ьки принца?  Кто  теперь  будет  выполнять  ее
работу, ваше величество?
    - Ну... а-а-а...- На сей раз король задумался надолго.
    На  должность  придворной  няньки   требовалась   особа   безупречного
поведения, но не потому, что такое поведение  в  дальнейшем  ожидалось  от
принца,  а  просто  для  того,  чтобы  принц  знал,  что  это  такое.  Так
исторически  сложилось,  что   пост   этот   обычно   занимала   уродливая
принцесса-бесприданница, страстно обожавшая детишек.
    К несчастью, все принцессы, что жили на расстоянии не менее года  езды
от Королевства, были либо хорошенькие и потому не страдали  от  отсутствия
женихов, либо являлись сводными сестрами каких-нибудь злодеев,  а  уж  это
никуда не годилось.
    - Ну... - задумчиво протянул король. - Ну... - повторил он, и наконец,
когда борода премьер-министра уже успела почти целиком исчезнуть  во  рту,
Бонифаций сказал: - Пожалуй, я смог бы... гм... то  есть  я  стану...  сам
ухаживать за малышом. Ничего тут такого особенного  нет,  на  мой  взгляд.
Надо только, чтобы парочка наших дам показали мне,  так  сказать,  азы,  а
потом... не думаю, чтобы это оказалось труднее, чем  битва  с  драконом  с
Горы Летучих Мышей, в  которой  я  одержал  победу,  будучи  принцем,  или
командование войском в сражении на Колокольном Побережье прошлым летом.
    Премьер-министр,  вырастивший  несколько   детей,   очень   хотел   бы
предостеречь короля и сказать ему, что на самом деле это куда как сложнее,
чем кажется на первый взгляд,  но  во  рту  у  него,  помимо  бороды,  уже
находились внушительные бакенбарды. И к тому моменту, когда Седрик  открыл
рот, откуда вывалилась перепачканная слюной спутанная куча волос, говорить
что-либо было уже бесполезно. Конечно, он мог бы еще  предпринять  попытку
отговорить короля от принятия поспешного решения, но как раз в  это  время
кто-то из придворных наконец удосужился взглянуть на принца Аматуса и дико
заорал.
    Он в самом деле стал получеловеком. Все, что  располагалось  слева  от
центра, если принять за центр переносицу, исчезло, как  ножом  срезали.  А
принцу хоть бы хны. Он прыгал и хлопал в  ладоши:  бил  правой  ручкой  по
отсутствующей левой. Похоже, сам он никакой ущербности не замечал и весело
смеялся, вот только никаких звуков из его ротика при этом не вылетало.
    - Почему мы его не слышим, как ты думаешь?  -  поинтересовался  король
после очень долгой и неловкой паузы.
    - Гм-м, - глубокомысленно изрек  премьер-министр,  который  уже  почти
овладел собой. Он боялся одного: что король примется на него кричать, ну а
поскольку этого не произошло, тут же заработали  такие  качества  Седрика,
как здравый смысл и находчивость.
    - Ваше величество, - предположил он, - вероятно, смех принца заглушает
хлопанье в ладоши, но поскольку хлопанья в ладоши мы не можем  слышать  по
определению...
    - Так как он хлопает одной рукой. Ясно.  Что  ж...  То,  что  от  него
осталось, выглядит недурно и чувствует себя, похоже, неплохо.  А  тебе  не
кажется... может быть, он просто наполовину  невидим,  и  тогда  невидимую
половину можно было бы просто покрасить хорошенько, и дело с концом?
    Седрик печально покачал головой:
    - Будь это так, мы бы слышали, как он хлопает в ладошки.  Кроме  того,
обратите внимание: его правый глаз не косит, следовательно, видит  он  как
бы обоими глазами, но его левый глаз нам не виден, а раз мы его не  видим,
значит, он не реагирует на свет, и потому неясно,  как  нас  может  видеть
отсутствующий глаз.
    Разглагольствуя таким  образом,  премьер-министр  медленно,  но  верно
подбирался к принцу и в конце концов схватил его и  взял  на  руки.  Принц
беззвучно хихикал и вырывался. Поднеся ребенка к королю, Седрик добавил:
    - Вот видите, ваше величество, от него только половинка осталась. Я не
нащупываю ни призрачной ножки, ни призрачной ручки  -  моя  рука  свободно
пересекает то пространство, где должна бы  располагаться  вторая  половина
принца. Но ее нет.
