потертые
легинсы, тяжелые сандалии. На голове у него красовалась квадратная шляпа -
в таких ходили  странствующие  ученые.  Из  дорожного  мешка  высовывалось
горлышко реторты и какая-то деталь небольшого перегонного  куба,  из  чего
можно было заключить, что он - алхимик. Аматус радостно заурчал  и  шепнул
отцу:
    - Хороший дядя.
    Бонифаций и сам не удержался от улыбки. За алхимиком следовала дама  -
судя по всему колдунья, каких еще поискать надо.  Волосы  у  нее  были  не
седые  и  засаленные,  а  белые,  как  снег,  густые  и  чистые,   как   у
светловолосого малыша. Глаза у нее были такие же большие, как у  алхимика,
вот только казались темными колодцами, потому что у них не наблюдалось  ни
белков, ни зрачков, ни радужек. Казалось, будто сама ночь живет  в  глазах
колдуньи. Кожу ее покрывали крошечные мягкие чешуйки, похожие на  змеиные,
бело-голубоватые, словно снежное  поле  в  сумерках  в  январские  морозы.
Из-под верхней губы виднелись безукоризненно белые клыки. Голубоватая кожа
так обтягивала скулы и подбородок, что казалось, они ее вот-вот  проткнут.
Платье на колдунье было традиционное - длинное, черное, но  в  отличие  от
бесформенных хламид других колдуний,  старавшихся  скрыть  свои  уродливые
тела, у этой колдуньи платье облегало фигуру и при  каждом  шаге  отливало
радужными бликами. А фигура у  колдуньи  была  такая,  что  любая  молодая
женщина могла позавидовать. Погляди мужчина только на ее фигуру - он бы ее
мигом возжелал.
    На фоне колдуньи и алхимика остальных двоих можно было бы не заметить,
но именно на них-то взгляд и задерживался дольше, будто было в них  что-то
такое, чего сразу не разглядишь. Девушка лет шестнадцати могла  быть  либо
простолюдинкой, одетой чуть богаче, чем подобало  бы,  либо,  наоборот,  -
богачкой, нарядившейся под  простолюдинку.  Ее  скромное  платье,  некогда
сшитое из белого льна, стало серым от множества  стирок  и  странствий  по
пыльным дорогам. Такой же вид имела и  шерстяная  шаль.  Ни  худышкой,  ни
толстушкой назвать девушку было нельзя. Волосы ее цветом напоминали старое
дерево, выкрашенное под  орех.  Прямые  и  густые,  они  падали  до  талии
девушки, и если у нее была тетка, она наверняка в  свое  время  втолковала
ей, что волосы - это ее главное украшение. Бледная, с  редкими  маленькими
веснушками кожа, серые, как штормовое море, глаза.  Девушка  озиралась  по
сторонам так, словно никогда прежде не бывала при дворе, не знала, что это
такое, а потому не понимала, надо ли восхищаться.
    Взглянув на мужчину, идущего следом за девушкой,  всякий  бы  поначалу
решил, что это слуга, так как на нем  был  выцветший  поношенный  плащ,  в
котором можно было спокойно улечься и  остаться  незамеченным  на  осеннем
поле - похоже, там этот незнакомец большей частью и спал, или  на  грязной
дороге - а похоже, он шагал  как  раз  по  таким  дорогам.  Приблизительно
такого же цвета была и остальная одежда. Лицо мужчины скрывала широкополая
шляпа, и если плащ его можно было  приблизительно  назвать  сероватым,  то
шляпа тогда была, пожалуй что, коричневатая.
    Между тем как раз он  почему-то  наиболее  долго  задерживал  на  себе
любопытные взгляды. Первое, что бросалось в глаза, так это то,  что  роста
он был необычайно высокого - намного выше своих спутников, а второе -  то,
что передвигался он как-то странно, неровно.  Не  исключено,  что  широкий
плащ  скрывал  какие-то  уродства,  но  между  тем  в  движениях  великана
чувствовались сила и стремительность. И наконец, внимание на себя обращало
то, что скрывалось в тени широкополой шляпы, - не лицо, а  какая-то  серая
железная маска, испещренная белыми, коричневыми и красными линиями.
    Наверняка  на  поясе  у  него  висела  уйма  оружия,  и  эти   догадки
подтвердились: полы плаща незнакомца  распахнулись,  и  изумленным  взорам
предстали меч, палица и три кинжала таких внушительных габаритов, что  все
просто ахнули.
