лучить удовольствие и многому научиться.
   - Насколько серьезно ты веришь в эту теорию, дон?
   - А насколько серьезно бы тебе хотелось? Сегодня ты
посмотрел этот фильм отчасти потому, что я хотел его
посмотреть. Множество людей выбирает свои жизни потому, что
они любят делать все вместе. Актеры в сегодняшнем фильме
раньше играли в других картинах, раньше или позже, в
зависимости от того, какую из них ты видел первой, но ты мог
бы увидеть их всех одновременно на разных экранах. Мы
покупаем билеты на эти фильмы, мы платим за вход согласием
верить в реальность пространства и в реальность времени...
Ни та, ни другая в действительности не существуют, но тот,
кто не хочет платить эту цену, не сможет появиться ни на
этой планете, ни в любой другой пространственно-временной
системе.
   - А есть люди, которые вообще не живут в пространствевремени?
   - А есть люди, которые вообще не ходят в кино?
   - Понимаю, они получают знания другими путями.
   - Правильно, - сказал он, довольный мной. - пространство-ремя - это
довольно-таки примитивная школа. Но
множество людей остаются со своими иллюзиями даже тогда,
когда те наскучивают им, и они не хотят, чтобы свет зажегся
слишком рано.
   - Дон, а кто пишет сценарии к этим фильмам?
   - Не странно ли бывает иногда обнаружить, как много мы
знаем, если задавать вопросы себе, а не другим? Кто пишет
эти сценарии, Ричард?
   - Мы сами, - ответил я.
   - Кто занят в ролях?
   - Мы.
   - Кто служит оператором, киномехаником, директором
кинотеатра, билетером, кто следит за всем этим? Кто способен
выйти из зала на середине сеанса, в любое время на ходу
изменить сценарий, кто способен смотреть один и тот же фильм
снова и снова?
   - Дай подумать, - сказал я. - каждый, кто только
захочет?
   - Тебе достаточно свободы? - спросил он.
   - Так вот почему кино так популярно! Потому что мы
интуитивно проводим параллели между фильмами и нашими
собственными жизнями?
   - Может быть, поэтому... Может быть, и нет. Это не так
уж важно, правда? А что является проекционным аппаратом?
   - Разум, - ответил я. - нет, воображение. Что бы ты ни
говорил, это наше воображение.
   - А что такое фильм? - спросил он.
   - Сдаюсь.
   - Все, что мы разрешаем себе вообразить, я прав?
   - Пожалуй, Дон.
   - Ты можешь держать в руках пленку с фильмом, - сказал
он, - совершенно законченным; середина и конец, и все это в
твоих руках сразу, в одно мгновение, в миллионную долю
секунды. Фильм существует над временем, которое он
увековечивает, и если ты уже смотрел его, то ты всегда
можешь сказать, что в нем произойдет, еще до того, как ты
войдешь в кинотеатр. Будут сражения и волнения, победители и
побежденные, романы и разочарования, ты заранее знаешь, что
все это будет. Но для того, чтобы фильм захватил тебя, для
того, чтобы он унес тебя с собой, для того, чтобы ты вполне
им насладился, ты должен вставить ленту в аппарат и
пропустить ее сквозь линзы минуту за минутой... Для того,
чтобы пережить иллюзию, необходимы пространство и время.
Поэтому ты платишь деньги, берешь билет, занимаешь свое
место и забываешь о том, что творится за стенами зала. Твой
фильм для тебя начинается.
   - И на самом деле никому не бывает больно? Кровь из
томатного сока?
   - Нет, это настоящая кровь, - сказал он, - но для
пущего эффекта на нашу реальную жизнь это может быть и
томатный сок...
   - А реальность?
   - Реальность божественно нейтральная, Ричард. Матери
всегда безразлично какую роль ее ребенок играет в своих
играх, сегодня плохой мальчик, завтра хороший. С_у_т_ь даже
не подозревает о наших играх и иллюзиях. Она знает только
себя и нас в своем подобии, совершенных и законченных.
   - Я не уверен в том, что мне хочется быть совершенным и
законченным. Расскажи мне о скуке...
   - Посмотри на небо, - перебил он, и это была такая
неожиданная перемена темы, что я, не задумываясь, поднял
глаза вверх. Высоко над нами висело разорванное кольцо
облаков. Первые лучи луны серебрили его края.
   - Красивое небо, - заметил я.
   - Это совершенное небо?
   - Дон, небо всегда совершенно, даже...
   - Ты хочешь сказать, что небо всегда совершенно, даже
если оно постоянно изменяется?
   - Да, конечно!
   - И море тоже совершенно всегда, хотя оно тоже
изменяется секунду за секундой, - сказал он. - если
совершенство заключается в постоянстве, тогда рай должен
быть чем-то вроде болота, а навряд ли с_у_т_ь можно сравнить
с творцом болот.
   - Совершенное, постоянно изменяющееся. Да, это я
покупаю.
   - Ты купил это уже давно, если придерживаться временных
терминов.
   Я повернулся к нему.
   - Дон, а тебе не надоело оставаться в одном этом
измерении?
   - О! А разве я остаюсь всего в одном измерении? - удивился
он. - а ты?
   - Почему все, что я говорю, оказывается неправильным?
   - А разве все, что ты говоришь, оказывается
неправильным?
   - Мне кажется, что я занялся не своим делом.
   - Уж не хочешь ли ты переключиться на недвижимое
имущество? - усмехнулся он.
   - Да, на недвижимое имущество, или страхование.
   - Недвижимому имуществу принадлежит будущее, если оно
тебе так уж важно.
   - О'кэй, прошу прощения, - сказал я, - мне не нужно ни
прошлого, ни будущего. В ближайшее время я намереваюсь стать
старым мудрым учителем в мире иллюзий; я думаю, что стану им
примерно на следующей неделе.
   - Ричард, я думаю, что это случится гораздо раньше.
   Я внимательно посмотрел на него, но он не улыбался.
   Дни были похожи один на другой. Как обычно, мы
продолжали летать, но я перестал измерять лето названиями
городов или заработанными деньгами. Я начал измерять его
своими новыми знаниями, нашими послеполетными разговорами и
чудесами, случавшимися время от времени до тех пор, пока я
не понял, что это вовсе не чудеса.
   "Представьте себе
   Вселенную, прекрасную и
   Справедливую и
   Совершенную,

