цом. Он
сунул свою  узкую  холодную  ладошку,  сложенную  лодочкой,  как  девица,  и
представился:
   - Дубровин. - Подумал и добавил:
   - Сергей. Оставлен за главного  инженера.  Тот,  вы  уж  извините,  отбыл
сегодня в Боловск.
   - На чем отбыл? - с преувеличенной строгостью спросил Каратаев. А  может,
это было его, так сказать, "естественное лицо" с теми,  кто  проникался  его
каратаевской важностью и значительностью.
   - На гравилете, - доложил Сергей. - Его нам...
   - Знаю, с Перевальской крепости подбросили,  -  добавил  Рост.  -  Обрати
внимание, Каратаев, если бы  Смага  не  торопился,  мы  бы  не  гоняли  этот
самокат, а с комфортом летели до места назначения.  Его  "экономность",  как
почти всякая глупость, обернулась дополнительными расходами.
   - Что такое? - удивился Дубровин.
   - Это  к  тебе  не  относится,  -  отозвался  Каратаев  чуть  резче,  чем
следовало.
   - Пока будем заправляться, - попросил Ростик, -  покажи-ка  мне,  Сергей,
что у вас тут происходит.
   - Заправиться нам - пара минут, - сказал Каратаев.
   - Ну что же делать, - развел руками Ростик, - придется подождать. Когда я
еще сюда попаду?
   И Дубровин, осознав, что гостя  мучает  любопытство,  провел  Ростика  по
цехам. А это были именно цехи - столько в  них  было  машин,  так  они  были
спланированы и выстроены.
   В первом из цехов оказались снятые с ходовой части  паровозные  агрегаты.
Их было десять, хотя  два  из  них  оказались  разобранными  -  как  пояснил
Дубровин, на "профилактику". К каждой паре паровозных  машин  через  систему
муфт и редукторов подсоединялся один  электрогенератор.  Эти  машины  вообще
выглядели неуловимо-непонятными. Они были спрятаны  под  кожухи,  около  них
никто из персонала не  крутился,  все  их  показатели  выводились  на  общий
приборный щит, около которого круглые сутки дежурил оператор.
   Цех был  -  загляденье.  Вот  только  работала  всего  пара  паровиков  и
крутился, судя по гулу, лишь один  генератор.  Рост  спросил,  в  чем  дело.
Дубровин начал вздыхать.
   - Очень мало топлива осталось. Вы ведь  с  торфяного  разреза?  -  Ростик
подтвердил. - Вот когда вы подавали торф, мы работали в две смены, по десять
часов. А сейчас...
   Потом они пошли в другой цех, где из добытых на  склоне  Олимпа  бокситов
выплавлялся алюминий. Тут все было еще красивее -  электроплавильные  ванны,
обложенные футеровочным кирпичом, довольно мощные даже на вид  неспециалиста
электрические  шкафы,  лотки  для  слива  расплава,  конвейеры  для   подачи
боксита... Этот цех понравился Ростику больше всего, должно быть потому, что
весь производственный процесс можно было увидеть по результатам, не  то  что
получение электротока.
   А в третий цех  они  не  пошли.  Там,  как  сказал  Дубровин,  был  склад
бокситов, торфа, металла и, конечно, необходимых запасных деталей для машин.
Еще, как подозревал Ростик, там же находились  казармы  для  охраны,  жилища
рабочих, административные помещения, гаражи для транспорта  и  гравилетов...
Но смотреть на это было уже некогда. Каратаев  торопил  отчаянно,  даже  сам
сподобился размахивать руками, чтобы Ростик видел, что следует ехать дальше.
   Они поехали. Рост опять, но не без боя, вытребовал себе коляску, на  этот
раз Каратаев попытался спорить, мол, он тоже  устал,  тоже  провел  ночь  на
ногах... отступая со всеми.  К  тому  же  он,  как  ему  показалось,  привел
железный аргумент:
   - Ты ехал до завода, а я, по законам справедливости, должен ехать после.
   - Ты что-то больно хитер, Каратаев, - отозвался Ростик, досадуя, что  вся
сцена происходит на глазах Дубровина и  водителя,  имя  которого  Ростик  не
догадался сразу спросить. - До завода от крепости - километров  двадцать.  А
теперь нам тащиться больше сотни верст, и ты называешь это справедливостью?
   В общем, Каратаев уступил. Должно быть, полагал,  что  везет  Ростика  на
расправу, а с осужденным спорить не положено. Признаться, Ростик и  сам  так
думал, хотя надеялся на некоторые смягчающие его вину обстоятельства.
