говаривать
   - Так, - пожал плечами Рост. - Задохнулся вдруг.
   - Сходил бы ты к врачу. - посоветовал Казаринов. - Небось последние дни и
ночи не спишь, все воюешь? А то вот еще совет. У нас под  Одессой,  говорят,
травка растет - вроде цикория, горькая такая. Так она действует лучше  кофе,
выпил - и сердце тикает как часы, и спать не хочется.
   - С кофеином, наверное.
   - Наверное, - согласился Казаринов. -  Над  ней  Пестель  что-то  мудрил,
мудрил, а потом выяснилось, что ее  уже  вовсю  наши  стражники  используют.
Говорят, отличное средство. И никто еще не отравился.
   - Справа по курсу - город, - доложила рация, на этот  раз  голосом  Лехи.
Вероятно, это был доклад с машины Евы.
   - Понятно, стая его прикрывает, - объяснил в свой микрофон Ростик.
   - Такими силами от нас не прикроешь, - высказалась Ева.
   - Если поднапрячься, они отстанут,  -  предложил  Ким.  -  Они  пятьдесят
километров в час выдерживают лишь несколько минут.
   Предложение было разумным, они напряглись, тем более что Рост и Казаринов
снова были в форме. Через пару часов возникли сразу три города, которые  уже
никто толком не прикрывал, лишь отряды пернатых солдат, выстроенные  на  его
подступах ровными шеренгами.
   - Немного их тут, - прокомментировал Пестель.
   - Это только те, у кого есть ружья. - уверенно  объяснил  Рост.  -  Не  с
копьями же защищать город от крейсеров.
   - Откуда знаешь? - быстро спросил биолог. Потом понял:
   - Ага, значит, ты снова... в форму входишь?
   - Это как-то само собой проявляется, - признался Рост.
   - Как бы ни проявлялось, если это поможет - вперед, - милостиво  разрешил
Пестель.
   И хмыкнул, почему-то был доволен. Должно быть, грустно решил Ростик,  ему
нравится, что у его знакомого возникло такое вот интересное уродство...  Или
все-таки дар?
   - Если не врет моя карта, - проговорил динамик холодноватым голосом  Евы,
- впереди тот город, который мы ищем.
   Рост словно бы проснулся.  Он  оглядел  все  окрестные  каменные  столбы,
береговую линию и отдаленные,  вспухающие  в  десяти  километрах  на  восток
холмы.  Местность  была  знакомой...  Нет,  не  так.  Это  были  именно   те
окрестности, к которым он привык, когда они сидели тайными наблюдателями  на
каменном столбе. Как это было давно... Всего-то два месяца  назад  или  лишь
чуть больше.
   - Да, - прозвучал в динамике голос Кима. - Узнаю. Ну, Рост, что делаем?
   И словно в ответ на его  вопрос  из-за  какой-то  нелепой,  не  на  месте
растущей группы довольно высоких деревьев на них вывалился тот самый  город,
из которого они украли два  параболических  зеркала.  Рост  набрал  побольше
воздуха в легкие, потом выдохнул:
   - Значит, так. Все слушают только мои команды. Повторяю,  самостоятельные
действия расценю как попытку сорвать контакт. Ева, ходи  кругами  в  высоте,
поглядывай за теми летунами, которые якобы отстали.
   - Они правда отстали, - выдохнул Ким.
   - Ким, сиди надо мной, метрах в ста, не  выше.  И  смотри  за  всем,  что
делается на земле. Если что-то пойдет не так, можешь бить на  поражение.  Но
только после моего выстрела. А ты, - Рост повернулся к Казаринову, -  будешь
висеть надо мной, со стороны моря. Если они что-то попытаются устроить, ты в
драку не ввязываешься, просто уходишь, понял? Всю грязную работу  предоставь
крейсерам.
   - Есть, - кивнул Казаринов.
   - Ну, - Рост еще раз громко вздохнул и стал  вытаскивать  из-под  сиденья
свои пластилиновые дощечки, - приступим.
   - Из города к пляжу бежит толпа, - доложила Ева.
   - Это жрецы, - объяснил ей Ким. Потом что-то звонко защелкало в динамике,
и уже искаженным голосом он добавил:
   - Удачи тебе, Рост.
   Да, удача мне понадобится, решил Ростик, заодно уж проверяя и свой наган.
Впрочем, она нам всем понадобится. Даже пернатым, если на то пошло.

