ающим на  нашей планете  в  наше
время.
     Возможно,  толчок  этому  Приключению  дали   газетные  заголовки,  или
журнальные  статьи,   или  выпуски  новостей  по   радио.  Со   всеми  этими
бесконечными разговорами об отчуждении молодежи и разрыве между поколениями,
разросшемся  до  непреодолимо  глубокой  пропасти, о том,  что  единственная
надежда, оставшаяся у ребят по отношению  к этой  стране, - это снести ее до
основания  и не отстраивать  ее вообще: может, с этого  все и  началось.  Но
задумываясь над  всем этим, я обнаружил, что не знаю никого  из таких ребят,
не  знаю  никого, кто не был бы склонен поговорить  с теми из  нас, кто  еще
вчера сам был таким же пацаном. Я знал, что у меня в общем-то найдутся слова
для  того,  кто  говорит:  "Мир",  вместо  "Привет",  но я  не  вполне  себе
представлял, какие именно.
     Что  было бы,  - думал я, -  если  бы человек на  самолете с обтянутыми
тканью  крыльями приземлился  где-нибудь  на  дороге  и  предложил  подвезти
голосующего парня с рюкзаком? Или еще лучше, что произошло  бы, если бы пара
пилотов  нашла местечко  в своих самолетах  для пары городских ребят, и  они
махнули бы в полет миль на сто или на тысячу; в полет на одну-две недели над
горами, фермами и равнинами Америки? Ребят, которые никогда прежде не видели
свою страну дальше школьной ограды или путепровода скоростной магистрали?
     Кто  изменился бы при этом, - дети или  летчики? Или и те, и  другие, и
какие это могли бы быть перемены? Где бы их жизни соприкоснулись, а  где они
оказались бы так далеко друг от друга, что и не дозваться?
     Единственный способ  выяснить,  что  произойдет с  твоей  идеей,  - это
испытать  ее  на  практике.  Вот  так  и  появилось  на  свет  Увлекательное
Приключение-Перелет Через Страну.
     Первый день августа 1971 года,  день туманный  и сумрачный, собственно,
уже близился к вечеру, когда я приземлился в аэропорту Сассекс, Нью- Джерси,
чтобы встретить остальных.
     Луису Левнеру, владельцу Тейлоркрафта 1946 года выпуска, сразу пришлась
по  душе  идея полета.  В  качестве  цели  мы  выбрали  слет  Ассоциации  по
экспериментальным  самолетам  в   Ошкоше,   штат  Висконсин,  -  достаточное
основание для полета, даже если все остальные откажутся в последний момент.
     Гленн и Мишель Норманы, канадцы из Торонто, услышали об этом  перелете,
и хотя они не были совсем уж  хипповыми ребятами, но  с Соединенными Штатами
они не были знакомы и горели желанием увидеть страну с борта своего Ласкомба
1940 года выпуска. А когда я приземлился, на летном поле меня поджидали двое
молодых людей,  выставивших  себя напоказ  всему  свету  как  хиппи. Длинные
волосы  до плеч,  головные повязки из  каких-то тряпок,  одеты в  вылинявшие
спецовки, у ног рюкзаки и спальные мешки.
     Кристофер   Каск,  задумчивый,   миролюбивый,  почти  всегда  молчавший
новичок, по окончании  средней школы получил  стипендию Риджентс, - отличие,
которое достается двум процентам лучших учеников. Однако он не был убежден в
том, что колледж  -  это лучший  друг  Америки,  а  получение  диплома  ради
получения приличной работы не считал настоящим образованием.
     Джозеф Джиовенко, повыше  ростом, более  открытый в общении  с другими,
все  подмечал внимательным  глазом фотографа. Он  знал,  что  у  видео  есть
будущее как у формы искусства, и к изучению именно этой формы он намеревался
приступить осенью.
     Никто из нас не знал в точности,  как  все получится,  но перелет - это
звучало интересно. Мы  встретились  в  Сассексе и озабоченно поглядывали  на
небо, на туман и облачность, ограничиваясь редкими словами, так как пока %i%
не знали толком, как общаться  друг с другом. Наконец мы кивнули,  погрузили
на борт наши спальники,  запустили двигатели  и  резво покатили по  взлетной
полосе  и дальше  - в небо. Сквозь шум моторов  невозможно было понять,  что
думали эти ребята, оказавшись в воздухе.
