Рост. - Как
думаешь,  если  написать  Поликарпу  на  завод   просьбу,   сумеет   он   их
восстановить? По старой-то дружбе?
   - Я напишу, ты успокойся. К твоей выписке, - мама вздохнула, - они будут,
скорее всего, снова в порядке.
   - Хорошо бы, - отозвался Ростик, но лишь для того, чтобы сгладить  мамино
несправедливо неприязненное отношение к доспехам.
   Но еще более неприязненное отношение у мамы вызывало любое  упоминание  о
Любане. Ростик даже нервничать начал, не случилось ли чего с женой, но потом
вполне успокоился - придет, твердил он себе, непременно приедет. Не может не
прийти.
   И она пришла. Как-то поутру, когда он еще не ждал  никого,  когда  просто
вслушивался в шумы госпиталя, в  шаги  по  коридору  за  дверью,  в  далекое
звучание голосов, открылась дверь и в  нее  бочком,  виновато  проскользнула
Любаня. Ростик сразу разулыбался,  да  так,  что  она  смутилась.  И  дальше
держалась очень настороженно. Даже не  сразу  присела  в  кресло,  а  просто
ходила, привыкая к палате, к темноте, которую так и не  захотела  разгонять,
например запалив плошку с репейным или каким-то похожим по запаху маслом.
   Рост попробовал поймать ее руку, но она увернулась.  Тогда  он  пошел  на
хитрость, попросил помочь ему напиться, и она помогла. Тогда он - цап ее  за
руку с ложкой, но она... вырвалась и чуть не заплакала. Рост даже  испугался
за нее.
   - Ну ладно, ладно, ты что такая слезливая стала? - Он подумал. -  Отвыкла
от меня, да? Ничего, судя  по  ране,  я  теперь  долго  буду  дома,  успеешь
привыкнуть.
   Потом они сидели друг  напротив  друга,  чинно  разговаривали,  обсуждали
Раечку  Кошеварову,  которая  ждала  уже  третьего  ребенка,  еще   каких-то
знакомых, даже Гуляб, давнюю подружку Кима. В разговорах  этих  не  было  ни
смысла, ни особой значимости, но Ростик старался. К тому же он очень  быстро
уставал, так что все это как бы имело тот смысл, чтобы не утомлять его.
   А через две недели, когда уже  даже  по  ночам  стало  темно  по-другому,
как-то по-осеннему, его перевели в общую палату. В  этой  палате  было  двое
выздоравливающих  -  Квадратный,  который   все-таки   получил   достаточное
количество ранений, чтобы даже его сумели "подержать" в госпитале,  и  Витек
Жуков, похожий на Цыгана, который у Ростика под Бумажным командовал ротой, а
потом и батальоном. Он тоже дожидался выписки, скучал, приставал  к  местным
сестричкам, из которых ни одна не призналась, что ей  это  не  по  нраву,  и
потому держался в отдалении.
   Ростик  попробовал  было  перетолковать  со  старшиной  бой   с   черными
треугольниками, но из этого ничего не вышло. Старшина сражение  помнил  чуть
не по минутам, но как-то странно, словно пурпурные не  стреляли,  а  по  ним
вели огонь только пушки людей. И толку  от  этих  воспоминаний  стало  сразу
гораздо меньше. К тому же, как Ростик понял, незадолго до того,  как  группа
лодочек под  командованием  Вялого  попыталась  напасть  на  треугольники  и
целиком погибла, старшина вообще вырубился, и Ким приказал его заменить.
   От этого Квадратный испытывал к Киму недобрые чувства, а  перед  Ростиком
стыдился, хотя и нечего было - каждого,  кто  отключился  в  бою,  следовало
отложить в сторонку, чтобы не возникло лишних потерь. А может, старшина и на
Ростика дулся, считая его виновником своего отстранения от боя с  пурпурными
армадами, и потому отношения  были  лишены  непосредственности  и  тепла,  к
которому Рост привык с этим человеком. Так или  иначе,  но  уже  через  пару
недель, когда Ростик сам стал ходить и пробовал даже  выбираться  в  сад  за
госпиталем,  простирающийся  к  пруду  и  незаметно   переходящий   в   парк
"Металлист", старшину выписали. Так им и не удалось сгладить  шероховатости,
так  все  и  осталось  "на  потом",  хотя  когда  это  "потом"  должно  было
возникнуть, никто из них, конечно, не подозревал.