    - На этом человеке не меньше тридцати фунтов  железа,  -  вырвалось  у
Седрика, - и у него неровная походка и,  похоже,  горб,  и  все  же  я  бы
поставил на него, если бы он побежал  наперегонки  с  любым  из  юношей  в
Королевстве. А еще  я  готов  поспорить,  под  плащом  у  него  широченная
портупея с двумя огромными пряжками и обоюдоострый топор.
    Король Бонифаций кивнул:
    - Прошел год и еще один день со времени... несчастного случая?
    Седрик на миг задержал дыхание.
    - О да, ваше величество, это так. Вы правы. Именно о таком сроке часто
говорится в сказках. Полагаю, нас ждет нечто необыкновенное.
    Аматус свои впечатления выразил вслух. Он пальчиком указал на гостей и
сказал:
    - Хорошие... страшные... хорошие... страшные.
    Бонифаций с опозданием прижал ладонь к губам сына и шепотом велел  ему
молчать.  Наступила  долгая  пауза,  а  потом  алхимик  и  девушка  весело
рассмеялись, а колдунья улыбнулась краешком губ, а Седрику показалось, что
странный незнакомец в плаще и шляпе тоже коротко хохотнул, хотя...  только
много лет спустя Седрик поймет и напишет об  этом  в  "Хрониках"  -  самых
достоверных  документах,  откуда  нам  известно  о  тех  днях,  -  то  был
единственный раз, когда он видел, как смеется этот человек.
    Тут и придворные решили, что можно  посмеяться,  и  даже  гвардейцы  с
трудом  сдерживали  улыбки,  но  все  же  сдерживали  и   этим   доставили
невыразимое удовольствие Седрику. Гвардейцы сопроводили  гостей  к  трону.
Как полагалось в таких случаях, алхимик  возложил  зеленый  флаг  к  ногам
короля.
    Бонифаций улыбнулся гостям:
    - Очевидно, хотя бы некоторые из вас  прибыли  сюда  для  того,  чтобы
просить о должности при дворе.
    Алхимик низко поклонился:
    - Все четверо, ваше величество,  и  мы  хотели  бы  просить  обо  всех
четырех вакансиях. У нас имеются необходимые рекомендации. А  если  нужно,
мы могли бы продемонстрировать свое мастерство.
    - А как вас зовут? - поинтересовался Седрик. На сердце  у  него  стало
тяжело. "Я ни за что не захотел бы сразиться с этим странным  незнакомцем,
и уж  конечно,  из  него  получится  отличный  начальник  стражи.  Похоже,
придется мне опять засесть за бумаги,  за  заполнение  протоколов,  а  это
значит, что арсеналы, да и не только  они,  снова  заржавеют.  И  года  не
пройдет". Вот какие печальные мысли бродили в голове у Седрика.
    - Зовут меня Голиас, - ответствовал алхимик, -  скорее  всего  потому,
что таково мое имя. - Как вы, наверное,  уже  догадались,  я  алхимик,  не
слишком опытный пока, но очень способный.  Я  прошу  о  месте  придворного
алхимика, и если мне будет позволено добавить, то...
    Колдунья кашлянула.
    Голиас поспешно проговорил:
    - Мою подругу зовут  Мортис,  и  она  просит  о  должности  придворной
колдуньи. Некогда она была королевой, но хотя это было  давным-давно,  она
хорошо помнит о тонкостях жизни при  дворе.  Она  строга  и  непоколебима,
немногословна, но удивительно могущественна и...
    - Заканчивай, - распорядилась колдунья. Голиас едва заметно вздрогнул,
но продолжал:
    - Мой спутник, чья  внешность  наверняка  вызвала  у  вас  недоумение,
пребывает под  заклятием,  из-за  которого  сам  он  не  может  произнести
собственного имени и раскрыть суть этого заклятия. Там,  где  он  побывал,
его чаще всего называли Кособоким. Он воин, телохранитель, фехтовальщик...
    - Палач, - изрек Кособокий. Голос из-под маски прозвучал, словно порыв
сырого  ветра  из  пещеры,  будто  звук  разбитого  в  полночь   окна.   -
Недурственно управляюсь с чудовищами и всякое такое. Но я  не  полководец.
Вряд ли кто-то с радостью пойдет за мной  в  бой  и  будет  исполнять  мои
приказы. Главнокомандующий вам понадобится отдельный, но все-таки я  прошу
о месте начальника стражи.