     Сам я  думал о том,  что во время первого полета мы далеко залетать  не
будем. Облака клубились  темно-серым  варевом  над западными  вершинами гор,
клочья тумана висели на ветвях деревьев. Поскольку путь на запад был для нас
закрыт, мы пролетели  десять миль на юг, затем еще  пятнадцать,  и  наконец,
оказавшись в  клубящемся  и все густеющем  вокруг  нас супе, приземлились на
небольшой полоске травы поблизости от Андовера, штат Нью- Джерси.
     В тишине этого места еще тише и незаметнее начался дождь.
     - Многообещающим стартом это не назовешь, - сказал кто-то.
     Но ребята не были обескуражены.
     - Надо же  -  свободная земля в Нью-Джерси! - сказал Джо. - А  я думал,
она сплошь заселена!
     Раскатывая  одеяло на  траве  и мурлыкая себе под нос мотивчик на слова
Москиты, держитесь подальше от наших дверей, я радовался, что отвратительная
погода не справилась с нашим хорошим настроением, и надеялся, что завтрашний
безоблачный рассвет застанет нас в пути над нашими горизонтами.
     Дождь лил всю ночь. Он барабанил галечной дробью по перкалевым крыльям,
шелестя в траве -  сначала сухо,  потом  с плеском, по мере того,  как трава
становилась болотистой жижей.  К  полуночи мы окончательно отчаялись увидеть
хотя  бы  одну  звезду  или же  как-то  уснуть  в этом болоте; в час ночи мы
по-прежнему скорчившись сидели в самолетах, тщетно пытаясь вздремнуть. В три
часа ночи, после многочасового молчания, Джо сказал:
     - В жизни под этаким ливнем не мок.
     Из-за  тумана  рассвело  поздно: четыре  дня кряду нас донимали туманы,
облачность и дожди. Через четыре дня взлетов при  малейшем  прояснении неба,
через  четыре дня  змееподобного  просачивания в промежутки между  грозовыми
фронтами и скачков от одного маленького аэропорта к другому, мы приблизились
к Ошкошу, находившемуся от нас на  расстоянии тысячи миль, в общей сложности
всего  на  шестьдесят  две  мили. Мы  спали  в ангаре  в  Страдсбурге,  штат
Пенсильвания;  в здании аэропорта в Поконо-Маунтин; в клубе летной  школы  в
Лихайтоне.
     Мы  решили вести  дневник перелета.  За  этим занятием, да еще из наших
разговоров под дождями и в туманах, мы начали понемногу узнавать друг друга.
     Джо, к  примеру, был  изначально убежден, что  у каждого  самолета есть
своя личность, свой характер, как у людей, и он, не  смущаясь, заявлял,  что
тот бело-голубой, стоящий там, в углу ангара, действует ему на нервы.
     - Я не  знаю,  почему. Все дело в  том,  как он стоит  там и смотрит не
меня. Мне это не нравится.
     Летчики тут же ухватились за это, и пошли рассказы о  самолетах, живших
каждый на  свой  лад, и делавших то,  что сделать  было  невозможно,  - одни
взлетали,  если приходилось,  с  немыслимо короткого  разбега,  чтобы спасти
чью-то  жизнь,   другие  невероятно  долго  планировали  с   остановившимися
двигателями  над  гористой  местностью.  Потом  пошел  разговор  о том,  как
действуют  крылья,  о  ручках  управления,  о  двигателях  и винтах, потом о
переполненных школах и наркотиках  в студенческих городках, затем о том, как
рано или  поздно  в жизни  человека сбывается то,  что  он  крепко  задумал.
Снаружи черный дождь; внутри - эхо и нестройный шум голосов.
     В дневник же мы записывали то, что не решались произносить вслух.
     "Это  действительно  что-то! " - записал Крис Каск  на четвертый  день.
"Каждый  день  -   это  целая  цепь  неожиданностей,  происходят  совершенно
невероятные  вещи.  Один  тип  одалживает  нам  свой "мустанг",  другой  тип
одалживает нам  свой  "кадиллак",  все разрешают нам спать  в  аэропортах  и
буквально из кожи вон лезут, чтобы нам угодить. И неважно, где мы находимся,
и доберемся ли мы когда-нибудь до Ошкоша. Везде все о'кей"!
     Доброта людей - это было нечто, во что ребята никак не могли поверить.
     - Я обычно заходил с Крисом в магазин или шел следом за ним по улице, -
сказал Джо,  - и наблюдал за людьми, смотревшими  на него.  Его  волосы были
такими  же  длинными, как  сейчас,  даже длиннее. Они проходили  мимо  него,
смотрели, иногда  даже  останавливались,  кривились  или  отпускали какое-то
замечание. Его осуждали. В их глазах видно было  отвращение, а ведь они даже
не знали, кто он такой!
