осматривая Пестеля и Ростика. - Или  еще
какие-нибудь соображения имеются?
   Ростик налил себе чаю,  встал,  быстро  поблагодарил  Глашу  и  припустил
следом за Винторуком. Это был странный  порыв,  почти  необъяснимый,  но  он
знал, что с этим волосатиком нужно... поговорить.  Да,  именно  так,  как  с
одним из их команды. Потому что он знал что-то, чего не знал Ростик, но  что
можно было почувствовать, если вот так, дружелюбно,  на  причальной  стенке,
под свежую рыбку посидеть рядышком.
   Устроившись рядом  с  бакумуром,  он  принялся  прихлебывать  горьковатый
желудевый напиток. Его, без всякого сомнения, привез  Председатель,  который
не мог без чая и потому, вероятно, особенно заинтересовался перенесенными  с
Земли дубами. Но чай чаем, а следовало и момент  не  упустить.  Одну  рыбину
Винторук уже схрупал, когда Ростик приступил:
   - Кто это? - И он нарисовал, как мог,  пальцем  на  пыли  между  собой  и
бакумуром русалку.
   - Вкр-ма. - Винторук скосил глаза, почти целиком  прикрытые  на  солнышке
защитной пленкой, разглядывая Ростикову живопись.
   - Викрамы? - Чтобы все было понятно, он обвел рукой море перед  собой.  -
Мы - люди, а они викрамы?
   Да, Винторук что-то знал. Но как это выпытать, Ростик не  мог  придумать.
Слишком сложно это неизвестное было, слишком громоздко для рисуночков в пыли
и нечленораздельного полурычания  бакумура.  Охватить  то,  что  нужно  было
выяснить, можно было  только  с  помощью  изощренных  абстракций,  не  менее
сложных, чем те, которыми владели гошоды.
   Молчание, которое установилось  между  ними,  затянулось,  а  спустя  еще
полминуты, когда и вторая рыбина  исчезла  между  отменно  здоровыми  зубами
Винторука, стало непреодолимым. А потом бакумур встал, что-то буркнул,  чего
даже Ким, вероятно, не понял бы, и ушел. Так Рост и выяснил только  то,  что
рыболюди назывались викрамами. И это было имечко не хуже других, к  тому  же
оно довольно быстро прижилось.
   К  тому  моменту,  когда  они  слепили  из  глины  рукопожатие  почти   в
натуральную величину, причем ладонь  викрама  делали  по  рисункам  Ростика,
который провел не один час, стараясь, чтобы она получилась как  можно  более
похожей, когда сделали точную стеариновую копию и когда наконец из  алюминия
отлили символ дружбы, все только и говорили, что викрамы то,  викрамы  се...
Словно каждый их видел десятки раз на дню, и даже в некоторых случаях  успел
переброситься парой анекдотов.
   В этом, в самом деле, была какая-то тайна. Не раз и не два  стражники  на
молу и в башнях у входа в гавань докладывали, что видели странные  всплески.
К тому же никто еще не забыл - не мог забыть - погибших людей. Но  злости  к
подводным  людям  или  чего-то  другого,  что  определяло  бы   человеческое
зазнайство и превосходство, не было и в помине. Почему  так  получалось,  не
мог объяснить даже Пестель  -  большой  любитель  потолковать  о  психологии
вообще и о биологической совместимости в частности.
   Как только изделие было закончено, Ким вылетел на поиски викрамов. Ростик
хотел было отправиться с ним, но именно в то утро  у  него  так  разболелась
голова, что пришлось остаться, тем более что  Дондик  припугнул:  мол,  если
разболеешься, отправлю в Боловск, в лазарет.  Пришлось  остаться  в  Одессе,
якобы на долечивании, хотя, может быть, и в самом деле выздоравливать  после
полученной контузии. Вечером, когда Ким вернулся, то бодренько доложил,  что
он без  труда  встретил  у  берега  пернатых  довольно  значительный  "косяк
ихтиандров" и так же без проблем выкинул им символ. Теперь оставалось только
ждать.
   Люди и ждали, день, два, три... Но ничего  не  происходило,  только  море
блестело. Только разговоров, что  ничего  из  Ростиковой  затеи  не  выйдет,
становилось  все  больше.  Только  Рымолов  улетел  после  своей   инспекции
откровенно недовольным,  да  Дондик  что-то  зачастил  к  субмарине,  словно
все-таки  получил  распоряжение  готовить  ее.  А  это  значило,  что  после
определенного срока ее, если ничего не случится, пустят в дело. Снова, и  на
этот раз - до победного конца.
