ала, поводила боками, позвякивала сбруей; из ноздрей ее вырывались белые клубы пара.
     Профессор, попрощавшись с остальными домочадцами, спустился с заднего крыльца. На нижней ступеньке обнаружился мистер Плюшкин Джем, жалобным мявом возвестивший о своем присутствии.
     - До свидания, юноша, - проговорил профессор, почесывая избалованного нахлебника за ушами. - Смотри, не озорничай в мое отсутствие.
     - Ха! - фыркнул старый Том со своего сиденья в двуколке. - Чтобы этот - да не набедокурил? Вот уж не верю!
     Профессор уселся на подушку рядом с Томом, тот взялся за вожжи, и двуколка покатила прочь. На лестничной площадке, рядом с миссис Минидью, стояла и глядела им вслед Лаура Дейл - губы сурово поджаты, в серых глазах глубокая сосредоточенность. Что за мысли бродили в голове у девушки, отчего лицо ее превратилось в застывшую каменную маску? Что за сцены, канувшие в далекое прошлое и однако же в памяти по-прежнему живые и яркие, проносились перед ее взором, устремленным в беспредельную даль? Некое предположение у меня есть - догадка, не более; так что на данном этапе моего рассказа пусть просто догадкой и остается.
     За время недолгого пути по промозглым, полутемным улицам никто не проронил ни слова. Ни профессор, ни Том в час столь ранний особой разговорчивостью не отличались. Перестук колес эхом прокатывался по безмолвным бульварам; цокот Мэггиных копыт разносился в морозном воздухе звонко и отчетливо. Начинало светлеть, первые слабые проблески дня уже обозначились в серебристо-серых очертаниях холмов и зданий.
     Крапчатая кобылка резво несла седоков по пустынным аллеям в направлении цепного моста, и вот наконец двуколка выехала на Мостовую улицу и остановилась у конторы пассажирских карет. Участок улицы непосредственно перед изрядных размеров деревянно-кирпичным, оштукатуренным зданием освещали масляные фонари над окном. На стекле изображалась карета, стремительно влекомая четверкой горячих коней через некую вымышленную дикую пустошь. Над этой отрадной сердцу картиной красовалось одно-единственное слово: "Тимсон", выведенное цветистыми буквами. Мэгги, если спросить ее мнения на этот счет, безусловно, утверждала бы, что помянутые четыре коня вовсе не так прытки, как кажется, и что в погожий денек любого из них играючи обставит первая же кляча, и вполовину не столь резвая, как она.
     Резкий ветер расшвыривал палую листву. Профессор плотнее запахнулся в пальто и вышел из двуколки. Старик Том достал из багажного отделения дорожную сумку и последовал за хозяином в кассу - сырую, унылую комнату, стены которой были сплошь заклеены огромными афишами, рекламирующими маршруты и цены карет Тимсона. Весь центр комнаты занимала длинная деревянная конторка; по левую руку от нее в камине пылал желанный огонь. Конюх водрузил тяжелую сумку на стойку, а клерк - Тому он показался сущим юнцом - справился об имени профессора, уточнил номер заказа, выписал билет и наклеил на багаж ярлык.
     - Загружай! - закричал кассир, причем голос настолько зычный никак не вязался с конституцией столь хрупкой. Сей же миг в дверях в глубине комнаты возник носильщик - этакий здоровенный Геркулес с мускулами под стать арбузам. Он играючи подхватил тяжелую сумку и, развернувшись, скрылся за дверью, что, по всей видимости, вела на каретный двор. Эту небольшую подробность профессор предпочел уточнить, а также полюбопытствовал на предмет безопасности этого вида транспорта в целом. Клерк сообщил, что экипаж уже стоит во дворе, лошадей поят, кареты Тимсона вполне надежны и безопасны, а экипаж подадут минут через двадцать, не позже. Удостоверившись, что все в порядке, профессор распрощался со старым Томом, и конюх, притронувшись к котелку, выбежал из затхлой конторы в тот самый миг, как внутрь влетел доктор Дэмп.
     Невзирая на безбожно ранний час и весьма ощутимый холод, доктор выглядел, как всегда, великолепно, в своем щегольском пальто, наброшенном поверх темного бархатного сюртука, и с небрежно надвинутой на один глаз шляпой.