     После  этого я  принялся  наблюдать за людьми,  наблюдавшими за  нашими
хиппи.  При  первом  их появлении  всегда наступал  шок,  то же  оцепенение,
которое  почувствовал и  я, когда увидел их впервые.  Но  как только у кого-
нибудь  из них  появлялся  шанс  заговорить,  шанс  показать, что они тихие,
спокойные  люди,  которые не собираются  швыряться  бомбами и  взрывать  все
подряд, как огонек враждебности исчезал за полминуты.
     Однажды нас захватила плохая погода над  горами  западной Пенсильвании.
Мы  удрали от  нее,  затем сделали  круг и посадили наши самолеты на длинном
поле скошенной травы близ городка Нью-Махонинг.
     Едва  мы  выбрались на землю, как на пикапе, неторопливо поскрипывающем
по мокрой стерне, к нам подкатил фермер.
     -  Неполадки  какие-нибудь,  а?  -  Сначала  он  произнес это, а  потом
нахмурился, увидев ребят.
     - Нет, сэр, - сказал я. - Так, мелочи. Тучи опустились слишком низко, и
мы решили, что лучше приземлиться,  чем залетать выше в горы. Надеюсь, вы не
возражаете:
     Он кивнул.
     - Нормально. У вас все в порядке?
     - Спасибо вашему полю. У нас все хорошо.
     Через несколько минут  еще  три грузовика и легковая  машина  сползли с
грунтовой дороги на поле; повсюду шел оживленный, полный интереса разговор.
     - : вижу,  они  низко  так летят  там, над участком Нильссона,  и тут я
подумал, что с ним что-то случилось. Потом подлетели еще два и приземлились,
и стало тихо, и я уж не знаю, что и подумать!
     У всех фермеров короткая стрижка, все гладко выбриты, они  настороженно
поглядывали на длинные  волосы и головные повязки  и не вполне понимали, кто
им тут свалился на голову.
     И тут они услышали, как Джо Джиовенко говорит Нильссону.
     - Это что, ферма? Настоящая ферма? Я никогда не видел настоящей: Я  сам
из города: а это что растет из земли, кукуруза?
     Нахмуренные  лица  оттаяли  в  улыбках, словно одна за  одной  медленно
загорались свечи.
     - Само  собой,  это кукуруза, сынок, и вот так она растет, прямо здесь.
Иногда приходится поволноваться. Хотя бы тот же дождь. Слишком много дождей,
а потом  сразу сильный  ветер - и весь  урожай полег, а у тебя неприятности,
это уж точно:
     Как-то тепло было наблюдать эту сцену.
     Их мысли легко читались по их глазам. Хиппи, которых нужно опасаться, -
это  те мрачные  типы,  которым плевать  на дождь,  на солнце, на  землю, на
кукурузу: которые сами ничего не делают, а страну губят. Но эти ребята - они
вовсе не такие, это сразу видно.
     Когда  горы  очистились от туч, мы предложили прокатить кого-нибудь  на
самолетах, но ни у кого как-то не хватило  духу подняться в воздух. Тогда мы
завели  моторы, рванули с сенокоса в небо,  покачали на прощанье крыльями  и
полетели дальше.
     "Потрясающе!  "  -  записал  в   дневнике  Крис  в  тот  вечер.  -  "Мы
приземлились на поле и разговаривали с фермерами, и те говорили с ирландским
и шведским акцентом. Я и  не знал,  что такие есть в Пенсильвании. Все такие
славные.  Дружелюбные.  Это  по-настоящему  открыло  мне  глаза. Многие  мои
естественные  средства  защиты  сломлены.  Просто  не  надо  беспокоиться  и
довериться  ходу  событий.   Все  мои  маленькие   планы  на  будущее   были
по-настоящему поколеблены. У  меня  уже больше ни в чем  нет c"%`%--. ab(, и
это хорошо, потому что это учит двигаться вместе с общим потоком".
     Начиная с  этого дня мы плыли на запад в  чистой голубизне воздуха, над
чистой зеленью земли и фермами, похожими на ростки солнечного света.
     После  всех наших объяснений на земле  Крис  и  Джо были  готовы  взять
управление на себя. И  первые  же их часы  полета со  сдвоенным  управлением
проходили в полете строем.
     - Маленькие поправки, Джо, МАЛЕНЬКИЕ ПОПРАВКИ! Ты хочешь держать другой
самолет как раз где-то: здесь. Добро?  Ну  вот, получилось,  ты уже  летишь.
