али в школе на уроках труда.  В  таком  же  обычно  расхаживал
Перегуда и остальной персонал обсерватории. - Понимаете, я  с  ними  возился
тут и кое-что выяснил.
   Ростик положил автомат на стол, рядом с собой, уселся на  угол  каменного
стола, подальше от кучи  пахучей,  неаппетитной  коричневой  массы,  некогда
бывшей желтыми, шевелящимися в воде моллюсками.
   - В общем, мы были правы. Градины, конечно, из металла. Я  поставил  кучу
опытов и, хотя с реактивами у меня тут  не  очень,  уверен,  что  это  смесь
никеля, меди и железа.
   - Сплав? - отозвался Ким.
   - Нет, никто этот металл не плавил. Не забывай,  он  биологического,  так
сказать, происхождения.
   - Согласен, - кивнул пилот. - Сплавом это не очень-то и назовешь.
   - И в тканях моллюсков полно металла. Количественные анализы  делать  еще
труднее, чем качественные, сами понимаете, но я думаю,  что  из  тонны  этой
массы, - Пестель кивнул на коричневую  мешанину  поодаль  Ростика,  -  можно
получать по десять - двенадцать килограммов металла. Представляете, эти  вот
желтые ракушки содержат в своих тканях  столько  полезных  веществ,  что  не
всякая руда с ними сравнится.
   - И их число практически бесконечно, потому что они могут расти из года в
год, - проговорил старшина.
   - Да, как всякая живность, это возобновляемый ресурс. Ну а сам металл,  -
биолог сделал широкий жест, - в море его неограниченное количество.  Ракушки
умеют улавливать его из воды и превращать  в  химические  соединения  своего
тела.
   Внезапно в темноте, с той стороны, откуда они только что пришли, раздался
шум. Ростик  даже  не  взял  автомат  в  руки.  Потому  что  догадался,  что
происходит.
   Дверь в зал широко распахнулась, и в лабораторию ввалилось человек десять
из охраны города. Впереди всех в распахнутом кителе оказался капитан Дондик.
   - Что у вас тут происходит? - требовательно спросил он. Но одновременно в
его голосе слышались и нотки облегчения.
   - Все нормально, капитан, -  отозвался  старшина.  -  Хотя  и  не  совсем
спокойно.
   Капитан подошел к ребятам, осмотрел их с ощутимым подозрением, словно под
их личинами могли скрываться неизвестно кто, сел на стул рядом  с  Пестелем,
потом оглянулся на солдатиков, которые пришли с ним  и  никуда,  похоже,  не
собирались уходить. По крайней мере, не сразу.
   - Рассказывайте.
   Ростик нехотя и очень коротко, в две  фразы,  рассказал,  что  произошло.
Пестель слушал его с большой заинтересованностью.
   - Так, говоришь, все втроем почувствовали? - спросил он.
   - Мне так показалось, - отозвался Ростик.
   - И это могло за ним, - капитан кивнул на биолога, - охотиться?
   Молчание оказалось самым красноречивым подтверждением.  Пестель,  который
очень удивился поднятой суматохе, поежился.
   - М-да, - промычал один из солдатиков,  -  мне  бы  такое  чутье.  Пошли,
ребята, обойдем посты еще раз, может, кто-то и из наших заметил.
   Ростик почему-то с грустью подумал, что он для этих ребят уже не "наш". А
может быть, это и правильно,  ему  же  меньше  объясняться,  когда  придется
отдавать приказы.
   - Ладно, - кивнул капитан, то ли солдатам, то ли продолжая какой-то  свой
внутренний монолог, и обратился к Пестелю:
   - У тебя что?
   Пестель толково, уже без особых  восторгов  доложил  о  своих  открытиях.
Капитан только сквозь зубы воздух втянул.
   - Молодец. Была бы Государственная премия, я бы тебя... Как добывать этот
металл из самих ракушек?
   - Из моллюсков? Очень просто,  как  из  простой  руды.  Правда,  я  плохо
представляю себе плавильную печь, но...
   - Тебе и не обязательно. У нас для этого  есть  Казаринов.  Все,  ребята,
пошли работать. Все равно рассвет уже скоро.
   Капитан, конечно, был прав. Если уж поднялся в городе такой переполох, то
лучше использовать его для работы.
