и уже потом искать трос.
   - Да, Гринев, как ты это сделаешь? - поинтересовался Эдик.
   - Я? - удивился Ростик. Но  все  ребята  смотрели  на  него.  -  Я  и  не
собираюсь этого делать. Я просто предлагаю вылить что-то пахучее в гавань...
Есть у нас бочонок с машинным маслом или что-нибудь в этом роде?
   - Есть немного испорченного стальной стружкой дизтоплива для субмарины, -
признался вдруг Борода.
   - Сколько?
   - Бочки три. Его привезли, хотели очистить, использовать,  но  надобность
отпала.
   - Тащи, - приказал Дондик.
   Так и сделали. А потом, когда притащили и вылили солярку в гавань,  когда
эта механическая гадость разлилась по поверхности  воды,  стали  ждать,  что
будет. Но почти ничего и не было. Просто  Фоп-фолла  скрылся  под  водой.  А
потом где-то гораздо дальше, чем были замечены самые дальние  его  щупальца,
море вдруг вскипело, забилось, словно огромный невидимый смерч  спустился  с
серого неба Полдневья.. И снова все успокоилось.  И  даже  Эдик  понял,  что
надолго.
   - Вот и все, - сказал Ростик, поворачиваясь к людям. Ему на  послеэффекте
было почему-то жаль, что все так быстро кончилось. Он бы  поговорил  с  этим
существом. Может быть, узнал бы что-то  новое...  Несмотря  на  то  что  оно
Ростика чуть не погубило, когда Рост сидел на дне, поджидая рыболюдей.
   Да, именно оно сыграло с ним тогда злую шутку, открыв  его  сознание  для
невиданного информативного контакта с викрамами, но и обчистив  его  нервную
систему от  всяких  излишков  энергии,  истощив  до  недельного  постельного
режима.
   Внезапно из-за домов появился Казаринов. Он шел, вытирая пот, струившийся
по лбу со светлыми, сверкающими на солнце залысинами.
   - Есть контакт через дневной телеграф с Боловском. Причем не  дальний,  с
Семафорной горы, а ближний, из Одессы.
   Так, значит, Ростику не показалось, что ребята Казаринова переместились в
последние дни сюда, в город, и принялись что-то мастерить на  самой  высокой
башне города. Значит, связь станет еще быстрее, а может, и надежней.
   - Как провели сигнал?
   - Без дублирующих звеньев. Свет от дополнительного отражателя  гонит  луч
на верхушку нашей Семафорной горки, тот отражатель, прикрытый козырьком так,
что Солнце в нем не маячит, наконец-то засекли из Чужого. Причем  устойчиво,
по-настоящему. А уже из Чужого сигнал передается дальше, в  Боловск.  Теперь
на Семафорной держать людей не нужно, можно обойтись только теми,  что  тут,
на Высокой башне, работают.
   "Ох и любят эти связисты называть все что ни попало  всякими  названиями,
какие ни на есть!" - подумал Рост.
   - Молодцы, - с чувством отозвался капитан.
   - Молодцы-то молодцы, - проворчал Ким, - но все равно это полумеры. Лучше
бы  они  так  же  работали,  как  своим  пунктам  названия  придумывают.   -
Оказывается, не одному Ростику приходят в голову критические и мудрые мысли.
   - Например? - слегка взъерепенился Казаринов.
   - Например, тут не помешал бы такой же шар, какой стоит в Боловске. А  то
были уже случаи - жгли топливо напрасно, гребли в другом направлении. И  это
случалось при возвращении из полетов на север, когда, кажется, берега залива
могут быть ориентиром... А что будет, если начнут летать на юг?
   - Не все сразу, - отозвался Поликарп,  из  профессиональной  солидарности
решивший поддержать Казаринова. - Наступит момент, поставим и тут шар. И еще
что-нибудь придумаем.
   Но капитан, присмотревшись к главному инженеру, снова спросил:
   - Что еще?
   Казаринов сообщил:
   - Из Боловска поблагодарили за установленный контакт с этими  рыбами.  Но
тут же пришел сигнал, что Гринева срочно требуют к ширам. Они вдруг захотели
обсудить условия постоянного пребывания людей в Чужом и тут, в Одессе.
   - Что Одесса? Чуть что - Одесса. Что вообще можно тут обсуждать? -  вдруг
заволновался бородатый.
   - Понимаешь, это же формально город широв, - пояснил Эдик. -  Может,  они
решили потребовать за него арендную плату?
