом прокатившийся по всем окрестным скалам. Саади замер и остался
стоять, как был, с поднятыми руками, не смея даже обернуться.
   Голова птицы на  голой  морщинистой  шее  все  выше  поднималась  над
скалой. Она поворачивалась из стороны в сторону и глядела  на  Саади  то
одним глазом, то другим. Так курица разглядывает слишком мелкую букашку,
раздумывая, стоит ли ее клюнуть или лучше поискать добычу покрупнее.
   - Беги, несчастный! Спасайся! - крикнул в отчаянии  падишах,  но  его
голос затерялся в волнах.
   Неожиданно два огромных крыла развернулись над скалой.  От  поднятого
ими ветра в воду полетели камни, а по волнам пробежала рябь,  как  перед
бурей. Саади, наконец, обернулся, но, увидев прямо перед собой готовое к
нападению чудовище, в ужасе отступил, поскользнулся на гладком  камне  и
упал со скалы. Весь корабль ахнул, как один человек.
   Падишах закрыл глаза, чтобы не видеть неминуемой смерти мальчика.
   Но Саади не погиб.  Обвязанный  веревкой,  он  повис  в  каких-нибудь
тридцати локтях от  воды.  Ствол  деревца,  к  которому  была  привязана
веревка, согнулся дугой, но корни его продолжали цепляться за  расщелину
в скале и удержали на весу неподвижное тело  мальчика.  При  падении,  а
может быть и еще раньше Саади потерял сознание;  прийти  ему  на  помощь
было некому - матросы, едва  услышав  крик  гигантской  птицы  и  увидев
краешек ее крыла, бросили веревку, расхватали весла и принялись изо всех
сил выгребать прочь от острова - назад, к кораблю.
   Именно это и привлекло внимание птицы. Заметив в  море,  недалеко  от
берега лодку, она неторопливо взмахнула крыльями, взлетела над  скалами,
а затем камнем упала вниз, к волнам.
   Матросы, сидевшие в лодке,  закричали  от  ужаса,  когда  небо  вдруг
померкло, и оттуда протянулись к ним две огромные когтистые лапы.
   Раздался оглушительный треск, когти птицы смяли лодку и  все,  что  в
ней находилось, в один кровоточащий комок. Единый  взмах  крыльев  снова
поднял чудовище на скалу,  и  сейчас  же  из-за  нее  высунулись  головы
птенцов - почти такие же гигантские и еще более безобразные.
   Искалеченные тела  матросов  вместе  с  обломками  лодки  полетели  с
большой высоты в гнездо и попали  прямо  в  разинутые  клювы  чудовищных
птенцов.
   Все, кто был на палубе корабля, в тягостном молчании смотрели на  эту
ужасную трапезу и на бедного Саади, все  еще  беспомощно  висевшего  над
водой. Но трапеза ненасытных птенцов на этом не кончилась.  Птица  снова
снялась с гнезда и полетела прямо к кораблю.  На  палубе  его  поднялась
суета. Матросы полезли на мачты ставить паруса, воины с копьями в  руках
выстраивались вдоль бортов. Адилхан приказал готовить огнеметные машины.
   Крылатое чудовище сделало круг в небе  над  кораблем  и  стремительно
бросилось в атаку. От взмаха его могучих крыльев большой парус лопнул по
всей длине и вместе с реей  рухнул  на  головы  воинов.  Когтистая  лапа
вцепилась в мачту, с тошнотворным хрустом вырвала ее из тела  корабля  и
тут же отшвырнула далеко в море  вместе  с  матросами,  запутавшимися  в
вантах. Две огнеметные машины  испустили  языки  пламени,  но  не  могли
причинить вреда птице, находившейся прямо над кораблем. Она же  схватила
сразу десяток гребцов, оторвала их от весел и,  покалеченых,  истекающих
кровью, понесла в гнездо. Еще три огнеметных машины ударили ей вслед, но
даже перьев не опалили.
   Из дымного облака, затянувшего палубу, к падишаху выбежал Фаррух.
   Адилхан не сразу узнал его - лицо визиря было окровавлено.
   - Она вернется! - прокричал Фаррух, зажимая ладонью рану на виске.
   - Эти чудовища ненасытны!
   Падишах  смотрел  на  скалу,  где  продолжалось  кошмарное  пиршество
птенцов.
   - Хорошо, сказал он, - пусть принесут магрибский сосуд.
   Слуги  бросились  исполнять  приказание  падишаха   с   поспешностью,
выдающей их собственную заинтересованность,  но  когда  один  из  девяти
магических сосудов был принесен из трюма и  поставлен  перед  Адилханом,
все в страхе расступились. Даже раненые,  оставляя  на  палубе  кровавые
следы, расползлись по щелям. Никто не хотел в  момент  появления  ифрита
оказаться поблизости. Возле падишаха остался один Фаррух.
   Адилхан прочитал необходимые заклинания, острым,  как  бритва,  ножом
срезал с  горлышка  сосуда  печать  Сулеймана  и  поспешно  отступил  на
несколько шагов. Тотчас раздался взрыв, сосуд разлетелся  вдребезги,  на
его месте образовалось огненное облако. Фаррух в страхе забормотал  было
какие-то молитвы, но падишах остановил его. Он  смело  шагнул  навстречу
огню, протянул руку и сказал:
   - Слушай меня, существо из  другого  мира!  К  тебе  обращается  твой
хозяин!
   Сейчас же огненный шар вытянулся  кверху  и  стал  приобретать  форму
человеческого тела. Через несколько  мгновений  перед  Адилханом  стояла
фигура, точно повторяющая его собственную. Она казалась тенью  падишаха,
но не темной, как всякая тень, а полыхающей оранжевым пламенем.
   - Там, на скале, - произнес  Адилхан,  указывая  на  берег,  -  птица
кормит своих птенцов. Ты уничтожишь птицу и ее гнездо вместе со скалой!
   - Слушаю и повинуюсь! - раздалось из пламени.
   Тотчас огненная фигура с шипением взвилась  в  воздух  и  полетела  к
скале, разбрасывая искры. Протянувшийся за ней пылающий шлейф  делал  ее
похожей на предвестницу несчастий - комету.
   - О, падишах, зачем ты велел ифриту взорвать скалу? - вскричал верный
Фаррух. - Разве не мог он просто убить птиц?
   - А мы бы  так  и  остались  перед  неприступной  стеной?  -  Адилхан
невесело усмехнулся, - без мачты и парусов нам не  найти  другого  места
для высадки...
   - Но разве нельзя было сначала спасти Саади?
   Адилхан пожал плечами.
   - Я не могу посылать одного ифрита с поручением два раза. Я вообще не
могу вернуть  ифрита,  выпущенного  из  сосуда!  Он  выполнит  приказ  и
исчезнет.
   - Но ведь Саади там, на скале! - Фаррух, забыв  об  этикете,  схватил
падишаха за руку. - Его ждет неминуемая гибель!
   Адилхан с досадой посмотрел на визиря и отвернулся.
   - У меня много рабов... - сказал он тихо, - а ифритов осталось только
восемь...
   Гневный крик птицы снова разнесся над морем.  Она  заметила  врага  и
взмахнула крыльями, чтобы встретить его в воздухе. Но ифрит опередил ее.
Развивающийся за ним огненный шлейф расширился и превратился в такие же,
как у птицы, крылья, вперед выдвинулась тяжелая голо