   Подняв на полтора часа раньше срока поваров, капитан приказал им готовить
завтрак, потом быстро и решительно, хотя раньше этим  не  занимался,  собрал
экипажи трех лодок и выслал их в море, едва включилось Солнце. Задание  было
простым - собрать как можно больше моллюсков для попытки выплавлять  из  них
металл. Как из руды.

Часть IV
МЕТАЛЛ ПОЛДНЕВЬЯ

19

   Работы оказалось много, потому что капитану хотелось  получить  результат
как можно быстрее. И в общем, ребята, навалившись,  обернулись  в  рекордные
сроки. Уже к обеду того же дня вернулись две лодки, набитые  раковинами  под
завязку, а часам к трем - и третья, та самая, которая ходила дальше всех.
   Почти в половине раковин  оказались  металлические  градины,  примерно  в
каждой двадцатой, как признался Пестель, оказалось по  две  штуки,  а  очень
редко встречалось три или даже больше, но в таком случае они были  не  очень
большими. Всю добычу, чтобы не устраивать испытание для обоняния,  выгрузили
за городом, у холмов, зайдя туда по речке, из которой  выше  по  течению  на
пару километров брали пресную воду и где Казаринов получил  приказ  устроить
испытательную плавильную печь.
   Здесь вонь была не страшна для тех жителей Одессы, которые не участвовали
напрямую в новом проекте.
   А иногда  запах  становился  просто  нестерпимым,  особенно  когда  часть
моллюсков,  вместо  того  чтобы  высыхать,  вдруг  стала  подгнивать  снизу.
Пестель, как общепризнанное светило  не  только  биологии,  но  и  медицины,
как-то признался Ростику, что его вызывали уже на четыре  случая,  когда  от
запаха работавшим над печью ребятам становилось плохо. Девушки почему-то это
неудобство переносили спокойнее.
   Как ни странно, но приказ сделать небольшую плавильню Казаринов воспринял
с  большим  энтузиазмом.  Он  вытребовал  себе  кучу   народу   и   принялся
изготавливать из окрестной глины кирпичи  трех  разных  сортов  и  размеров.
Потом изрядное время просидел в теньке, в  стороне  от  всех,  рисуя  что-то
прутиком на песке. Напряжение  этого  творческого  инженерного  поиска  было
таково, что как-то он даже попытался  объяснить  Ростику  принцип  получения
лакричного железа, но разведчика это не заинтересовало.
   Плавильную печь сделали к концу недели, работая круглые сутки в две смены
по десять местных часов каждая. Не  дав  кирпичам  даже  толком  просохнуть,
подключили меха, сшитые из кож тех  шакалов,  которых  настреляли  раньше  и
которых непонятно зачем препарировал Пестель. Как оказалось, под  панцирными
пластинами, толщина которых достигала иногда сантиметра, оставалась довольно
приятная на ощупь кожица,  не  идущая  ни  в  какое  сравнение  с  той,  что
Квадратный  с  Ростиком  добыли  из  трехгорбых  жирафов  весной.  Даже  без
обработки она не ломалась и вполне поддавалась шитью.
   Большая часть народа теперь ходила в море, некоторых крестьян оторвали от
их ненапряженного, но  по  необходимости  повседневного  труда  и  попросили
натаскать как можно больше топлива. То  и  дело  подключали  к  работе  даже
солдат, что очень не нравилось Квадратному, который не уставал возмущаться и
объяснять, что держать усталых, навкалывавшихся за день солдат на  постах  -
не правильно. Но капитан в запале его не слушал.
   Расхаживая вокруг печи, которую топили в десятую часть силы,  лишь  чтобы
просушить ее внутренние слои, глядя на  дым,  который  поднимался  до  самых
небес, Дондик с непонятным удовлетворением говорил:
   - Эх, ребята, вы не понимаете, что наше открытие может тут  значить.  Это
же самая главная проблема - металл.  Чтобы  не  уродоваться  с  аквалангами,
построим помпы, сделаем из оргалита и кожи  маски,  ласты,  будем  доставать
металл со дна как легкие водолазы. А наладим  регулярную  добычу,  никто  за
нами не угонится - ни  двары,  ни  пернатые.  Всех  за  пояс  заткнем,  всех
переживем и обгоним как цивилизованный народ.
   Приглядевшись к тому, что и как тут  происходило,  Рост  потихоньку  стал
терять первичный энтузиазм. К тому же заверения Дондика  очень  уж  отдавали
партийными пятилетками, желанием сделать  чего-нибудь  больше,  еще  больше,
гораздо больше, чем в действительности было нужно. А за последний год  стало
совершенно ясно, что плановые потуги города  так  же  способны  приводить  к
непоправимым ошибкам и даже катастрофам, как  стихийный,  не  очень  даже  и
осознанный поиск по мере появления проблем.
