Ричард Бах.
    Бегство от безопасности


   Running from Safety, 1994
   Переводчики В.Трилиф, М.Чеботарев
   Изд: "София", 2000
   OCR: Lucie Amber


                                           Приключение духа



     Если бы ребенок, которым Вы были когда-то, спросил у
     Вас сегодня о самом лучшем, чему Вы научились в
     жизни, - что бы Вы ему рассказали? И что бы Вы
     открыли для себя взамен?




     Введение

     Моя  истина прошла  длительную переработку. Полагаясь на  интуицию, я с
надеждой разведывал и бурил ее месторождения, фильтровал и  концентрировал в
долгих размышлениях, затем осторожно попробовал подать ее в свои двигатели и
посмотреть, что из этого выйдет.
     Было  несколько выхлопов,  одна-две  детонации,  и  я понял,  насколько
капризной может оказаться моя самодельная философская смесь. Весь  в копоти,
но  поумневший, только  недавно  я осознал,  что  работал  на  этом странном
топливе  большую  часть своей  жизни. По сей день я с  тщательно  выверенным
безрассудством капля по капле повышаю его октановое число*.
     Я  взялся  за создание  этого своего топлива вовсе не для  забавы, и не
потому,  что никогда не заправлялся обычным. Страстно ища первопричины бытия
и  цели  существования,  я,  пилот  ВВС,  словно  подросток,  знакомился   с
религиями, штудировал Аристотеля, Декарта и Канта на вечерних курсах.
     И вот  последнее  занятие  закончено, я  медленно  и  тяжело  шагаю  по
тротуару, охваченный странным  унынием.  При всем  моем старании  я вынес из
классов  лишь одно:  эти господа еще  меньше моего  знали, кто мы  и  почему
находимся здесь, а мои представления  на этот счет были не более чем редкими
проблесками понимания.
     Эти мощные интеллекты бороздили стратосферу выше потолка моих армейских
истребителей. Я намеревался беззастенчиво позаимствовать их опыт, но, сидя в
аудитории, вынужден был сдерживаться от крика: "Кому все это нужно?! "
     Практический  Сократ  восхищал  меня  тем,  что  предпочел  умереть  за
принципы, когда этого легко было избежать. Другие были не так требовательны.
Такие  огромные фолианты мелкого шрифта -  и в конце концов  единственный их
мудрый вывод: "Тебе самому решать, Ричард. Откуда нам знать, что потребуется
именно тебе?"
     Курс  окончен,  и  я  бесцельно бреду в  ночи, шаги  гулко раздаются  в
пустоте университетского городка и моей души.
     Я  пришел  на эти  занятия  в  поисках руководства,  мне необходим  был
компас,  чтобы пройти  через  джунгли.  Существующие  религии  казались  мне
шаткими, плохо  скрепленными  мостками,  готовыми обрушиться  при первом  же
шаге,  превращая  детские вопросы в  неразрешимые  загадки.  Почему  религии
цепляются  за  Вопросы-На-Которые-Нет-Ответов?  Неужели непонятно,  что "Нет
ответов" - это не ответ?
     Снова и  снова,  встречаясь  с  новой  теологией, я  задаю себе простой
вопрос: могу ли я эту веру претворить в мою жизнь?
     И каждый раз под тяжестью этого вопроса причудливые построения начинают
шататься и трещать, затем внезапно обрушиваются у меня на глазах.
     Я  хотел  бы  спасти  мир от  подобного обвала.  Что чувствует человек,
который отдал всю жизнь какой-нибудь религии, гарантирующей  конец  света 31
декабря сего года, и проснулся в новогоднее утро от пения птиц? Он чувствует
себя одураченным.
     За  моей спиной  в  темноте  послышались  женские шаги.  Я посторонился
вправо, чтобы пропустить незнакомку.
     Вот я и закончил  курс, изучив два десятка  философий,  самых  ярких  в
истории человечества, и  ни одна  не  дала  мне ответа.  Все, чего  я  у них
просил, - это указать, как  мне смотреть на мир, чтобы просто жить. Вроде бы
не  такой  уж  и сложный вопрос  для Фомы Аквинского  или  Георга Вильгельма
Фридриха  Гегеля.  Их ответы,  однако,  подходили только  им  самим  и  были
совершенно бесполезны в моей жизни, такой далекой от них.
     - Неужели ты ничему не  научился? - сказала она. - Ведь тебе только что
дали то, что ты надеялся найти все эти годы, а ты этого не понял?
     Вспышка раздражения.
     Эта женщина не просто проходила мимо, она прислушивалась к моим мыслям!
     - Простите? - переспросил я как можно холоднее.
     Темноволосая, с  дерзкой светлой прядью, старше меня  лет на  двадцать,
просто одетая. Не подозревает, как я поступаю с незнакомцами, врывающимися в
мои раздумья.
     - Ты получил то,  что пришел узнать, - сказала она. - Чувствуешь ли ты,
что твоя жизнь сейчас меняет направление?
     Я оглянулся. На тротуаре позади меня больше никого не  было, и все же я
был уверен, что она принимает меня за кого-то другого. Я никогда до этого не
встречал ее - ни на занятиях по философии, ни где-нибудь еще.
     - Мне кажется, мы с вами не знакомы, - сказал я ей.
     Она неожиданно рассмеялась.
     - "Мне кажется! Мы с вами не знакомы!" -Она помахала рукой у меня перед
носом. - Тебе показали, что готовых ответов не существует! Ты что, не понял?
Только один человек может ответить на твои вопросы!
     О Господи, подумал  я. Сейчас она сообщит мне, что спасение - в Иисусе,
и омоет меня  в  крови Агнца. Может,  отпугнуть ее, начав  громко цитировать
Библию? Я набрал в легкие воздуха.
     - Когда  Иисус  сказал "Только  через  Меня придете  к Отцу нашему". Он
говорил о  Себе  не как о бывшем странствующем плотнике,  а как о воплощении
духа...
     - Ричард! - сказала она. - Пожалуйста!
     Я остановился и повернулся к ней, ожидая, что будет дальше. Она все так
же улыбалась,  и ее глаза блестели звездным сиянием. А она выглядит вовсе не
такой  уж  бесцветной, как мне показалось вначале. Неужели раздражительность
мешает мне видеть людей?
     Пока  я смотрел на нее, уличное освещение, должно быть, изменилось. Она
не просто привлекательна, она настоящая красавица.
     Она терпеливо ждала  моего  полного внимания. Может быть, меняется  она
сама, а не освещение? Что происходит?
     - Иисус не даст тебе того, что ты ищешь, - сказала она. - Как и Лао-цзы
или  Генри Джеймс.  Если  бы ты сейчас  всматривался в  нечто  большее,  чем
хорошенькое личико, ты бы обнаружил... ну-ну, и что ты обнаружил?
     - Я вас знаю, не так ли? - сказал я.
     В первый раз за время разговора она нахмурилась.
     - Черт возьми, ты прав.