   Но Дондик не позволил отвлекаться на мелочи. Он установил тишину  хлопком
в ладоши, потом покашлял и задумчиво проговорил:
   - Вообще-то, кажется, там посольствует Наум Макарыч.
   Ростик уже направлялся к гостинице, чтобы собираться, но не удержался  от
замечания:
   - Ого, Вершигора получил повышение? Из главреда  "Известки"  поднялся  до
полномочного посла. Дондик отозвался по-прежнему задумчиво:
   - Если, разумеется, его оттуда не попросили. Что-то у него там  последнее
время не вытанцовывалось.
   - Я не понял, - вмешался Ким. - Так мы вылетаем или нет?
   - Видишь - иду собираться, - сказал Ростик уже с другого  конца  площади,
перед входом в общежитие.
   Квадратный почесал шею,  что,  принимая  во  внимание  его  кирасу,  было
нелегко, а может, из-за стального обода он и чесался.
   - Жаль, что тут у нас такие твари плавают. Я бы не прочь еще  куда-нибудь
смотаться. А то надоела гарнизонная рутина.
   - Будешь служить там, где прикажут,  -  высказался  капитан,  не  мог  не
высказаться. - Как мы все, как каждый из нас. Надеюсь, серьезных  возражений
не имеешь?
   Какие после такой  фразы  могли  быть  возражения?  Старшина  лишь  носом
шмыгнул, понимая, что его робкая попытка напроситься на другое задание и  не
могла окончиться успехом. Он попытался только потому, что  привык  пробовать
даже в безнадежной ситуации, так уж был устроен. А вот Ростику пробовать или
пытаться было нельзя. Следовало либо делать, либо нет. И он знал, что  будет
делать в полную силу.

34

   Всю дорогу до Чужого Рост и Ким молчали. Оба обдумывали то, что видели за
ночь, что произошло  утром,  и  не  торопились  высказываться.  Привычный  с
детства непосредственный  обмен  впечатлениями  на  этот  раз  был  вытеснен
глубоким,   каким-то   очень   взрослым   прочувствованием   и   такой    же
неторопливостью мнений. Ростику показалось, что пару раз Ким даже  воздух  в
легкие набрал, но ничего в итоге так и не сказал.
   С тем и прилетели к воротам Чужого. Теперь Ростику следовало работать.  И
он  стал  собираться.  Жаль,  не  было  его   "переговорного"   тюфяка,   но
когда-нибудь от этих атрибутов официального посещения все равно пришлось  бы
отказаться, так почему бы не сейчас?
   Едва Ростик, оставив Кима у лодки, вошел в город, ему бросилось в  глаза,
что иглохвостых попугайчиков стало меньше. А ведь осенью их должно быть куда
больше, чем весной... И жителей стало меньше, даже  всегда  попадающиеся  на
глаза червеобразные махри, которые, кажется, не умели перемещаться  группами
меньше чем по двадцать - тридцать особей, теперь ползали по каменным  плитам
в одиночестве. В общем, в городе было грустно.
   Ростик   хотел   сначала   найти   ребят,   которые   тут   работали   на
гелиографическом посту, обеспечивая связь Боловска с Одессой, но как  он  ни
ходил по соседним  с  воротами  домам,  как  ни  голосил,  так  никто  и  не
отозвался. Не добившись успеха, он немного обеспокоился, но  делать  нечего,
отправился на площадь перед библиотекой.
   До библиотеки он дошел не в одиночестве. Так получилось, что в  одном  из
переулков его увидела троица широв, и самый  высокий  из  них,  заслонив  от
Ростика того,  который  нес  на  плече  цветок,  повел  человека,  обозначая
требуемое направление довольно императивными жестами.
   Потом они спустились в какие-то подземелья, потом снова вышли на улицу  и
поднялись на самый верх высокой башни. Тут  навстречу  Ростику  и  вышла  из
какой-то полутемной ниши привычно раскачивающаяся фигура, задрапированная  в
расшитые шерстяными нитками и стеклянными бусами одежды. Плечевой цветок был
не виден,  хотя  все  остальные  "цветоноши"  горделиво  выставляли  его  на
всеобщее  обозрение,  и  по  этой  причине  да  еще  по  странному   подобию
человеческого поклона Ростик понял, что видит перед собой старинного  друга,
если так можно сказать, Марамода, или, если догадка о  том,  что  цветок  на
плече был знаком женщины,  старинную  подругу...  В  общем,  ту  персону,  с
которой человечество через Ростика пыталось договориться с жителями Чужого.