    - А... просто из любопытства... поверните-ка его ко мне левым боком, -
попросил король.
    - Не могу, ваше величество. У него нет левого бока.
    - Тогда встаньте ко мне лицом, а его поверните к  себе  правым  боком.
Ой-ой-ой... Ничего не вижу.
    - Ну, естественно. - Премьер-министр, словно солдат на  боевом  посту,
вытянулся по струнке, и его былой бюрократизм как  рукой  сняло  -  только
жеваная борода о нем и напоминала. - Вы смотрите на его левый бок, но ведь
его нет, а что можно увидеть, когда смотришь на то, чего нет?
    Спорить не приходилось. Король кивнул:
    - Что ж, остается надеяться, что теперь штанишки ему  менять  придется
наполовину реже. Распорядись, чтобы ко мне привели парочку нянек  -  пусть
покажут, что надо делать и как. И не  затягивай  с  объявлением  вакансий.
Дело, конечно, непростое, но я  думаю,  через  пару  недель  у  нас  будет
предостаточно кандидатов с превосходными рекомендациями.
    Король взял Аматуса на руки, причем сын не показался  ему  легче,  чем
тогда, когда он в последний раз держал его на руках - неужели это было так
давно? - и вышел из лаборатории.
    И как только король удалился, Седрик принялся воодушевленно и радостно
выкрикивать приказы, как будто всю свою жизнь был начальником стражи.

                                                                   ГЛАВА 2
                                                    ПОДХОДЯЩИЕ КАНДИДАТУРЫ

    Король оказался прав. Не прошло и  двух  недель,  как  в  Королевство,
известное своими богатствами, хлынули толпы квалифицированных соискателей.
    Но пока никто из них не был  утвержден  на  должности  няньки  принца,
придворного алхимика, придворной колдуньи и начальника стражи.
    Отчасти дело осложнялось тем, что прежде всего  нужно  было  утвердить
кого-то на пост няньки. Бонифацию что-нибудь да не нравилось в  каждой  из
соискательниц. Одни казались ему грубыми, холодными и  чересчур  строгими,
другие  -  слишком  снисходительными,  сентиментальными   и   неряшливыми.
Молоденькие и сами были несмышлеными девчушками,  а  старухи  -  ну  разве
можно  ждать,  что   старуха   поймет   ребенка?   Толстухам   недоставало
самообладания,  а  тощие  не  нравились  королю  своей  язвительностью   и
желчностью. Словом, каждая из кандидатур высоким требованиям Бонифация  не
удовлетворяла.
    Примерно  с  полдюжины  соискательниц   оказались,   что   называется,
"серединка на половинку". Этих король счел невыносимыми занудами и  отверг
еще решительней, чем остальных.
    Седрик, своими глазами наблюдавший  за  всем  этим,  мог  бы  злорадно
повеселиться, вот только трудно веселиться искренне,  одновременно  ощущая
себя в столь же приподнятом настроении, как пиранья  в  пруду  с  золотыми
рыбками.
    И все же повод для веселья существовал, поскольку  Бонифаций,  который
еще с тех пор, как был совсем юным принцем, не помышлял ни о чем ином, как
о том, чтобы стать королем, вдруг обнаружил в  себе  недюжинный  отцовский
талант. Теперь он всюду таскал с  собой  Аматуса  -  на  турниры,  на  бал
птичников, на охоту на цвибеков в ущелье Айсот, на Железное озеро, где они
плавали  под  парусом,  в  восточные  пустыни  с  военным   патрулем,   на
торжественное  чествование  выпускников  королевского   университета,   на
торжество в честь спуска на  воду  грандиозного  речного  корабля  "К.  С.
Бонифаций".
    Король сажал маленького принца на плечи или нес на  руках,  но  теперь
все чаще держал малыша за ручку или усаживал  на  коня  -  то  позади,  то
впереди себя.
    Они вместе ели, вместе смеялись и болтали (а Аматус  разговаривал  все
лучше и лучше) о том, как называются деревья, о том, как правильно держать
меч, о том, где лучше поставить фургоны на поле боя, дабы спрятать за ними
кулеврины,  о  повадках  птиц,  о  тактике   сражений   с   драконами,   о
вульгарианской чайной церемонии,  о  том,  как  лучше  заряжать  орудия  и
разворачивать лодку, и том, как важно говорить  "спасибо"  простым  людям.