     - Привет, всем привет! - пропел он весело, изящно помахивая тросточкой. - Чудесное утро, не правда ли? А на улице-то свежо, еще как свежо! Чертовски полезно для сердца и кровообращения. Вы знаете, что тут через дорогу пряничная лавка? Я вот не знал. Жаль, что они еще закрыты. От чашечки кофе я бы не отказался.
     - Да, утро выдалось прохладное, - согласился профессор, согревая руки над огнем. - А уж рань-то какая!
     - Я давным-давно на ногах, - возвестил доктор, водружая на стойку саквояж. - Дэмп, - сообщил он клерку.
     - И впрямь промозглый денек выдался, - позевывая, отозвался юнец. - Ну, тут уж ничего не поделаешь.
     - Дэмп, - повторил вновь вошедший настойчивее. - Даниэль Дэмп, по профессии врач. У меня билеты заказаны.
     - Вы едете утренним экипажем?
     - Именно. Забронировал место в прошлую пятницу... вот, смотрите, - проговорил доктор, указывая пальцем на нужную строчку в списке заказов.
     - Вы правы. Вот теперь вижу, - промолвил кассир, скользнув взглядом по колонке имен. - Близкий друг мистера Гарри Банистера; тут даже это указано. Хм-м-мм. Звучит впечатляюще.
     Доктор одарил профессора Тиггза неописуемо многозначительным взглядом.
     - Загружай! - заорал клерк, а затем, обернувшись к доктору, с самым что ни на есть невинным видом осведомился: - А кто такой Гарри Банистер?
     - Отродясь о таком не слыхивал, - пророкотал голос от задней двери. Возвратившийся Геркулес подхватил докторский саквояж и понес его во двор, дабы тот составил компанию профессорской дорожной сумке.
     - Так вот, - проговорил доктор Дэмп тем самым снисходительным тоном, который сберегал для разъяснения пациенту какой-нибудь сложной медицинской подробности. - Мистер Гарри Банистер, да будет вам известно, один из самых выдающихся и блестящих представителей мелкопоместного дворянства. Он - выпускник такого прославленного учебного заведения, как Солтхедский университет, и в придачу к этому - весьма состоятельный джентльмен, владелец огромной усадьбы на вересковых нагорьях под названием "Итон-Вейферз". Вне всякого сомнения, вы о нем слышали. Мой друг и коллега, профессор Тиггз - вот он, собственной персоной, знаменитый профессор метафизики и член совета Суинфорд-колледжа города Солтхеда, - и я заказали места в экипаже в надежде с ним повидаться.
     - Но имени мистера Банистера я здесь не вижу, - нахмурился кассир. - Если вы рассчитываете увидеться с ним в карете, так он должен быть в списке!
     - Я вовсе не говорил, что мистер Гарри Банистер едет тем же экипажем, - пояснил доктор. - Я имел в виду, что мы взяли карету и едем к нему в гости.
     - Да ладно вам! - фыркнул клерк, махнув рукой. - Карету никто в гости не приглашает!
     - Послушайте, - промолвил доктор, немало раздраженный тем, что приходится иметь дело с такой непробиваемой тупостью в такой ранний час. - Вам, случайно, не известно, здесь ли тот, второй служащий? Тот, что будет постарше и существенно опытнее; тот, что бронировал места утром в прошлую пятницу?
     - А, этот, - протянул юнец, скорбно покачав головой и сочувственно поцокав языком. - Грустно. Грустно. Очень грустно.
     - Что вы имеете в виду?
     - Он смят и раздавлен.
     - Что?! Неужто попал под экипаж? Когда? Как это случилось?
     - Хуже, - снова поцокал языком клерк. - Он смят и раздавлен горем... оттого, что не является близким другом мистера Гарри Банистера.
     - Все понятно, - проговорил доктор очень медленно, подчеркивая каждое слово. Он уже вполне уверился, что мозговые полушария молодого болвана по большей части состоят из скисших сливок, если не уксуса. - Все понятно. Не поделитесь ли вы со мной вашим именем, любезный, - если, конечно, это не слишком вас затруднит?
     - Бриттлбанк, сэр. Только непременно его верните, как закончите. Уж таков закон.
     - А не будет ли нескромностью поинтересоваться, мистер Бриттлбанк, - проговорил доктор, краснея, - не присутствует ли, часом, нынче утром в конторе мистер Эйбел Тимсон?