   - однажды прочитал я в книге,

   И после этого будьте уверены
   В одном:
   Суть представила ее себе
   Чуточку лучше,
   Чем
   Вы."

   10.

   День выдался спокойным... Лишь время от времени
под'езжали случайные пассажиры. В свободное время я
практиковался в испарении облаков.
   Я работал летным инструктором, и я знаю, что труднее
всего научить учеников самым простым вещам. Я знал это
прекрасно, но сейчас учеником был я. Я сидел и яростно
вперял взор в мишени из курчавых облаков. В этот момент я
нуждался в теории больше, чем в практике. Шимода лежал под
крылом флита и притворялся спящим. Я мягко похлопал его по
руке, и он открыл глаза.
   - У меня не получается, - сказал я.
   - Ты можешь, - ответил он и опять закрыл глаза.
   - Дон, я старался! Как только мне начинает казаться,
что у меня получается, облако вдруг надувается и становится
чуть ли не больше, чем до этого.
   Он вздохнул и сел.
   - Выбери для меня облако. Попроще, пожалуйста.
   Я выбрал в небе самое большое и противное облако длиной
футов тысячи в три, изрыгающее адский белый дым.
   - Вон там, над силосной башней, - сказал я, - то,
которое начинает чернеть.
   Он мягко взглянул на меня.
   - Почему ты меня ненавидишь?
   - Дон, я прошу тебя об этом потому, что ты мне
нравишься, - улыбнулся я. - Тебе и самому необходимо с
кем-нибудь помериться силами. Если хочешь, я могу найти для
тебя что-нибудь поменьше.
   Он опять вздохнул.
   - Я попытаюсь. Так которое ты говоришь?
   Я посмотрел на небо, и этого монстра с миллионами тонн
дождя не было. На его месте зияла неуклюжая голубая дыра.
   - Шмяк, - тихо сказал я.
   - Хорошая работа, - оценил он. - нет, правда, как бы
мне ни хотелось принять твои поздравления, я со всей
честностью должен признаться: это просто.
   Он показал мне на небольшое облако прямо над нами.
   - Вот это. Теперь твоя очередь. Готов? Вперед!
   Я посмотрел наверх. Облако смотрело на меня. Я подумал
о том, что его нет, я представил себе на его месте пустоту,
я направил на него видения тепловых лучей, и медленно, очень
медленно, за минуту, пять, семь, облако исчезло.
   - Не слишком-то быстро, - сказал он.
   - Но это же в первый раз! Я же только учусь! Я делаю
невероятные вещи, совершенно невозможные, а ты, вместо того,
чтобы похвалить меня, упрекаешь в медлительности. Это было
сделано хорошо, и ты это знаешь.
   - Поразительно! Ты так старался, а оно все-таки
исчезло.
   - Старался! Да я бомбардировал это облако всем, чем
только мог! Огненные шары, лазерные лучи, пылесос величиной
с дом...
   - Ненужные аксессуары, Ричард. Если ты хочешь убрать из
своей жизни облако, не превращай это занятие в крупное
предприятие, просто расслабься и не думай о нем. Убери его
из своих мыслей. Вот и все.
   "Облако не знает,
   Почему оно двигается
   В данном направлении
   И с данной скоростью,

