ал громкий хлопок, и тяжелая картечь  мигом  положила  конец
страданиям придворной дамы. Аматус чуть не раскашлялся от порохового дыма,
но из дипломатических соображений сдержался.
    - Жаль, что она пострадала, - заключила королева, - но вы ее убили.  -
Грязная слеза стекла по щеке королевы - такая же грязная, как  ее  немытые
патлы. - Я в этом совершенно уверена. Можно считать,  что  мы  с  ней  обе
пострадали одинаково, ибо я - королева  добросердечная  и  мне  нестерпима
такая жестокость.
    Король приосанился и возгласил:
    - Кто вы такие, что смеете убивать моих придворных  прямо  у  меня  на
глазах?
    Аматус отметил, что потолок на сей раз на королевский  гнев  никак  не
отреагировал. Теперь он уже не  сомневался,  в  чьих  руках  сосредоточена
здесь реальная власть.
    - Камень упал, когда гневалась королева, - негромко отметил Голиас.
    Тут  гоблинская  королева  жутко  побледнела,  стукнула  кулаками   по
подлокотникам трона и взвизгнула:
    - Я не злая!
    Камни и штукатурка градом посыпались на придворных, но ни  Аматус,  ни
его друзья не пострадали, так как стояли поблизости от королевского трона,
а на короля с королевой ни камушка не упало. Гоблинские вельможи в  страхе
разбегались по углам.
    - Вы огорчаете королеву! - возопил король.
    Королева прищурилась:
    - Вы исполните все условия.
    Голос Голиаса не изменился, но прозвучал твердо и уверенно:
    - Мы не станем оглядываться, переговариваться, возвращаться назад и не
прибегнем к оружию до тех пор, пока не будет ранен кто-то из наших  рядов.
Мы принимаем эти условия и согласны по  доброй  воле  выполнить  их,  хотя
знаем, что вы - лжецы и обманщики. Мы согласны, ибо жизнь подданной принца
и ее свобода для него дороже, чем риск,  из-за  которого  он  может  пасть
жертвой  вашего  предательства.  Вы  всего  лишь  оттягиваете  неизбежное.
Отдайте нам девицу.
    - Отвернитесь и уходите. Она последует за вами.
    - Покажите нам ее. Когда мы убедимся, что  она  следует  за  нами,  мы
отвернемся.
    Королева  съежилась,  закрыла  лицо  руками  и  принялась  хныкать   и
причитать - дескать, почему это ей не доверяют, что  так  нечестно  и  что
никто не понимает, как  это  трудно  -  быть  королевой.  Король  принялся
безуспешно утешать супругу. Он гладил ее содрогавшиеся от рыданий плечи  и
кричал, чтобы наглецы ушли и оставили его бедную женушку в покое.
    А королева всхлипывала и бормотала что-то насчет того, что  если  люди
поцелуют ее и попросят у нее прощения, то она их, так уж и быть, простит и
отдаст им девицу вообще безо всяких там условий. Но  Голиас  заметил,  что
королева не властна освободить их от выполнения условий - не в ее это, так
сказать, компетенции.
    Наконец королева отплакалась, выпрямилась и тупо уставилась в  пол,  а
король  приказал  привести  девицу.  Но  вот  беда  -  придворные-то   все
разбежались, кто куда, и никто из них не желал вернуться  в  тронный  зал,
пока королева не пообещает, что больше не станет гневаться и  посыпать  их
камнями. Жалобные вопли придворных слышались из-за дверей. Они  сгрудились
там, но в зал входить упорно отказывались, хотя  многие  убеждали  других,
что теперь уже ничего дурного не  случится.  В  конце  концов  король  был
вынужден самолично отправиться за плененной девицей.
    Как только он удалился, королева сразу повеселела.
    - Знаете, - призналась она, - у нас тут так редко бывают гости, а  это
очень жаль, потому что народ мы очень гостеприимный. И  вы  бы  это  сразу
поняли, если бы познакомились с нами поближе. Не  желаете  ли  чего-нибудь
вкусить или выпить?
    - Нет, - решительно отказался Аматус. Он был голоден и хотел пить,  но
утолять голод и жажду гоблинскими яствами и напитками не собирался.