   И вдруг, когда напряжение стало настолько ощутимым, что за одним столом с
Ростиком по вечерам уже и ужинать садились только  старые  друзья,  ему  все
стало понятно. Произошло это, как всегда, с  сильнейшим  приступом  тошноты,
боли и на этот раз с затемнением сознания... Но когда он пришел в себя, то с
отчетливостью, испугавшей его самого - хотя к этому давно следовало  бы  уже
привыкнуть, - понял, что хотел ему тогда пояснить Винторук. И что  на  самом
деле, кажется, он Ростику все-таки сказал, хотя смысл слов каким-то  образом
проявился не сразу.
   Ростик  поднялся,  осмотрелся,   все   еще   слегка   покачиваясь   после
перенесенного приступа. В столовой стоял веселый гам, это вернулись  ребята,
которые работали за  городом.  Где-то  в  полутемном  уголке  чинно  ужинали
женатики, их в Одессе становилось все  больше.  Капитан  Дондик  только  что
свалил грязную посуду в общую кучу и направлялся к  выходу,  кажется,  хотел
обойти посты. Он в последнее время все  больше  влезал  в  мелочи  городской
жизни, словно собирался обосноваться тут совсем.
   Ростик догнал его  и  осторожно  взял  за  рукав  выцветшей  гимнастерки.
Капитан обернулся.
   - Я понял, что нужно делать. Не скульптурки  лепить,  а  людей  посылать.
Разумеется, в аквалангах. - Он подумал и поправился:
   - Нет, не людей, а одного человека. Меня.
   Капитан  все  понял,  он  внимательно  посмотрел   своими   серо-голубыми
славянскими глазами на Ростика и медленно, устало улыбнулся:
   - Это ты решил свою идею спасать или?..
   - Или, капитан. Именно - или. Только что я понял, что эти местные викрамы
- очень мирный, оседлый, изрядно трудолюбивый народец. Они пойдут  на  любую
торговлю, если это обеспечит им отсутствие военных проблем. Вот если  бы  мы
попробовали связаться с теми, что живут в океане, тогда я  не  поручился  бы
даже за сам город. Ну я хотел сказать - за Одессу.
   - Умеют штурмовать города?
   - Я не знаю, что и как они делают, но морских городов  тут  не  много.  И
именно по причине океанических викрамов... Мы не  о  том  говорим,  капитан.
Наши, заливные, викрамы - совсем другое дело. Их нельзя обижать, они нам еще
пригодятся. Они, собственно, единственный буфер между нами и теми.
   Вдруг Ростик понял, что они уже не стоят в дверях столовой,  что  капитан
как-то очень незаметно привел его к столу, за которым обычно ужинал,  усадил
на скамью и что его слушают теперь почти все, кто оказался рядом.  И  Ким  с
Пестелем тоже.
   - Как ты это узнал?"
   Ростик мог только слабо улыбнуться. Но этого, благодаря всем  прочим  его
"пророчествам", хватило. И даже с избытком. Чем  больше  народу  в  столовой
понимало, что произошло, чему они только что стали  невольными  свидетелями,
тем вернее в огромном зале воцарялась тишина. Но Ростик ее почти не  ощущал,
он хотел донести до капитана самое главное.
   - Летать и подглядывать за ними -  не  следует.  Нужно  изготовить  плот,
который невозможно утопить, посадим туда пяток ребят, и я опушусь  там,  где
Ким сбросил  эти  бессмысленные  руки.  Нет.  -  Ростик  подумал  и  уже  на
послеэффекте вдруг сообразил, как все с этими руками получилось. - Не вполне
бессмысленными, потому что викрамы поняли дело так, что мы назначили встречу
именно на этом месте. И ждут там, ждут...
   - Не пущу, - вдруг с отчетливостью тревожного выстрела проговорил Ким.  -
Ты нам тут еще понадобишься. Была бы моя  воля,  я  бы  тебя  вообще  дальше
Боловска...
   - Другого выхода нет, капитан, - веско, очень веско  произнес  Ростик.  -
Дело в том, что... В общем, никто другой не поймет того,  что  пойму  я.  Не
знаю почему, не могу объяснить, но идти нужно мне.
   - И мне, - вдруг встал Пестель. Он повернулся к Ростику:
   - Ты все время не высидишь, я,  когда  они  появятся,  тут  же  за  тобой
сбегаю, а ты с ними уже разговаривай сколько хочешь.