   В Боловск они приехали изрядно после полудня. И Ростик настоял, чтобы его
подбросили к дому, он хотел, если возможно, искупаться и переодеться.
   Каково же было его удивление, когда, ополоснувшись в душе чистой, пресной
- хоть пей - водой, прогретой полдневным солнышком,  переодевшись  в  свежую
форму, подбросив вверх десяток раз полуторагодовалого Ромку,  который  сидел
дома  с  няней-бакумуршей,  у  которой  у  самой  оказалось   трое   отлично
выглядевших волосатых отпрысков, он так и остался невостребован Белым домом.
То есть его просто-напросто не вызвали к начальству. И уже  поздно  вечером,
когда он провел в приемной почти пять часов,  ему  предложили  находиться  в
городе и ждать.
   Чего именно следовало ждать, Рост не понял, но уточнять не стал. Эти  дни
впервые более чем за год он мог провести дома, с женой, сыном, мамой и  даже
непонятно  как  оказавшейся  у  них  бакумуршей,  которая  вполне   исправно
отзывалась на имя Кирлан. К тому же, как выяснилось почему-то через три дня,
не  раньше,  она  оказалась  главной  женой  Винторука,  и  тогда  понемногу
проявилась вся интрига.
   Видимо, после родов Любаня вздумала работать, но для этого  следовало  на
кого-то оставить Ромку. И  тогда  верный  Ким,  опекающий  все  семейство  в
условиях отсутствующего главы - то есть его, Ростика, - привел  жену  своего
загребного, у которой  появился  дополнительный  заработок,  а  у  Ростикова
гнезда - няня и определенная свобода для жены. То, что в последнее время  на
волосатиков  стали  оставлять  даже  детей,  Ростик  не  знал,   но   теперь
почувствовал на  себе.  И  хотя  он  неплохо  относился  к  бакумурам,  хотя
по-настоящему, без  всяких  скидок,  уважал  Винторука,  это  обстоятельство
заставило его понервничать. Хотя и недолго,  лишь  до  той  поры,  когда  он
увидел, как с его Романом,  едва-едва  пробующим  ходить,  под  руку  гуляет
девочка волосатиков, больше его раза в два, а  от  всяких  непонятных  жуков
защищает  другой  бакумуреныш  -  почти  такой  же  маленький,  но   быстрее
постигающий законы выживания.
   В общем, если бы не неясная угроза  судилища  за  проигранную,  по  сути,
войну, жизнь была бы прекрасна. Оглядевшись, поел снявшись  по  городу  пару
дней, убедившись, что время у него почти наверняка будет, Ростик  взялся  за
давно откладываемое, но необходимое дело - он  попытался  перепланировать  и
перестроить дом.
   Одноэтажные дома из светлого кирпича на  Октябрьской,  которые  построили
еще в конце двадцатых, рассчитывались по первоначальному плану на две семьи,
а потому  были  разделены  пополам  Соответственно  пополам  были  разделены
передние палисадники и задние, хозяйственные дворы. Соседей, которые жили во
второй половине их дома, Ростик помнил, конечно, потому что прожил  с  ними,
считай, бок о бок всю жизнь,  но  воспринимал  как-то  с  трудом.  Они  были
старыми, много болели, очень редко показывались из дому, а в последние перед
Переносом годы вообще уезжали на много месяцев к дочери в Рязань.
   После Переноса они оказались в самом плачевном положении,  как  и  другие
беспомощные старики. Мама пыталась  им  помогать,  но  они  не  очень  этому
радовались, наверное, потому  что  находили  это  унизительным.  И  вот,  по
сведениям мамы, где-то неподалеку от Боловска  с  помощью  Председателя  был
организован дом престарелых.
   Поэтому  после  отъезда  соседей,  после  вывоза  стариками   оставшегося
имущества мама сломала внутреннюю перегородку и попыталась объединить  дома.
Что было кстати, потому что с бакумурами им  места  уже  не  хватало.  После
этого объединения половинок дома всем стало гораздо  удобнее...  Вот  только
защита от возможного борыма стала еще более проблематичной - потому что  дом
остался земным, слишком уязвимым,  с  большими  окнами,  неглухим  чердаком,
слабым полом, через который в помещение могли проникнуть не только  летающие
крысята, но и ранее невиданные жуки размером со спичечный коробок.