     Сколько я помню, так было всегда.  Всегда кто-то шел  за мной по пятам,
сталкивался  со  мной, когда  я  поворачивал за угол, возникал в метро или в
кабине самолета - чтобы объяснить, в чем суть урока того или иного странного
события.
     Сперва  я  считал  этих  людей  фантомами,  плодом  моего  собственного
воображения; и первое время так оно и было. Но каково же было мое удивление,
когда  несколько  следующих моих  ангелов-учителей оказались  такими же явно
трехмерными  смертными, как и я сам, пораженными не меньше моего неожиданной
встречей.
     Через  некоторое  время я  уже не мог  точно сказать,  кем были те, кто
следили за мной и моим обучением, - фантомами или смертными, поэтому я решил
относиться к  ним как  к обычным людям - до тех  пор,  пока  они не исчезают
посреди   разговора  или   не   переносят  меня   в   другие   миры,   чтобы
проиллюстрировать ту или иную идею.
     В конце концов, это не так уж важно -кто  они на самом  деле. Некоторые
из  них  были ангелами, забывшими представиться, и мне  потребовались  годы,
чтобы  у видеть  их крылья.  Других я считал живым Откровением, а они  потом
оказывались просто дурной вестью.
     Эта книга рассказывает об одной из таких встреч на моем скромном пути к
истине, о том, чему она меня научила и как эти знания изменили мою жизнь.
     Похожи ли  ваши  уроки  на  мои? Кто я  -  ангел с опаленными крыльями,
несущийся  по той же трассе,  что и  вы, или один из тех странных субъектов,
которые, невнятно бормоча,  пристают к вам на улице? Некоторых  ответов  мне
никогда не узнать.
     Однако поторопимся, чтобы не опоздать к началу первой главы.


     * Определяет антидетонационные свойства топлива. -Прим. перев.




