ьних Скал. И не одиночество его мучило, а то, что чайки не захоте-
ли поверить в радость полета, не захотели открыть глаза и увидеть!
   Каждый день он узнавал что-то новое. Oн узнал, что, придав телу обте-
каемую форму, он может перейти в скоростное пикирование и добыть  редкую
вкусную рыбу из той, что плавает в океане на глубине  десяти  футов;  он
больше не нуждался в рыболовных шхунах и в корочке  хлеба.  Он  научился
спать в воздухе, научился не сбиваться с курса ночью, когда ветер дует с
берега, и мог пролететь сотни миль от заката до восхода солнца. С  таким
же самообладанием он летел в плотном морском тумане и прорывался к  чис-
тому, ослепительно сияющему небу... в то самое время, когда другие чайки
жались к земле, не подозревая, что на свете существует что-то, кроме ту-
мана и дождя. Он научился залетать вместе  с  сильным  ветром  далеко  в
глубь материка и ловил на обед аппетитных насекомых.
   Он радовался один тем радостям, которыми надеялся когда-то поделиться
со Стаей, он научился летать и не жалел о цене, которую за это заплатил.
Джонатан понял почему так коротка жизнь чаек: ее сьедают скука, страх  и
злоба, но он забыл о скуке, страхе и злобе и  прожил  долгую  счастливую
жизнь.
 
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
 
   A потом однажды вечером, когда Джонатан спокойно и  одиноко  парил  в
небе, которое он так любил, прилетели они. Две белые чайки, которые поя-
вились около его крыльев, сияли как звезды и освещали темное  небо  мяг-
ким, ласкающим свeтом. Но еще удивительнее было их мастерство: они лете-
ли, неизменно сохраняя расстояние точно в один дюйм между своими  и  его
крыльями.
   Не проронив ни слова, Джонатан подверг их испытанию, которого ни разу
не выдержала ни одна чайка. Он изменил положение крыльев так,  что  ско-
рость полета резко замедлилась: еще на милю в час меньше - и падение не-
избежно. Две сияющие птицы, не нарушая дистанции,  плавно  снизили  ско-
рость одновременно с ним. Они умели летать медленно!
   Он сложил крылья, качнулся из стороны в сторону и бросился в пике  со
скоростью сто девяносто миль в час. Они понеслись вместе с  ним,  безуп-
речно сохраняя строй.
   Наконец, он на той же скорости перешел в длинную вертикальную  замед-
ленную бочку. Они улыбнулись и сделали бочку одновременно с ним.
   Он перешел в горизонтальный полет, некоторое время летел молча, а по-
том сказал:
   - Прекрасно. - И спросил: - Кто вы?
   - Мы из твоей Стаи, Джонатан, мы твои братья. - Они говорили спокойно
и уверенно. - Мы прилетели, чтобы позвать тебя выше, чтобы позвать  тебя
домой.
   - Дома у меня нет. Стаи у меня нет. Мы летим сейчас на вершину  Вели-
кой Горы Ветров. Я могу поднять свое дряхлое тело еще на  несколько  сот
футов, но не выше.
   - Ты можешь подняться выше, Джонатан, потому что ты учился. Ты  окон-
чил одну школу, теперь настало время поступить в другую.
   Джонатан жил этой мыслью всю свою жизнь, поэтому Джонатан понял,  по-
нял мгновенно. Они правы. Он может летать выше, и ему пора  возвращаться
домой. Он бросил последний долгий взгляд на небо,  на  эту  великолепную
серебряную страну, где он так много узнал.
   - Я готов, - сказал он наконец.
   И Джонатан Ливингстон поднялся ввысь вместе с двумя  чайками,  яркими
как звезды, и исчез в непроницаемой темноте неба..
   "Так это и есть небеса", - подумал он и не мог не улыбнуться про  се-
бя. Наверное, это не очень почтительно - размышлять, что  такое  небеса,
едва ты там появился.
   Теперь, когда он расстался с Землей и поднялся над облаками  крыло  к
крылу с двумя лучезарными чайками, он заметил, что его  тело  постепенно
становится таким же лучистым. Конечно, оно принадлежало все тому же  мо-
лодому Джонатану, который всегда жил за зрачками его золотистых глаз, но
внешне оно переменилось.
   Оно осталось телом чайки, и все-таки никогда прежде Джонатану не  ле-
талось так хорошо. "Как странно, - думал он, - я трачу вдвое меньше уси-
лий, а лечу вдвое быстрее, я в силах сделать вдвое  больше,  чем  в  мои
лучшие дни на Земле!"