29

   Когда  Казаринов  высадил  Ростика  на  песок,  метрах  в   трехстах   от
мастерской, в которой пернатые хранили зеркала, ему  показалось,  что  земля
как-то покачивается у него под каблуками. Конечно, это был  обман  чувств...
Но не только.
   Ростику вдруг стало ясно, что он очень недоволен. И уже  не  жизнью,  как
было, например, в Водном мире, а тем, что ему предстояло делать.  Он  как-то
действительно  стал  незаметно  превращаться  в  захватчика,  в  пса-рыцаря,
прибывшего за данью, который проявляет свою волю  и  который  привык,  чтобы
неподчинение этой воле сурово каралось.
   Это было не правильно, нечестно. И не потому даже, что  аморально,  хотя,
конечно, и это примешивалось,  но  еще  и  по  той  причине,  что  выглядело
бесперспективно. Рост сосредоточился на этом внимательнее и вот что понял  -
вполне мог наступить момент, когда взаимодействие  или  вражда  с  соседями,
равно с зеленокожими, дварами или пернатиками,  окажется  решающим  фактором
того, выживет ли человечество или его сотрут с  карты  Полдневья,  как,  без
сомнения, уже стерли множество других цивилизаций, народов, культур и рас.
   Это была очень сложная мысль, она уходила в  отдаленное,  очень  туманное
будущее, но Рост решил, что ему все равно придется додумать ее до конца. Или
до предела своего понимания этой идеи, что не совсем то же самое.
   Внезапно до Ростика дошло, что он  стоит  один,  в  опасной  близости  от
города, на враждебной территории существ, с которыми около месяца назад  они
сошлись в ужасающем по потерям сражении. Он стоял и  ничего  не  делал...  А
впрочем, делал - он стоял. И в создавшейся ситуации это было лучше всего.
   К нему, почти не увязая в песке, бежало более сотни пернатых,  многие  из
которых были в полном вооружении,  некоторые  даже  опустили  шлемы,  словно
перед настоящим сражением.  И  до  них  оставалось  уже  меньше  прицельного
выстрела из ружьеца пурпурных, то есть всего-то несколько десятков шагов.
   Тогда Ростик поднял руки. В одной из них он держал дощечку с пластилином,
в другой не держал ничего. Оружие он оставил в машине,  висевшей  сзади,  за
ним. Это был  такой  неверный,  такой  бессмысленный  жест,  что  Росту  для
поддержания духа пришлось посмотреть вверх, чтобы понять,  здесь  ли  черные
треугольники, которые сейчас были единственным  его  аргументом.  Он  их  не
увидел, они сумели - дурачье и бестолочи! -  спрятаться  за  свет,  льющийся
сверху. Но он все еще надеялся, что их видят пернатые.
   И они, скорее всего, увидели.
   Не добежав до Ростика метров тридцати, пернатые вдруг стали тормозить,  а
потом и  вовсе  застыли.  До  них  осталось  совсем  немного  -  незнакомых,
враждебных, изукрашенных перьями,  раковинами,  замысловатыми,  похожими  на
темные черепаховые панцири пластинами, нашитыми на тяжелые  кожаные  куртки,
образующими легкие, но вполне  надежные  доспехи,  увешанные  металлическими
бляшками, медальонами... Таких бойцов даже под Бумажным Ростик  видел  очень
редко и в очень небольшом количестве. Здесь же они преобладали. Может, мы их
вырубили, опрыскав верхушку холма с их штабом, мельком спросил себя Рост, но
ответ так и не возник в его многомудрой  голове.  Вероятно,  потому  что  он
вдруг заметил кое-что еще.
   В воздухе, на удивление беззвучно, за пределами  Ростикова  слуха,  висел
очень сильный,  резкий  и  даже  какой-то  давящий  звук.  И  звучал  он  не
однотонно, а сложным многозвучием, словно свистели не в один  свисток,  а  в
несколько. И делали это очень решительно.
   Так и оказалось. Застывшие воины пернатых вдруг расступились, и к Ростику
выступили несколько существ разом. Впереди топали по песку трое бегимлеси  в
темно-серых  одеждах,  похожих  на  длинные,  неуклюжие  хламиды,   каким-то
странным образом переходящие в  подобие  широких,  как  юбки,  шорт...  Нет,
значит, это уже были не хламиды, а скорее комбинезоны,  только  укороченные.
Они были бы смешны и нелепы, если бы к этим бегимлеси не относились с  таким
почтением все остальные пернатики, даже наиболее высокие в  чинах,  то  есть
увешанные наибольшим количеством всяких сверкающих побрякушек.