Один

     Я стоял на вершине горы и следил за ветром. Далеко  у горизонта он гнал
легкую  рябь по поверхности озера, слабея по мере приближения ко мне. В двух
тысячах футов подо мной ветер сгибал несколько столбиков дыма над городскими
крышами, шевелил живой изумруд листвы на деревьях у подножия горы. Указатели
ветра из тонкой пряжи периодически  оживали в восходящих тепловых  потоках у
края обрыва - полминуты трепета, две минуты ленивого затишья.
     Хорошо бы ветер подул, когда буду прыгать, - подумал я. Подожду порыва.
     - Ты сегодня болван, или можно мне?
     Я обернулся и повеселел: это была  Сиджей Статевант, затянутая в стропы
и  зашнурованная   от  ботинок   до  шлема  параплане-ристка,  ростом   едва
достигавшая моих плеч. Из кармана летного комбинезона выглядывал ее талисман
- затертый плюшевый мишка. Позади нее на земле сверкало нейлоновыми красками
аккуратно разложенное крыло.
     - Я жду, пока подует сильнее, - сказал я ей. - Можешь идти вперед, если
хочешь.
     - Спасибо, Ричард. Свободно?
     Я уступил ей дорогу:
     - Свободно.
     Она постояла секунду, всматриваясь в горизонт, затем  отчаянно ринулась
к краю обрыва. Какое-то мгновение это выглядело самоубийством: она мчалась к
неминуемой смерти  на камнях  внизу.  Но  уже  в  следующее  мгновение крыло
параплана хлопнуло мягкой тканью и взорвалось вихрем ярко-желтого и
     розового нейлона, прозрачным облаком заклубилось над ней, - и  появился
огромный китайский воздушный змей, чтобы спасти ее от безумной смерти.
     К  тому  моменту,  когда ее  ботинки коснулись края обрыва,  она уже не
бежала, а летела, повисев в люльке из ремней, от которых протянулись прочные
стропы к гигантскому крылу.
     Ее муж наблюдал за полетом, застегивая крепления своих ремней.
     - Давай, Сиджей, - прокричал он, - найди нам подъем покруче!
     Первый, кто прыгает в пропасть, называется ветряным болваном. Остальные
наблюдают  за ним и загадывают, будут ли  сегодня сильные восходящие  потоки
воздуха у края  обрыва, а значит, и высокие парящие полеты. Если молитва  не
поможет, то в  застывшем воздухе останется только спланировать на дно долины
и  затем  снова  карабкаться  наверх;  иногда,  если  повезет,  какой-нибудь
добродушный  водитель,  проезжающий  по  горной  дороге,  подбросит  вас  на
вершину.
     Яркий  балдахин развернулся и  стал подниматься.  Мы, шестеро ожидающих
своей очереди, прокричали дружное ура. Но параплан тут  же снова заскользил,
теряя высоту. Раздался стон. Вероятно,  в этот день даже самый опытный летун
не продержится в воздухе более получаса.
     Я некоторое время наблюдал за  Сиджей  и  чуть было  не  прозевал  свой
долгожданный   порыв   ветра:  листья  зашелестели,  взметнулись  указатели,
закачались ветки деревьев. Самый момент.
     Я  повернулся   к  ветру  спиной  и  потянул  за  веревки.  Мое   крыло
приподнялось  с земли, с  шелестом и треском наполнилось воздухом  и, словно
гигантский парус торгового корабля, ринулось в небо.
     Впечатление было такое, как  будто я тяну на веревках за собой перистое
облако или  шелковую  радугу размахом  в тридцать  метров от  края до  края.
Из-под  краев  ткани,   еще   касавшейся   земли,  вырвались  и  затрепетали
ярко-желтые  указатели ветра. Я стоял среди воздушного потока, а  подо  мной
пульсировал купол: без перьев и воска, этот воздушный  змей удержал бы Икара
от падения на  землю. Да, для него он опоздал на три тысячи лет, а для  меня
появился как раз вовремя.
     Скосив  глаза,  я  посмотрел  на  свою  радугу  изнутри,  проверяя,  не
запутались ли стропы, и повернулся лицом к ветру.
     Чертовски прекрасна  жизнь. Я налег  на ремни и стал подтягивать  моего
змея  к краю  обрыва, медленно и  тяжело, как водолаз в  своем костюме перед
погружением в пучину. Наконец  -последний шаг за  хлипкий  край  обрыва;  но
вместо того,  чтобы сорваться вниз, я  отрываюсь  от края,  радуга надо мной