   Вот теперь,  воспользовавшись  передышкой,  Ростик  выпросил  у  каких-то
полузнакомых  мужиков  в   районе   новопоселения   ширгошодов   добавку   к
каменнолитейному составу и принялся за дело. Работал он, конечно,  не  очень
умело, но вдохновенно и старательно. К тому же его часто выручала  память  -
он видел, как и что полагается лить из камня, не один десяток раз,  особенно
при строительстве крепостей на Перевале и на  Скале.  А  там,  где  дело  не
клеилось, спасал здравый смысл.
   Сначала его смущало, что дом, который он возводил, был слишком  похож  на
широкие дома, только без подвала и подземных переходов, но потом это  как-то
забылось. И Рост все дни напролет  ковырялся,  оставаясь  лишь  в  отцовских
брезентовых шортах, в своем  будущем  владении.  Конечно,  одному  ему  было
трудно, но неожиданно ему стала от  всей  души  и  весьма  неглупо  помогать
Кирлан. Вдвоем у них все получалось просто великолепно.
   Однако  на  одиннадцатый  день  пребывания  Ростика  в  Боловске   у   их
полуразрушенного штакетного забора появился  посыльный  и  передал  странное
письмо. Ничего не оставалось делать, как смывать с себя  строительную  пыль,
переодеваться и отправляться в указанное место. Хотя  Ростик  и  недоумевал,
почему новое задание ему должны были сообщить в обсерватории.

6

   Перед обсерваторией его остановил пост строгих  девиц.  Ростик  помучился
немного дежавю. А может быть, и истинным  воспоминанием  -  он  был  уверен,
что-то очень похожее и в этом самом месте с ним уже  когда-то  было.  Или  у
него окончательно сбрендили его немного странные мозги.
   Впрочем, узнав, кто он, а главное, прочитав ту самую записку, которую ему
вручил курьер, девушки решили от него  отстать.  Лишь  одна  из  девиц  чуть
раздраженно проговорила:
   - Что-то ты не похож на Гринева.
   Рост так растерялся, что даже не придумал, что  ответить.  То  ли  девица
имела в виду его отца, что вряд ли, потому что было давно,  то  ли  все-таки
его самого, но тогда странно, что в нем не узнали его же. Так или иначе, эта
загадка осталась нерешенной.
   Территория за обсерваторией  охранялась  не  зря.  С  нее  уходили  вверх
казавшиеся на расстоянии очень тонкими четыре капроновых шнура. Три  из  них
были   привязаны   к   тяжеленным   бетонным   колодам,   бывшим    станинам
радиотелескопа, образующих треугольник  со  стороной  более  ста  метров,  а
четвертый шнур поднимался строго из центра  этого  треугольника.  И  был  он
слегка прослаблен, видимо, натяжение представлялось для него неважным.
   Все эти струны уходили вверх на высоту метров четырехсот, как решил Рост,
и крепились  к  гондоле  самого  настоящего...  воздушного  шара.  Большого,
серебристого,  чуть  вытянутого,  словно  продолговатая  груша,  удивительно
мирного и красивого. Про этот шар Ростик,  конечно,  слышал,  несколько  раз
видел издали, но вот приблизился впервые.
   Оказалось, что шар висел, вернее, плыл так высоко, что от него даже  тень
получалась какая-то  разреженная.  Еще  очень  странной  была  относительная
мягкость  струн,  на  которых  он  держался.  Вблизи  они  были  совсем   не
напряженными, их без труда можно было потянуть на себя, а если  после  этого
выпустить их из пальцев, они слегка вибрировали.
   - А вот щелкать не  рекомендую,  -  раздался  сбоку  голос,  и  Ростик  с
радостью увидел директора обсерватории, старого знакомого отца, а ныне,  как
можно было надеяться, и самого Ростика - Бориса Михайловича Перегуду.
   Рост деланно вытянулся.
   - Прибыл, похоже, для дальнейшего прохождения, ну и все такое... Что это,
Борис Михалыч?
   - Это?  -  Перегуда  счастливо  сощурился.  -  Это,  Гринев,  наше  новое
изобретение. Два года клеили, год собирали водород.
   - Так он водородный?
   - А где же мы тебе, мил человек, тут гелий возьмем? Нет,  я  уверен,  что
гелий  тут  есть,  но  вот  добыть  его  с  нашими  технологиями   и   нашей
энерговооруженностью  невозможно.  -  Как  почти  всегда  бывало  и  прежде,
разговор с Перегудой почти тут же переходил на прикладную науку,  технологию
и решение головоломных проблем.
   - Но ведь водород?..
