я так называть тебя? Это звучит
как капитуляция... Вот только ты известен тем, что никогда не сдаешься. С
чего бы вдруг на этот раз?
  Внезапно цахор сделал неуловимое движение, и в его руке возник меч. Лотар
беззвучно ахнул, так совершенно он провел прием мгновенного выхватывания
оружия, который на фойском назывался "быстрый коготь, останавливающий
кусающую змею". Лотар давно пытался овладеть им, даже пару лет гордился
тем, что понял его философию, но оказалось, что он даже близко не подошел
к технике цахора.
  - Я предлагаю искренне...
  - Нет! - Голос Камазоха загремел. - Ты сам не веришь в это! А значит, в
этом есть какая-то новая хитрость. Я устал от твоих уловок, человек! Будем
биться, и я вырву твое сердце и съем его, прежде чем позволю тебе умереть.
Но еще до этого ты увидишь смерть своих учеников! А теперь - дерись!
  Лотар вздохнул. Перспектива увидеть, как Камазох пожирает его сердце, не
радовала, но гораздо печальнее было знать, что умрут все эти ребята, что
он доберется до обессиленного Сухмета, раненого Рубоса... Да, надо было
биться.
  Он вытащил Акиф и размял кисти круговыми движениями. Выровнял дыхание,
успокоил ум, убрал напряжение из плеч и груди и сконцентрировал силу в
ногах и бедрах. Все, теперь он был машиной для боя, и даже если ему
суждено сейчас погибнуть, он умрет, почти не почувствовав боли и не
испытав всей меры страдания, которую испытал бы простой человек. Потому
что - Лотар знал это гораздо вернее, чем кто бы то ни было другой, - он не
был просто человеком. Но пусть Камазох пока думает иначе.


                                  ГЛАВА 27


  Камазох пошел на Лотара легко, словно не сам переставлял ноги, а его несла
над брусчаткой какая-то таинственная невидимая сила. Легкости его поступи
мог бы позавидовать даже июльский ветерок. Лотар с трудом и, к сожалению,
заметным раздражением подавил желание протереть себе глаза. Капюшон
Камазоха никоим образом не позволял замаскировать положение его ног,
скорее наоборот, черная кожа четко, как в театре силуэтов, позволяла
видеть малейшее напряжение его тела, но искусство Магистра цахоров было
так велико, что все равно возникало впечатление, что его намерений не
видишь, положение его тела являлось загадкой, а состояние было неизвестно
даже такому бойцу, как Желтоголовый.
  "Да, как это ни прискорбно, - решил Лотар, - похоже, Магистр с Востока нам
не по зубам. И не будет по зубам еще очень долго, если это вообще
возможно".
  Он встретил первые удары Камазоха Гвинедом, почти не напрягая руки. Но
потом, когда пришли на помощь остальные орденцы, сильные удары с двух
сторон посыпались один за другим. Через минуту Лотар вдруг поймал себя на
желании вывалиться из боя и дать передохнуть рукам, натруженным, словно он
весь день молотил цепом неподатливую солому или помогал кузнецу.
  А потом пошла настоящая сеча. Движения ускорились, мечи уже не вспыхивали
на солнце при каждом взмахе, а горели, словно негасимые факелы. Они
проигрывали цахору, Лотар чувствовал это всем своим существом, даже
отключив, насколько было возможно, колокольчики.
  Камазох успевал справиться со всеми орденцами, Стаком и Лотаром. Он не
просто отбивал их удары - он еще и экспериментировал, проверяя самые
сложные, невероятно быстрые комбинации, от одного представления о которых
у Лотара еще вчера голова пошла бы кругом. Наконец дыхание демона немного
участилось, и он заговорил:
  - Я так и думал: вы не выдерживаете. Вы и не должны были выдержать.
Желтоголовый, странно, как ты еще не погиб.
  "Я уже слышал эту фразу", - сказал себе Лотар, но вслух ничего не
произнес, чтобы не сбиться с темпа. Главное сейчас - удержаться, оттянуть
время... Каждый, кто потеряет темп, будет убит. Даже он - драконий
оборотень.