   - Ну, на таких условиях и я могу под водой подежурить, - отозвался  своим
спокойным баском старшина Квадратный. Оказалось, он  тоже  прибыл  на  ужин,
только его почему-то не сразу заметили.
   - Нет, это очень опасно, - возразил Ростик. - Кроме шуток.
   - Им опасно, а тебе? - спросил Ким. На лбу у него от  волнения  сложилась
странная косая морщина, раньше ее никогда не было.
   Дондик вдруг хмыкнул:
   - Ну, если он в море, кишащее акулами прыгает, ему и сидеть.  Хотя  лучше
бы сидеть по очереди.
   - Верно, - отозвался Квадратный, - а к кому первому  красотка  приплывет,
тот и герой.
   - Тут дело не в том, что следует дежурить, - отозвался Ростик очень тихо,
так, что едва сам себя слышал.  -  Стоит  кому-то  там  появиться,  они  нас
заметят. Важно, чтобы они подошли... Да, важно, чтобы подплыли.

29

   Солнце пекло так, что даже ко всему привыкший Квадратный почти все  время
свешивался с края плота головой вниз. Разумеется,  по  аналогии  с  "Верными
друзьями", это называлось "мокаться". Эдик нервничал,  причем  так  заметно,
что его хотелось  каким-нибудь  образом  отослать  назад,  в  город.  А  вот
Пестель, которого собирались одно время оставить на берегу, настоял на своем
участии и вел себя спокойно, даже лениво, лишь иногда крутил ручку  рации  с
азартом, достойным лучшего применения.
   Ростик вздохнул и снова попытался покрутить колесо компрессора.  Так  как
было неизвестно, чем кончатся их переговоры,  то  решили  взять  всего  один
акваланг и  лишь  пару  баллонов.  Но  для  того  чтобы  баллон  можно  было
"перенабивать", пришлось также взять и один из  компрессоров,  тот,  которым
обычно пользовались добытчики. Он уцелел, потому  что  был  в  ремонте.  Это
наводило на грустные мысли, например на ту, что никто не знает,  уцелеет  ли
он после их сегодняшней экспедиции.
   Оружия у них было много,  каждому  найдется  чем  отбиваться,  запасливый
Квадратный даже свой меч прихватил. И лишь Ростик не взял ничего, даже ножа,
с которым в последнее время почему-то не расставался. И тогда-то  оказалось,
что старые, доставшиеся еще с Земли книги не врали. К  оружию  привыкаешь  и
без него чувствуешь себя каким-то голым. Впрочем, тут оно не понадобится, по
крайней мере, для него  -  Ростика.  Он  же  "живец",  как  весьма  уверенно
определил его функции старшина, разумеется присвоив ту же кличку и себе.  Но
Ростик отпускал его вниз редко, потому что с Квадратным было что-то  не  то,
даже непонятно, что именно. Но с ним могло так получиться, что  лучше  этому
контакту вообще не быть.
   Вздохнув, Ростик стал натягивать ласты.
   - Пятый раз пойдешь? - спросил Пестель. - Может, кто другой?
   Почему-то Ростика это задело:
   - Думаешь, я считать не умею? Еще как умею! Даже  знаю,  что  после  пяти
идет шесть, потом семь.
   "Глупо, - подумал он, - Пестель же не  со  зла".  Но  контакта  не  было,
викрамы не появлялись, Дондик, который крутится на гравилете с  Кимом,  даже
отошел по просьбе Ростика километров на пять  -  семь,  чтобы  не  пугать...
Кого? Викрамов? Ростик был уверен, что они ничего не  боятся.  Но  почему-то
казалось, что лучше гравилет отогнать, он был слишком силовым  элементом,  к
тому же их могли спутать с губисками. Впрочем,  скорее  всего,  викрамы  все
давно знают. Недаром весь залив в собственный огород превратили,  неужто  не
могли выставить кого-нибудь за Одессой последить?
   В облаке пузырьков он сполз с края плота в воду и опустился на дно. Почти
тотчас ему захотелось чихнуть... И почти это удалось, даже в акваланге.  Вот
напасть, простыл он, что ли? И ведь  в  такую  жару!  А  прежде  никогда  не
простывал, даже если часами не вылезал из пруда за водолечебницей.
   "Подсел" на камень, который облюбовал себе вместо кресла.  Хотя  никакого
кресла тут, разумеется, не нужно. Можно замечательно  висеть  в  воде,  лишь
изредка шевелить руками или, если уж совсем лень одолеет, ластами.  Впрочем,
нет, его дело -  не  ластами  шевелить,  а  осматриваться.  Ростик  послушно
осмотрелся.