   И хотя возможность обрести неограниченный источник  металла  нравилась  и
ему, хотя он первый был согласен, что  с  выживанием  Боловска  это  связано
напрямую, все-таки он как-то высказался:
   - Я думаю, может, не нужно особенно  хищничать?  Давайте  пока  жемчужины
выковыривать, тогда и с моллюсками возни не будет, и  плавить  не  придется.
Топлива-то все равно мало.
   - Топливо, - рассеянно отвечал капитан. - Да, топливо, понимаю.
   Но было ясно, что ничего он не понимал. Вернее, не хотел об этом  думать.
Вот  Казаринов,  который  в  последнее  время  и  спал,  и  ел  возле  своей
драгоценной печи, о топливе, как о металле, мог говорить часами.
   - Да, - подхватывал он, - был бы источник тепла, я бы тут тигли  соорудил
и стекла плавил. А то в городе - ни окон, ни посуды новой.
   Но о посуде  пока  не  думали.  Просто  перед  глазами  возникала  другая
проблема,  и  казалось,  она  вот-вот  будет  решена.  Наслоения  высушенных
моллюсков стали так велики, что  пришлось  сделать  из  колышков  и  прутьев
невысокий, в полметра, плетень, чтобы эта гора  не  разваливалась  в  разные
стороны. Нарубленный кустарник, уложенный для просушки, тоже  превратился  в
какой-то  невероятно  высокий  вал  мертвого  леса,  а  капитану  Казаринову
хотелось, чтобы всего было еще больше.  Почему-то  их  очень  волновала  эта
первая плавка, и хотелось, чтобы все прошло как надо, и даже с запасом.
   И вот наступил знаменательный  день.  Изрядно  подуставшее  на  последних
авралах население Одессы собралось почти в полном составе на  горке,  откуда
открывался вид на печь с угловатой, не очень ровной, но высокой  трубой,  на
залежи моллюсков, на свалку дров, на горку тщательно  перемешанной  шихты  -
смеси каких-то таких порошков, что за мешком чего-то очень редкого  пришлось
даже гонять машину в город.
   И началась работа. Засопели в полную  силу  мехи,  разгоняя  температуру,
стали подносить  дровишки  истопники...  А  вот  с  шихтой  и  моллюсками  -
собственно, источником металла  -  получилось  не  очень  здорово.  Загрузив
первые корзины побуревших  моллюсков,  высохших  почти  до  окаменелости,  в
непонятный чан, устроенный как изрядный  горшок  с  открытым  верхом,  вдруг
стало ясно, что они плавятся в раскаленной печке быстрее, чем люди  успевают
подносить их. Побегав и осознав проблему,  Казаринов  предложил  загрузчикам
шевелиться быстрее. Ребята стали ходить шибче, потом принялись  бегать,  как
рабы на старых гравюрах про безрадостное житье на плантациях.  И  все  равно
чан оставался таким же пустым. Даже пар над ним стал более разреженным,  чем
вначале. Если бы не дым от сыроватого пламени, вообще смотреть было бы не на
что.
   Потом капитан нашел выход. Быстро перебегая от одной группки  зрителей  к
другой,  он  организовал  большую  часть  народа  выстроиться   цепочкой   и
передавать  корзины  старым  как  мир  способом.  Но   и   этого   оказалось
недостаточно. Стоило корзине  подплыть  по  рукам  к  желобу,  направленному
поверх огня в плавильный чан и опрокинуть ее,  чтобы  бывшая  некогда  живой
руда ссыпалась вниз, как тут же над чаном возникало небольшое облачко и  все
превращалось во что-то в высшей степени неуловимое.
   Наконец Ростик не выдержал, подошел к инженеру, который последние полчаса
стоял с напряженным лицом, словно истукан, на  верхушке  ближайшего  к  печи
холма, пытаясь рассмотреть процесс, и спросил:
   - Что-то не так, правда?
   - Почему же? - повернулся инженер к собеседнику.
   - Не знаю почему. Но даже такому лопуху, как я, и то видно.