    - А у нас тут такие чудные коллекции живописи, - щебетала королева.  -
Ведь  мы,  гоблины,  живем  долго,  и  та  дама,  которую  вы  прикончили,
бедняжку... о, у меня все еще перед глазами ее лицо, искаженное болью,  но
это ладно, мы не станем сейчас говорить о таких  неприятных  вещах...  так
вот, поскольку, как я уже сказала, живем мы долго и жаль, что она умерла в
расцвете лет, ведь ей всего-то несколько веков миновало - совсем  ребенок,
можно сказать, - но об  этом  мы  тоже  говорить  не  будем  и  не  станем
обсуждать, что за людей вы,  принц,  привели  сюда  с  собой...  так  вот,
поскольку живем мы подолгу, наверняка в нашем собрании  живописи  отыщутся
портреты ваших предков, а ведь это так интересно...
    - Да, мне было бы любопытно взглянуть на вашу коллекцию, -  согласился
принц, - но я это понимаю посвоему, и когда придет время, я вернусь  сюда,
заберу картины и развешаю их у себя во дворце по своему усмотрению. А если
я сочту, что некоторые из них фальшивые, я прикажу их сжечь.
    Аматус всем телом ощущал непонятный зуд. Ему  казалось,  что  по  нему
ползают крошечные обезьянки и, чмокая крошечными  губешками,  слизывают  с
его кожи капельки холодного пота,  царапают  его  миниатюрными  коготками,
примериваются зубками, где бы откусить кусочек.
    - Как пожелаете. Вы, как я посмотрю, всегда добиваетесь своего.  Очень
польщена знакомством с вами, - процедила  королева  сквозь  зубы  и  стала
прихорашиваться - пригладила шерсть на физиономии, оправила мантию. - Даже
и не понимаю, зачем вам быть таким противным, если вам и так все удается.
    Тут вернулся король с девицей. Вид у той был такой, словно  в  царстве
гоблинов она пробыла денек-другой, не больше. Дело в том, что время в этой
стране течет довольно-таки странно. И не исключено, что для девушки прошло
именно столько времени. Ей, наверное, казалось, что всего-то час назад  ее
возлюбленный являлся сюда, чтобы спасти ее, но  ушел,  несолоно  хлебавши.
Похоже, она даже не вздремнула.
    - Привет, - довольно-таки высокомерно произнесла девица. -  Вы  небось
мои спасители.
    Аматус шагнул к ней. Пол в зале оказался скользким, жирным, и полы его
плаща распахнулись, и все увидели, что у принца не хватает половины  тела.
Однако принц с достоинством опустился на колено, не  обращая  внимания  на
грязь на полу. Он знал, что грязь отмоется, а позор  -  никогда.  Он  взял
девицу за не слишком чистую руку и поцеловал ее  пальцы  так,  словно  она
была гранд-дамой при его дворе, а не той, кем  она  была  на  самом  деле:
пухлой  простолюдинкой  с   глуповатой   мордашкой,   кривыми   зубами   и
приплюснутым носом.
    - Девица, - торжественно произнес принц, - я чту тебя за то, что  тебе
пришлось пережить. Девушка густо покраснела.
    - Да что вы все - "девица" да "девица"! Сильвия меня звать.
    - Вот ведь чудно! - хихикнула  королева.  -  Столького  добился,  хоть
всего из  одной  половинки  состоит!  А  все  ради  какой-то  толстухи  из
семейства, про которое никто бы и слыхом не слыхивал, не попади она  сюда.
Но надеюсь, принц не обесчестит это семейство своим дальнейшим обхождением
с этой дурнушкой - хотя, честно признаться, и обесчестил бы - никто бы его
за это не осудил. Эти простолюдинки - сущие свиньи  и  в  постели  подобны
свиньям. Конечно, может, мне и не стоило говорить о таких  неприличностях,
но вы уж простите, я не всегда собой владею...
    - Заткнись, - распорядилась Каллиопа. Психея  и  Аматус  обернулись  к
ней, и тут принц понял, что и Психея чересчур серьезно слушала  гоблинскую
королеву. Честно говоря, трудно было пропустить ее болтовню мимо ушей.
    И  тут,  словно  Каллиопа  разрушила  какое-то  заклинание,  заговорил
Голиас.