   Его белые перья сверкали и искрились, а крылья  стали  безукоризненно
гладкими, как отполированные серебрянные пластинки. Он с восторгом начал
изучать их и прилагать силу своих мускулов к этим новым крыльям.
   При скорости двести пятьдесят миль в час он почувствовал, что прибли-
жается к максимальной  скорости  горизонтального  полета.  При  скорости
двести семьдесят три мили он понял, что быстрее летать не в силах, и ис-
пытал некотое разочарование. Возможности его нового тела тоже были огра-
ничены, правда, ему удалось значительно превысить свой  прежний  рекорд,
но предел все-таки существовал, и чтобы его превзойти, нужны были огром-
ные усилия. "На небесах, - думал он, - не должно быть никаких пределов".
   Облака расступились, его провожатые прокричали:
   - Счастливой посадки, Джонатан! - и исчезли в прозрачном воздухе.
   Он летел над морем к изрезанному гористому  берегу.  Пять-шесть  чаек
отрабатывали взлеты на скалах. Далеко на севере, у самого горизонта, ле-
тало еще несколько чаек. Новые мысли, новые вопросы."  Почему  так  мало
чаек? На небесах должны быть стаи и стаи чаек. И почему я вдруг так  ус-
тал? На небесах чайки как будто никогда не устают и никогда не спят."
   Где он об этом слышал? События  его  земной  жизни  отодвигались  все
дальше и дальше. Он многому научился на Земле, это верно, но подробности
припоминались с трудом: кажется, чайки дрались из-за пищи, и он был Изг-
нанником.
   Когда он приблизился к берегу, дюжина чаек взлетела ему навстречу, но
ни одна из них не проронила ни слова. Он только чувствовал, что они рады
ему и что он здесь дома. Этот день был очень длинным, таким длинным, что
он забыл, когда взошло солнце.
   Он развернулся, чтобы приземлиться, взмахнул крыльями, застыл в  воз-
духе на высоте одного дюйма и мягко опустился на песок. Другие чайки то-
же приземлились, но им для этого достаточно было лишь слегка  шевельнуть
перьями. Они раскрыли свои белоснежные крылья, покачались  на  ветру  и,
меняя положение перьев, остановились в то самое мгновение, когда их лапы
коснулись земли. Это был прекрасный маневр, но Джонатан  слишком  устал,
чтобы его повторить. Он все еще не произнес ни слова и заснул,  стоя  на
берегу.
   В первые же дни Джонатан понял, что здесь ему предстоит узнать о  по-
лете не меньше нового, чем он узнал в своей прежней  жизни.  Но  разница
все-таки была. Здесь жили чайки - единомышленники. Каждая из них считала
делом своей жизни постигать тайны полета, стремиться к совершенству  по-
лета, потому что полет - это то, что они любили больше всего  на  свете.
Это были удивительные птицы, все без исключения, и каждый день  они  час
за часом отрабатывали технику движений в воздухе и испытывали новые при-
емы пилотирования.
   Джонатан, казалось, забыл о том мире, откуда прилетел, и о том месте,
где жила Стая, которая не знала радостей полета и пользовалась  крыльями
только для добывания пищи и для борьбы за пищу. Но иногда он вдруг вспо-
минал.
   Он вспомнил о родных местах однажды утром, когда  остался  вдвоем  со
своим наставником и отдыхал на берегу после  нескольких  быстрых  бочек,
которые он делал со сложенными крыльями.
   - Салливан, а где все остальные? - спросил он беззвучно,  потому  что
вполне освоился с несложными приемами телепатии  здешних  чаек,  которые
никогда не кричали и не бранились. - Почему нас здесь так мало?  Знаешь,
там, откуда я прилетел, жили......
   - Тысячи тысяч чаек. Я знаю. - Салливан кивнул. - Мне, Джонатан, при-
ходит в голову только один ответ. Такие птицы, как ты - редчайшее исклю-
чение. Большинство из нас продвигается вперед так медленно. Мы переходим
из одного мира в другой, почти такой же, и тут же  забываем,  откуда  мы
пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происхо-
дит только сию минуту. Ты представляешь, сколько жизней мы  должны  про-
жить, прежде чем у нас появится первая смутная догадка, что жизнь не ис-
черпывается едой, борьбой и властью в Стае. Тысячи жизней, Джонатан, де-
сять тысяч! А потом еще сто жизней, прежде чем мы начинаем понимать, что
существует нечто, называемое совершенством, и еще сто, пока мы убеждаем-
ся: смысл жизни в том, чтобы достигнуть  совершенства  и  рассказать  об
этом другим. Тот же закон, разумеется, действует и  здесь:  мы  выбираем
следующий мир в соответствии с тем, чему научились в этом.  Если  мы  не
научились ничему, следующий мир окажется таким же, как этот, и нам  при-
дется снова преодолевать те же преграды с теми же свинцовыми  гирями  на
лапах.
