ко растирать и смешивать разные травы, скатывать  пилюли
и распихивать их по пузырькам. Вид жены, странно изменившейся, с  выдающимся
под белым халатом  пузиком,  переваливающейся  на  вдруг  ставших  короткими
ножках, заставлял Ростика чуть не мурлыкать от нежности.
   Вот  и  сегодня  дело  кончилось  тем,  что  он  так   откровенно   начал
"облизываться" на благоверную, что  две  старшие  сестры,  ответственные  за
работу в аптеке, собравшись с духом, высказали ему:
   - Вы, Гринев, конечно, жуткий там у себя герой...
   - И рассказывать умеете, - добавила вторая, белая мышка, которая в первые
несколько дней сама не отходила от Ростика, пока он не рассказал, что и  как
случилось в Одессе.
   - Но у нас тут все-таки работа.
   Ростик скроил непонимающую физиономию:
   - И что?
   - А то, - высказалась беленькая.
   - Если вы быстро-быстро не оставите нас в покое, то мы...
   Они не решались высказать свою угрозу.
   - Да? - снова спросил Рост.
   - Позовем Чертанова!
   Хирург Чертанов, кстати, тот самый, который в свое время выходил Любаню и
за прочие заслуги величина абсолютная для всех сестер и многих  врачей,  был
страшнейшим аргументом. После этого Ростику осталось только изобразить  ужас
и уйти.
   Вообще-то его ухаживания за женой никакой угрозы дисциплине не несли,  но
они странным образом настраивали чуть не всех больничных теток на откровенно
романтический лад, что в Боловске стало редкостью ввиду отсутствия  мужского
населения. Поэтому его, из-за разных  тайных  переживаний  могущественной  в
больничном царстве и обуреваемой сложными желаниями женской души, проще было
прогонять, чем терпеть перед собой. Да и Любане повышенное внимание подружек
к ее Ростику почему-то оказывалось... неприятно. Поэтому Рост,  как  обычно,
отправился в палату, где лежал Антон. Дела у него за три месяца, что  прошли
после несчастного случая, вроде бы пошли на лад. Иногда он узнавал Ростика и
просил рассказать, что в мире творится. Но в половине случаев, когда Рост  к
нему заглядывал, он  просто  лежал,  закрыв  глаза,  с  восковым  лицом  под
ледяной, как после сотрясения  мозга,  повязкой,  со  спекшимися,  беззвучно
шевелящимися  губами  и  безостановочно   дергающимися   руками.   И   тогда
становилось ясно: до выздоровления тут еще далеко.
   Иногда после всех этих приятных  и  не  очень  переживаний  Ростику,  как
глоток спасительного кислорода, был необходим кто-то, с кем он мог бы просто
поговорить на равных. В таких случаях  он  шел  на  аэродром.  Но  последнюю
неделю ни Кима, ни других знакомых пилотов,  как  правило,  не  бывало,  они
обретались  в  разгоне,  вернее,  в  "разлете"  -  крутились  на   периферии
обживаемой человечеством зоны, работали, создавали  пригодную  для  обитания
среду.
   А новых пилотов, набранных в самое  последнее  время,  которых  одноногий
Серегин дрессировал день и ночь, Ростик не знал.  И  говорить  с  ними  было
ему... гм... затруднительно. Этот молодняк, иным из  которых  было  всего-то
лет по пятнадцать, - непонятно было, как они тяжеленные блины на  гравилетах
ворочают, - разговаривал с Ростом, вытягиваясь чуть не в струнку.
   Потому Рост сегодня никуда не пошел, а  отправился  домой.  Проходя  мимо
университета, он вздумал  заскочить  в  библиотеку,  чтобы  взять  не  очень
мудреную  книгу.  Но  в  последнее  время  его  попытки  почитать   что-либо
оканчивались плачевно. Иногда его хватало просмотреть  десяток  страниц,  но
лишь затем, чтобы понять - эта книга в Полдневье  совершенно  бесполезна,  И
нет тут уже такой науки, а следовательно, не нужна и методика  изложения,  и
даже мышление в предложенном направлении представляется бессмысленным. Тогда
книга выпадала из его  рук,  и  Рост  принимался  за  что-нибудь  простое  и
известное - например, носил воду в бак на душе.
   Вспомнив эту книжную муку, Ростик и в библиотеку не зашел, тем более  что
Рая  Кошеварова,  также  ввиду  большого  срока   собственного   интересного
положения,  на  работе  уже  не  появлялась,  а  сидела  дома   и   готовила
пеленки-распашонки, что в Полдневье было, по словам Любани, заботой немалой.