   А в последних числах августа  перед  госпиталем  остановилась  роскошная,
невиданная по местным, полдневным меркам машина  Председателя,  и  ее  шофер
Чернобров пригласил Ростика на заседание в Белый дом. Выяснилось, там должно
состояться важное заседание с выработкой  стратегии  на  ближайшую  осень  и
зиму, куда решили пригласить и Ростика.
   Рост и сам уже некоторое время томился бездельем,  одиночеством  в  своей
палате, заброшенностью от Любани, мамы и даже  Татьяны  Федоровны,  понимая,
что  это  происходит  не  по  черствости,  а   просто   его,   как   всякого
выздоравливающего, уже способного себя обслужить, контролируют, так сказать,
мельком, на ходу, а потому с радостью переоделся и отправился к  начальству.
Тем более что Чернобров клялся-божился, что  привезет  его  уже  через  пару
часов.
   Заседание оказалось довольно многолюдным. Лишь теперь Ростик с удивлением
обнаружил, как много людей занято управлением  города,  в  котором  осталось
едва ли пятьдесят  тысяч  человек.  Если  бы  у  человечества  было  столько
пилотов, подумал он,  тогда  и  над  восточными  степями  мы  бы  установили
господство... Впрочем, оборвал он себя, это с самого  начала  было  неумной,
ненужной и бессмысленной затеей.
   Расселись  без  начальства,  тихо  переговариваясь.  У  председательского
кресла обосновались все те же лица -  Каратаев,  Галя  и  теща  Тамара.  Что
удивляло,  так  это  наличие  среди  них  Мурата,  хотя   даже   Достальский
расположился в задних рядах. Он устроился  бы  рядом  с  Ростом,  но  поздно
заметил его, а Росткк, оказавшись на стуле, куда его усадил Чернобров, вдруг
понял, что занял чье-то вполне обжитое, привычное место и  слегка  смешался.
Или слабость после ранения давала знать. В общем, все с самого начала  пошло
наперекосяк.
   Потом появился Председатель. Он быстро, довольно толково, как  показалось
Ростику, провел  "перекличку"  текущих  дел,  узнал,  что  подвоз  продуктов
питания от фермеров идет куда лучше, чем они планировали. Что  строительство
Бумажной крепости к октябрю будет, скорее всего, завершено. Что  бараки  для
пурпурных, переброшенных от Одессы ближе к алюминиевому заводу, где для  них
было куда больше работы на карьерах, тоже  построены  и  пленные  уже  стали
переводиться туда небольшими партиями. Что второе, августовское посольство к
пернатым и к дварам прошло без сучка без задоринки  и  что  осуществлял  его
Сапаров...
   А потом как-то все замерли и стали ждать выступления иного рода. И тут-то
выяснилось,   что   Председатель   решил   самолично   начертать   ближайшую
перспективу.
   - Бот что я скажу, - начал он, окидывая слегка рассеянным взглядом  стол,
за которым сидел. - Поработали мы неплохо. Совсем неплохо, лето прошло,  так
сказать, не зря. Но... - И он многозначительно поднял свой  очень  тонкий  и
длинный палец, призывая ко вниманию всех сидящих  в  его  кабинете.  -  Есть
многое, что следует улучшить, сделать более качественно,  более...  надежно,
что ли. Например, мы не контролируем торфяники. А ведь зимой без этого будет
трудно... Тепла, которым мы будем располагать в зимние месяцы,  недостаточно
для обогрева и тем более для выплавки алюминия.
   - Есть мнение, - очень негромко высказался Поликарп, который сидел  рядом
с Достальским, - что зеркалами можно  пользоваться  и  зимой,  например  для
кипячения воды и даже выплавки стекла.
   - Этого мало, - резко  возразил  Рымолов,  -  Останавливать  производство
недопустимо. - Он величественно покачнулся в своем кресле,  оглядел  уже  не
стол, а лица людей. - Нам необходим торф, необходимы другие энергоносители.
   - Ну, тогда, кажется, следует пересмотреть договоренности с  пернатыми  о
дани параболоидами, - отчетливо, как примерный пионер, вставил Сапаров. -  В
конце концов, первая договоренность - не догма, ее заключил на свой страх  и
риск Гринев... Ее можно и нужно менять, если потребуется.
   Рымолов быстро посмотрел в сторону Ростика, оказалось, он прекрасно знал,
кто у него где сидит, даже если не поднимал взор от своей родной столешницы.