   Он расправил крылья и повернулся лицом к ветру.
   - Но ты, Джон, сумел узнать так много и с такой быстротой,  что  тебе
не пришлось прожить тысячу жизней, чтобы оказаться здесь.
   И вот они снова поднялись в воздух, тренировка возобновилась. Сделать
бочку вдвоем трудно, потому что в перевернутом положении Джонотану  при-
ходилось, летя вверх лапами, соображать, как выгнуть крылья,  чтобы  вы-
полнить оставшуюся часть оборота, сохраняя  безупречную  согласованность
движений со своим учителем.
   - Попробуем еще раз, - снова и снова повторял Салливан.  -  Попробуем
еще раз. - И наконец: - Хорошо!
   Тогда они начали отрабатывать внешнюю петлю. .
   Однажды вечером чайки, которые не  улетели  в  ночной  полет,  стояли
вместе на песке, они думали. Джонатан собрался с духом и подошел к  Ста-
рейшему - к чайке, которая, как говорили, собиралась вскоре расстаться с
этим миром.
   - Чианг... - начал он, немного волнуясь.
   Старая чайка ласково взглянула на него:
   - Что, сын мой?
   С годами Старейший  не  только  не  ослабел,  а  наоборот,  стал  еще
сильнее, он летал быстрее всех чаек в Стае и владел в совершенстве таки-
ми приемами, которые остальные еще только осваивали.
   - Чианг, этот мир... это вовсе не небеса?
   При свете луны было видно, что Старейший улыбнулся.
   - Джонатан, ты снова учишься, - сказал он.
   - Да. А что ждет нас вперед? Куда мы идем? Разве нет такого  места  -
небеса?
   - Нет, Джонатан, такого места нет. Небеса - это не место и не  время.
Небеса - это достижение совершенства. - Он помолчал. - Ты, кажется,  ле-
таешь очень быстро?
   - Я... я очень люблю скорость, - сказал Джонатан. Он  был  поражен  -
горд! - тем, что Старейший заметил его.
   - Ты приблизишься к небесам, Джонатан, когда приблизишься к совершен-
ной скорости. Это не значит, что ты должен пролететь тысячу миль в  час,
миллион, или научиться летать со скоростью света. Потому что любая цифра
- это предел, а совершенство не знает  предела.  Достигнуть  совершенной
скорости, сын мой - это значит оказаться там.
   Вдруг Чианг исчез и тут же появился у кромки воды, в пятидесяти футах
от Джонатана. Потом он снова исчез и через  тысячную  долю  секунды  уже
стоял рядом с ним.
   - Это просто шутка, - сказал он.
   Джонатан не мог прийти в себя от изумления. Он забыл о небесах.
   - Как тебе это удается? Что ты чувствуешь, когда  так  летишь?  Какое
расстояние ты можешь пролететь?
   - Пролететь можно любое расстояние в любое время, стоит только  захо-
теть, - сказал Старейший. - Я побывал всюду и везде, куда проникала  моя
мысль. Он смотрел на морскую гладь. - Странно: чайки, которые  отвергают
совершенство во имя путешествий, не улетают никуда; где им,  копушам!  А
те, кто отказывается от путешествий во имя совершенства, летают по  Все-
ленной, как метеоры. Запомни, Джонатан, небеса - это не какое-то опреде-
ленное место или время, потому что ни место, ни время не имеют значения.
Небеса - это...
   - Ты можешь научить меня так летать?
   Джонатан дрожал, предвкушая радость еще одной победы над неведомым.
   - Конечно, если ты хочешь научиться.
   - Хочу. Когда мы начнем?
   - Можно начать сейчас, если ты не возражаешь.
   - Я хочу научиться летать, как ты, - сказал Джонатан, и в его  глазах
зажегся странный огонек. - Скажи, что я должен делать?
   Чианг говорил медленно, зорко вглядываясь в своего молодого ученика.
   - Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать  куда  хо-
чешь, - начал он, нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел...