   - сказала мне книга,

   - Оно чувствует импульс...
   Мне нужно плыть сюда. Но небо
   Знает маршруты и смысл
   Всех облаков,
   И вы тоже узнаете их, как только
   Подниметесь достаточно высоко
   Для того, чтобы заглянуть за горизонт."

   11.

   "Вам
   Никогда не дается желание
   Без того, чтобы вам далась сила,
   Чтобы выполнить его.
   Тем не менее
   Чтобы его выполнить, иногда
   Приходится поработать."

   Мы приземлились на огромном пастбище рядом с
трехаккровым прудом, вдали от городов, где-то между
Иллинойсом и Индианой. Никаких пассажиров. Я подумал о том,
что сегодня у нас будет выходной.
   - Послушай, - сказал он. - нет, не надо слушать, просто
сиди и смотри. То, что ты сейчас увидишь, вовсе не чудо.
Вспомни о своих учебниках по ядерной физике: человек идет по
воде.
   Сказав это, он повернулся и прошел несколько ярдов по
поверхности пруда, будто не замечая воды под ногами. Пруд
был похож на летний мираж пруда над асфальтовым озером. Он
твердо стоял на поверхности, ни единая волна, ни единый
всплеск не касались его ботинок.
   - Вот, - сказал он, - иди, попробуй сам.
   Я видел собственными глазами, и, очевидно, это было
возможно, ведь он стоял прямо передо мной, и я подошел к
нему. У меня было такое ощущение, что я шел по голубому
линолеуму. Я засмеялся.
   - Дональд, что ты со мной делаешь?
   - Всего-навсего показываю тебе то, чему раньше или
позже непременно научится каждый, - сказал он, - а ты уже
готов к этому.
   - Но я....
   - Смотри. Вода может быть твердой, - он постучал по
поверхности пруда ногой, как о камень, - или жидкой, - он
опять постучал, и вода обрызгала нас обоих. - понял?
Попробуй.
   Как быстро мы привыкаем к чудесам! Меньше, чем через
минуту я уже думал о том, что ходить по воде не только
возможно, но и естественно. А что в этом такого?
   - Но если вода сейчас твердая, то как же ее тогда пить?
   - Точно так же, как и ходить по ней, Ричард. Она ни
твердая, ни жидкая. Мы сами решаем, какой ей для нас быть.
Если хочешь, чтобы она была жидкой, поступай с ней так,
будто она жидкость. Если хочешь, чтобы она была воздухом,
поступай с ней так, будто она воздух. Попробуй.
   Может быть, все дело в присутствии просвещенной души, - подумал
я, - может быть, подобные вещи происходят лишь в
определенном радиусе, ну, скажем, футах в пятидесяти от
нее...
   Я встал на колени на поверхности пруда и погрузил в
него руку. Жидкая. Затем я лег на живот и, убедив себя в
том, что вода - это воздух, опустил в нее лицо. Я дышал
будто теплым жидким кислородом, не чувствуя никакого удушья.
Наконец я опять сел и вопросительно посмотрел на Шимоду,
предполагая, что он знает, о чем я думаю.
   - Говори, - сказал он.
   - Почему я должен говорить?
   - Потому что то, что ты хочешь сказать, наиболее точно
может быть выражено словами. Говори.
   - Если мы можем ходить по воде и дышать ею, и пить ее,
то почему мы не поступаем так с землей?
   - Да. Хорошо. Сейчас ты увидишь.
   Он пошел к берегу так легко, будто он шел по
раскрашенному макету озера. Но как только он коснулся ногой
песка и травы, он начал тонуть, пока через несколько шагов
не погрузился в землю по плечи. Создавалось впечатление, что
пруд превратился в остров, а земля вокруг него стала морем.
Он немного поплавал по лугу, резвясь и плескаясь каплями
жирной глины, потом лег на поверхность, встал и пошел.
Неожиданно я увидел чудо: ч е л о в е к и д е т п о
з е м л е!
   Я стоял на воде и аплодировал его представлению. Он
поклонился и поаплодировал мне.
   Я подошел к берегу, представил себе землю жидкой и
тронул ее носком ботинка. По траве кругами побежали волны.
Земля будет такой глубокой, как мне этого захочется. Два
фута, - подумал я, - пусть она будет глубиной два фута, я
пройду по ней вброд.
   Я уверенно шагнул на берег и провалился под землю с
головой. Внизу было темно и страшно, я задержал дыхание и
изо всех сил рванулся к поверхности, пытаясь ухватиться за
твердую воду, за край пруда, чтобы выплыть.
   Он сидел в траве и хохотал.
   - Ты замечательный ученик, Ричард, тебе это известно?
   - Какой из меня ученик! Вытащи меня!
   - Вытащи себя сам.
   Я перестал барахтаться. Я вижу землю твердой и могу из
нее выбраться. Я вижу землю твердой... И вот я выбрался,
весь перепачканный черной грязью.
   - Парень, ты, кажется, запачкался.
   Его голубая рубашка и джинсы были абсолютно чистыми.
   - А-а-а! - я стряхнул землю с волос и выковырял ее из
ушей. В конце концов я положил бумажник на траву и вошел в
жидкую воду, где почистился традиционным "мокрым" способом.
   - Я знаю, для того, чтобы почиститься, есть метод и
получше.
   - Да, к тому же более быстрый.
   - Конечно. Ладно, сиди себе, посмеивайся, я попробую
сам.
   - О'кэй.
   Наконец я вернулся к флиту, переоделся и развесил
мокрую одежду на расчалках.
   - Ричард, не забудь то, что ты сегодня сделал. Очень
просто забыть наши знания, думать, что это был сон или
случайное чудо. Не бывает ни хороших снов, ни прекрасных
чудес.
   - Ты же сам говорил, что мир - это сон, а он иногда
бывает прекрасным. Закат. Облака. Небо.
   - Нет. Сном бывает только образ, а не мир. Красота
реальна. Ты чувствуешь разницу?
   Я кивнул, почти понимая его. Позже я заглянул в книгу.
   "Мир
   - Это ваша ученическая тетрадка,
   Страницы которой вы заполняете.
   Он не является реальностью,
   Хотя, если вы пожелаете, вы
   Сможете отобразить
   В тетради и реальность.
   Вы также
   Способны написать в ней бессмыслицу
   Или ложь, или порвать
   Страницы."