   Плот над головой,  связанный  из  десятка  палок,  кучи  хвороста  и  для
плавучести облепленный снизу кусками  светло-желтого  листового  пенопласта,
очень плотного, такого, что даже не всяким  ножом  разрежешь,  мог  удержать
человек десять,  не  говоря  о  них  с  их  хилым  оборудованием.  Если  все
получится, можно использовать его как нейтральную территорию, например,  для
обмена...  Если  получится.  Сейчас-то  не  очень  заметно,   чтобы   что-то
получалось. Он уже пятый раз мерзнет, а толку?
   Какая-то очень нахальная рыба размером в полметра,  не  больше,  подплыла
прямо к маске Ростика и уставилась  на  его  лицо,  явно  не  одобряя  таких
неестественных для нее человеческих глаз, странного носа и невиданных волос.
Скорее по инерции, чем с большим смыслом, Ростик  отогнал  ее  ладонью,  как
муху. Она крутанулась, но далеко не отошла. И вдруг в середине спины  из  ее
тела стал появляться довольно неприятный костяной  шип.  Он  выходил  из-под
чешуи как самое настоящее оружие...
   Ростик потянулся было к ноге, но ножа там не было. М-да,  ситуация.  Рыба
ему совсем не нравилась, обычные  рыбы  себя  так  не  ведут.  Потом  рыбина
поплыла вперед, ощерившись, вернее, выставив зубы... Зубов этих было  полно,
и пасть у нее оказалась, как у пираньи, почти до трети тела. Тут  уж  Ростик
не выдержал, выпрямился, приготовившись рвануть вверх, к плоту, но...
   Откуда-то из  туманного  марева  появилось  тонкое,  едва  ли  не  тоньше
штопальной иглы, длинное, почти с метр, острие и пронзило  рыбу.  Извиваясь,
она стала биться, пытаясь сползти с металлической спицы, но та вдруг вошла в
песок, закрывая зубастой твари путь к спасению... А  на  другом  конце  пики
оказалась девушка. Спокойная в движениях, большая, куда больше двух  метров,
очень сильная и с малоподвижной дельфиньей полуулыбкой. Которая вообще могла
оказаться и не улыбкой.
   Одежда на ней, конечно, была так себе. Просто пояс  с  какими-то  большей
частью металлическими изделиями. Некоторые из них очень красивые, сделаны  с
мастерством, по сравнению с которым ювелирные изделия людей могли показаться
баловством дилетантов, а некоторые  наоборот  -  даже  не  отполированы,  со
следами очень поверхностной ковки. Что-то эти изделия значили, причем не для
русалки-викрамки,  а  для  него,  для  Ростика,   может   быть,   даже   для
человечества, но что именно?.. Нет,  эту  идею  он  обдумает  позже,  сейчас
полагалось приниматься за дело. Ростик и принялся.
   Он выволок из-за пояса фанерку, залепленную с одной стороны  пластилином.
Фанерку с рамками из оконного штапика он собрал минут за  десять,  но  чтобы
раздобыть  пластилин,  пришлось  объявить,  как   ему   сказали,   настоящую
пластилиновую мобилизацию, и  то,  пластилин  на  треть  смешали  с  оконной
замазкой. Дело в том, что воск под водой органически не способен затираться,
и, следовательно, перерисовывать что-либо на нем было невозможно. А  вот  на
пластилине - милости просим, что Ростик и собирался продемонстрировать.
   Стараясь не смотреть на вызывающую наготу красотки,  почти  человеческую,
едва ли не многообещающую, Ростик сделал жест, подзывая  девушку  поближе...
М-да, вот только грудь у нее  слишком  маленькая,  как  у  всех  мускулистых
девиц, но, может быть, в период кормления она увеличивается? Стоп, о чем это
он думает? Ну-ка, за дело!
   С этим лозунгом Ростик  сделал  самую  естественную  вещь  на  свете,  он
принялся рисовать девушку, да так натуралистически, как и не ожидал от себя.
Девица деловито достала  нож,  одним  движением,  почти  не  глядя,  отсекла
хищнику, который бился на тонком острие, голову и небрежным жестом  отогнала
облачко крови, которая вытекла из тела рыбины.
   Портрет получился не очень похожим,  но,  главным  образом,  потому,  что
Ростик торопился. Зато когда девица подплыла ближе, все было уже  готово.  И
Ростик даже повернул к ней свое творение. Викрамка скользнула  ближе,  очень
серьезно посмотрела на доску, на Ростика.  Ее  не  рыбьи,  а  прямосмотрящие
глаза были совершенно невыразительны.