   Суть дела, по словам Чианга, заключалась в том, что  Джонатан  должен
отказаться от представления, будто  он  узник  своего  тела  с  размахом
крыльев в 42 дюйма и ограниченным  набором  заранее  запрограммированных
возможностей. Суть в том, чтобы понять: его истинное  "Я",  совершенное,
как ненаписанное число, живет одновременно в любой точке пространства  в
любой момент времени.
   Джонатан тренировался упорно, ожесточенно, день за  днем,  с  восхода
солнца до полуночи. И, несмотря на все усилия, ни на перышко не сдвинул-
ся с места.
   - Забудь о вере! - твердил Чианг. - Разве тебе нужна была вера, чтобы
научиться летать? Тебе нужно было понять, что  такое  полет.  Сейчас  ты
должен сделать то же самое. Попробуй еще раз...
   А потом однажды, когда Джонатан стоял на берегу с закрытыми глазами и
старался сосредоточится, он вдруг понял о чем говорил  Чианг.  "Конечно,
Чианг прав! Я сотворен совершенным, мои  возможности  безграничны,  я  -
Чайка!" Он почуствовал могучий прилив радости.
   - Хорошо! - сказал Чианг, и в его голосе прозвучало торжество.
   Джонатан открыл глаза. Они были одни - он и Старейший - на совершенно
незнакомом морском берегу: деревья подступали к самой воде, над  головой
висели два желтых близнеца - два солнца.
   - Наконец-то ты понял, - сказал Чианг, - но тебе нужно еще поработать
над управлением...
   Джонатан не мог прийти в себя от изумления:
   - Где мы?
   Необычный пейзаж не произвел на Старейшего никакого впечатления,  как
и вопрос Джонатана.
   - Очевидно, на какой-то планете с зеленым  небом  и  двойной  звездой
вместо солнца.
   Джонатан испустил радостный клич - первый звук с тех пор, как он  по-
кинул Землю.
   - ПОЛУЧАЕТСЯ!
   - Разумеется, Джон, разумеется, получается,  -  сказал  Чианг.  Когда
знаешь, что делаешь, всегда получается. А теперь об управлении....
   Они вернулись уже в темноте. Чайки не могли отвести взгляда от Джона-
тана, в их золотистых глазах застыл ужас: они видели, как его  вдруг  не
стало на том месте, где он провел столько времени в полной  неподвижнос-
ти. Но Джонатан не долго принимал их поздравления.
   - Я здесь новичок! Я только начинаю! Это мне надо учиться у вас!
   - Как странно, Джон, - сказал Салливан, стоявший рядом с  ним.  -  За
десять тысяч лет я не всретил ни одной чайки, которая училась бы с таким
же бесстрашием, как ты.
   Стая молчала. Джонатан в смущении переступал с лапы на лапу.
   - Если хочешь, мы можем начать работать над временем, - заговорил Чи-
анг, - и ты научишься летать в прошлое и будущее. Тогда ты будешь подго-
товлен к тому, чтобы приступить к самому трудному, самому дерзновенному,
самому интересному. Ты будешь подготовлен к тому, чтобы летать ввысь,  и
поймешь, что такое доброта и любовь..
   Джонатан быстро продвигался вперед даже с помощью обычных тренировок,
но сейчас, под руководством самого Старейшего, он воспринимал новое, как
обтекаемая, покрытая перьями вычислительная машина.
   А потом настал день, когда Чианг исчез. Он спокойно беседовал с  чай-
ками и убеждал их постоянно учиться, и тренироваться, и  стремиться  как
можно глубже понять всеобьемлющую невидимую основу вечной жизни. Он  го-
ворил, а перья его становились все ярче и ярче и наконец засияли так ос-
лепительно, что ни одна чайка не могла смотреть на него.
   - Джонатан, - сказал он, и это были его последние слова, - постарайся
постичь, что такое любовь.
   Когда к чайкам вернулось зрение, Чианга с ними уже не было.
   Дни шли за днями, и Джонатан заметил, что он все чаще думает о Земле,
которую покинул. Знай он там одну десятую, одну сотую  того,  что  узнал
здесь, насколько полнее была бы его жизнь. Он стоял на  песке  и  думал:
что, если там, на Земле, есть чайка, которая пытается вырваться из  оков
своего естества, пытается понять, что могут дать крылья,  кроме  возмож-
ности долететь до шхуны и схватить корку хлеба. Быть может, она даже ре-
шилась сказать это во всеуслышание, и Стая приговорила ее к Изгнанию.  И
чем больше Джонатан упражнялся в проявлении доброты, чем больше он  тру-
дился над познанием природы любви, тем сильнее хотелось ему вернуться на
Землю. Потому что, несмотря на свое одинокое прошлое, Джонатан был  при-
рожденным наставником, и его любовь проявлялась прежде всего в сремлении
поделиться добытой им правдой с каждой чайкой, которая ждала только бла-
гоприятного случая, чтобы тоже устремиться на поиски правды.