   Внезапно Казаринов кивнул:
   - Верно. Только понять не могу - то ли температура в чане слишком велика,
то ли мы химию процесса не правильно рассчитали... В общем, моллюски ваши не
плавятся, а испаряются. Понимаешь, весь металл в воздух уходит. Если учесть,
что в них воды почти не осталось, можно говорить о возгонке.
   - Что такое?
   - Есть твердые вещества, и даже  кристаллы,  которые  испаряются,  словно
вода, - то ли с сожалением, то ли с  раздражением  проговорил  Казаринов.  -
Например, кристаллический йод.
   - Но ведь это не йод?
   - Все равно ни шиша мы тут не выплавим.
   Последние слова оказались слышны не только  Ростику,  но  и  Дондику.  Он
оказался рядом, как всегда, в самое неподходящее время.
   - Нет уж, товарищи, - твердо, словно командуя на плацу, проговорил он.  -
Давайте доведем до конца. Хотя бы высушенные моллюски истратим.
   - Давайте, - обреченно согласился Казаринов.
   И столько в этом согласии было горечи, что  Ростику  тут  же  расхотелось
спрашивать его о чем-то. Он снял гимнастерку, поплевал на ладони и  встал  в
общую цепочку, выстроенную для передачи корзин. Почему-то последний разговор
напомнил  ему  расстрелянного  Борщагова,   его   непробиваемое   упрямство,
директивность, большевистский говор, звучавший иногда в  каждом  слове.  Это
было тяжело - получалось, что ни от чего во  время  того  расстрела  они  не
избавились, ничего не  решили.  Все  тут,  рядом,  очень  близко.  И  готово
возродиться в любую минуту.
   И привести  к  гибели,  конечно.  Потому  что  растрата  сил  и  ресурсов
оборачивалась регрессом, неудачи приводили к смертям, а заменить людей  было
невозможно. Впрочем,  Ростик  посмотрел  на  Винторука,  возвышающегося  над
людьми, выстроенными неровной, суетливой цепью  кое-что  можно  передоверить
бакумурам, работы всем хватит. Но волосатики - все-таки не люди.
   Винторук вдруг замедлил свои перехваты очередной корзины, поднял  голову,
быстро осмотрелся. Его взгляд, затянутый светозащитной  пленкой,  встретился
со взглядом Ростика. И они замерли на долгий-долгий миг, пытаясь понять друг
друга. Потом Ростик опомнился и отвернулся. Сделал вид,  что  занят  больше,
чем  хочется,  что  не  может  отвлекаться  от  бесконечного  ряда   корзин,
перетаскивающих малоаппетитное содержимое к  ненасытному  жерлу  самодельной
печки...
   Вдруг что-то в цепочке стало сбиваться. Сначала это  происходило  как  бы
незаметно, никто не возражал, не раздражался  даже,  сбой  поправлялся  чуть
более напряженной работой в следующие несколько минут. Потом "неутыки" пошли
чаще. А через час послышались уже и возмущенные голоса. Не обращая  внимания
на начальство, словно его и вовсе не было, люди стали  изрядно  поругиваться
друг с другом.
   Вот так, решил Ростик, теперь неудача стала ясна даже  работягам.  А  это
конец предприятию. Он оглянулся на плетеную выгородку,  где  они  складывали
высушенных моллюсков.  Она  была  почти  пуста.  Осталось  только  несколько
неровных кучек. Да и топлива осталось меньше половины, почти все  сгорело  в
печи. Рост поднял голову.
   День близился к концу. А он и не заметил. И только сейчас  вспомнил,  что
они не обедали, лишь время от времени припадали к воде, которую приносили  в
земных еще оцинкованных ведрах из реки. Жаль, что ничего не получилось... Но
если бы Ростик как следует подумал - можно было бы заранее предсказать,  что
ничего не получится.
   Внезапно  белый  от  шихты  Казаринов  выбросил  вверх  руку   и   что-то
пронзительно закричал. Потом стал расталкивать народ, который работал  около
печи, в разные стороны.  Он  не  просто  освобождал  себе  пространство,  он
пытался  перейти  к  последующему  этапу  и  отгонял  людей,  чтобы  они  не
пострадали.
   Потом все улеглось. Толпа  с  корзинами  откатилась  в  сторону,  кое-кто
расселся на склоне холма, как на балконах театра, остановились мехи,  и  над
поляной  повисла  довольно  сумрачная,  неуютная  тишина,  прерываемая  лишь
треском догорающих в печи веток.