    Король Бонифаций сдержанно кивнул.  Он  знал,  как  много  значит  для
Седрика должность главнокомандующего. Он решил, что вполне мог бы иметь  и
начальника стражи, и главнокомандующего. Тем самым Седрик мог бы  заняться
любимым делом, ни  на  что  более  не  отвлекаясь,  а  король  получил  бы
первосортного телохранителя. Надо сказать, Седрик редко поручал эту работу
по-настоящему образцовым военным - он предпочитал,  чтобы  они  находились
там, где, на его взгляд, им подобало находиться, - то бишь в казармах. Так
получилось, что Кособокий предложил то, о чем король и сам уже  подумывал,
и это произвело на короля весьма благоприятное впечатление.
    - Ну, - сказал король, предотвратив долгие пояснения Голиаса, - а юная
дама, я полагаю, желает просить о месте няньки  принца,  и  наверняка  она
имеет немалый опыт в этом деле.
    Король постарался говорить  чуть  насмешливо  -  так,  чтобы  немножко
рассмешить придворных, но не обидеть при этом девушку. Он был  королем,  а
потому мало кто решался вести себя с ним искренне, и потому Бонифацию чаще
всего  не  удавалось  определить,  какой  именно  эффект  производят   его
высказывания. А это так неприятно.
    - Ваше величество, - произнесла  девушка  негромко,  но  голос  у  нее
оказался такой  мелодичный,  что  все  невольно  наклонили  головы,  чтобы
услышать получше. - Меня зовут Психея.  У  меня  нет  никакого  особенного
опыта. Я просто знаю, как и что делается, тружусь усердно, а детишки  мне,
как правило, нравятся, хотя, правду сказать, тут многое от ребенка зависит
- ведь все дети разные.
    Впервые Бонифаций услышал от соискательницы места няньки слова о  том,
что для нее все дети разные, и из-за этого девушка ему сразу приглянулась.
    Аматус поддержал отца. Он принялся подскакивать на месте и изрек:
    - Хорошая тетя. Она останется тут?
    А Психея улыбнулась малышу и тем самым закрепила свой успех  в  глазах
короля.
    "Ведь как ни крути, а год  и  еще  один  день  -  в  сказках  поистине
решающий срок", -  напомнил  себе  король.  Однако  ему  были  известны  и
правила, и потому, хоть он и был уверен, что на сей  раз  к  нему  явились
поистине достойные кандидаты на ключевые должности  при  дворе,  Бонифаций
сказал вот что:
    - Вы все мне очень нравитесь. Но не могли бы вы продемонстрировать мне
свое мастерство?
    Голиас кивнул:
    - Именно это мы и хотели предложить  вашему  величеству.  Мортис  и  я
желали бы попытаться изготовить Вино Богов.
    Придворные громко зашушукались.
    Бонифаций нахмурился:
    - Послушайте, что я вам скажу. Мне бы не хотелось, чтобы вас  постигла
случайная неудача. Если опыта у вас недостаточно, то вы  можете  натворить
немало бед даже не по своей вине...
    Придворные снова громко зароптали.
    - Ваш ропот отвлекает меня, - строго упрекнул их король.  -  Никто  не
просил никого не упоминать о Вине Богов, насколько мне  известно.  И  если
вы, мои придворные, старались молчать об этом, то делали это  напрасно.  К
примеру, я в детстве свалился с каштана, но никому и в голову не пришло не
говорить при мне о каштанах. Аматус переживет  упоминание  о  Вине  Богов.
Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что  он  помнит  о  том,  что  у  него
когда-то была левая половина.
    - Правая ручка есть, - возразил Аматус и поднял руку, - а левой нет.
    Как на это заявление среагировать, не понял никто. Король взглянул  на
Психею. Губы девушки едва заметно  дрогнули,  но  улыбкой  это  назвал  бы
только тот, кто захотел бы увидеть улыбку. А король  улыбнулся  открыто  и
искренне.
    - Как бы хорошо ни знал ребенка, он всегда тебя чем-нибудь да удивит.
    Король просиял.
    - Но вы уверены, - вмешался Седрик, -  в  том,  что  желаете  заняться
именно таким сложным делом, как изготовление Вина Богов? Думаю,  нам  всем
хотелось бы, чтобы показ вашего мастерства прошел успешно.