   Он тоже поклонился, и они прошли, минуя короткий коридорчик, в помещение,
на удивление похожее... на обычный начальственный кабинет. Вот только мебель
была высоковата для людей, и было ее маловато, и была она не  деревянная,  а
плетеная, но при этом и какая-то окаменевшая. Ростик не поверил своим глазам
- но в камне были отчетливо видны стебли травы, образующие красивый, хотя  и
странный, на Ростиков вкус, орнамент.
   Пока он осматривался, Марамод терпеливо ждал, потом попытался улыбнуться,
раскрыв свои ужасающие челюсти, взял Ростика  за  руку  и  подвел  к  стене.
Впрочем, это была не стена, это  был...  восковой  щит  размером  с  хорошую
классную доску. Под щитом находились заостренные деревянные палочки, одну из
которых Марамод и взял в руки. Ростик поколебался и  вытащил  из  ножен  шип
странной рыбины. Так начались переговоры, началась работа.
   Сначала шир Марамод нарисовал  вполне  узнаваемую  карту  залива,  причем
почти по-человечески обозначив север наверху, Чужой город посередине, а ниже
его Боловск. Потом прочертил справа, километрах  в  ста  с  небольшим,  если
принимать  на  глазок  выбранный  масштаб,  извилистую  полосу,  означающую,
несомненно, ту самую реку, на которой,  по  словам  капитана  Дондика,  люди
строили фабрику по производству бумаги. За рекой шир вдруг принялся рисовать
множество фигурок... Ростик приблизился к  восковой  поверхности.  Это  были
крохотные, почти неразличимые человеческими глазами изображения бегимлеси.
   Тогда Рост не выдержал. Он нарисовал, как мог, одного пернатого  в  более
удобном для себя масштабе и пририсовал  к  нему  знак  вопроса.  Тогда  шир,
подумав, провел от этого изображения двенадцать линий, разбросанных  веером,
а потом от окончания одной из этих двенадцати линий  стал  рисовать  квадрат
точками. Когда он  завершил  свой  рисунок,  квадрат  у  него  получился  со
стороной в сто сорок четыре точки. Вероятно,  это  соответствовало  двадцати
одной тысяче. Произведя несложные перемножения, получалось, что общее  число
существ,  которых  Рост  изобразил  как  пернатых  бегимлеси,  составляло  в
восточной части их региона около четверти миллиона душ.
   Рост поклонился ширу за эту ценнейшую  информацию  и  прибавил  к  заливу
зигзагообразное изображение Олимпийской гряды. Потом  стал  разбрасывать  по
полученной поверхности двенадцать квадратиков. Шир  Марамод  пересчитал  их,
демонстративно тыкая своим стилом в каждый, взглянул на Ростика  по  очереди
разными боковыми глазами, добавил кое-что к гряде  непреодолимых  холмов,  а
затем  вдруг  все  их  затер  и  обозначил  на  полуострове  пернатых   семь
квадратиков, а за грядой еще пять. Причем последние пять  он  расположил  не
просто так, а два в дальней части Водяного мира и три оставшихся очень кучно
в районе горы, названной  Олимпом,  где  находился  единственный,  известный
людям проход за эту гряду. Потом, еще  раз  раздвинув  свои  жвала,  Марамод
нарисовал неуклюжий вопросительный знак.
   Ростик  еще  раз  поклонился,  в  самом  деле,  информация,  предложенная
зеленокожим, могла оказаться  чрезвычайно  полезной.  Но  ее  можно  было  и
развить, поэтому он, как мог, изобразил хвостатого  двара.  Но  на  все  его
старания шир лишь гротескно, но от этого не менее выразительно дернул  носом
и частично головой влево-вправо. Более определенного отрицания Рост мог и не
дождаться. Тогда, на случай если шир его не понял, Рост  нарисовал,  как  он
полагал, двариху, с ярко выраженными сосками, идущими почти от шеи вниз, и с
выраженным кругом в районе брюшины... И снова  получил  тот  же  ответ.  Шир
Марамод определенно понял, что Рост хотел получить ту же оценку  численности
ящеров, но либо не располагал ею, либо не желал выдавать.