   Двое из этих троих, шагающих по бокам, действительно свистели в  свистки,
вставленные в короткие кожистые, наподобие черепашьих, крючковатые клювы.  А
потом к этим трем подоспели еще пять пернатиков, уже в  настоящих  хламидах,
не оформленных снизу в штаны. Эти крутили на довольно толстых лесах,  видимо
сделанных из кишок, какие-то барабанчики, издающие  очень  низкий,  тоже  на
пределе Ростикова слуха, гул.
   Эта компания придвинулась к Росту на расстояние шагов десяти  и  застыла.
Стало ясно, что первую удачу Ростик уже заработал - его не убили  сразу  же.
Теперь был его ход.
   Он сделал несколько шагов вперед, повернулся к пернатикам боком,  показал
свою дощечку и принялся рисовать. Первым делом в увеличенном размере,  почти
на всю свою дощечку он нарисовал руку,  держащую  обыкновенные  равноплечные
весы, наподобие тех, какие греки изображали в руке Фемиды. На одной чаше как
груз он нарисовал себя, разумеется, в упрощенной, но  вполне  доступной  для
понимания манере. А на второй, чуть не лопнув от стараний,  изобразил  город
пернатых в  том  виде,  каким  он  представлялся  сверху,  с  толпами  самих
бегимлеси, их домами-гнездами, переходами и даже мастерскими.
   Рисунок этот был очень сложным, Ростик даже слегка  исказил  его,  и  ему
пришлось перерисовывать ту часть, где он вздумал изобразить склады. Но потом
он вдруг почувствовал, что кто-то касается его  руки.  Он  поднял  голову  -
высокий, очень спокойный, на  Ростиков  взгляд  даже  равнодушный,  пернатик
просил его повернуть рисунок к ним. Что и было исполнено. Сероштанные  долго
изучали изображение, некоторые из наиболее украшенных  воинов  тоже  подошли
поближе и тоже стали, удивленно  двигая  головами,  рассматривать  Ростиково
сообщение.
   Наконец они поняли.  Воины  зашипели,  кто-то  даже  попытался  ткнуть  в
сторону Роста копьем, причем совсем не шуточным образом. Но  серые  жрецы  -
или кем они тут являлись - довольно однозначно остановили  вояк.  Они  умели
думать более концептуально. Наконец один из жрецов,  который  не  свистел  в
свисток и не  крутил  барабан,  что-то  проговорил  высоким,  очень  смешным
клекотом. Ростик покачал головой и попытался  сунуть  ему  вторую  такую  же
дощечку, но тот сделал несколько довольно энергичных жестов руками, и  тогда
Рост понял, что следует продолжать.
   Он перевернул дощечку, на ее  обратной  стороне  тоже  был  ровным  слоем
нанесен пластилин, и продолжил. Сначала  нарисовал  параболическое  зеркало,
потом в очень упрощенном виде установку, посредством  которой  пернатики  их
отливали, а потом под этим изображением нарисовал  большой  круг.  Некоторое
время он не знал,  как  изображать  то,  что  следовало  сказать.  Но  потом
все-таки придумал.
   Разбил этот круг на четыре части и по внешней стороне круга пустил четыре
картинки. На одной показал, как расцветает цветок и дерево. На  следующей  -
как стоят травы и некая сущность, отдаленно  напоминающая  пернатика,  но  и
человека, скашивает эти травы. Около следующей дуги изобразил, как с неба на
подобия человеческих  строений  сыплется  дождь,  и,  наконец,  в  четвертом
секторе показал те же строения, засыпанные снегом. Снег у Ростика  не  очень
получился, он остался слишком похож на дождь из предыдущего времени года, но
это было уже и не важно. Кажется, пернатики поняли его. Они рассмотрели  его
рисунки, а потом вдруг один из свистунов присел, словно обозначая согласие.
   Было приятно, что его поняли. А вот дальнейшее объяснение не  могло  быть
приятным. И для Роста тоже.
   Он стер - или "замял" - изображение на пластилине в верхней части доски и
изобразил  параболические  зеркала,  которые  люди  грузят  на  транспортный
гравилет, точь-в-точъ похожий  на  тот,  в  котором  чуть  сзади  всей  этой
живописной группы висел Казаринов.
   Потом, подумав, разделил весь круг, до этого разбитый на четыре части, на
двенадцать дуг, попросту обозначив в каждом из секторов три  кусочка,  и  от
каждого из этих кусков отвел специальную черту, на конце которой показал  те
же зеркала, но уже в уменьшенном виде.