     - Мистер Эйбел Тимсон? А это еще кто такой? - озадаченно хлопая глазами, осведомился юнец.
     Тут профессору, который прислушивался к этой беседе тет-а-тет с завороженным изумлением, заговорщицки подмигнули, и оба - и клерк, и профессор - дружно расхохотались. Доктор, только теперь осознав, что позволил водить себя за нос завзятому шутнику - при всей его молодости, здесь опыта кассиру было не занимать, - запрокинул голову и залился веселым смехом.
     Вот так и вышло, что звуки бурного веселья достигли слуха мистера Остина Киббла, едва сей в высшей степени серьезный молодой человек переступил порог конторы. Передоверив свой багаж господам Бриттлбанку и Геркулесу, он постоял у огня, не вступая в беседу ни с профессором Тиггзом, ни с доктором, если не считать учтивого приветствия и одного-двух скупых замечаний касательно удручающего вида конторы. Профессор, заметив неладное, коротко расспросил его, в чем дело. Ответ мистера Киббла свелся к невнятному бормотанию; дескать: "Прошу прощения, сэр... всю ночь глаз не сомкнул... диспепсия... разволновался в предвкушении путешествия... соседские коты..."
     Между тем, сверившись с часами, доктор Дэмп гадал про себя, не столкнулись ли остальные участники поездки с непредвиденной задержкой. Было без десяти шесть, а он отлично знал, что контора Тимсона славится своей пунктуальностью. Отъезд в шесть часов ровно означало отъезд в шесть часов ровно - и ни минутой позже. Доктор принялся расхаживать по комнате туда-сюда, то и дело приглядываясь к подробностям развешанных по стенам расписаний. Профессору тоже не сиделось на месте; заложив руки за спину, опустив голову, он бродил взад и вперед, наблюдая за тем, как ботинки его отмеряют шаг за шагом по усыпанному опилками полу. В контору заглянул газетчик, бодро восклицая: "Газетт", жентмены! "Газетт", жентмены!" - и был вознагражден монеткой из кармана профессора в обмен на экземпляр утреннего выпуска.
     Но вот доктор, стоящий у окна, внезапно просиял и бросился открывать дверь, впуская внутрь миниатюрную мисс Мону Джекc. Здороваясь, он приподнял шляпу, заодно поприветствовав и ее спутницу, каковую тут же и представили как мисс Нину Джекc - более высокую и бледную копию своей младшей сестры. Сопровождала их горничная в узорчатой шали и самом что ни на есть строгом капоре, весьма склонная к фырканью, хмыканью и суетливому поглядыванию по сторонам.
     Дамам представили профессора и мистера Киббла; так маленький отряд из шестерых путешественников впервые собрался вместе. Слуга внес кладь сестер Джекc и возложил ее на конторку; юный кассир вычеркивал из списка одно имя за другим, уделяя двум прелестным сестрам куда больше внимания, нежели оправдывалось необходимостью. Он выгибал брови, отпускал экспромтом остроумное замечание-другое, так и сиял улыбкой и эффектно наклонял голову то под одним углом, то под другим, при этом совершенно не замечая суетливую горничную, что не раз фыркнула и хмыкнула в его адрес.
     Что до нее самой, так горничная Сюзанна занималась главным образом мисс Ниной, то завладевая ее рукой, то поправляя на ней ту или иную деталь одежды, то нашептывая на ухо словечко-другое ободрения, в то время как сама мисс Нина держалась отчужденно, ни с кем не заговаривала и лишь встревоженно оглядывалась по сторонам. Так что мисс Моне Джекc пришлось выступать своего рода послом к той части отряда, что состояла исключительно из джентльменов.
     С колокольни церкви святого Скиффина донесся перезвон колоколов, возвещая о наступлении желанного часа, или, точнее, шести часов. Карета уже стояла во дворе, четверка запряженных коней нетерпеливо била копытами. Где еще недавно царила тишина, теперь поднялись шум и суматоха; Геркулес и его подручные сломя голову носились туда-сюда из конторы и обратно, загружая подлежащие транспортировке вещи в багажное отделение и в ящик под сиденьем кучера.