Самое главное - они все лучше узнавали друг друга, и принц Аматус,  как  и
любой другой ребенок, от такого  воспитания  расцветал  на  глазах,  да  и
король тоже - а ведь такое дано немногим счастливым взрослым людям.
    Так что удивляться тому, что  король  никак  не  может  выбрать  новую
няньку для принца, не приходилось,  хоть  сам  он  порой  и  жаловался  на
двойную нагрузку.
    Не мог и Седрик мысленно потешаться над королем вовсю, так как большую
часть времени упивался собственными  радостями.  Так  уж  получилось,  что
Королевство несколько лет жило в мире, исключая только внезапное вторжение
из Загорья прошлым летом. Эта война разразилась столь молниеносно (дело  в
том, что до Бонифация еще не успели дойти слухи,  что  Вальдо  узурпировал
престол и прикончил все королевское семейство, к тому времени,  когда  его
войско  вторглось  в  пределы  Королевства),  что  поначалу   в   западных
провинциях народ отражал атаки захватчиков, что называется, голыми руками.
Но  затем  войску  Вальдо  было  нанесено  сокрушительное   поражение   на
Колокольном  Побережье,  и  с  тех   пор   угроза   войны   стала   весьма
незначительной.
    Так уж повелось, что в Королевстве начальник стражи  являлся  также  и
верховным главнокомандующим, но поскольку для деятельности на первом посту
требовался отважный воин с хорошей реакцией, прекрасно владеющий мечом,  а
на втором - искусный и изворотливый руководитель,  крайне  редко  труд  на
обоих поприщах приносил одинаковые успехи. За время долгого  мира  прежний
начальник стражи,  будучи  безупречным  мастером  боевых  искусств,  армию
забросил и довел до состояния удручающего разброда и шатания.
    К счастью, Седрик в боевых искусствах был далеко не любителем и всегда
сам отлично знал об этом, а что еще более удачно - он  был  и  талантливым
руководителем, что явствует из  его  прежней  деятельности.  Вскоре  после
того, как он заступил на пост начальника стражи,  он  принялся  пробовать,
пытаться, нажимать,  допрашивать,  оценивать,  ссориться,  вводить  всякие
новшества, отменять прежние приказы и отдавать новые таким зычным голосом,
что очень скоро в армии был восстановлен образцовый порядок.
    Поначалу он застал поистине ужасающую  картину:  дороги  и  укрепления
разрушены, солдаты и офицеры обленились до крайности.
    Седрик   незамедлительно   отдал   приказы:   перестроить,   укрепить,
перегруппироваться и приступить к каждодневной муштре.
    Шайка дьякона Дика Громилы бесчинствовала уже возле  самой  столицы  и
даже на город время от времени совершала налеты, а однажды эти  разбойники
напали на капитана с небольшим отрядом и ограбили их  -  изъяли  кое-какие
вещи исключительно сентиментального свойства (а больше у вояк ничегошеньки
не было при себе, так как квартирмейстеры  постоянно  задерживали  выплату
жалованья).
    Тут же были организованы конные патрули,  выставлены  дозоры,  зажжены
сигнальные  костры.  На  стенах  крепостей  воцарились  устрашающего  вида
кулеврины, волна залпов и ружейного огня пронеслась по северным  равнинам,
сверкнули мечи на сотнях темных дорог, и  довольно  скоро  Громила  и  его
шайка, изрядно потрепанная и утратившая прежний задор,  откатились  далеко
на север, где промышляли мелкими грабежами вдоль Длинной Речной дороги.  В
этих краях Седрик им закрепиться позволил, так как  считал  шайку  Громилы
необходимым компонентом естественного равновесия.
    В королевском арсенале не было обнаружено ровным счетом ничего,  кроме
обрывков заплесневелой кожи, медных пуговиц и  пряжек  и  здоровенных  куч
ржавчины. Ничего тут не было такого, что могло бы  с  треском  взорваться,
посему взорвался Седрик. Очень скоро плавильные печи и пороховые  мельницы
уже работали днем и ночью,  кузнецы  и  оружейники  дивно  разбогатели  на
заказах, в  частности,  из-за  того,  что  им  не  приходилось  вопить  на
подмастерьев  -  это  дело  было  поручено  офицерам,  раньше   охранявшим
проржавевший арсенал, передвижение которых по кузницам и у печей несколько
сдерживали наручники и кандалы.