Теперь полегоньку. Чуть добавь газу, чуть сбрось. ПОЛЕГЧЕ!
     Прошло  не  так   уж  много  времени,  и  они  действительно  научились
удерживать самолеты в строю. Для них это был тяжелый труд, и давалось это им
намного  труднее,  чем  надо бы,  но они сразу после взлета хищно дожидались
момента, чтобы схватиться за ручки управления и еще немного потренироваться.
     Потом  они  начали  взлетать  сами:  сначала  по-беличьи,  панически  и
суетливо,  перепрыгивая  в последний момент  через сигнальные  огни взлетной
полосы и снежные указатели, стоящие вдоль нее. Когда они  немного освоились,
мы  начали учиться сваливаться из строя через крыло в один- другой штопор, и
наконец они  начали сами приземляться, учась и впитывая  в  себя науку,  как
сухие губки, погруженные в море.
     Ну а  мы каждый день узнавали что-нибудь  новое об их жизни и языке. Мы
учились  говорить  на  жаргоне  хиппи,  а  моя  записная  книжка  постепенно
превращалась в словарь этого языка. Джо требовал, чтобы я  выговаривал слова
как  можно небрежнее, -  мы раз за разом учились говорить: "Эй,  мэн, что за
дела? ",  но это было потруднее, чем, полет  в строю: Я так и не  смог этому
как следует научиться.
     - "Знаешь, - говорил Джо,  - что означает Гм или Ух. Верняк означает "я
категорически  согласен", -  это  говорится  только  в  ответ  на  очевидное
утверждение или для наколки.
     - А что это такое, - спрашивал я, - когда "устраиваешь тусовку"?
     - Не знаю. Я никогда ее не устраивал.
     -  Хотя в моем словарике было довольно много  слов из языка  наркоманов
(марихуана - это еще и Мэри Джейн, травка, коробочка, зараза, дым и конопля;
"пятак" - это пятидолларовый пакетик  травки,  "забалдеть"  -  это ощущение,
испытываемое при ее курении), ни один из ребят не брал  с собой наркотиков в
это Приключение-Перелет. Меня это озадачило, так  как я полагал,  что каждый
уважающий себя хиппи должен выкуривать пачку  сигарет с марихуаной в день, и
я спросил об этом их самих.
     - Куришь, в основном, от скуки, - сказал Крис, и мне стало ясно, почему
я  ни разу не  видел их с  наркотиками. Сражения  с грозами,  приземления на
сенокосах, обучение полетам в строю, да еще  взлеты и посадки, - о скуке тут
не могло быть и речи.
     В разгар  моих уроков их  языка я заметил,  что ребята начали усваивать
летный жаргон, обходясь без всяких словарей.
     - Эй, парень, - спросил я как-то у Джо, - вот это словечко "заторчать",
знаешь, - я не  совсем врубился, что оно значит. Как бы ты его использовал в
предложении?
     - Можно сказать: "Мужик, я  заторчал". Когда  хорошенько  обкуришься, у
тебя такое чувство, словно шея  всаживается тебе в затылок. -  Он на  минуту
задумался,  потом  просиял. -  Это точь-в-точь такое же ощущение,  как когда
выходишь из штопора.
     И тут я сразу все понял о торчании.
     Словечки  вроде  "волочить   хвост",   "тряпичное   крыло",  "взлет   с
конвейера", "петля", "срыв на горке" так и мелькали в их речи. Они научились
вручную проворачивать винт, чтобы  запустить  двигатель, они повторяли  наши
движения на  сдвоенном управлении при  каждом боковом заносе, скольжении  на
крыло, при каждой  посадке на короткой полосе и при каждом  взлете с грунта.
Они  схватывали  все  до  мелочей.  Однажды  утром Джо, целиком  поглощенный
усилиями  удерживать  самолет  в строю, крикнул мне, сидящему a" $(: "Будьте
добры,  помогите  мне   оттриммировать  самолет".   Он   не  слышал,  как  я
расхохотался. Неделей  раньше "триммирование"  -  это  было нечто такое, что
делалось с рождественской елкой.
     Потом как-то вечером, сидя у костра, Крис спросил:
     - А сколько стоит самолет? Или сколько надо денег, чтобы летать на нем,
скажем, год?
     - Тысячу  двести, полторы  тысячи  долларов, - сказал ему  Лу. - Летать
можно и за два доллара в час:
     Джо  был  поражен.  -  Тысяча  двести  долларов!  - Последовало  долгое
молчание. - Это же всего по шесть сотен на двоих, Крис.