     - Шесть часов! - завопил стражник, как если бы священного гласа колоколов церкви святого Скиффина было недостаточно. - Поторапливайтесь, вы, там! Поторапливайтесь! Шесть часов!
     Одинокий пассажир империала, в пальто, в сапогах, при шляпе и шарфе - словом, закутанный с ног до головы, точно современная мумия - взобрался на козлы и устроился рядом с грудой клади. Остальные путешественники сели внутрь, сестры и суетливая горничная - с одной стороны, джентльмены - с другой. Стукнула подножка, лязгнули дверцы, и пассажиры оказались надежно заперты до конца первого этапа пути.
     Кучер взобрался на козлы. Сзади, на небольшой скамеечке в глубине, уселся охранник, поставив ноги на багажное отделение и разложив весь свой грозный, абсолютно необходимый арсенал - сабли, шпаги, рапиру и зловещего вида трехгранный кинжал - в пределах досягаемости руки. Между этими двумя устроился пассажир империала, сгорбившись на подушке, точно еще одна груда клади, и зарылся носом в шарф, как если бы уже уснул.
     Кучер снял скобу, скрепляющую вожжи, и взялся за кнут.
     - Ну же, Джимми, дай им воли! - рявкнул охранник сзади.
     Кучер кивнул подручным, что сдернули с лошадей попоны и отступили назад. Стражник протрубил в маленький витой рожок, возница слегка хлестнул кнутом переднюю лошадь в упряжке... Лязг, рывок, экипаж содрогнулся, стены конторы заскользили назад, и вот под прощальные крики подручных и Геркулеса восточный экипаж набрал скорость и с грохотом выкатился со двора.
     С виртуозной ловкостью кучер направил коней точно на восток вдоль реки, а затем на север по главному тракту - туда, где местность начинала повышаться. Темные, узкие улочки понемногу светлели: над миром вставало солнце. Вскоре дома и лавки, проносящиеся по обе стороны дороги, сменились более широкими панорамами полей и изгородей, прогалин и лощин, богато одетых лесом; знакомые городские окрестности остались позади.
     Мимо скалистых кряжей и исполненных дикого великолепия недосягаемых горных вершин с грохотом катила карета, запряженная четверкой лошадей. Путешественники уже приближались к окрестным нагорьям; дорога вилась между величественных дубов, петляла через одетые туманом леса, переходящие в вырубки. Внутри кареты, с тех пор как экипаж выехал со двора, не было произнесено ни слова. Профессор Тиггз, что в час столь ранний обычно разговорчивостью не отличался, уютно свернулся в своем углу и любовался проносящимися за окном пейзажами. В углу слева от него обосновался необычайно сонный мистер Киббл. Между ними восседал доктор, с жадным восторгом взирающий на каждое встречное дерево или куст, к какой бы разновидности они ни относились и в каком бы окне ни промелькнули.
     Сидящая напротив них мисс Мона делила свое внимание между лесистыми ландшафтами и удрученной физиономией мистера Киббла. Горничная Сюзанна, по обе стороны от которой восседало по сестре Джекс, откинулась на подушки и теперь флиртовала со сном. Рот ее открылся, точно торба, веки то и дело вздрагивали при попытках противостоять обаянию Морфея. Между тем мисс Нина, убаюканная мерным перестуком колес, склонила головку на плечо горничной и закрыла глаза; из-под ее капора в беспорядке выбивались завитки каштановых волос.
     Основываясь на собственном опыте, скажу: так оно и бывает с ранними экипажами. Поначалу вы во власти лихорадочного возбуждения оттого, что проснулись в нужный час - не слишком рано (ибо в противном случае чувствуете себя измученным и неотдохнувшим) и не слишком поздно (поскольку при таком раскладе можно смело спать дальше, ибо карета уже уехала без вас). Напряженность порождается именно необходимостью выбора. А когда вы уже проснулись, оделись и наконец-то добрались до конторы пассажирских карет, вас затягивают суета и суматоха, предшествующие отъезду. Но вот вы в экипаже, в пути - и почти сразу же кое-кто из пассажиров делается мрачным и сонным по мере того, как мерное покачивание кареты оказывает свое магическое действие, каковое, не могу не добавить, обладает куда большей силой, нежели любое известное человечеству расхожее снадобье вроде ромашки или валерианы. Искушению задремать противиться трудно, особенно когда снаружи полутьма и холод и год близится к концу.