Разумеется, Рая - добрая душа - готовилась  уделить  часть  своих  трудов  и
подруге. То  есть  ее  будущему  детенышу...  Ну,  в  общем,  тому,  что...,
Бессмысленно улыбаясь, Ростик так и дошел  до  дома,  ни  о  чей  толком  не
соображая.
   Помимо намерений, дом, в котором он вырос и который  принялся  потихоньку
перестраивать в соответствии с новыми технологиями зеленокожих,  все  больше
становился похож на  жилище  широв  -  неприступное  и  надежное,  глухое  и
одновременно удобное, массивное, но и подъемное в строительстве силами  даже
одного человека. Полюбовавшись на дом, такой  знакомый,  а  теперь  такой...
странноватый, обозрев всю Октябрьскую, знаменитую лавочку под липой, которая
потихоньку сбросила  большую  часть  листьев,  готовясь  к  зиме,  он  пошел
готовить ужин.
   А вот ужин удался на славу. Но Любаня, едва  переступив  порог,  заявила,
что не сможет съесть ни крошки, если  он  не  разотрет  ей  ноги.  Ростик  с
готовностью принялся за дело, про себя удивляясь, как  это  его  стройная  и
вполне спортивная женушка вдруг да не способна носить всего-то лишних пять -
семь килограммов. Но вот - не могла. И  вид  распухших  ног,  отяжелевших  и
набрякших мускулов, которые еще с год назад могли без труда  крутить  педали
велосипеда  километров  восемьдесят  или  танцевать  полдня  без  остановки,
подтверждал это.
   Потом Ростик подал ей еду в кресло,  а  когда  она  чуть-чуть  отдохнула,
проводил в душ и обратно. Он кружил над ней, как какая-нибудь здоровая и  не
в меру сильная птица кружит над своим птенцом, пытаясь устроить  так,  чтобы
Любаня, как она  говорила  про  себя,  смогла  бы  "жизнедеятельничать".  Но
добиться этого не удалось, она  просто  улеглась  в  кровать,  под  плед,  и
закрыла глаза.
   И надо же было такому случиться, что в дом, когда Ростик уже окончательно
заскучал, ни с того  ни  с  сего  ввалился  Ким,  которого,  как  оказалось,
встретила на улице и затащила в гости мама. Вот тогда-то привычная и  уютная
кутерьма поднялась снова. Вернее, все, конечно, старались не шуметь  и  даже
ужинать решили на кухне, но Любаня все равно проснулась. Спала она  всего-то
час, но, по-видимому, отдохнула. По  крайней  мере,  увидев  всех  в  сборе,
разулыбалась и попросилась в компанию.
   Снова разогрели приготовленный Ростом борщ, разогрели настоящие  вареники
с творогом  и  сливами,  разлили  любимый  всеми  вишневый  компот.  Сели  в
гостиной, на скатерти. А чтобы света было больше и  не  пришлось  непрерывно
поправлять  лучины,  запалили  две  свечи,   поставленные   в   подсвечники,
причудливо вырезанные и удивительно завязанные удобным для свечек  узлом  из
листовой латуни.
   - А знаете, - сказала мама, - эти подсвечники стали популярны. Я заметила
в последнее воскресенье, что их гнут и продают на базаре едва ли не в каждой
лавочке. Это значит...
   - Это значит, что наше начальство свои медные лбы потихоньку  распродает,
- вставил Рост, но его не поняли.
   - Значит, - продолжала мама, - меда и воска на зиму  заготовили  много  и
свечей будет достаточно. Помолчали. Потом Рост отважился:
   - Мам, я просил узнать, что происходит с Антоном. У него опять...
   Ким заинтересовался. Попросил описать состояние  друга  подробнее.  Когда
Ростик рассказал, что видел, мама задумалась.
   - Понимаешь, мы опробовали в  случае  с  ним  три  схемы  восстановления.
Последняя идея заключалась в том, что в него попало. Ну, словом, его  задело
нечто похожее на те шаровые молнии, которыми в вас стреляли пернатые.
   - Так вы знаете эту историю? - удивился Ким.
   - Мы знаем все случаи поражения  наших  людей,  чтобы  быть  готовыми  ко
всему. Так вот, в результате попадания в голову  таким  плазменным  сгустком
могут  возникнуть  серьезные  нарушения  нервной  системы.  В  том  числе  и
расстройства памяти. Хотя, - она задумалась, - у него очень уж  основательно
стерты даже базовые навыки... Не знаю. Тут ни в чем нельзя  быть  уверенной.