Ростик не понял этого взгляда, он лишь вздохнул  и  потер  не  очень  хорошо
выбритые щеки.
   - А с торфяниками вообще следует решать,  -  в  тон  Сапарову  добавил  и
Каратаев.
   - К тому же теперь у нас есть гравициклы, - подала голос Галя.
   Народ заволновался, кто-то стал спрашивать, что это  такое  и  почему  им
раньше не рассказывали о новых машинах пурпурных.
   - Это не машины пурпурных, - тут  же  взял  инициативу  Рымолов.  -  Это,
дорогие мои, изобретение бывшего главного инженера одного из  наших  заводов
Казаринова. Он  вообще  оказался  гением,  и,  если  бы  мог,  я  бы  ему...
государственную премию дал.
   - Так что же это такое, Арсеньич? - спросил Кошеваров.
   - Это такая машина, с уменьшенным расходом топлива и с весьма  остроумным
приводом, которая может очень низко, практически в  нескольких  сантиметрах,
летать над болотом, водой или прочей сколько-нибудь ровной поверхностью. Она
снимает проблему передвижения в Водном мире и позволит  установить  контроль
над торфоразработками даже без широкого применения гравилетов, которые,  как
выяснилось, против решительного врага не дают желаемого эффекта.
   - Это что, вроде мотопехоты будет? - спросил Достальский.
   - Лучше, - отозвался почему-то  Каратаев.  -  Это  будет  подвижная,  как
кавалерия, массовая армия, позволяющая нам захватить не только  торф,  но  и
пустыни к востоку, и даже морское побережье, если... Если все будет, как  мы
захотим.
   - Ничего не будет, как мы захотим, - вдруг  спокойно,  очень  уверенно  и
убежденно сказал Ростик.
   Лица всех людей повернулись к нему.  Даже  Председатель  повернулся.  Как
показалось Ростику, он ждал и вот наконец дождался - этот неугомонный Гринев
опять выступает в своем амплуа. Правда,  перед  этим  он  искоса  встретился
взглядом с Галиной. Это была какая-то ловушка,  только  у  Ростика  не  было
времени раздумывать, какая именно.
   - По сути, вы, господа чиновники, планируете войну, - сказал Рост твердо,
по ранению и вдруг усилившимся болям в боку решивший говорить  сидя.  -  Но,
во-первых, планируете ее как-то по-детски, без смысла,  без  конечной  цели,
без просчета ответных ходов противника, без учета возможного союза, например
пернатых и дваров.
   - Такой союз невозможен, - быстро ответил Каратаев.
   - Почему? - внезапно удивился Достальский. -  Гринев  правильно  говорит,
этот вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.
   - Пока такого союза не было, - продолжил Ростик. - Но только потому,  что
ни двары, ни пернатые не рассматривали человечество как серьезного врага.  А
если мы попробуем увеличивать дань, если попробуем бесконтрольно захватывать
территорию, которую не можем даже  толком  освоить,  тогда  они  начнут  так
думать.
   - Нам необходимы торфяники, - быстро проговорила Галя.
   - И с зеркалами... - начал было Мурат, но  его  никто  не  слушал,  и  он
умолк.
   - Вы уже очень много наделали ошибок и с треугольниками, и с пернатыми.
   - Кто это "вы"? - воскликнул кто-то. - Называй персонально.
   - Персонально я попробовал и получил объяснение о коллективном решении...
- отчеканил Ростик, чувствуя, как, несмотря на  слабость,  злость  и  горечь
снова затапливают его. - Я бы  ее  назвал  круговой  порукой,  так  что  это
бессмысленно. - Он перевел дух, продолжил:
   - Беда не в персонах, а в том, что на  своих  ошибках,  даже  грубых,  вы
ничему не научились. Жаль, потому  что  это  свидетельствовало  бы,  что  вы
все-таки способны руководить городом и человечеством. Но сейчас...
   - А кто же тогда способен? - снова спросил тот же человек, теперь  Ростик
его заметил.  Это  был  Вершигора.  Определенно,  это  подтверждало  идею  о
ловушке, но теперь поздно было об этом размышлять.
   - Необходимы выборы, - отчеканил Рост, - тогда мы и узнаем, кто способен,
а кто нет. - В кабинете возникла совершенно мертвая тишина. Пришлось Ростику
продолжать:
   - Может быть, выбранное, а не  самопровозглашенное  правительство  начнет
понимать, что помимо  войны  есть  еще  вариант  дипломатического  контакта,
переговоров, торговли.