   - Что водород?  Водород  -  это  вода,  даже  в  Полдневье.  Взяли  ванну
дистиллята, опустили пару электродов,  поднатужились...  Просушили  то,  что
получилось, и вышло - два моля водорода  на  один  моль  кислорода.  Кстати,
электричество получали из торфа, который вы добывали на юге.
   - Я не о том. Я хотел сказать, что водород - опасно. Еще "Гинденбург"...
   -  Правильно,  Гринев,   тебя   неплохо   учили,   оказывается.   Опасно,
"Гинденбург" и все такое... Но, понимаешь ли, выхода нет. - Перегуда  поднял
голову, любовно посмотрел на шар, паривший в вышине, и ласково прикоснулся к
шнуру, удерживающему летательный аппарат. -  Зато  получилось  неплохо,  уже
полгода висит, и хоть бы хны.
   - А почему его удерживают три леера? Даже четыре!
   - Четвертый - не леер. Пойдем.
   Перегуда с видом бывалого заговорщика подошел к центральному шнуру,  тому
самому, который был не натянут, и тут-то Рост увидел, что это не один  шнур,
а  несколько.  Центральную   его   жилу   составлял,   конечно,   капроновый
пятимиллиметровый тросик. Но еще вдоль него шел проводок, очень  похожий  на
тот, которым оснащались полевые армейские телефоны, или еще на  какой-нибудь
двужильный гибкий токовод.
   - Ого, тут у вас все серьезно, - отозвался Ростик.
   Вместо ответа  Перегуда  выволок  из-под  каменной  будочки,  похожей  на
собачью, куда входили через  верх  все  эти  провода...  армейский  телефон.
Покрутил ручку и поднес трубку к уху.
   - Алло, верх? Да, это я.  Тут  к  вам  гости...  Нет,  конечно,  один,  я
подниматься не буду. В общем, это распоряжение Председателя, спускайте крюк.
- Он повесил трубку и повернулся  к  Ростику.  -  Ты  вообще-то  как  высоту
переносишь?
   - А что?
   - Понимаешь,  не  все  на  это  легко  реагируют.  Поднимутся  метров  на
пятьдесят и начинают орать.
   Рост поднял глаза,  и  у  него  нехорошо  заурчало  в  животе.  Прямо  по
центральному  шнуру  сверху  сползал  стальной  блестящий   карабинчик.   На
карабинчике висели лямки парашюта, со спокойным звоном металлических  бляшек
раскачиваясь вокруг пустоты, которую должно было заполнить Ростиково тело.
   - Ну, с тобой-то проблем не будет. Ты у нас такой невероятный герой,  что
если что-то в Полдневье происходит, а тебя нет поблизости, то даже как-то не
сразу верится. - Рост посмотрел на Перегуду. Тот посмеивался, но в  смелости
своей жертвы нисколько не сомневался. - К тому  же  оттуда  вид  -  хоть  за
деньги продавай эти экскурсии.
   Когда ремни опустились, Перегуда деловито защелкнул  их  вокруг  Ростика,
потом похлопал его по плечу и добавил:
   - Ты слушайся командира там, наверху. Он себя ведет  как  деспот,  словно
шар его собственность. Но  глаз  -  замечательный,  видит  даже  то,  что  в
принципе увидеть невозможно. К тому же не ошибается.
   Вдруг тросик над Ростиком напрягся и  пополз  вверх...  Вернее,  это  сам
Ростик пополз вверх - его стало  поднимать  буквально  за  шиворот.  Сначала
страх, возникший в животе, был еще преодолим, потом стал невмоготу, потом...
Все  стало   интересно.   Должно   быть,   потому,   что   впервые   Ростика
транспортировали как неодушевленную вещь. И это оказалось вполне разумным  -
если бы хоть что-то зависело от Роста, он  наверняка  от  ужаса  наделал  бы
ошибок и чего доброго еще сверзился. А тут все свершалось помимо его воли  и
страхов.
   Надо признать, подъем длился долго, Ростик даже слегка подмерз, пока  его
втащило в небольшой лючок, проделанный в дюралевом днище гондолы. Тут он  не
успел очухаться, как его уже отволокли в сторону от пропасти в четыре  сотни
метров, разверзшейся под ногами, и стали освобождать от ремней.
   А он, как оказалось, так привык к ним, что даже не  хотел,  чтобы  его  и
освобождали. Он  попытался  отпихнуть  эти  руки,  но  потом  увидел  легкую
дюралевую лебедочку, с помощью которой его поднимали, и ему стало так  худо,
что  он  даже  перестал  сопротивляться.  И  лишь  тогда  осознал,  что  его
путешествие наверх окончено, что все завершилось благополучно.