    - Сильвия, - сказал алхимик, - мы чтим  твое  терпение,  но  тебе  еще
предстоит претерпеть грядущие испытания. Ты последуешь  за  нами,  но  нам
нельзя  будет  оглядываться  на  тебя.  Мы  также  не   должны   по   пути
переговариваться, даже если ты будешь кричать и звать  нас  на  помощь,  а
гоблины наверняка будут подражать твоему  голосу  и  кричать  даже  тогда,
когда ты будешь молчать. Ты  можешь  спорить  с  ними,  но  мы  не  сможем
определить,  твой  ли  голос  слышим.  Нам  нельзя  сходить  с  дороги   и
возвращаться обратно, поэтому тебе придется  поспевать  за  нами.  Поэтому
тебе лучше не кричать даже тогда, когда будет страшно, чтобы никто из  нас
не бросился тебе на подмогу. И наконец, нам нельзя  пользоваться  оружием,
пока не ранят кого-нибудь из нас, поэтому даже если ты заметишь  засаду  и
почувствуешь подвох, молчи и не предупреждай нас об  этом,  ибо  мы  можем
поддаться искушению и пустить в ход  оружие  раньше  времени.  Как  только
гоблины предадут нас, мы  обретем  право  нарушить  условия.  И  тогда  ты
сможешь догнать нас, только поторопись.
    - Поняла, - ответила девушка.
    - Условия тяжелые, - отметила королева. - Честно говоря, и не  думала,
что кто-то решится их выполнить, пока нынешние правила в силе. Но уверена,
у вас все получится, если только ваши сердца полны надежды, но мне и самой
условия кажутся такими несправедливыми, что...
    - Заткнись, - мужественно выговорил Аматус. И сам удивился собственной
дерзости.
    Путники развернулись и зашагали к выходу. Король гоблинов увязался  за
Аматусом и все  уговаривал  его  вернуться,  задержаться  и  помириться  с
королевой, поскольку, по мнению короля, лучше  было  расстаться  друзьями.
Король лепетал о том, что он сам -  гоблин  честный  и  порядочный,  да  и
королева тоже, если узнать ее поближе. Просто, говорил он,  придворные  ее
порой  плохо  понимают,  вот  и  оговаривают  бедняжку,  наводят  тень  на
плетень...
    Аматусу  ужасно  надоели  причитания  короля,  и  он  жаждал  услышать
какие-нибудь другие звуки, но, увы, к хнычущему баску короля примешивалось
только  посвистывание  метлы,  послушно  метущей  дорогу  перед  компанией
смельчаков.  Наконец  путники  выбрались  на  главную  дорогу.  Король  на
прощанье произнес дежурную фразу:
    - Ну вот, гости у нас бывают редко, так что мы очень-очень  рады,  что
вы нас навестили. Приходите к нам еще, приятного вам дня.  А  у  вас  там,
наверху, похоже, скоро рассвет.
    С этими словами он наконец ретировался.
    А Сильвия тут же дико завопила.

                                                                   ГЛАВА 6
                                                                ЛУЧ СОЛНЦА

    Аматус вздрогнул, но не обернулся и не замедлил шага. Еще мгновение  -
и Сильвия сообщила:
    - Это гоблин кричал.
    - Ой-ой-ой! Он меня бьет! - сообщил тот же голос.
    - Он, наверное, будет мучить меня, пока мы не выберемся отсюда...
    - Он подражает моему голосу, чтобы вы  мне  не  помогли!  Ой!  Ой!  На
помощь! На помощь!
    Дорога была долгая, но на этот раз гоблины по  пути  не  попадались  -
держались позади путников. Пламя факела, который нес Голиас, озаряло своды
туннеля, увешанные сталактитами причудливой формы, и хотя воздух в туннеле
был неподвижен, пламя плясало и подпрыгивало, словно боролось с мраком,  а
тени зловеще танцевали на потолке.
    Через некоторое время гоблинам, видимо, прискучила  эта  игра,  и  они
начали развлекаться тем, что стали швыряться камнями, не попадая,  правда,
при этом по путникам. Камни перелетали через головы людей и громко клацали
по каменному полу. Всякий раз, швыряя камень,  кто-то  из  гоблинов  вопил
голосом Сильвии:
    - Осторожно! Поберегись! - или: - Ой, щас жахнет!
    Поначалу эта игра на самом  деле  щекотала  нервы,  но  потом  эффекта
поубавилось. Гоблины - такой народ. Эстетического чутья им недостает,  вот
они и думают,  что  если  что  сработало  в  первый  раз,  то  можно  этим
заниматься бесконечно с этим же результатом. В итоге  туннель  просто-таки
разрывался от какофонии воплей "Сильвии" и грохота падающих камней.  Число
же вопящих Сильвий возросло до невероятности, и теперь  при  всем  желании
невозможно  было  бы   отличить   крики   настоящей   девушки   от   визга
гоблинов-имитаторов. Довольно скоро Аматусу стало просто смешно.
    Пытаясь сдержать смех, он искоса глянул на Каллиопу и  обнаружил,  что
та тоже давится от хохота. Принц перевел взгляд на сэра Джона Слитгиззарда
и заметил, что тот тоже усмехается уголками глаз, как и Психея. Условия не
запрещали смеяться. Нельзя было  разговаривать  и  оглядываться  назад,  а
смеяться - сколько угодно. Вскоре вся компания уже дружно хохотала.