  Внезапно Желтоголовый понял, что имел в виду Сухмет, когда порой весьма
скептически отзывался о его боевом искусстве. Да, в движениях Камазоха
чувствовалась недюжинная работа десятков предыдущих поколений бойцов,
оттачивание техники с равными партнерами, исключительная психологическая
установка на победу. А что было у него? Он учился сам, иногда проверяя
свое мастерство на весьма посредственных противниках с Запада, которые
только и умели, что работать силой удара, а не умом. Он слишком давно
перестал удивляться своим победам, а это развращает, словно обжорство.
  "Вот, сейчас, - сказал он себе, - сейчас начнутся сбои". Он продержался
еще полминуты, еще минуту... Кто-то из ребят еще пробовал атаковать, и
дважды мечи орденцев рассекали воздух в удивительной близости от тела
Камазоха. Но ни разу не коснулись его. Он по-прежнему был безупречен.
  Выбрав момент, Лотар осмотрел своих ребят. По лицу Опристака уже текла
кровь - он пропустил касательный удар в голову. Скрепол прихрамывал--он
неудачно вынес вперед ногу и поплатился рассеченной коленкой. Мало прятала
левую руку за спину и работала только правой.
  Вдруг Камазох рассмеялся, сделал странный выпад, и его меч прошел насквозь
через тело Скрепола. Демон шагнул назад, и Скрепол, словно пойманный на
крючок, тоже подался вслед за ним. Тогда с громовым хохотом Магистр
ца-хоров завел тело уже умирающего юноши за спину, напрягся и швырнул то,
что осталось от Скрепола, через себя, стряхивая его, как некоторые бойцы
стряхивают кровь с клинка в лицо противнику, оказывая психологическое
давление.
  Скрепол, нелепо растопырив руки, пролетел футов десять, потом безвольной
куклой покатился по мостовой. Когда Камазох сбрасывал тело с клинка, он
сделал неуловимое движение, и меч цахора рассек живот юноши, превратив его
в настоящую воронку изрезанной плоти. Лотару приходилось видеть меньше
разрушений даже при прямом попадании в человека из большой катапульты.
  - Нравится? - спросил Камазох и приостановился, пока орденцы долгие
мгновения смотрели на тело Скрепола. - Так будет с каждым твоим учеником.
Желтоголовый. Ты воочию увидишь, как рушится дело твоей жизни. Потом я
расправлюсь со стариками и лишь после этого убью тебя.
  Неожиданно голос подал Жилое:
  - Ты будешь всех резать одним приемом или разными?
  - Даже в одном приеме есть масса вариантов, юноша. И в каждом из вариантов
существует множество оттенков боли... Когда мой меч войдет в тебя, ты
убедишься в моей правоте.
  Внезапно Лотар понял, что задумал Жилое. Он громко и отчетливо произнес:
  - Нет, Жилое. Я приказываю!
  Жилое бросил быстрый взгляд на Лотара - словно ударил леворучным мечом
вслед главному - и попробовал сделать то, что не удалось Скреполу Выпад
снизу, переходящий в блок на среднем уровне, попытка задеть руку Камазоха
снизу.. И все повторилось, как в дурном сне.
  Меч Камазоха, блестя кровавыми разводами на черной поверхности, показался
между лопатками юноши. Со своим странным, ужасающим смехом Камазох потянул
Жилоса на себя, завел за спину, взмахнул, напрягаясь так, что у него
мгновенно набухли жилы на руке...
  Лотар разгадал план Жилоса и теперь следил за каждым движением, стараясь
не пропустить ничего. Он видел, как напрягся демон, как расставил ноги,
отведя назад для равновесия левую руку- Успел разглядеть даже неживой
блеск черной кожи на гребешке капюшона.
  Жилое безвольной куклой поднялся в воздух, чтобы слететь с меча Камазоха,
как пулярка с шампура искусного повара... И вдруг... Собрав последние
силы, переборов чудовищный болевой шок, он выпустил свой меч из левой руки
и, пока Магистр цахоров мотал его, набирая динамику для броска, мертвой
хваткой вцепился в руку демона, не позволяя ему быстро освободить меч и
своим телом не давая цахору защищаться.
  Практически он зажал меч противника в себе, как в тяжелом, неуклюжем
мешке, преодолевая боль и подступающую смертную муку.
  Лотар шагнул вперед, отводя назад Гвинед для удара...
  Камазох действовал стремительно. Он выхватил свой вакизаши, который
прятался у него на поясе сзади, и взмахнул им, чтобы отрубить руку так
некстати повисшего на его мече противника. Но Жилое продумал и это. Легко,
словно у него в груди не торчал по самую рукоять меч противника, он
сблокировал этот удар правой, и вот уже обе руки цахора оказались зажатыми
мертвой хваткой погибающего юноши.