   Он вздохнул, вытер глаза, в которых застыла от напряжения какая-то  муть,
и огляделся. Он был внутри  тесной,  закрытой  сверху  тканью,  как  шатром,
гондоле. Лишь потом он понял, что это не шатер, а сам воздушный  шар,  мерно
колыхающийся  какими-то  легкими,  едва  заметными  складками,  должно  быть
потому, что объем его был куда больше, чем требовалось для  подъема  на  эту
высоту.
   Тогда он посмотрел на человека, который втащил его сюда, - это был  Боец.
Тот самый парень, с которым он пережидал вал борыма пару  лет  назад...  Ну,
когда этот вал впервые появился и оказался чересчур сильным и неожиданным.
   - Боец, - позвал его Ростик,  потом  понял,  что  губы  его  не  очень-то
слушаются, прочистил горло и позвал уже громче:
   - Боец, ты возмужал.
   Парень действительно стал выше, сильнее, уверенней. Кроме  того,  у  него
появились мускулы, которые почему-то  наводили  на  мысль  о  Коромысле,  но
Ростик отбросил ее, решив, что она  слишком  необязательная...  Или  слишком
смелая, хотя он еще и не знал, в чем именно.  Может,  в  том,  что  не  один
Коромысло стал чудо-богатырем, но вот и этот паренек  тоже.  Тогда,  что  ни
говори, это не случайность, а некая закономерность, которую следует понять и
обдумать.
   Потом  Рост  перевел  взгляд  на  второго  человека...  который  оказался
девушкой. И тоже знакомой. Это была хохлушка, та самая, которая была у  него
заряжающим во время налета пурпурных на Боловск.
   - И ты здесь! - Он сумел улыбнуться.
   Боец на его улыбку ответил не  сразу.  Он  посмотрел  внимательно,  почти
сурово в его глаза и лишь потом с трудом, словно заржавленный,  улыбнулся  в
ответ:
   - Многие вообще без  сознания  сюда  доползают,  командир.  Рад,  что  вы
оказались из другого теста. А то не люблю я возиться с дохликами.
   - Да, дохлики, как же, - отозвалась  певучей  скороговоркой  хохлушка.  -
Сам-то небось, когда первый раз поднимался, чуть штаны не испачкал.
   - Не выдумывай, - отозвался Боец.
   - А я не  выдумываю,  -  Отозвалась  хохлушка  и  попыталась  еще  что-то
сказать. Но Рост остановил ее жестом:
   - Боец, слушай, а я ведь не знаю твоего имени.
   - Денис... - Он подумал, добавил:
   - Денис Пушкарев.  А  вот  эта  трындычиха  -  моя  жена,  подчиненный  и
одновременно сменщик.
   - Сонечка  Пушкарева,  -  протянула  девушка  руку  и  улыбнулась  слегка
обветренным  и  конопатым  лицом,  словно  ни  на  миг  в  своей  жизни   не
сомневалась, что она не Соня и, уж конечно, не Сонька, а именно Сонечка.
   - Я рад, ребята, вас видеть. - Рост оглянулся на люк.
   Сонечка, догадавшись о его душевных и  телесных  муках,  опустила  крышку
люка и даже наступила на нее ногой. Рост  покачал  головой  и  подумал,  что
никогда не решится спуститься, и  тут  же  понял,  что  спускаться  придется
скоро. Очень скоро, может быть, через пару часов.
   - Ну ладно. Я в порядке. Давайте показывайте, что у вас тут!
   - Вы не знаете задания? - удивился Боец, то есть Денис. Он подумал. - Ну,
тогда, наверное, вам следует показать это марево.
   Рост оглянулся. В южном углу гондолы находился довольно сложный аппарат с
манометрами, большими,  еще  с  Земли,  стальными  белыми  баллонами,  одним
голубым баллоном и какими-то дюралевыми ящиками,  составленными  так,  чтобы
служить кроватью. Сбоку  от  этого  устройства  находился  откидной  столик,
который уже так давно не закрывали, что он даже немного  покривился  и  его,
скорее всего, довольно скоро необходимо будет серьезно ремонтировать.  Потом
шла лебедка, с помощью которой Ростика и других "гостей" сюда втаскивали или
спускали на  землю,  и  все  остальное,  необходимое  для  жизнедеятельности
экипажа, включая воду, пищу