   12.

   "Истинным
   Грехом является
   Ограничение сути.
   Не делайте этого."
   Был теплый день, мы отдыхали между полетами. С утра
прошел ливень, и тротуары города были мокры от луж.
   - Дон, ты умеешь проходить сквозь стены?
   - Нет.
   - Когда ты отвечаешь "нет", я знаю, что это значит
"да", но тебе не понравилось, как я задал этот вопрос.
   - Мы определенно наблюдательны, правда?
   - А в чем ошибка, в "проходишь" или в "стенах"?
   - И в том, и в другом. Твой вопрос предполагает, что я
существую в ограниченной пространственно-временной структуре
и перехожу в другую. Сегодня у меня нет настроения принимать
подобные твои предположения касательно меня.
   Я нахмурился. Он знал, о чем я спрашивал. Почему он не
захотел прямо ответить, как у него выходят такие вещи?
   - Так я немножко помогаю тебе думать точнее, - мягко
сказал он.
   - О'кэй. Ты можешь сделать так, чтобы другим
показалось, что ты проходишь сквозь стену? Этот вопрос
лучше?
   - Да, лучше. Но если уж ты хочешь быть точным до
конца...
   - Погоди. Я знаю, как спросить. Вот мой вопрос: как
тебе удается передвигать иллюзию ограниченного ощущения
тождественности, выраженную в этой вере в пространственновременную
непрерывность под названием "тело", сквозь иллюзию
материальной преграды под названием "стена"?
   - Отлично! Если правильно задать вопрос, он отвечает
сам за себя, верно?
   - Нет, вопрос не дал сам ответ. Как ты проходишь сквозь
стены?
   - Р_и_ч_а_р_д! Ты сделал почти все правильно, и вдруг
сам разрушил все на мелкие кусочки. Я не умею проходить
сквозь стены... Когда ты так говоришь, ты принимаешь вещи,
которых я не принимаю, а если приму, то вот тебе ответ: нет,
не умею.
   - Но, Дон, выразить все точно очень сложно. Ты же
знаешь, что я имею ввиду.
   - Так что же, если тебе трудно что-то сделать, то ты и
пытаться не будешь? Сначала тебе и ходить было трудно, но ты
упражнялся; и теперь ходить тебе легко.
   Я вздохнул:
   - Да, о'кэй. Забудь об этом вопросе.
   - Я забуду о нем. А вот мой вопрос: а ты можешь? - он
смотрел на меня самым беззаботным взглядом в мире.
   - Итак, Дон, ты утверждаешь, что тело - это иллюзия и
стена - это иллюзия, но тождественность реальна и не может
быть ограничена иллюзиями.
   - Я этого не утверждаю. Ты сам утверждаешь это.
   - Но это же верно.
   - Естественно, - сказал он.
   - Так как же ты это делаешь?
   - Ричард, ничего не нужно делать. Ты вдруг увидишь, что
это сделано, вот и все.
   - Тебя послушать, так это легче легкого.
   - Это так же просто, как ходить. Сейчас тебя удивляет,
что тебе когда-то было трудно ходить.
   - Дон, для меня проходить сквозь стены не только
трудно, это невозможно.
   - Ты думаешь, что если тысячу раз повторить слово