  "Он держится, он еще держится", - думал Лотар о Жилосе, нагоняя Камазоха,
который инстинктивно отпрянул назад и попытался увернуться от Лотара.
Желтоголовый послал вперед Гвинед с силой последнего и единственного удара.
  Камазох все еще пытался увернуться...
  Гвинед вошел в его шею на добрых два дюйма, и темная кровь цахора фонтаном
ударила в лицо Лотару, заставив его дрогнуть от чудовищного запаха демона.
  Камазох выронил меч с Жилосом, одним резким борцовским движением выкрутил
свою руку из хватки юноши, сумел освободить и левую руку, но...
  Меч Стака со свистом впился в его бедро, рассекая ту субстанцию, которая
заменяла цахорам плоть, вместе с костью, так что нога повисла на полоске
черной кожи комбинезона.
  Камазох крутанулся на месте, освобождаясь от меча Стака, застрявшего в его
ноге, ударил противника кулаком в грудь, чтобы он не сумел нанести еще
удар, попытался отскочить от следующего удара...
  Меч Мало, как карающий серп, подрезал левую руку ца-хора снизу, и она,
разбрасывая крупные капли нечеловеческой крови, закрутилась в воздухе и
отлетела на десяток шагов в сторону.
  И тогда Камазох закричал. В этом крике слились и боль, и жажда мести, и
разочарование, и удивление, что он проигрывает бой, который ему самому
казался победным. Где-то сзади, у контрфорса от этого крика лопнул валун.
Щелчок был похож на взрыв, который поднял "Святого Спирадона" на воздух...
Еще дальше обвалилась черепичная кровля... И еще от этого крика прямо в
воздухе возникла завеса, которую не мог бы пробить даже проникающий взгляд
Сухмета. Но на этот раз Камазох бился с людьми, обученными Лотаром, и
такие приемы, как крики, ослепляющая вспышка в лицо, дымовая завеса,
оказали на орденцев не совсем то действие, какого ожидал цахор.
  Ведьмин крик потребовал от Камазоха предельного сосредоточения. Демон на
время остановился - и стал уязвимым. И тогда Бородул вдруг пустил веером
перед собой семь сурикенов. Крик захлебнулся....
  Когда дым рассеялся, они увидели, что Камазох, согнувшись в поясе, убегает
по площади, опираясь на руку вместо отрубленной ноги и пытаясь вырвать из
живота один из сурикенов Бородула. Но сурикен был сделан так, что выдрать
его было нелегко даже Магистру цахоров. Он замешкался, утонув в приступе
безумной боли, и не успел удрать, пока висела завеса. А когда она пропала,
это стало и вовсе невозможно.
  С победным, трубным ревом Опристак, который всегда лучше бегал, чем
дрался, и до сих пор не очень высовывался вперед, настиг его и мощным
ударом перерубил позвоночник оставляющему за собой кровавую дорожку цахору
Тогда Камазох наконец упал на брусчатку и затих. Конечно, он был еще жив и
через пару часов сумел бы восстановиться и уползти из Лотарии в лес, но
никто не собирался предоставлять ему эти два часа.
  Лотар опустил Гвинед и Акиф. Потом, опомнившись, стряхнул с них кровь на
камни и убрал оружие в ножны. Оглянулся.
  Сухмет уже почти пришел в себя и понимал, что происходит вокруг, но Рубос
по-прежнему держал его за плечи.
  Мало вытирала свой меч о специальную тряпочку, которую вытащила из-за
пояса. Бородул для верности отрубил Камазоху голову и откатил ее подальше
от трупа, с интересом рассматривая то, что находилось в кожаном капюшоне.
Бородул дрожащими руками размахивал в воздухе, пытаясь понять, как
Камазоху удалось уйти от его сурикенов, почему только один, кажется
последний, попал в цель. Но сейчас даже Лотар не смог бы разрешить эту
загадку, да он и не пытался.
  Он подошел к Жилосу. Юноша, спасший их всех, был, разумеется, мертв. Но
его душа, без сомнения, еще находилась где-то рядом. И Лотар произнес:
  - Спи спокойно, Жилое Самоотверженный. Сегодня ты спас не только наши
жизни, которые стоят не так уж много. Ты спас Орден, твое имя будет
занесено в его анналы, и тебя будут помнить как спасителя всех, кто придет
в этот мир после нас.