    А когда все отсмеялись, то поразились наступившей  тишине.  Они  пошли
дальше, и только поскрипывание сапог и башмаков напоминало о том, что  они
живы.
    Впереди завиднелся мост, а больше никто из  гоблинов  не  показывался.
Чудище, загадавшее им загадку, приветственно, по-деловому кивнуло. Похоже,
на сей раз ему были глубоко безразличны  идущие  мимо  люди.  Чудище  даже
хвостом повиляло. Путники по очереди погладили зверюгу  и  даже  за  ушами
почесали (для этого пришлось чесать за каждым  ухом  вдвоем),  что  чудищу
очень понравилось. Пройдя вперед, путники услышали, как Сильвия  погладила
голову чудища и попросила не пускать на  мост  гоблинов.  Затем,  судя  по
всему,  Сильвия  пошла  по  мосту  следом  за  всей  компанией,  а  Чудище
оповестило людей о ситуации:
    - Они ее не тронули,  она  жива-здоровехонька.  Как  говорится  -  без
происшествий.  Спустившись  с   моста,   путники   снова   встретились   с
гоблином-привратником, который поинтересовался:
    - Скажите, куда идете и зачем покидаете Страну Гоблинов?
    Голос у него был такой, словно все это ему до смерти прискучило.
    Голиас ничего не ответил, а просто  пошел  дальше  -  ведь  никому  из
путешественников нельзя было говорить, покуда они  не  увидят  света  дня.
Остальные молча последовали за Голиасом.
    Гоблин повторил вопрос несколько раз, последние пару  раз  перешел  на
крик, но компания упрямо шла вперед, храня молчание и не оборачиваясь.
    Вдруг у  самого  уха  Аматуса  послышалось  ядовитое,  леденящее  душу
шипение, и в тот же миг спину Голиаса пронзила стрела. Ее черное  оперение
торчало у алхимика между лопаток. Издав отчаянный крик, Голиас  рухнул  на
пол ничком, раскинув руки. Его лицо и бороду запачкала липкая грязь. Факел
выпал из рук Голиаса и погас. Теперь  дорогу  озаряло  только  зеленоватое
свечение могильных червей.
    Аматус обернулся и увидел, что привратник заряжает лук новой стрелой.
    - Прошу прощения, но правила есть правила, - произнес  он  с  ядовитой
ухмылкой. Ухмыляться, впрочем, долго он не смог, так как сэр  Джон  вогнал
ему в глаз кинжал по самую рукоятку.
    Сильвия бегом догоняла остальных, а за ней  мчались  десятки  и  сотни
гоблинов, вооруженных до  клыков.  Рекой  стекала  с  моста  толпа  жутких
тварей. Аматус, не задумываясь,  выхватил  из-под  плаща  мушкет,  оттянул
тяжелый бронзовый затвор, забил в ствол побольше картечи.
    - Тихо, не спеши, не стреляй раньше времени, - послышался за спиной  у
принца негромкий голос сэра Джона.
    - Подпустите их  на  выстрел,  -  прогремел  с  другой  стороны  голос
Кособокого. Рядом  с  Аматусом  встала  Каллиопа,  также  зарядившая  свой
мушкет.
    А за спиной у принца  слышались  хриплое  дыхание  и  кашель  Голиаса.
Мортис, Психея и Сильвия пытались облегчить его предсмертные муки.
    Гоблины упорно  подбирались  поближе,  их  ноздри  раздувались,  языки
облизывали губы. Эти твари обожали поедать все, что  страдает  в  процессе
поедания, но их излюбленной пищей была людская плоть.
    Вооружены гоблины были так-сяк. Оружие у них было самое  разномастное,
большей частью наворованное в надземном мире. Среди них,  судя  по  форме,
имелось довольно много генералов и полевых командиров. Гоблины  приволокли
с собой все, что могли, от грубо сработанной  мортиры  (она  наверняка  не
стреляла, и пользоваться ей можно было только как дубинкой: держали ее  за
дуло) до грабель. Похоже, сюда примчались те самые чокнутые  гоблины,  что
не так давно выдавали себя за придворную челядь. Теперь  они  держались  в
арьергарде и оружием подталкивали вперед "простых солдат".