     Слет  в  Ошкоше  был карнавалом,  который не произвел на  них  никакого
впечатления. Они были захвачены  не столько самолетами, сколько идеей самого
полета,  идеей  разъезжать на каком-нибудь  воздушном мотоцикле,  не обращая
внимания на  дороги и светофоры, и пуститься открывать для себя Америку. Это
все больше и больше начинало занимать их мысли.
     Райо, штат Висконсин,  был нашей первой остановкой по дороге домой. Там
мы прокатили над городом три десятка пассажиров.  Ребята помогали пассажирам
усаживаться в самолеты, рассказывали о полетах  тем, кто пришел поглазеть, и
обнаружили, что человек,  имеющий  свой самолет,  может  таким образом  даже
покрывать свои расходы. В тот день  мы заработали пятьдесят четыре доллара в
виде взносов и  пожертвований, что обеспечило нас горючим,  маслом и ужинами
на  несколько дней.  В  Райо городок  устроил  нам  пикник  с горой салатов,
горячих  сосисок, бобов и лимонада, что как-то сгладило воспоминания о ночах
в мокрых спальниках за компанию с голодными москитами.
     Здесь  Гленн и Мишель Норманы расстались с нами, чтобы лететь дальше на
юго-восток, встретиться там с друзьями и продолжать знакомиться с Америкой.
     "Нет ничего более поэтического или радостно-печального, -  записал Крис
в дневнике, - чем провожать друга, улетающего в самолете".
     А мы полетели на юг, теперь уже вчетвером на двух самолетах, на юг и на
восток, и снова на север.
     Вместо  интенсивного воздушного  движения мы увидели в  тот понедельник
всего два других самолета во всей воздушной зоне Чикаго.
     Вместо  1984 мы видели  внизу  на  сельских дорогах  лошадей и  повозки
эмишей в Индиане и трехконные упряжки, тянущие плуги на полях.
     В последний вечер  нашего пути мы приземлились  на сенокосе мистера Роя
Ньютона,  неподалеку от  Перри-Сентер,  штат Нью-Йорк.  Мы  поговорили с ним
немного, прося разрешения заночевать на его земле.
     - Конечно,  вы можете  остаться здесь,  -  сказал он. - Только  никаких
костров, ладно? Тут кругом сено:
     - Никаких костров, мистер  Ньютон, -  пообещали мы.  - Большое спасибо,
что позволили нам остаться.
     Позднее заговорил Крис.
     - Если убить кого-нибудь, наверняка можно смыться на самолете.
     - Убить, Крис?
     - Что если  бы  мы приехали  на машине, или  на велосипедах, или пришли
пешком?  Разве был бы он с  нами таким же добрым и  позволил бы нам остаться
здесь? Зато  на  самолетах,  да еще  когда начало  темнеть,  - приземляйтесь
сколько угодно!
     Это звучало несправедливо, но это было именно так. Звание пилота давало
определенные привилегии, и ребята это подметили.
     На следующий день мы вернулись в аэропорт  Сассекс, штат Нью-Джерси,  и
Увлекательное  Приключение-Перелет   Через  Страну  официально  завершилось.
Десять дней, две тысячи миль, тридцать часов в воздухе.
     -  Невесело  мне, - сказал Джо. - Все  закончилось. Это было здорово, а
теперь все закончилось.
     Только поздней ночью я еще раз раскрыл дневник и заметил, что Крис Каск
внес туда последнюю запись.
     "Я узнал такую громадину всего, - писал  он. - Это открыло моему разуму
f%+cn кучу вещей,  которые существуют за пределами Хиксвилла, Лонг-Айленд. Я
многое  увидел по-новому. Я теперь  могу отступить немного назад и взглянуть
на что-то под другим углом. При всем этом я почувствовал, что это  важно  не
только для меня, но и  для всех, кто  был со мной вместе,  и всех,  с кем мы
встречались,  и  я  это  понял  еще  тогда, когда  оно  происходило,  а  это
совершенно  обалденное  чувство. Оно произвело много  ощутимых  и неощутимых
перемен у меня в уме и в душе. Спасибо. "
     Это и был мой ответ. Вот что мы можем  сказать ребятам, которые говорят
"Мир"  вместо  "Привет". Мы можем сказать им "Свобода",  и  с верной помощью
видавшего  виды  самолетика с матерчатыми крыльями мы можем показать им, что
мы имеем в виду.