   Салливан, который за это время вполне овладел полетами  со  скоростью
мысли и уже помогал другим, не одобрял замыслов Джонатана.
   - Джон, тебя некогда приговорили к Изгнанию. Почему ты  думаешь,  что
те же чайки захотят слушать тебя сейчас? Ты знаешь поговорку  и  знаешь,
что она справедлива: чем выше летает чайка, тем дальше она видит. Чайки,
от которых ты улетел, стоят на земле, они кричат и дерутся друг  с  дру-
гом. Они живут за тысячи миль от небес, а ты говоришь, что хочешь  пока-
зать им небеса - оттуда, с Земли! Да ведь они, Джон, не могут разглядеть
концов своих собственных крыльев. Оставайся здесь. Помогай  здесь  новым
чайкам, помогай тем, кто взлетел достаточно высоко, чтобы увидеть то,  о
чем ты хочешь им рассказать. - Он немного помолчал и добавил: - Что, ес-
ли бы Чианг вернулся в свой старый мир? Где бы ты сам находился сегодня?
   Последний довод был самым убедительным: конечно, Салливан прав.
   ЧЕМ ВЫШЕ ЛЕТАЕТ ЧАЙКА, ТЕМ ДАЛЬШЕ ОНА ВИДИТ.
   Джонатан остался и занимался новыми птицами, которые прилетали на не-
беса; они все были очень способными и быстро усваивали то, что им обьяс-
няли. Но к нему вернулось прежнее беспокойство, он не мог избавиться  от
мысли, что на Земле, наверное, живут одна-две чайки, которые тоже  могли
бы учиться. Насколько больше знал бы он сейчас, появись  Чианг  рядом  с
ним в те дни, когда он был Изгнанником!
   - Салли, я должен вернуться, - сказал он в конце  концов.  -  У  тебя
прекрасные ученики. Они помогут тебе справиься с новичками.
   Салливан вздохнул, но не стал возражать.
   - Боюсь, Джонатан, что я буду скучать по тебе. - Вот и  все,  что  он
сказал.
   - Салли, как тебе не стыдно! - с упреком воскликнул Джонатан. - Разве
можно говорить такие глупости! Чем мы с тобой занимаемся изо дня в день?
Если наша дружба зависит от таких условностей, как пространство и время,
значит, мы сами разрушим наше братство в тот миг, когда  сумеем  преодо-
леть пространство и время! Но, преодолевая  пространство,  единственное,
что мы покидаем, - это Здесь. А преодолевая время,  мы  покидаем  только
Сейчас. Неужели ты думаешь, что мы не  сможем  повидаться  где-нибудь  в
промежутке между тем, что называется Здесь и Сейчас?
   Салливан невольно рассмеялся.
   - Ты совсем помешался, - сказал он ласково. - Если кто-нибудь в силах
показать хоть одной живой душе на  Земле,  как  охватить  глазом  тысячу
миль, это наверняка Джонатан Ливингстон. - Он смотрел  на  песок.  -  До
свидания, Джон, до свидания, друг.
   - До свидания, Салли. Мы еще встретимся.
   Произнося эти слова, Джонатан видел внутренним взором  огромные  стаи
чаек на берегах другого времени и с привычной легкостью ощутил: нет,  он
не перья да кости, он - совершенное воплощение идеи  свободы  и  полета,
его возможности безграничны..
   Флетчер Линд был еще очень молодой чайкой, но он уже знал, что не бы-
ло на свете птицы, которой пришлось бы терпеть такое жестокое  обращение
Стаи и такую несправедливость!
   "Мне все равно, что они говорят, - думал он,  направляясь  к  Дальним
Скалам; Он кипел от негодования, у него потемнело в глазах. -  Летать  -
это вовсе не значит махать крыльями, чтобы перемещаться с места на  мес-
то. Это умеет даже... даже комар. Какая-то одна бочка  вокруг  Старейшей
Чайки, просто так, в шутку, и я - Изгнанник! Что они, сл