   Уже ни на что особенно не надеясь, Рост изобразил  волосатика,  подобного
Винторуку. Он еще не завершил рисунок, а три шира, которые привели Ростика к
Марамоду и которые вошли следом за ним в кабинет, принялись о чем-то  весьма
тревожно попискивать. А зеленокожая  красавица  с  цветком  даже  попыталась
что-то пририсовать тонким, ухоженным коготком на трехпалой  ручке...  Значок
ее был сложен, больше напоминал иероглиф и ничего  Ростику  не  говорил.  Но
ощущение тревоги, даже, пожалуй, страха, у него определенно закрепилось.
   Тогда, осознав, что Ростик не понимает их знака, Марамод нарисовал вокруг
волосатика характерный картуш, который мог изображать и клетку, и носилки, и
повозку, и все что угодно еще, а потом длинной энергичной стрелкой вывел это
изображение за пределы  их  самодельной  карты.  Яснее  их  мнение  рисунком
показать  было  трудно.  Ростик  призадумался.  Не  вызывало  сомнения,  что
отношение к волосатым у широв было в высшей степени  негативным,  но  какова
была его причина? Об этом не  возникало  даже  случайного  предположения.  А
потому он решил пока не заострять на ней внимания.
   После этого шир Марамод долго крутил головой,  что-то  негромко  бормотал
про себя, а через  несколько  минут  вообще  ушел.  Должно  быть,  сообщение
Ростика было слишком неожиданным для него,  у  него  возникла  необходимость
обсудить новую информацию с кем-то, может быть, более  информированным,  чем
сам Марамод.
   Он вернулся через полчаса, не раньше. Тем временем Ростику принесли очень
вкусную сладко-кислую воду, налитую в слишком плоский для человека,  похожий
на миску сосуд, и несколько цветов, с которыми он не знал, что делать. То ли
есть их, то  ли  любоваться.  Есть  он  не  решился,  а  к  красоте  остался
равнодушен, потому что думал о другом - о том, что будет дальше.
   Но вышло все довольно хорошо.  По  крайней  мере,  понятно.  Шир  Марамод
покланялся, потом подошел к восковой доске, стер прежние рисунки и обозначил
буквально одним росчерком Чужой город. Ростик уже в  который  раз  подивился
изобразительной  силе  зеленокожих.  Потом  зеленокожий  нарисовал  Боловск,
примерно так, как его рисовал Ростик, но и так, как его можно было увидеть с
самой высокой  башни  Чужого  города.  И  снова  вполне  неожиданно  Марамод
нарисовал трех широв, идущих по плавной дуге из Чужого в Боловск.
   Ростик не поверил своим глазам,  но  Марамод  твердо  обрисовал  троичную
семью картушем,  а  затем  сделал  четыре  линии  и  от  крайней  отвел  еще
двенадцать линий, получив общее число сорок восемь. Потом обозначил  впереди
себя, для верности потыкав стилом в изображение  одинокого  шира  и  сильной
правой рукой коснувшись своего темени, прямо над затылочным  глазом,  и  уже
после этого показал, как за ними идет  отряд  червеобразных,  которые  несли
что-то  непонятное.  Когда  Рост  спросил,  что   несут   махри,   нарисовав
вопросительный знак над ними, Марамод ни с того ни с сего принялся  рисовать
дома, какие-то стены, блоки, даже, кажется, мебель.
   Рост опять его не  понял.  И  тогда  шир  взял  Ростика  за  обе  руки  и
внимательно, очень внимательно посмотрел ему в глаза. В этом взгляде сначала
не было ничего необычного... Но вдруг мир вокруг стал  таять,  расплываться,
уходить в даль. Нет, это, конечно,  не  было  настоящим  приступом,  которые
спонтанно одолевали Ростика, и, конечно, это ни в какое сравнение не  шло  с
внушением, которое способен был оказывать Фоп-фолла, но  главное  он  понял.
Вернее, ему показалось, что он понял. Рост  попытался  показать  ширу  своим
взглядом, что будет способствовать  всему,  что  Марамод  предлагает,  но...
Все-таки он был еще слишком слаб, а понимание даже такого легкого  послания,
какое передал сейчас  шир,  было  таким  трудным  делом,  такой  невыносимой
тяжестью... Рост почувствовал, что у него подгибаются ноги и что его голову,
как это уже бывало, наполняет неощутимая боль.  Он  попытался  встряхнуться,
чтобы избавиться от нее, но...
   Он очнулся, когда его, плавно покачивая, несли в открытых  носилках  чуть
не две дюжины червеобразных махри. Впереди шагала, кажется,  та  же  троица,
что присутствовала на переговорах. И направлялись они к лодке Кима.