поднимает меня ввысь, и мы летим над вершинами деревьев, удаляясь от горы со
скоростью пешехода.
     - Давай, давай, Ричард! - кричит кто-то.
     Я легонько оттягиваю стропу управления, разворачиваюсь и улыбаюсь через
воздушную пропасть пяти  парапланеристам, стоящим на вершине горы среди кучи
шелка и паутины строп. Им тоже не терпится  накинуть на ветер тонкую ткань и
унестись туда, где небо примет их в свои объятия.
     - Отличный подъем! - кричу я им.
     Но порыв ветра,  поднявший меня вверх, внезапно стих; восходящий  поток
иссяк.
     На  уровне  моих глаз, пока я  скользил  вниз и  пытался  поймать  хоть
какой-нибудь поток, появились и проплыли мои друзья на вершине горы. Вдали к
северу  от  меня  летала Сиджей; накренив параплан, она  вращалась  в крутой
спирали и с трудом удерживала высоту. Внизу подо мной проплывал склон  горы,
переходящий в глубокую пропасть.
     Два  года  назад,  подумал  я,  у  меня  здорово  поднялся  бы  уровень
адреналина  в  крови:  зависнуть  в  одиночестве  на пятидесяти  шнурочках в
полумиле  от земли. Сейчас все это больше напоминало ленивые грезы о полете:
нет  никаких приборов, нет кокона  из  стекла и металла вокруг меня,  только
переливы красок, дрейфующих над головой по воздушному океану.
     В какой-то миг сбоку  возник  ворон и застыл  на расстоянии  равновесия
между страхом и любопытством. Голова от удивления  повернулась набок, черный
глаз напряженно уставился на меня: никак, фермера ухватила и несет радуга!
     Я откинулся  на  стропах, как ребенок на высоких  качелях, посмотрел на
склон горы подо мной и  оставил свои попытки  поймать  восходящий поток.  Об
этом ли я мечтал  в детстве,  когда запускал на лугу бумажного змея? Быстрее
орла была  мечта, но медленнее бабочки оказалась эта нежная, мягкая дружба с
небом.
     Внизу  простиралось  широкое  зеленое поле,  которое  мы  облюбовали  в
качестве места для посадки.  Вдоль дороги  стояли припаркованные машины тех,
кто решил  понаблюдать за  полетом  парапланеристов.  Нацеливаясь  на ровный
участок травы, который все еще качался  в  сотне футов подо мной, я насчитал
пять стоящих машин; шестая  тормозила. Мне казалось странным, что  кто-то на
земле  стоит  и  смотрит,  как  я  провожу  в небе  свое  личное  время.  За
исключением тех моментов, когда я участвовал в аэрошоу, я всегда  чувствовал
себя невидимым во время полета.
     Через  десять минут после того, как я шагнул в воздух, я опять встал на
твердую почву, сбавил скорость полета крыла  до  нуля, ступил на одну  ногу,
потом на другую. Крыло все  еще  держалось надо  мной, страхуя от падения. Я
потянул за  задние стропы, и крыло снова превратилось в мягкий шелк, окружив
меня цветным облаком.
     Сиджей и другие виднелись точками высоко в небе; временами зависая, они
с трудом  поднимались вверх,  переходя от  потока  к потоку.  Они  сражались
упорнее, чем  я, и  наградой  за  их  труд было то, что они  все еще  были в
воздухе, тогда как я уже стоял на земле.
     Я разложил крыло на земле и стал складывать его от краев к центру, пока
оно не  превратилось в мягкий  прямоугольник; я прижал  его  к земле,  чтобы
вышел весь воздух из складок, туго свернул и уложил в рюкзак.
     - Хотите, подброшу вас наверх?
     Голос   ангела   парапланеристов,   благая   весть   о    спасении   от
полуторачасовой) подъема пешком на вершину горы.
     -  Спасибо! -  Я  обернулся  и  увидел седоватого коротышку с дружеским
взглядом  преподавателя  колледжа.  Он  наблюдал  за  мной,  скрестив руки и
прислонившись спиной к машине.
     -  Интересный спорт,  -  сказал он.  -  Отсюда снизу вы  выглядите  как
фейерверк.
     - Да, это приятная  забава, - сказал я, поднимая тюк за  одну  лямку  и
направляясь к машине,  - но вы не представляете, насколько лучше  ехать, чем
идти пешком в гору.
     - Отчего же, представляю. И рад помочь вам. - Он протянул  мне руку.  -
Меня зовут Шепард.
     - Ричард, - сказал я.