Тем более что приборов  практически  нет,  одни  наблюдения  да  пересуды  в
дежурной комнате.
   -  А  есть  у  него  специфические  симптомы?  -  спросила  Любаня.  Мама
вздохнула:
   - Когда его привезли, все  обратили  внимание  на  синяки  вокруг  горла,
словно ему перетягивали дыхание. Но при этом не  душили,  потому  что  травм
кожи нет. - Она подумала, нахмурившись. - Говорят, так случается у загнанных
лошадей... Физиологически  это  можно  объяснить  спазмом  шейных  мускулов.
Только вызванным не  перетруженным  дыханием,  а,  например,  очень  сильным
страхом. Но что послужило причиной?..
   - Только не страх. Ты же знаешь, Антон мало чего боится, - сказал Рост.
   - Каждый чего-то боится, - уверенно проговорила Любаня.
   - Он мог увидеть что-то, что другого вообще с  ума  свело  бы,  -  нехотя
признал Ким.
   - Может, он во сне проговаривается?  -  интересовался  Ростик.  -  Может,
соседи по койке что-нибудь интересное слышали? Они ничего не передавали?
   - От него ничего не слышали ни соседи по койкам,  ни  даже  его  палатная
сестра. - ответила мама. - Он бредит беззвучно.
   Наступила пауза. Где-то очень недалеко, в наступившей уже темноте залаяли
собаки, их становилось в  городе  все  больше.  Как  Ростику  недавно  стало
известно, их разводили не только для охраны,  но  и,  как  в  Корее,  -  для
прибавки в рацион. Собачатина оказалась очень  вкусной,  куда  вкуснее,  чем
жесткая козлятина,
   - Ну, еще какие у нас новости? - спросила Любаня.
   Ким улыбнулся и вполне умильно посмотрел на нее. В его  маловыразительных
корейских глазах так и читалась слабость сильного  мужчины  перед  женщиной,
приготовившейся  стать   матерью.   Ростик   даже   нечто   вроде   ревности
почувствовал, когда заметил этот взгляд.
   - Я, собственно, за тем и шел, чтобы рассказать. Рост, - он повернулся  к
Ростику, его лицо при свете двух  свечей  показалось  на  минуту  фрагментом
старой фрески, - помнишь, мы приволокли от дваров такие палки  с  намотанной
паклей?
   Ростик вспомнил все так, словно это произошло пару часов назад.
   -  Так  вот,  мне  сегодня  в  политехе  сказали,  эта  пакля  -  состав,
родственный латексу наших земных  гевей.  И  самое  главное  -  этот  латекс
является решающим компонентом в топливе наших лодок.
   Значение открытия поняли все. Но мама, далекая от  такого  рода  проблем,
решила переспросить, чтобы осознать все как следует. Тогда Рост рассказал  и
про дваров, и про комки тугого, как резина, серого вещества, и про  то,  как
за ними погнались воздушные черви...
   - Но это все не важно. Важно только то, что это открытие позволит  решить
проблему топлива для антигравов. Ведь нам  ничто  не  мешает  отправиться  к
ящерам и выпросить у них еще этого...  этого  латекса,  а  потом  наготовить
топлива. Чего туда еще нужно добавлять?
   - Кажется, для его разведения требуется  спирт,  причем  довольно  много.
Потом  ребята  пробуют  добавить  древесный  уголь  в  качестве  замедлителя
горения,  но  с  этим,  сам  понимаешь,  проблем  никаких.  Потом  добавляют
резиновой  стружки  от  старых  покрышек,  потому   что   кто-то   предложил
использовать изрядное количество сажи, а добыть тонкодисперсную сажу сложно,
вот и вышли из положения. Что-то вроде каолина... Ну,  в  общем,  главное  -
латекс, который мы тогда притащили.
   - И получают они его из живых красивых деревьев...  Много  его  нужно?  -
спросила Любаня.
   - Как ни странно, не очень. Но его куда как много требуется для  патронов
пушек пурпурных. Эти патроны основаны на этом же латексе.
   - И патроны ружей? - удивился Ростик. Впрочем, он тотчас  же  понял,  что
если бы как следует подумал, то непременно догадался бы, что топливо  и  эти
патроны имеют общую природу.
   - Только добавки другие, так сказать, без замедлителя. И еще почему-то  в
патроны нужно добавлять алюминий или очень чистое железо. В универе сказали,
тогда образовавшийся плазменный шнур имеет большую устойчивость.