   - Зачем с ними разговаривать,  если  сила  за  нами?  -  удивилась  Галя,
старательно не замечая первой части Ростикова предложения.
   - В том-то и дело, - вздохнул Ростик, - что сила совсем не за нами. Итак,
сотрудничество и союз - вот ключевые слова тут, в  Полдневье.  А  не  война.
Иначе все эти расы, многие из которых куда лучшие  солдаты,  чем  мы,  люди,
давно бы друг друга уничтожили.
   - Им не давало уничтожить друг  друга  расстояние,  -  быстро  проговорил
Председатель.
   -  Несколько  сот  километров  -  ерунда,  -  ответил  Ростик,  даже   не
задумываясь, как грубо прозвучал его ответ. - И для людей и для прочих.  Тем
не менее все стремятся прийти к статус-кво, чтобы не мешать соседям.  Иначе,
я  подозреваю,  соседи  объединяются  и  уничтожают  беспокойных  и  неумных
дурачков. - Он помолчал и уже куда менее уверенно добавил, просто не мог  об
этом не сказать:
   - А кроме того, дружба, торговля, умение договариваться в  долговременном
плане могут обеспечить нам настоящую помощь от наших соседей, если это будет
необходимо.
   - Какую такую помощь ты рассчитываешь получить от  пернатых?  -  удивился
Каратаев.
   - И когда это будет "необходимо"? - передразнил Ростика Мурат.
   - Это  будет  необходимо,  -  твердо  ответил  Ростик.  -  Поэтому  нужно
договариваться и торговать. И в любом случае следует оставить эти  имперские
замашки, это бряцанье оружием, эту глупую убежденность, что мы всех и всегда
можем победить. Иначе в один отнюдь не прекрасный день они  победят  нас.  А
нам, позволю себе заметить, достаточно потерпеть лишь одно поражение, и  все
- человеческая цивилизация будет разрушена. Значит, вместо того чтобы  снова
и снова испытывать нашу судьбу войной, следует выстраивать успех  постоянной
работой всех и каждого, разумной организацией и, конечно, бдительностью.
   - Правильно, - пробасил Достальский.
   И несколько других голосов. Но Ростик уже не очень понял,  каких  именно.
Боль в боку вдруг стала невероятной, она  затмила  весь  свет.  И  пришлось,
зажав бок рукой, отвалиться назад, вытянувшись.  И  даже  на  этом  жестком,
неудобном, тесном стульчике ему стало немного легче.
   - Везите его в больницу, - распорядился Рымолов.
   А еще кто-то, когда Чернобров уводил Ростика из кабинета,  довольно  зло,
шепотом, так что и голоса  было  не  разобрать  -  мужской  или  женский,  -
проговорил:
   - Все это теории. Языком-то мы все горазды...
   Возразить на это было можно, да вот сил не хватало. И Рост промолчал.  Он
и так наговорил больше, чем собирался.

33

   В  первых  числах  сентября  Ростик  переселился  из  порядком  надоевшей
больничной палаты домой.  На  пару  часов  он  понял  старшину  Квадратного,
который перед самой выпиской даже разговаривать с Ростом перестал - так  ему
не терпелось избавится от больницы.  Дома  его  ожидали  Ромка  и,  конечно,
Кирлан. Она была  грустной,  даже  не  реагировала  на  предложение  Ростика
"поговорить" с ней.
   Ромка отвык от отца, но довольно быстро стал относиться к нему как к  еще
одной Кирлан, только чуть более бестолковой и,  конечно,  более  колючей  на
щеках, а потому опасной при  поцелуях.  Это  навело  Ростика  на  правильную
мысль, и он провел тщательную ревизию своих бритвенных принадлежностей, а то
прежде до этого руки не доходили. В итоге он нашел еще одну  опасную  бритву
отца, переточил свою довольно плохенькую, выкованную на местном заводе и уже
почти ни на что не годящуюся и, конечно, очень  старательно  привел  себя  в
порядок. К первому появлению  жены  дома  после  работы  он  благоухал,  как
цветочная клумба, и был гладок, словно мраморная статуя.