  Он поднял голову Они стояли рядом - Стак, Бородул, Мало и Опристак. От
стены медленно, едва волоча ноги, шли Сухмет и Рубос. Это было все, что
осталось от Лотарии.
  Но они все-таки выжили, а значит, придут другие люди, и Лотария будет
строиться дальше.
  Сухмет, с натугой переводя дыхание, сказал:
  - Мы выжили, опять выжили, господин мой, хотя еще никогда не стояли так
близко к краю небытия, как сегодня. Лотар кивнул:
  - На этот раз мы выжили, заплатив дорогую цену. Почему-то я больше
скорблю, чем радуюсь. Может, потому, что теперь отчетливей, чем прежде,
вижу: это временная победа, временное продолжение наших жизней.
  Сухмет выпрямился:
  - И все-таки нужно радоваться, господин мой. Ничего другого нам не
остается, пока архидемон существует в нашем мире. Лотар вздохнул и
повернулся к орденцам:
  - Давайте займемся делом, еще не все кончено. Соберем все трупы цахоров,
сложим в центре этой площади и сожжем. Только огонь может заставить их
умереть окончательно.
  - А Логира? - спросила Мало, во всем предпочитающая ясность.
  - Его сожжем в яме, - отозвался Стак. - Не доставать же его оттуда!
  - Да, вот еще что, - добавил Лотар, обращаясь ко всем сразу - Мы не знаем,
какова их сила, может, они способны оказывать сопротивление даже
разрубленными. Не теряйте внимания, когда будете их переносить.
  Орденцы согнулись в медленных, усталых поклонах.
  Когда ребята разбрелись в разные стороны, Сухмет снова заговорил. Теперь в
его голосе звучала такая тревога, что даже Рубос внимательно посмотрел на
восточника, пытаясь понять, что с ним происходит.
  - Господин мой, мы не договорили. Лотар вздохнул. Да, не таким человеком
был Сухмет, чтобы не понять, что важно, а что не очень.
  - Я хотел всего лишь сказать, Сухмет, что ты прав, как никогда. И что,
может быть, пришла пора решить главную проблему
Посох Гурама выпал из рук старика. Но он даже не посмотрел на упавший
магический инструмент.
  - Что это значит, господин мой?
  Но Лотар ничего не ответил. Старательно, как никогда прежде, он попытался
спрятать от Сухмета свои мысли. Хотя и чувствовал, что немного
перебарщивает, потому что на Востоке прекрасно умеют понимать, что значит
не только сам предмет, но и его отсутствие.
  Оглянувшись, он убедился, что не ошибся. Сухмет стоял растерянный и
бледный, словно вымазался той краской, которой пользуются балаганные
клоуны, чтобы подчеркнуть мимику Только, к сожалению, это была не краска.
  Просто восточник понял, с каким противником Лотар готовится теперь
сразиться.



Николай БАСОВ

                             УСТРАНИТЕЛЬ ЗЛА

                       ЛОТАР - УСТРАНИТЕЛЬ ЗЛА - 2



                                  ГЛАВА 1


  Лотар Желтоголовый, драконий оборотень, прозванный Устранителем Зла,
осмотрел гимнастическую площадку Ордена серыми печальными глазами. Эта
печаль была заметна всем, кто его знал, хотя никто не догадывался о ее
причине. Невероятным образом Лотару удавалось спрятать эту причину даже от
Сухмета.
  На большой площадке, разделенной на три сектора - с песком, мелкими
острыми камешками и чистыми каменными плитами, работали и новые, и уже
опытные орденцы. Их было теперь менее двух десятков. После разгрома
Ордена, учиненного цахорами, Лотар еще больше повысил требования к новым
бойцам, и приток вступающих в Орден сократился до двух-трех в год. Это не
шло ни в какое сравнение с прежними временами, когда число орденцев дошло
до сорока с небольшим человек.
  В центре площадки стоял крытый павильон с наборным деревянным полом. Тут
работали в зимнее время, хотя все реже и реже. Лотар как-то высказался,
что ребятам следует согреваться движением, и его идея постепенно находила
все больше последователей.