   Казаринов, повздыхав, выволок  откуда-то  длинный,  раза  в  три  длиннее
обычного, металлический лом, изготовленный из арматурного прутка, подошел  к
печи. Она пыхала таким жаром, что было удивительно, как это можно около  нее
работать. И у инженера, когда он стал к ней  подходить,  вдруг  разом  высох
весь пот на лице, на полуобнаженной груди, на мускулистых загорелых руках.
   Неловко взмахнув, Казаринов ударил острием лома  в  какой-то  чуть  более
светлый, чем стенки чана, пятачок в самом низу, там, где огонь еще не погас.
И тогда все вдруг заметили, что от этого пятачка метров на десять в  сторону
проложены глиняные желобки, как и тот, что был сделан для загрузки моллюсков
в чан. Только помельче.
   Удар  не  привел  ни  к  каким   результатам,   Казаринов   ткнул   своей
металлической палкой еще раза три и стал  отходить  назад,  стоять  рядом  с
раскаленной печью он больше не мог. Внезапно из толпы вышел  Квадратный.  Он
тоже блестел от пота, вероятно, работал, как все, только где-то в  сторонке.
Подцепил лом, перехватил его, как горячую картофелину из  костра,  в  другую
руку. Прицелился, ударил, так что над поляной даже звон прошелся...
   Светлая перегородка  проломилась,  и  в  желобок  тонкой  струйкой  потек
светлый, пышущий жаром ручеек. Он прокатился по желобу,  рассыпая  не  очень
высокие  искры,  и  стал  скапливаться  в  лужицу,  почти  трех  метров   не
дотянувшись до тщательно приготовленной формы, вырытой для металла в  земле.
Форма вмещала в себя почти треть объема чана, который они целый день кормили
топливом и моллюсками. Сейчас ее размеры  с  удручающей  ясностью  объясняли
даже самого тупому, самому непросвещенному зрителю всю неудачу эксперимента.
   Внезапно Ростик увидел Пестеля, стоявшего не очень  далеко  от  него,  на
верхушке холма. Он довольно много возился со сборщиками моллюсков  и  должен
был знать основные расчетные цифры. Протолкавшись к нему и тронув за локоть,
Рост спросил:
   - Жорка, сколько должно получиться металла из того... Ну, из тех раковин,
которые мы натаскали?
   Пестель огляделся, людей вокруг было немного. Он наклонился к самому  уху
Ростика и довольно тихо проговорил:
   - Рассчитывали на половинные потери! И должны были выплавить  килограммов
восемьсот.
   - Почти тонну?
   - Тише, - попросил он.
   Ростик еще раз посмотрел на металл, который застывал в желобах,  принимая
причудливую форму мелких углублений, которые Казаринов определенно не принял
в расчет. Металла не хватило, чтобы наполнить даже их.
   - Я не спец, но мне кажется, там не будет и пятнадцати килограммов. После
всей этой затеи мы не получили даже одну пудовую гирю.
   - Нужно еще с Казариновым посоветоваться...  -  начал  было  Пестель,  но
замолчал, как будто ему зажали рот.
   Где-то с верхушки холма Дондик вдруг начал громко вещать:
   - Не будем горевать, что металла мало. Лучше представим себе, что  это  в
любом случае наша победа. Ведь это -  первый  металл  Полдневья,  полученный
после Переноса!
   Даже  не   оглядываясь,   вся   масса   усталых,   голодных,   измученных
безостановочной работой в  течение  последней  недели  людей  повернулась  и
направилась к городу. Ростик пошел с ними.  Ему  хотелось  есть  и  пить.  А
остальное было не важно, даже этот металл, черт  бы  его  побрал,  если  его
приходилось добывать такой ценой.

20

   Так уж повелось, что вечерами, если Пестель слишком  зарабатывался  и  не
появлялся к ужину, Ростик топал  к  нему.  Во-первых,  это  было  остаточным
эффектом,  последствием  того  страха,  который  однажды  разбудил  его.   А
во-вторых, было интересно поболтать с высоким  очкариком...  Настолько,  что
Ростик стал думать, что делает это неспроста,  нечто  подсказывало  ему  то,
чего он знать не может в принципе, как и прежде уже бывало, но "водит"  его,
словно бычка на веревочке. Вот только он  не  знал,  какие  вопросы  следует
задавать или Пестелю, или себе, или кому-нибудь еще.
   Вот и на этот раз он поужинал, прожевав свои куски рыбы и кашу,  захватил
миску с новой порцией, солдатскую кружку с реденьким липово-мо