   Но ничего из этого не вышло. Любаня,  сначала  очень  обрадовавшаяся  его
появлению, вдруг заволновалась, стала дичиться, а уже к концу праздничного -
по случаю возвращения Роста домой - ужина и вовсе впала в печаль.  Изо  всех
сил постаравшись расшевелить жену, Рост  даже  слегка  разозлился  -  именно
потому, что не нашел в  жене  ни  малейшею  желания  оказать  ему  помощь  в
восстановлении дружеских и супружеских отношений.  Но  такое  у  Любани  уже
случалось, поэтому лишь немного раздосадованный Рост ушел спать  в  комнату,
которую изначально спланировал себе как кабинет, хотя что ему  -  солдату  и
бродяге - делать в кабинете, оставалось тайной даже для него  самого.  Но  у
отца был собственный стол, вот и он решил сделать  себе  такой  же  закуток,
может быть, с видами на будущее.
   А виды эти на следующий день стали совсем не  такими  определенными,  как
Ростик предполагал. Втягивание еще в  одну  войну  за  торфяники,  когда  на
востоке людям  требовалось  все  больше  ресурсов  для  ведения  непонятной,
полузахватнической-полуоборонительной  войны,  выглядело  глупостью.   А   в
стратегическом   плане,   в   отдаленной   перспективе   эта   война   сразу
представлялась  не  подлежащей  сомнению  ошибкой.  Причем  такой,  что   ее
требовалось останавливать любой  ценой,  даже,  может  быть,  устраняя  саму
администрацию Рымолова.
   Но такие серьезные  действия  требовали  подготовки.  Хотя  бы  разведки,
хорошего понимания того, что происходило  в  Боловске  за  те  месяцы,  пока
Ростика тут не было. К тому же и о возможных союзниках  следовало  подумать,
причем очень крепко. В общем, с ощущением, что он делает  серьезную  ошибку.
Ростик еще раз взвесил собственное относительно  благополучное  положение  в
городе, сравнил его с  видами  на  будущие  войны...  И  сделал  единственно
возможный вывод. А  именно  -  стал  обдумывать  людей,  у  которых  мог  бы
разжиться информацией.
   Сначала он решил потолковать с директором обсерватории Перегудой, но  это
ни к чему не привело. Перегуда был весь в  строительстве  нового  воздушного
шара, возился со спецификациями клеев, пропиткой ткани и  прочим  в  том  же
духе. Политика - а то, что затеял Ростик, было именно  политикой  -  его  не
интересовала. Впрочем, он посоветовал Ростику сходить к отцу Петру.
   Поднапрягшись, Рост вспомнил священника, который как-то остановил  разгул
мстительных  инстинктов  толпы.  После   разрушений,   причиненных   черными
треугольниками,   в   городе   возникло   настоящее   поветрие   строить   с
использованием новой,  ширской  технологии  из  литого  камня.  Не  чужд  ей
оказался и отец  Петр,  который,  довольно  грамотно  просчитав  открывшиеся
перспективы,  разобрал  здание   бассейна   и,   используя   это   место   и
стройматериал, принялся возводить  настоящий  храм,  с  хорошими  подвалами,
приделами и колокольней.
   Отправившись на поиски отца Петра, Рост действительно первым делом  нашел
глазами эту колокольню. Он даже удивился тому, что  раньше  не  замечал  ее,
ведь она стояла сразу за  стадионом,  и  даже  с  Октябрьской  ее  ничто  не
закрывало, кроме уже начинающих желтеть кленов. Но, оказавшись  перед  самой
церковью, Рост понял в чем дело  -  она  была  здорово  изранена.  В  куполе
виднелись дыры от выстрелов тяжелых  орудий  с  черных  треугольников,  сама
колокольня только выглядела законченной, но была,  вероятно,  этажа  на  два
ниже, чем требовалось, - верхушку  ее  снесло  несколько  попаданий  тяжелых
пушек пурпурных. А передний придел носил следы очень сильного пожара, причем
непонятно было - что же в церкви могло так гореть?
   На стройке не очень активно работали несколько человек,  почти  все  были
здоровыми мужиками, но встречались и немолодые тетки, в плотных  платках,  с
внимательными, спокойными глазами. Рост спросил одну, где может  найти  отца
Петра, но она  лишь  мотнула  головой,  недовольная,  что  ее  отвлекают  от
перемешивания смеси, которая  с  ширскими  добавками  могла  превратиться  в
легкую, пористую плиту.
   Рост походил по стройке, и дело кончилось тем, что отец  Петр  сам  нашел
его, наверное, священнику сказали, что  кто-то  непонятный  его  спрашивает.
Внешне он о