   - Плазменный, - произнесла чуть не по буквам Любаня. Впрочем, она  думала
о чем-то своем.
   - И что в итоге получается? - спросила мама.
   - А вот что.
   И  Ким,  вывернув  нагрудный  карман  летной  куртки,  выложил  прямо  на
матерчатую салфетку, лежащую рядом с его тарелкой, два кубика и две таблетки
размером со старую копейку. Один из кубиков был светлее,  и  запах  от  него
поднимался  совершенно  незнакомый.  Второй,  тот  что  был  черен  и   даже
поблескивал, как влажные новенькие покрышки на  автомобиле,  создавал  амбре
смеси спирта и резины. Догадаться, какой  из  этих  кубиков  был  произведен
человеческими руками, труда не составляло.
   А вот с патронами для ружей было сложнее.  Они  почти  не  отличались  но
цвету, разумеется, были совершенно равновеликими, и лишь  крохотные  блестки
алюминиевой пудры, отражающие свечной свет, подсказали Ростику ответ.
   - Правильно, - с удовольствием рассмеялся Ким.  Он  был  доволен,  словно
принес  не  новость,  имеющую,  без  сомнения,  стратегическое  значение,  а
забавную загадку. Которую его друг тем не менее легко разрешил.
   - Проверял? - спросил Рост.
   - Как раз сегодня целый день возился с этими изделиями. - Ким  кивнул  на
кубики и таблетки. - Скорость на нашем топливе падает, конечно, но не больше
чем на семь -  десять  процентов.  И  то  при  очень  обогащенных  топливных
режимах, то есть на предельных скоростях. Скажем так, вместо ста  километров
я могу достигнуть только девяноста.
   - Чтобы достигнуть этих ста километров, - отозвался Ростик, -  нужно  год
тренироваться.
   - Вот и я о том же. Молодых пилотов это ухудшение качества  не  затронет,
они его просто не поймут.
   - А патроны? - спросила мама.
   - С патронами все еще лучше. Правда, цвет лучей стал какой-то серый,  как
у пернатых, и иногда шнуры как-то срываются, то есть  происходит  разрыв  на
полдороге, так сказать... Но очень редко.
   Потом он все убрал. Ростик подавил в себе желание предложить другу тут же
опробовать заряд на заднем дворе, чтобы самолично убедиться, что  его  ружье
будет стрелять человеческими пулями, но, взглянув на маму и Любаню, от своей
идеи отказался.  У  них  был  такой  отрешенно-довольный  вид,  им  хотелось
любоваться подольше.
   - Какие еще в свете чуда? - спросила мама. Она вдруг осознала, что  семья
очень давно не собиралась вот так, за столом, с разговорами о житье-бытье.
   - Мы в последний день моего пребывания в  Одессе  отогнали  одно  морское
чудище, - проговорил неистощимый Ким.
   И  рассказал  про  Фоп-фолла.  Пару  раз  Рост  вмешивался   и   добавлял
существенные, на  его  взгляд,  подробности.  Собственно,  он  об  этом  уже
рассказывал, но сейчас был такой хороший вечер и  тема  подходящая,  поэтому
послушали всю историю еще раз. Тем более что, направляемые расспросами мамы,
они  куда  подробнее,  чем  прежде,  описали  загипнотизированную  толпу  на
причальной стенке города.
   - Никто из них не испытал  ничего  подобного,  что  досталось  Антону,  -
заключил Ким.
   - Не знаю, - призналась мама, -  для  анализа  этой  штуки  психотерапевт
нужен, и с отменными навыками внушений.
   - Думаешь, он разберется? - спросил Рост с сомнением, но и с надеждой.
   - Придет время, выясним, - произнесла Любаня. Вот это было дело. Это было
правильно.
   - Да, пожалуй, выясним, - согласился Ростик. - Если никто не помешает.
   - Кто, например? - поинтересовалась мама.
   - Вообще-то, - Рост, давно закончив второе, наконец взялся за вожделенный
компот, - я имел в виду руководство.
   - Стоп, - решил сменить тему Ким. - Тебе же Рымолов нравился.
   Тогда Ростик рассказал, как все проходило в  Белом  доме.  Пару  раз  его
рассказ прерывал взрыв хохота, но,  в  общем,  когда  все  кончилось,  стало
невесело. Любаня даже заметила:
   - Какие-то они у тебя все идиоты.
   - Пожалуй, так и есть, - вынужден был признать Рост.
   - Только за этот идиотизм, - поддержал друга Ким, - платить придется нам.