   Один из жрецов-свистунов, не тот, что приседал, повернул к себе Ростиково
творение, потом, тыкая мощным указательным пальцем в каждое из  изображенных
зеркал, пересчитал их. Ростик считал с ним вместе,  получилось,  что  он  не
ошибся, зеркал было десять. Потом, понимая, что душа пернатиков  наполняется
гневом или отчаянием, он  принялся  рисовать  те  же  десять  зеркал  против
каждого из полученных месяцев. То есть за каждый из четырех  сезонов  Ростик
требовал выдавать  человечеству  тридцать  настоящих,  без  всяких  дураков,
параболических зеркал.
   Конечно, он не нарисовал и второго десятка, как над толпой пернатых  вояк
пронесся вой. Кто-то выбил у Ростика из рук доску, еще кто-то свалил его  на
песок  одним  молодецким  ударом...  Как  вдруг  с   неба,   подобно   знаку
Зевса-громовержца, ударила молния. Ее сила была ошеломительна. Рост, который
последние дни только и делал, что палил из этих пушек, равно как  и  получал
ответные удары, и тот был слегка оглушен этой энергией. От нее пахло  озоном
и смертью, она заставила расплавиться песок в том  месте,  куда  ударила,  и
даже на расстоянии дохнула таким жаром, что некоторые из вояк отшатнулись.
   Ростика оставили в покое. Он поднялся, отряхнулся и поднял свою доску.  С
той  стороны,  где  был  изображен  уравновешенный  баланс,  на   пластилин,
размякший на жаре, прилипло довольно  много  песка,  и  он  не  хотел  легко
стираться. Но Ростик и не стал этого делать -  не  до  того  было.  Он  сдул
песчинки, которые сдулись, а потом двумя  руками  поднял  доску  над  собой,
показывая, что случится, если эти вояки не будут себя сдерживать.  Или  если
хотя бы один не удержит себя в руках. Или если все  остальные  из  их  банды
такого вот ретивого не удержат.
   Жрец, который не свистел, повернулся к своим  хламидникам  и  стал  очень
негромко, очень быстро клекотать. Рост прислушался. В этой  речи,  казалось,
не могло быть ни отдельных слов, ни сколько-нибудь  осмысленных  звуков.  Но
все-таки это  была  речь.  Потому  что  остальные  его  понимали.  Некоторые
отвечали,  некоторые  -  это  было  заметно  по   горячности   выражений   -
протестовали. Но медленно, почти незаметно  их  головы  склонились.  Наконец
почти все как один присели в местном знаке согласия.
   Тогда, игнорируя прокатившийся по солдатам  стон  разочарования,  главный
жрец подошел к Ростику, перевернул  его  дощечку  на  ту  сторону,  где  был
изображен круг, довольно уверенно взял из  пальцев  Ростика  стило,  которое
оказалось зажато этими самыми пальцами совершенно рефлекторно, как соломинка
в руках утопающего, и  нарисовал  против  каждого  из  обозначенных  месяцев
черточки. Против зимних месяцев жрец провел по три черточки, против весенних
и осенних - по пять. Лишь против летних оставил  по  десять,  подтвердив  их
своими, более глубокими и длинными, линиями.
   Рост покачал головой, вытащил из нагрудного  кармана  гимнастерки  другое
стило, добавил к  изображениям  жреца  по  две  черточки  против  осенних  и
весенних месяцев, а против зимних твердо, как мог, провел по пять черточек.
   Теперь пришла пора переживать пернатому. Он качнулся вбок, словно на  миг
вздумал изображать Пизанскую  башню,  и  снова  принялся  стирать  Ростиковы
линии. Но теперь Рост был непреклонен. Он понимал, что уже  и  за  сделанную
скидку Председатель вполне может отстранить его от  дальнейших  переговоров,
поэтому не собирался уступать.
   Пернатые посовещались, потом призвали каким-то образом летунов в доспехах
с вмонтированными в них пушками, мигом появившихся в воздухе  и  наполнивших
пространство  над  переговорщиками  хлопаньем  крыльев,   криками   летающих
страусов, дикими воплями команд, которые испускали некоторые из  пехотинцев,
видимо,  в  знак  поддержки...  Но  на  Роста  это  не  произвело   никакого
впечатления. Он просто поднял руки, и тотчас на него и на  пернатиков  упали
две тени. Они показались сначала не очень большими, но по мере снижения этих
теней все ощутили действие антигравитационных  волн,  вызывающих  явственное
впечатление стекающей вниз крови и боль, возникающую во всем теле.