  Желтоголовый очистил сознание, проделал дыхательную гимнастику, которая
должна была сделать движение "ки" легким и мощным одновременно, а потом
стал очень аккуратно разминать каждый мускул, сустав, каждую связочку
тела. Если бы он был машиной, то, вероятно, вытащил бы на свет, прочистил,
смазал и вставил на место каждый винтик.
  Разминка длилась часа три. Потом Лотар перешел к сложным упражнениям,
которые по темпу и скорости мало отличались от настоящего боя. К тому
времени его тело уже играло, как огромный оркестр. На взгляд со стороны
казалось, что ни один прием не был для него чересчур сложным. Ему
удавалось все.
  Но сам он был не всегда доволен, пару раз останавливался и начинал свои
головоломные трюки сначала, только с еще большим ожесточением и
сосредоточенностью.
  Провернув десяток очень тяжелых боевых кат, Лотар перекусил, поскольку
время близилось ко второму завтраку, и начал работу с мечом. Три или
четыре раза он повторил одну и ту же сложнейшую связку приемов, которую
придумал года два назад, а потом принялся пристраивать к ней еще более
сложные движения. Стак, а с ним и недавно ставшие магистрами Ордена Мало,
Бородул и Опристак только головой качали, глядя на его работу.
  К обеду Лотар перешел на совершенно новый вид оружия, которое уже давно
осваивал и находил все больше и больше приемов. Длинная кованая цепочка с
кошкой особого рода на конце. Эта кошка вполне умещалась в рукаве широкой
куртки, но после броска раскрывалась и могла оплести противника в талии
или в ногах или зафиксировать руку и сделать почти беспомощным, если
цепочку не удавалось сбросить. Именно сбросить, потому что обрубить ее
никто не мог. Помимо этого, она была вполне удобным метательным оружием,
поскольку имела острый трехгранный шип впереди. А при правильном
применении на небольших дистанциях это устройство вполне заменяло легкий
кистень, блокироваться от которого было бесполезно.
  Лотар учился работать цепочкой сначала левой рукой в комбинации с мечом,
потом правой в комбинации с вакиза-ши, потом двумя руками, когда цепочка
становилась гибким подвижным щитом, не пропускающим ни одного удара, зато
захватывающим любое оружие, кроме самого тяжелого, вроде чекана, что
позволяло тут же переводить защитные действия в атакующие. Когда он начал
пробовать эти комбинации на деревянном манекене, орденцы только головами
качали - то, что творил их Учитель, казалось невероятным. Он создавал
технику боя, какой она могла быть только у демонов. Человеческого
разумения на нее просто не хватало.
  Работа с цепочкой и кошкой длилась до обеда. Лотар уже устал. Он все чаще
подходил к ведру с водой, прикладываясь к серебряному черпачку,
прикованному к ведру цепочкой, и уже не выкладывался на каждом приеме, как
будто от этого зависела жизнь всех его друзей.
  Внезапно дверь раскрылась, и на стадион вышел Рубос - один из трех
неорденцев, которому разрешалось входить сюда в любое время дня и ночи. Он
что-то знал, потому что источал такую ауру таинственности, что даже Стак,
который очень любил мирамца, неодобрительно посмотрел в его сторону
Потом в окне второго этажа детинца, где находился совещательный зал
Лотара, мелькнуло лицо Джа Ди. Фой тут же спрятался за занавеску, но его
внезапный интерес к тренировке не укрылся от внимания Желтоголового.
  Наконец дверь снова открылась, и в додзе с поклоном вошел Сухмет,
стараясь, чтобы его не замечали. Впрочем, не заметить его было невозможно:
он, по своему обыкновению, был разодет в тканную золотом парчу, сверкал
самоцветами, богато украшавшими пояс, а в руках держал посох Гурама,
который иной раз блеском мог затмить эти самоцветы и все навешенное на
восточника золото.
  Тут Лотар приостановился. Он смерил взглядом зрителей и усмехнулся.
  Рубос, увидев Сухмета, как бы невзначай подошел к нему и, стараясь не
шевелить губами, прошептал:
  - И вот так каждый день все пять лет, которые прошли после победы над
цахорами?
  - Ну, не совсем, Рубос, - тоже очень тихо ответил Сухмет. - Все-таки три
или четыре раза он принимал заказы на сражение с самыми отпетыми демонами,
но и в поездках работал, словно решил убить себя этими тренировками.
  - А что демоны? Каково им пришлось? Сухмет