    Мортис ответила ему:
    -  Мы  не  просто  хорошие  мастера  своего  дела,  мы  владеем  своим
мастерством в совершенстве. И мы  желаем  доказать  вам  это.  Нам  бы  не
хотелось, чтобы в будущем вам пришлось пожалеть о том, что вы взяли нас на
службу при дворе. К примеру, мне удается сохранять  такую  хорошую  форму,
хотя мне много сотен  лет.  Я  безупречная  колдунья.  А  Голиас  молод  и
неопытен, но я точно знаю, он не  допустит  ни  единой  ошибки.  У  вас  в
Королевстве, насколько мне известно, есть поговорка:
    "Кому знать цену алхимику, как не колдунье?"
    - Что до меня, - сказал Кособокий, - то вы  только  укажите  на  самое
большое и самое страшное чудовище в Королевстве, и я вам обещаю  доставить
его голову или несколько голов завтра на рассвете.  Я  расправлюсь  с  ним
ночью, когда эти твари злее всего. Пошлите со  мной  любого  воина,  пусть
будет свидетелем.
    - В топях у Горькой реки водится весьма  зловредная  гидра,  -  сказал
Седрик. - Покрупнее чудище у нас сейчас вряд ли сыщется. Гвардеец  Родерик
родом из этих краев и, думаю, проводит тебя туда. С техникой,  я  полагаю,
ты знаком?
    Кособокий кивнул:
    - Головы отрубить, шеи прижечь. Точно. С василиском - тут надо  хорошо
отполированное зеркало. С драконом - крепкий щит. Дубовый, обитый медью...
С вампиром - тут не обойдешься без осинового кола, а уж гидру без хорошего
факела не взять. Всему этому обучают в первую же неделю в Академии Героев.
Только сам я не герой, это я у походных костров наслушался, когда они  про
свои подвиги болтали.
    Бонифацию и эти слова очень пришлись по душе. Если  Кособокий  не  был
героем, но  кое-что  знал  такое,  что  полагается  знать  героям,  то  не
исключалось, что в сказке (если все  это  происходит  в  сказке)  появится
другой герой - например, Аматус.
    - Решено, - объявил король. - Принеси мне головы гидры, сколько их там
получится, а гвардеец Родерик подтвердит твою победу. Ну а теперь...
    - Ваше величество, - проговорила Психея.
    - Что? Ах да. Надо и тебе назначить какое-нибудь испытание. Правда,  я
не сомневаюсь - мальчику ты нравишься...
    - Расскажи мне сказку, - потребовал Аматус. - И приготовь бомбазиновый
пудинг. И поиграй со мной.
    - Пожалуйста, - строго уточнила Психея.
    - Пожалуйста, - повторил за ней Аматус.  Бонифаций  лучисто  улыбнулся
девушке. На его  взгляд,  у  нее  и  безо  всяких  испытаний  все  неплохо
получалось. - Что ж, - сказал он, - испытание достойное, весьма достойное.
    Затем, поскольку все соискатели выслушали  назначенные  им  испытания,
снова взревели  фанфары,  и  гости  удалились  в  сопровождении  почетного
караула. Аматус радовался несказанно. Голиас и Мортис поднялись по высокой
лестнице в лабораторию придворного алхимика, Кособокий и Родерик  оседлали
коней во дворе перед часовней, а Психея, держа за руку  весело  лепечущего
Аматуса, отправилась с ним в его покои, дабы подготовить мальчика к ужину,
за которым должны были последовать какие-нибудь спокойные игры и сон.
    Бонифаций, оставшись без малыша, приятно поужинал  с  Седриком  и  еще
кое-какими своими советниками, управился со множеством государственных дел
(в тот вечер он их переделал гораздо больше, чем за год и один день)  и  с
легким сердцем лег почивать. "Я тут ни при чем, - подумал  он  перед  тем,
как заснуть, - но все идет превосходно, вот только Аматус  все  в  том  же
состоянии... но хотя бы ему не хуже, и то хорошо".

                                                                   ГЛАВА 3
                                   ИСПЫТАНИЯ ВЫДЕРЖАНЫ, ВСТРЕЧИ НАЗНАЧЕНЫ,
                            ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ВЫСЛУШАНЫ. ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО ЛЕТ

    Когда король открыл глаза, его покои  были  залиты  солнечным  светом.
Вошла Психея и принесла ему чудесный завтрак: яйца,  сваренные  именно  до
такой  степени  мягкости,  до  какой  следовало,  свежайший,  только   что
испеченный хлеб, вафли, густо посыпанные сахарной  пудрой,  и  охлажденное
шоколадное молоко с густой пеной. Психея выглядела чистенькой и  свежей  и
согласилась составить королю  компанию  за  завтраком  -  съела  несколько
кусочков хлеба с клубничным вареньем. Но  большей  частью  она  болтала  -
рассказывала королю обо всем умном  и  забавном,  что  сказал  или  сделал
Аматус прошлым вечером.