"невозможно", то все трудное для тебя станет легким?
   - Извини, это возможно. И когда время придет, я это
сделаю.
   - Нет, вы только посмотрите на него! По воде он ходит,
а стены, видите ли, его смущают!
   - Так то было просто, а это...
   - Отстаивай свою ограниченность и будь уверен, что она
останется при тебе, - сказал он нараспев. - разве неделю
назад ты не плавал в земле?
   - Плавал.
   - А чем с т е н а отличается от вертикальной земли?
Какая разница, в каком направлении простирается иллюзия?
Горизонтальную иллюзию можно преодолеть, а вертикальную
никак?
   - Ты начинаешь меня утомлять, Дон.
   Он посмотрел на меня и улыбнулся.
   - Значит, настало время оставить тебя одного.
   Последнее строение на окраине города было амбаром. Это
был громадный сарай из оранжевого кирпича. Похоже, что
Дональд намеревался срезать угол и пройти по какому-то
тайному короткому пути, который явно лежал сквозь амбар. Он
резко повернул направо и исчез в стене. Сейчас мне кажется,
что если бы я пошел за ним, у меня тоже бы так получилось.
Но я стоял на тротуаре и смотрел на то место, где он исчез.
Когда я протянул руку, мои пальцы коснулись твердого
кирпича.
   - Когда-нибудь, Дональд, - сказал я, - в один
прекрасный день...
   К самолетам я пошел один, окружным путем.
   - Дональд, - сказал я, наконец добравшись до самолетов, - я
пришел к выводу, что ты просто-напросто не существуешь в
этом мире.
   Он с изумлением посмотрел на меня, стоя на верхнем
крыле трэвел эйра и заливая в бак бензин.
   - Конечно, нет, а ты можешь назвать кого-нибудь, кто
существует?
   - Что значит, могу ли я? Конечно, могу. Я! Я существую
в этом мире.
   - Отлично, - сказал он, как будто сам докопался до
скрытой истины. - напомни мне, чтобы я угостил тебя сегодня
ужином. Меня приятно удивляет то, что ты не перестаешь
учиться.
   Это меня озадачило. В его голосе не было ни иронии, ни
сарказма; он имел в виду только то, что сказал.
   - Что ты этим хочешь сказать? Конечно, я живу в этом
мире. Я и еще около четырех миллиардов людей. Это ты...
   - О боже, Ричард! Ты это серьезно? Ужин откладывается.
Не будет тебе ни гамбургеров, ни солода. Ты этого не
заслужил. А я уж думал, что ты постиг эту основную истину, - он
смотрел на меня с сердитой жалостью. - Ты в этом так
уверен? Ты живешь в одном мире, ну, скажем, с биржевым
маклером? Твоя жизнь, я полагаю, меняется и приходит в
смятение с изменением политики общего рынка, если мандатный
обзор дел говорит о потере 50 процентов капиталовложений
акционеров? Ты живешь в одном мире с гастролирующим
шахматистом? Первая игра в конце недели в Нью-Йорке. Если в
Манхэттене тебя ждут Петросян, Фишер, Браун и приз в
полмиллиона долларов то что ты делаешь в этом поле на
окраине Мэйтлэнда, штат Огайо? Что ты здесь делае