   Да, впрочем, до нее  уже  и  оставалось  совсем  немного.  Ким,  дружище,
выскочил из тени, образованной сводами ворот, и поспешил навстречу. На  лице
его читалось удивление, он просто не понял, что  Ростик  только  что  был  в
отрубе, он заподозрил,  что  его  друг  детства  решил  опробовать  на  вкус
рабовладение, вернее, махривладение... Рост подумал и  не  стал  ему  ничего
объяснять. Он просто попросил готовиться к отлету и даже ничего  не  ответил
на Кимово замечание, что  таким  голосом,  каким  отдано  это  распоряжение,
только анекдоты про дистрофиков рассказывать.
   Уже в воздухе, немного  придя  в  себя,  Ростик  понял,  что  информация,
которую шир Марамод каким-то образом вложил в него,  никуда  не  исчезла,  а
усвоилась, и теперь он даже может на эту тему связно думать. Это же  заметил
и Ким. Он, поерзав на своем сиденье, вдруг довольно веско предложил:
   - Ну, рассказывай.
   - Знаешь, Ким, пусть все уложится в черепушке как следует, а?
   -  Нет,  ты  не  верти  вола,  как  говорит  наш  одноногий  Серегин,  ты
рассказывай.
   "А впрочем, - подумал Ростик,  -  это  будет  хорошей  тренировкой  перед
докладом Председателю". И он начал:
   - В общем, так. Они определяют численность  пернатых  на  острове  в  сто
пятьдесят тысяч особей, в степях южнее гряды еще сто тысяч или чуть  больше.
Думаю, с этими друзьями нам придется иметь дело, если  мы  всерьез  надумаем
добывать там торф.
   - Всего штук двести пятьдесят? Не слабо. - Ким вздохнул. - Непросто будет
до этого торфа добраться.
   - Кроме того, они определяют их... -  Рост  показал  пальцем  назад,  где
трудился на котле Винторук, - как достаточно  серьезную  опасность,  которую
следует с нашей территории срочнейшим порядком изгонять.
   - Да ты что? - удивился Ким. - Да если меня спросят, я первый скажу,  что
более надежного союзника...
   - Я говорю то, что мне самому сказали.  И  что  в  любом  случае  следует
рассматривать как информацию для оценки и  обсуждения.  Дружеские  и  прочие
чувства тут ни при чем. - Ким понурился. Он не любил таких  сложностей,  это
Ростик замечал за ним с детства. - А теперь они хотят...
   - Да, чего они хотят? - Ким немного воспрял, должно быть, понял, что  сию
же минуту никто изгонять волосатиков не собирается.
   Ростик подумал, еще раз проверил все, что  теперь  находилось  у  него  в
сознании, и уверенно продолжил:
   - Они хотят направить сорок восемь своих семей к нам в Боловск.
   - В Боловск? Что они там будут делать?
   - Построят дома, будут жить.
   - Зачем это им?
   - Понимаешь, если я правильно понял Марамода, у них мало детей, нет новых
гошодов. У нас как раз  с  детишками  проблем  нет,  они  плодятся  и  будут
плодиться еще больше, если ничего не произойдет. Вот они и будут  ходить  по
городу, смотреть... Так сказать, начнут вбирать в себя нашу силу жизни.
   Ким задумался. Судя по всему, думал он усиленно. Наконец спросил:
   - Разве так бывает?
   - Опять же, если я правильно понял своего друга  Марамода,  вернее,  свою
подругу... Ну, в общем, так часто  делают  в  иных  старых  расах.  То  есть
заимствуют силу  молодых.  Расы,  которые  помогают  объединиться  и  выжить
старикам, только ты держись крепче за свои рычаги, не  то  упадешь...  Такие
молодые расы называются "торговцами жизнью".
   - Ничего себе названьице. - Ким посмотрел на Ростика, сидящего  в  правом
переднем виденье.
   - Вот именно, - продолжил Ростик. -  Причем  этот  термин  происходит  от
какого-то другого значения - так называют то ли солдат, которые охраняют  от
нападений, то ли тех, кто ничего не  соображает,  но  которым  все  удается,
которым везет, понимаешь? Например, как нам повезло в войне с насекомыми.
   - Ничего я не понимаю. Так мы солдаты или просто везунки?
   - Ну, я тоже не очень понимаю, - вполне разумно пояснил Ростик. - Это что
ни говори, а понятие из облас