     Я бросил рюкзак с  парапланом на заднее сиденье, а сам устроился  рядом
на  пассажирском месте. Это был ржавенький "фордик" 1955 года выпуска. Рядом
с водителем на  истрепанной обшивке переднего сиденья лежала книга заглавием
вниз.
     - Сверните  налево  по  трассе,  и там  еще  около  мили  до следующего
поворота, - объяснил я маршрут.
     Он завел мотор, дал задний ход и выехал на трассу.
     - Отличный день, не правда ли? - сказал я.
     Уж  если  кто-то настолько  мил, что  сам  предлагает подвезти тебя  на
вершину горы, то, видимо, нужно с ним поболтать из вежливости.
     Он помолчал некоторое время, будто бы внимательно следя за дорогой.
     - Вам приходилось встречать когда-нибудь людей, похожих на героев ваших
книг? - вдруг спросил он.
     У меня упало сердце. Это, конечно, еще не  конец света, если незнакомец
знает твое  имя. Но  я  мечтаю  об обществе  Анонимных  Знаменитостей,  ведь
никогда не знаешь, почему тебя узнал именно этот незнакомец и  чем это может
закончиться.  Ощетинься  на  цветы  поклонников  -  покажешься  высокомерным
дураком.   Но  и  обниматься  с  пучеглазым  маньяком  немногим  лучше,  чем
целоваться с бомбой.
     В первую секунду  я  подумал,  что передо  мной  маньяк и  мне  следует
немедленно распахнуть дверцу  и выпрыгнуть на дорогу. Но  затем я решил, что
это можно  пока отложить  на  случай  крайней необходимости, тем более что в
качестве  ответа  на заданный  вопрос  прыжок из  машины  выглядит не  очень
хорошо.
     -  Все герои моих  книг существуют реально,  - ответил  я,  решив,  что
доверчивая правдивость  будет лучшим  средством  от неприятностей, - хотя  с
некоторыми из них я не встречался в пространстве-времени.
     - И Лесли тоже действительно существует?
     - Ее любимый вопрос.
     К  чему он  клонит?  Разговор с  каждой  минутой  становится все  менее
невинным.
     - Здесь лучше свернуть, это  дорога  к  вершине.  Она грязная и местами
крутая, но  по  ней легче подниматься.  Будьте внимательны  на  вершине. Эти
парапланы такая заразная вещь,  что вы даже  не  заметите, как попадетесь на
крючок и никогда уже от этого не отделаетесь.
     Шепард пропустил мою уловку мимо ушей.
     - Я  спрашиваю потому, что я сам один из тех, о ком вы писали. Я был  с
вами, еще когда вы были мальчишкой. Я ваш ангел-учитель.
     Я объявил Максимальную Боевую Готовность, защитная стена была возведена
в мгновение ока.
     - Хватит вопросов. Скажите прямо, что вам нужно?
     - Дело не в том, что мне нужно, Ричард, а в том, что нужно тебе.
     Машина  поднималась  в гору достаточно медленно, и я мог выпрыгнуть, не
рискуя сломать себе шею. Не торопись, подумал я, пока что он не обозвал тебя
безбожным  антихристом  и,  кажется,  не вооружен. Кроме  того,  во  мне еще
сохранилось тепло первого впечатления. Парень нес чушь, но был симпатичным.
     -  Если  ты ангел-учитель, то должен  знать  ответы на  все вопросы,  -
сказал я.
     Он взглянул на меня удивленно и улыбнулся.
     - Конечно, знаю! Собственно, ради этого я здесь. Как ты догадался?
     - У меня есть вопросы, я спрашиваю, ты отвечаешь, идет? - Если Шепард -
персонаж из моих книг, то сейчас это выяснится.
     - Идет, - ответил он.
     - В детстве у меня были две любимые игрушки, как их звали?
     - Твой верблюд был Кемми, зебру звали Зпбби.
     - Мое первое изобретение. Что это было? Хитрый вопрос.
     -  Это реактивный  двигатель  длиной  восемь  дюймов, -  ответил он.  -
Диаметр четыре дюйма,  шов спаян оловом,  все  смонтировано на  конце штанги
длиной пять футов.  Ты знаешь, что олово не выдержит температуры и двигатель
взорвется через одну-две минуты, но прежде  чем это произойдет, ты  увидишь,
что идея работает. Спирт в качестве топлива. Двигатель взрывается.  Пламя по
всему двору...
     Он говорил, продолжая вести  машину,  и  описывал мои ракеты,  мой дом,
друзей  и  семью,  мою  собаку;  он сообщал такие подробности давно минувших
событий моей жиз