    К первой атаке гоблины готовились довольно долго. У Аматуса  мелькнула
мысль: не воспользоваться ли медлительностью врагов? Тогда можно  было  бы
унести с поля боя Голиаса и выбраться на поверхность. Но Кособокий, словно
услышав мысли принца, прошептал:
    - С гоблинами так нельзя. Покажешь им спину - пиши пропало. Когда  они
кинутся на нас, -  сказал  он  чуть  громче,  чтобы  его  смогли  услышать
остальные, - цельтесь в передовую линию Это наверняка те  кого  специально
морили голодом, - они и вправду  опасны.  А  вы,  сэр  Джон,  постарайтесь
разглядеть тройку самых злостных генералов - это те, что  гонят  остальных
вперед, и попробуйте их подстрелить.
    - Это мы с радостью, - отвечал сэр Джон.
    - Цельтесь пониже, - посоветовал Кособокий. - Гоблины - коротышки, и к
тому же при промахе с такого прицела можно вдобавок задеть кого-нибудь еще
из этих тварей.
    Позади  Сильвия  и  Психея  отчаянно  пытались  приподнять  Голиаса  и
усадить, чтобы он мог дышать.  Рядом  с  ними  Мортис  читала  Септицемию,
седьмое из Великих Заклинаний. Считалось, что оно  способно  противостоять
действию любых ядов. Время от времени слышались хрипы и вздохи алхимика  -
значит, он был еще жив. Но вот послышался очередной хрип, и вдруг в пещере
стало тихо-тихо, только постукивали капли воды, стекавшей со  сталактитов.
Аматус услышал, как Кособокий медленно, обреченно выдохнул.
    Гоблины бросились на людей, подгоняемые дубинками  и  ржавыми  саблями
своих командиров. Первые ряды тварей мчались строго  вперед,  безо  всякой
военной хитрости и  тактики,  ведомые  исключительно  желанием  как  можно
скорее запустить клыки в людскую плоть.  Аматус  услышал  выстрел  мушкета
Кособокого, сам хорошенько прицелился и  пальнул  картечью  по  одному  из
гоблинов. Даже не удосужившись проверить, попал или  нет,  принц  выхватил
из-за пояса  второй  мушкет,  взвел  курок  и  выстрелил.  Уложив  второго
гоблина,  он  поспешно  разрядил  и  третий  мушкет.  Аматус  слышал,  что
Кособокий и Каллиопа тоже стреляют, и когда он  обнажил  свой  меч,  успел
заметить, что пол  уже  усеян  трупами  гоблинов  и  что  сэр  Джон  своей
стрельбой успел пробить брешь в арьергарде врагов, куда устремились твари,
желающие спастись бегством.
    Но тут часть гоблинов бросилась прямо на Аматуса. Маленькие, не  более
пяти футов ростом,  оружием  злодеи  пользовались  неумело  -  они  просто
яростно им размахивали, но их было такое количество, что в массе  они  все
же были опасны. Пришлось принцу действовать примерно  так,  как  во  время
урока фехтования. Он старался как  можно  скорее  отбиться  от  очередного
противника. Скоро принц уже потерял счет своим удачам и не мог бы сказать,
скольких гоблинов уложил,  скольких  ранил,  а  скольких  просто  заставил
отступить. Он знал, что многие уже просто удрали, но на поле брани  теперь
остались сущие безумцы, одуревшие от голода.
    Минуты ли летели, века ли тянулись - здесь, в  мертвенном  зеленоватом
свечении могильных  червей...  Аматус  рубил  и  колол,  судорожно  вдыхал
затхлый промозглый воздух. Холодный пот  ручьями  стекал  по  его  усталой
руке, но он не сдавался.
    Вдруг рядом с ним громко взревел Кособокий. Великан размахнулся мечом,
наклонился и что-то подобрал с пола. Мгновение спустя он выпрямился, держа
одной рукой за ноги извивающегося гоблина. Сжатой  в  кулак  другой  рукой
начальник королевской стражи молотил по ребрам визжащего ублюдка.
    - Я безоружен! Драться не могу! - прокричал Кособокий,  вертя  гоблина
над головой. - Нате! Ешьте, твари!
    Как следует раскрутив визжащего гоблина, начальник стражи швырнул  его
в сторону его сородичей. Гоблин перелетел через арьергард и  шлепнулся  на
пол пещеры.
    Голодные товарищи незамедлительно развернулись и набросились на  него,
не обращая внимания на его дикие вопли и мольбы  о  пощаде.  На  некоторое
время звуки боя сменились клацаньем клыков и треском раздираемой плоти.
    Прежде чем Аматус успел сообразить, что же  делать  дальше.  Кособокий
уст