    Занимаясь всем этим, Седрик чувствовал  себя  в  своей  стихии  и  тем
упивался. Выявив в рядах армии потерявших выправку и  разжиревших  солдат,
он закатил им такую муштру, что, как они ни стонали и ни проклинали его, в
конце концов поняли, что  на  них  куда  благосклоннее  стали  поглядывать
красотки из таборов у реки  и  вульгарианские  девицы,  прислуживающие  за
столиками и подтирающие пролитый бильж в придорожных  кабачках,  в  народе
именуемых "ступорами".
    Седрик жестоко  расправился  с  растратчиками  и  взяточниками.  Самых
закоренелых казнил, поскольку, на его взгляд, в тюрьмах они бы только  тем
и занимались, что грабили сокамерников, большими богачами  которых  и  так
назвать было нельзя. Седрик поднимался с постели ни свет ни заря, но  спал
крепко, как спят люди со спокойной совестью.
    Но  конечно,  ему  до  смерти  хотелось  поручить  такую  работу,  как
"бессмысленное торчание во дворце с мечом наголо и обвинение за  все,  что
идет не так, как надо" (так он говорил  об  этом  в  узком  кругу),  своим
наиболее надежным заместителям.
    Словом, занят был Седрик по уши, и времени на  то,  чтобы  производить
отбор кандидатов на должность начальника стражи, у  него  было  ничуть  не
больше, чем у короля на просмотр соискательниц поста придворной няньки.  А
учитывая тот факт, что,  как  только  подходящий  начальник  стражи  будет
найден,  Седрику,  хочешь  не  хочешь,  пришлось  бы  вернуться  к  работе
премьер-министра, он с выводами не торопился и с легкостью  заключал,  что
каждый из претендентов - туповатый рубака, безмозглый осел, который тут же
вернет войско  в  проржавевшее  и  заплесневелое  состояние.  В  этом  его
настроения совпадали с настроениями короля.
    Надо сказать, Седрик был недалек от истины,  так  как  среди  желающих
трудиться на посту начальника  стражи  талантливых  генералов  было  -  по
пальцам сосчитать. Дело в том, что  слава  прежнего  начальника  стражи  в
боевых искусствах была столь  велика,  что  занять  его  место  порывались
именно  отчаянные  рубаки,  а  вот  выдающиеся  стратеги   и   полководцы,
сомневающиеся в своих навыках фехтовальщиков, свои кандидатуры  предлагать
не торопились.
    В общем,  оба  столь  ответственных  поста  оставались  вакантными,  а
поскольку они-то и  были  самыми  важными,  то  про  то,  что  Королевству
необходимы придворный алхимик и придворная колдунья, и вообще было забыто.
То есть претендентов вообще не принимали.
    От  такого  пренебрежительного  отношения  многие  из  них   (особенно
колдуньи) не выдержали долгого ожидания и покинули Королевство, а по  пути
обратно со злости накладывали заклятия на дороги, деревья  и  мосты.  Мало
того: редкий алхимик удерживался от того, чтобы не  плеснуть  дрейксида  -
кошмарного зелья, от которого змеи и ящерицы превращались в драконов, -  в
пруды и канавы, где, естественно,  расплодилась  уйма  всяческой  ядовитой
мерзости.
    Седрик втайне радовался такому обороту дел, так  как  это  давало  ему
возможность нагрузить солдат заданиями под завязку, да и королю скучать не
приходилось: ему приходилось то и  дело  отправлять  кандидатов  в  рыцари
сражаться с чудовищами покрупнее.
    Вот  так  прошел  год  и  еще  один  день.  Войско  преобразилось   до
неузнаваемости. Бонифация стали за глаза  называть  "веселым"  королем,  и
пошли слухи о том, что скорее всего в Хрониках  он  будет  именоваться  не
Бонифацием Грозным, как  полагали  прежде,  а  Бонифацием  Жизнерадостным.
Седрик при дворе был - сама учтивость и галантность, а на поле боя -  сама
неустрашимость и задор. И всюду, куда бы ни забрасывала его судьба, он был
очень доволен собой. Он даже бороду  жевать  перестал,  и  они  с  королем
крепко подружились. А Аматус набирался ума-разума  и  подрастал  -  точнее
сказать, подрастала половинка Аматуса.