   Летуны бегимлеси куда-то исчезли, лишь две мрачные тени, как  пресловутая
воля захватчика, лежали на земле, заставляя умолкнуть самых воинственных  из
пернатых.
   Потом Рост еще раз ткнул дощечку под нос главному жрецу и впервые спросил
его вслух:
   - Ну что, согласны?
   Пернатый вздохнул, это было сделано почти по-человечески. Потом он поднял
руку,  привлекая  к  себе  внимание,  что-то  очень  негромко,   но   жестко
проклекотал... Тотчас кто-то среди воинов запричитал  в  голос,  но  большая
часть повернулась и стала уходить. Вернее,  отправилась  в  сторону  склада.
Рост с силой провел рукой по лицу.  От  этого  у  него  даже  глаза  на  миг
закрылись, а когда он их открыл, жрецы  тоже  уходили  к  городу.  Медленно,
угрюмо, ссутулившись, словно на них с неба  лил  проливной  дождь...  Как-то
немного по-куриному.
   Ростик постоял, потом сел, достал свою флягу. Выпил воды. Лишь теперь  он
заметил, как подрагивают у него губы и  как  пот  выступил  на  лбу.  Поднял
голову. Около него с копьями наперевес стояли шестеро воинов пернатых.  Один
из них держал ружье и смотрел на  Ростика  неотрывным,  немигающим,  орлиным
взглядом. Потом все-таки мигнул и чуть ближе наклонился, разглядывая Ростика
еще бесцеремоннее. Чтобы избавиться  от  этого  взгляда,  Рост  улыбнулся  и
протянул руку с флягой.
   - Хочешь? - спросил он, словно пернатый мог его понять.
   Тот отвернулся, не двинув ни одним мускулом тела, только шеей.  Так,  или
очень похоже, на Земле умела делать сова, когда, сидя на ветке, посматривает
в разные стороны.
   Потом к Росту подошли солдаты, ушедшие к складу. Каждые  шестеро  из  них
несли по зеркалу. Когда зеркала были выложены отражающей  стороной  вниз  на
мягкий песок, Ростик вздохнул с облегчением.  Оказывается,  он  не  очень-то
верил, что его задача будет решена.  Тогда  он  поднялся  и  принялся  гнать
охранников прочь.
   - Все, ребята, - приговаривал он, -  идите  себе.  Дело  сделано,  теперь
отойдите подальше.
   Тот охранник, который рассматривал  Ростика,  вдруг  вырвал  из  его  рук
пластилиновую дощечку и, осторожно неся ее перед собой, двинул к городу.  Не
оборачиваясь, он что-то произнес, и почти все его пернатые, даже те, которые
не стерегли Роста, а просто принесли зеркала, довольно резво последовали  за
ним.
   Метрах в двухстах бегимлеси остановились и снова принялись смотреть. Рост
поднял голову, помахал  рукой,  почти  не  различая  Казаринова  за  лобовым
стеклом. Но ему видеть и не требовалось, потому что все пилоты очень  хорошо
следили за самим Ростом. Казаринов сел, подняв тучи песка, потом  волосатики
выскочили и под руководством Ростика  тщательно  уложили  зеркала,  укутывая
каждое из них большими кусками какой-то ткани. Она показалась Ростику смутно
знакомой... Лишь изрядно напрягшись, он вспомнил,  что  когда-то  из  нее  в
Белом доме были  сделаны  занавески  на  окнах.  Поднялись,  взяли  курс  на
Боловск. На Ростика напала слабость, он даже руку не мог поднять, не то  что
рукоятки двигать. Это стало ясно даже Еве.
   - Перенервничал? - спросил она  по  рации.  Связь,  как  и  прежде,  была
отменная.
   Рост удивился -  столько  времени  эфир  стоит  прозрачный,  как  вода  в
роднике.
   - Всего часа два прошло-то, - отозвался Ким. - Чего  же  эфиру  этому  не
стоять-то?
   Оказалось, Рост произнес последнее соображение  вслух.  На  ближайшей  же
пустынной поляне транспорт с зеркалами и Кимов крейсер приземлились, и  Рост
пересел в башню черного треугольника. Сначала он решил, что с ним слишком уж
возятся, но потом выяснил, что в этом немало и расчета - очень уж Киму, да и
Пестелю хотелось узнать подробности. Но биологу как раз ничего узнать  и  не