    Бонифаций обнаружил, что они с Психеей солидарны во мнении  по  поводу
того, что Аматус - один из самых замечательных и умных трехлетних детей  в
мире и что утрата принцем левой половины тела, как это ни  было  печально,
никак не сказалась на его выдающихся способностях. Оказалось,  что  Психея
совершенно независимо обнаружила у принца многие из тех  качеств,  которые
уже были известны королю.
    Королю нравилось беседовать с девушкой. Он сам  не  понимал,  как  это
получилось, но почему-то сразу догадался, что ему либо придется принять на
службу всех четверых  кандидатов  на  важные  посты,  либо  всем  четверым
отказать. Поэтому теперь еще сильнее, чем прежде, королю  хотелось,  чтобы
трое остальных кандидатов преуспели в назначенных им испытаниях.
    Король уже заканчивал завтракать  и  подумывал  о  том,  что  надо  бы
переодеться из пижамы во что-нибудь другое, когда в его покои вошли Мортис
и Голиас. Алхимик держал в руках  серебряное  блюдо,  накрытое  зеркальным
колпаком. Он низко поклонился королю и  поднес  ему  блюдо.  Мортис  сняла
колпак, и оказалось, что на блюде  -  небольшая  бутылка,  а  в  ней,  без
сомнения, Вино Богов.
    Король взял бутылку и взвесил ее в руке. В ней было не меньше  полного
стакана напитка.
    - Процесс изготовления прошел без особых сложностей, - сообщил Голиас.
    Король Бонифаций улыбнулся:
    - Я разолью Вино Богов в пять наперстков, и  как  только  ваш  товарищ
вернется с победой, мы все выпьем за ваш успех и за мой удачный выбор.
    Тут в двери кто-то громко постучал. Король крикнул:
    - Войдите!
    И вошел Кособокий с мешком, из которого выглядывала дюжина старательно
вымытых голов гидры. Каждая из них вполне подошла бы крупному псу, не будь
головы сине-зелеными и похожими на головы ящериц, да еще  с  глазищами  на
коротких стебельках, и не торчи из каждой пасти по единственному зловещего
вида клыку.
    - Восхитительно, - отметил король. - Давайте выпьем за вашу удачу и за
то, что я успешно решил ряд административных  задач.  Безусловно,  тут  не
обошлось без чистого везения, но быть везучим королем  -  это  очень  даже
недурно.
    И они выпили Вина Богов, и все было решено. Наверное, теперь следовало
бы кратко поведать о том, что произошло за те годы, пока Аматус рос-рос  и
наконец вырос и смог ступить на тернистый путь  приключений,  -  следовало
бы, для того чтобы поскорее перескочить к приключениям как таковым.  Но...
в тот день, когда король утвердил всех четверых новичков на должности  при
дворе, произошло еще два немаловажных события. Когда Седрик состарился, он
распорядился,  чтобы  эти  два  события  были  всенепременно  отмечены   в
"Хрониках Королевства", ибо, оглядываясь назад, он решил, что события  эти
действительно имели большое значение. Ну а мы с ним спорить не вправе.
    Первое событие заключалось  в  том,  что  король  назначил  Кособокого
начальником стражи, а Седрика - верховным главнокомандующим.
    Со вторым событием дело обстояло несколько  сложнее.  Дело  было  так.
Король с Седриком занимались важнейшей работой.  Они  просматривали  карту
Королевства и решали, как наименовать новое  поселение  на  северо-востоке
страны: Бонифациебург, Бонифацвилль или просто Бонифаций, и в это время  в
дверь кто-то робко, тихо постучал. Если можно сказать о стуке в дверь, что
он был "извиняющимся", то это был как раз такой стук.
    От короля Бонифация не  укрылся  извиняющийся  характер  стука,  и  он
приподнял бровь и посмотрел на своего главного советника, как бы спрашивая
его тем самым, стоит ли сказать:  "Войдите!"  Седрик,  видимо,  также  дал
стуку сходную характеристику, поскольку мгновенно выпрямился  и  расправил
плечи - наверное, решил, что ему понадобится высокомерный вид.
    В покои короля бочком вошли трое людей, которых в обычное  время  вряд
ли можно было увидеть вместе.
    Первая из них, Вирна, была старая-престарая. Еще во вр