     Мысли сродни этим, смею предположить, роились в голове мистера Киббла, по мере того как он размышлял над диорамой холмов и лесов, проносящихся за окном; сей достойный юноша еще не вполне оправился после потрясения, пережитого на некоем обдуваемом ветрами холме. То и дело за деревьями мелькали очертания щипцовой крыши или трубы какой-нибудь далекой усадьбы. Повсюду среди ало-желтых крон шныряли белки, заготавливая припасы к надвигающейся суровой поре. Унылые, хмурые дни зимы, конец очередного года, завершение очередного цикла... какие перемены в жизни принесет с собой цикл нового года? - гадал мистер Киббл.
     Все вперед и вперед катил восточный экипаж, неспешно взбираясь в пределы холмистых нагорьев. Вдали, на фоне неба, поднимались багряные горы, поросшие соснами и елями. Теперь перестук колес грозил подчинить своим чарам и профессора Тиггза, однако, выбрав путь активного сопротивления, он превозмог искус и сосредоточился на столбцах "Газетт".
     - Удивительное дело, - раздался голос, что, зазвучав после долгого перерыва, показался куда громче, нежели на самом деле. Помянутый голос принадлежал доктору Дэмпу, который явно решил, что теперь, с восходом солнца, ему самому и его красноречию должно воспрять, точно второму светилу в пределах кареты.
     - Что такое? - откликнулся профессор.
     - Да эти наши средства сообщения. Вы только подумайте, Тайтус. Еще совсем недавно до мест вроде "Итон-Вейферз" из Солтхеда было практически не добраться; разве что самые закаленные путешественники отважились бы на такое. А теперь вот мы мчимся себе по дороге ясным солнечным утром, перепархиваем от одного этапа пути к другому, впереди нас ждет отменный ночлег на уютном постоялом дворе, а завтра к вечеру мы благополучно прибудем в место назначения столь отдаленное! Ну, разве не потрясающе?
     Остальные закивали в знак согласия - все, кроме мисс Нины, чья головка по-прежнему сонно покоилась на плече горничной.
     - Когда я еще молодым студентом только изучал медицину, - проговорил доктор, давая волю языку, как кучер - лошадям, - я однажды надумал отдохнуть недельку в Фишмуте. А вы и без меня отлично знаете, что сегодня дорога от Солтхеда до Фишмута наезжена лучше некуда, раз - и уже на месте. Но в те времена... о, тогда путешествовали иначе! Никаких карет дальнего следования еще не существовало - прямо-таки ни одной. То были времена громотопов! До сих пор помню со всей отчетливостью, что за увлекательное, захватывающее приключение ждало меня среди погонщиков мастодонтов!
     - Да, мир был не тот, что сейчас; совсем иной был мир, это правда, - кивнул профессор, по всей видимости, тоже ударяясь в воспоминания. - О том, что сегодня мы воспринимаем как должное, в те времена и не помышляли.
     - В прошлом месяце в Солтхеде показывали мастодонта; мы с сестрой ходили посмотреть, - подала голос мисс Мона. - Вот ведь громадина: лохматый, рыжий, с длинным хоботом и изогнутыми клыками. Однако для существа столь крупного и могучего глаза у него на удивление выразительные. Они сияли, точно два зеркала, и мне вдруг померещилось, будто в них отражаются его самые сокровенные мысли. Не сомневаюсь, что это существо остро переживало свое унижение - свое падение, если угодно, - потому что, видите ли, мастодонт принадлежал одному из этих кошмарных бродячих цирков. Владельцы приковали его цепью к дубу и заставляли выполнять дурацкие, неуместные трюки на потеху зрителям. Это было почти жестоко.
     - По сути дела, только это беднягам и осталось, - задумчиво протянул доктор. - С тех пор как дороги расчистили и в обиход вошли кареты, спрос на караваны мастодонтов практически исчез. И очень жаль, скажу я вам. Кое-где осталось еще несколько выездов, но и они быстро исчезают.
     - Насколько я знаю, есть еще зверинцы, вот, например, в городе под названием Вороний-Край; там у них и несколько мастодонтов содержатся, - проговорил профессор. - Но, как вы совершенно справедливо заметили, мисс Джекc, зрелище