- Он подумал, допил свой компот. - Да, цена за недомыслие - это непросто.
   - Что для вас цена? - вдруг довольно резко отозвалась Любаня. - Настоящую
платим мы - матери и жены.
   Ростик поправил свечку. Она хоть и  была  отлита  из  чистого  воска,  но
почему-то вздумала коптить. При этом он изо всех  сил  постарался  выглядеть
беспечным.
   - Ну, Любаня, мы же не для любопытства повсюду лезем.
   - Он, -  мама  внимательно  смотрела  на  Ростика,  указывая  пальцем  на
отцовскую рацию, которую  Ростик  в  последнее  время  перетащил  в  большую
комнату, чтобы подслушивать рабочие переговоры ближних к городу патрулей,  -
мне всегда то же самое говорил.
   Да, с мамой было не поспорить. Она всегда все знала не хуже, а  может,  и
лучше.
   - Ладно, и для любопытства тоже. Но не только. А чтобы выжить.  Чтобы  мы
все выжили, весь город.
   - Мальчик будет, - сказала Любаня, положив руку на свой живот, - я с  ума
сойду.
   Рост рассмеялся ей в тридцать два зуба.
   - Ты его только роди, а мама, с тобой на пару, конечно, сделает  из  него
исследователя,  охотника,  покорителя  всех  чудес   Полдневья,   настоящего
торговца жизнью.
   - Что это значит? - удивилась Любаня, она не слышала этого выражения.
   Пришлось объяснить, и с подробностями. Мама подозрительно и  чуть  устало
посмотрела на него, на Кима, снова на него,  потом  долго  и  любовно  -  на
Любаню.
   - Вы только послушайте этого "торговца  жизнью"  -  "мама  сделает"...  -
передразнила она. - Мы-то сделаем, а ты где будешь?
   Вот сейчас его улыбка стала настоящей, без фальши. Он  твердо  знал,  где
будет, и это ему, что бы там ни говорили женщины, очень нравилось.
   - Где-нибудь в округе. Постараюсь оказаться не очень далеко.
   - Так я тебе  и  поверила,  -  буркнула  Любаня,  тем  не  менее  начиная
улыбаться ему в ответ. - Наверняка заберешься куда Макар телят не гонял.
   Спорить было бы нечестно. Он и сам знал, что она права.  Так  уж  он  был
устроен, и с этим ничего  нельзя  было  поделать.



    Николай БАСОВ
    МИР ВЕЧНОГО ПОЛДНЯ III
    ЗАКОН ВОЕННОГО СЧАСТЬЯ



Часть I
ПРОИГРАННАЯ ВОЙНА

1

   Весна должна была вот-вот кончиться. А может, уже и кончилась, Ростик  не
очень хорошо представлял себе, когда тут, в Водном мире, весна по-настоящему
сменяется летом. По схеме, предложенной, кажется, тысячу лет назад, в первую
осень после Переноса  Боловска  в  Полдневье,  стояло  двадцатое  мая.  Если
учесть, что недель в каждом месяце тут было три, завтра  возникал  последний
день мая, а через тройку деньков - условного  второго  июня  -  можно  будет
отметить и день Переноса. Третью годовщину.
   Ох-хо, сколько в этом было трудов - в том, чтобы живым и почти нормальным
дойти до сегодняшнего дня, сколько смертей своих  друзей  и  подчиненных  он
видел и сколько смертей еще увидит, прежде чем действительно эту дату сможет
встретить?..
   Положение у них было скверным. Конечно,  за  три  прошедших  года  бывали
моменты и похуже, но никогда еще так явно он не ощущал, что война проиграна,
что самое лучшее, что они могут сделать, - удрать без  оглядки.  Вот  только
удирать не получается. И начальство не расположено, да  и  в  самом  деле  -
неясно, что дальше делать, если человечество не сумеет  укрепиться  тут,  на
краю безмерного, кажется, торфяника, не сумеет обеспечить себя хотя бы  этим
топливом.
   Но  торф  -  он  и  есть  торф,  а  проигранная  война  страшнее   любого
энергетического голода. Впрочем, это еще предстояло выяснить  на  совещании,
которое торжественно затеял этот... Ростик мысленно  выругался,  но  тут  же
взял себя в руки.
   Его звали Вениамин Лурьевич Каратаев, кстати, тот самый мужичок, которого
им чуть было не  навязали  в  начальники,  еще  когда  они  открыли  Одессу.
Плешивый, зачесывающий длинные боковые волосы  поперек  лысины,  ч