    На ту пору желающие занять четыре  вакантных  места  при  дворе  стали
появляться крайне редко. Немалую роль в этом сыграли те  самые  пилигримы,
странники и иже с ними, через которых Седрик в свое время разослал  весть.
Теперь они, люди по определению неглупые, всякому встречному втолковывали,
что топать в Королевство - напрасный труд. Между тем на стене,  окружавшей
королевский замок, теперь неусыпно дежурили дозорные, и когда на  западной
дороге, что вела к Мосту Тысячи  Лиц,  показались  четверо  незнакомцев  с
зеленым флагом (а это означало, что как минимум один из них - кандидат  на
вакантную должность), оглушительно взревели фанфары и зазвонили колокола.
    А  поскольку  соискатели  не  появлялись  уже  не  меньше  месяца,  их
прибытие, которое месяцев десять назад наверняка осталось бы незамеченным,
в этот день вызвало некоторый интерес. Более  того  -  король  оказался  в
замке - с Аматусом, по обыкновению. На месте был и Седрик, часок-другой  в
неделю уделявший таки обязанностям премьер-министра. Как  правило,  в  эти
часы он занимался  заполнением  каких-нибудь  простеньких  документов  или
отправкой писем с напоминаниями  о  необходимости  поторопиться  кое-каким
вассалам, уклоняющимся от принятия непростых решений.
    И поскольку случая для помпезных торжеств давно не  выпадало,  четверо
странников были  препровождены  в  замок  в  окружении  почетного  эскорта
гвардейцев.
    Стоило принцу Аматусу услышать шум и гам,  как  он  выразил  страстное
желание взглянуть на парад. Ну а  поскольку  Бонифаций  был  нисколько  не
против того, чтобы хотя бы притвориться исполняющим обязанности короля, то
и король, и принц, и премьер-министр поспешили в  тронный  зал,  дабы  там
ожидать прибытия процессии.
    Все придворные, кто услышал колокола и фанфары,  сбегались  в  тронный
зал  в  ожидании  развлечения.   Жизнерадостность   Бонифация   и   мудрое
руководство Седрика оказали благотворное влияние на вельмож, и теперь  они
отучились коротать свой досуг в интригах и предвкушениях кризисов.
    Только-только Бонифаций успел усесться на  трон,  а  Седрик  -  встать
позади  него,  а  придворные  только-только  успели  напустить   на   свои
физиономии высокомерные выражения (кроме Аматуса, конечно, - этот улыбался
широченной полуулыбкой, просто-таки сгорая от нетерпения, так ему хотелось
поскорее увидеть парад), как в зал  вошел  первый  гвардеец  из  почетного
караула.
    Четверо копейщиков  выстроились  по  бокам  от  вассала,  который  нес
королевский штандарт с вышитыми на нем  Рукой  и  Книгой.  Седрик  не  без
удовлетворения отметил, что шагают гвардейцы  в  ногу,  держатся  прямо  и
торжественно и что сапоги, копья и триолеты у них в образцовом порядке.  А
еще больше он порадовался, когда  король  Бонифаций  незаметно  пожал  ему
руку.
    За четверкой копейщиков последовало четверо будущих рыцарей, пока  еще
не посланных на испытания. Их шпоры  весело  звенели,  плюмажи  на  шлемах
грациозно покачивались. Как подобало особам такого ранга,  будущие  рыцари
были разодеты во все цвета радуги. Ткани дорогих одежд изящными  складками
ниспадали из прорезей их камзолов, и шлемы  у  всех  были  разные,  только
перья плюмажей одинаковые - черные, как положено.
    А за будущими рыцарями в тронный зал вошли соискатели.
    И сразу стало ясно, что занять место при дворе желает не  кто-то  один
из них. Прежде всего внимание присутствующих привлек высокий  широкоплечий
мужчина с солидным брюшком, темными волнистыми волосами до плеч, аккуратно
подстриженной бородой в форме лопаты, красноватым лицом (что говорило либо
о том, что он много времени проводит  на  воздухе,  либо  о  том,  что  он
изрядный выпивоха, либо  о  том  и  другом  вместе),  большими  блестящими
зелеными глазами и полными красными губами. Выражение физиономии  у  этого
человека было такое, будто он готов в любой миг запеть  песню  или  весело
расхохотаться. Одет незнакомец был в кожаный  камзол  до  колен,