   "Прямосмотрящие глаза бывают, главным образом,  у  хищников,  -  некстати
вспомнил Ростик. - Считается, что так они оценивают  расстояние  для  атаки,
для  прыжка,  который  почти  всегда  должен  быть  единственным,  так   они
выцеливают свой удар по добыче, без которого не могли бы выжить. -  Впрочем,
у человека тоже прямосмотрящие глаза, а он, кажется, не совсем  хищник?  Или
наоборот - хищник, каких поискать?"
   Раздумывая об этом, Ростик повернул доску к себе и  быстро,  едва  ли  не
тремя штрихами нарисовал себя в  акваланге,  маске  с  ластами.  Сам  он  не
получился еще больше, вышло слишком схематично. Но на детали времени уже  не
было. Потом похлопал себя  по  бедрам  -  мол,  не  вооружен.  Потом  поднял
деревянное, привязанное к поясу стило к пластилину  и  заключил  на  рисунке
себя и девушку с дельфиньей улыбкой в картуш. Это был первый  знак,  который
он применил в Вокруде с гошодами. И тогда  это  подействовало.  Может  быть,
потому, что гошоды очень умны, а как эти?.. Если у них очень сильный  кодекс
мести за погибших товарищей, тогда у  него  мало  шансов.  Все-таки  что  ни
говори, а взрывы их торпед разнесли в клочья целую кучу этих рыболюдей.
   Девушка повернулась куда-то назад и открыла рот. Как Ростик  ни  напрягал
слух, он разобрал только очень слабый скрип и  какой-то  треск,  похожий  на
перемалывание в  ручной  мельнице  зерен  кофе.  Губы  девушки,  разумеется,
остались неподвижными,  они  были  слишком  грубыми,  чтобы  изображать  ими
какое-либо движение. Да, с человеческими звукоподражательными  способностями
прямого разговора с этими ребятами не получится. Так  и  придется  до  конца
времен рисовать, чтобы объясниться. Такой свист и скрип  не  по  силам  даже
Имме Сумак.
   Объяснив то, что она считала нужным, девица закрыла  рот,  повернулась  к
Ростику и сняла с острия рыбину, которая уже перестала биться. Потом сложным
движением пальцев отломила костяной  шип,  который  оказался  сантиметров  в
пятнадцать длиной, осторожно, с заметными  предосторожностями  очистила  его
кончик о губчатую водоросль под  камнем,  на  котором  Ростик  устроил  свой
наблюдательный  пункт.  А  когда  этот  кончик,  который  до  этого   как-то
подозрительно желтел, наверное был с ядом, потемнел, девица одним  движением
воткнула этот шип Ростику в ремень акваланга на груди. Причем  твердый,  как
кора дуба, просоленный насквозь ремешок проткнулся, словно  был  сплетен  из
хорошо разваренных макарон. И, разумеется, его  острие  даже  не  поцарапало
Ростикову кожу, - вероятно, все, что эта викрамка ни  делала,  бывало  очень
точно исполнено.
   Пока Ростик затирал свой первый рисунок, приготовившись рисовать  дальше,
девушка вдруг сняла рыбину с острия и... протянула ему, разумеется,  хвостом
вперед. Да, это был контакт, это был всем контактам контакт. От облегчения и
проходящего напряжения  Ростик  хохотнул,  да  так  неудачно,  что  чуть  не
захлебнулся.  А  от  своей  глупости  хохотнул  еще  больше...  еще   больше
наглотавшись воды. Тем временем девушка, хладнокровно  переждав  этот  взрыв
веселья, взяла в свои четырехпалые, но очень сильные руки человеческую доску
с пластилином и быстро кончиком все того же  ножа,  который  она  так  и  не
сунула в ножны, нарисовала взрыв. Потом девушка указала  на  взрыв  каким-то
неуловимым движением запястья и  разразилась  целой  серией  очень  громких,
старательно низких, так что даже Ростик ее без труда слышал,  звуков.  Потом
она вообще стерла свое изображение.
   Ростик понял. Он тоже  нарисовал  взрыв,  самым  явным  образом  покрутил
головой, перечеркнул косым крестом, а потом  и  вовсе  стер  изображение.  И
тогда словно по  волшебству  из  окружающей  непроницаемости  для  Ростикова
взгляда появилось много других викрамов. Вели себя они куда раскованней, чем
первая девица. Нек